Андрей Воронин
Комбат. Олимпийский характер
– Да, конечно, – послышался испуганный женский голос. – Мы, как вы просили, проверили. Эта партия поступила из Сочи.
– Из Сочи? – удивился Рублев.
– Да, есть даже адрес. Сочи, улица Красная, дом пять…
– Спасибо, – кивнул Рублев.
Ангелина, которая, как оказалось, уже проснулась, и, очевидно, слышала весь разговор, вместо «С добрым утром!» спросила:
– Так мы что, все-таки летим в Сочи?!
– Но там же сейчас не сезон… – покачал головой Рублев.
– Ну и что! – сказала Ангелина. – Все равно интересно. Там же олимпийские объекты строят…
– Да, точно, хорошо, что вы мне напомнили, – кивнул Рублев.
Он не любил ехать, тем более лететь куда-то наобум, не будучи уверенным, что поездка принесет какую-то конкретную пользу. А тут практически все факты были не проверены и могли оказаться обычной уткой. Но там, в Сочи, у него было и одно конкретное дело, которое он, правда, откладывал на зиму. Хотел хоть раз в жизни совместить полезное с приятным и покататься на горных лыжах. Но если удастся все разрешить сейчас, кто запрещает ему зимой просто поехать покататься?
Рублев не стал делиться с Ангелиной, но он еще ночью сразу вспомнил, от кого услышал название строительной компании «Нью Сочи». Один из его бывших сослуживцев, как и он, майор, Алексей Пышкин, случайно встретив его в метро, похвалился, что его строительная компания, которая теперь называется «Нью Сочи», выиграла тендер на строительство одного из олимпийских объектов. Но, как ему кажется, кто-то там водит его за нос. И он сам летит в Сочи разбираться.
– До весны там зависну, буду контролировать каждый документ, каждый шаг. И ты прилетай. На лыжах покатаемся. И мне поможешь разобраться. Одна голова хорошо, а две лучше, – сказал на прощание Пышкин, пожимая ему руку.
Так что, хочешь не хочешь, нужно было заказывать билеты.
Глава 2
О том, что зачат он был под переборы гитарных струн в студенческом стройотряде где-то в Молдавии, Сергей Стычкин узнал, уже когда родители развелись. Мама, отлетая к своему новому бойфренду в США, прослезилась и призналась:
– Сереженька, самые счастливые дни и ночи были у меня в стройотряде, в Молдавии. Ты был зачат по большой любви. Ты бы слышал, как твой отец играл на гитаре!
И первое, что сделал шестнадцатилетний Сергей, как только мама улетела, отыскал в маминых записных книжках телефон отца, с которым мама и бабушка не разрешали ему видеться уже лет десять, созвонился с ним и встретился в парке у детских каруселей. Отец пришел на встречу с двумя бутылками чешского пива и, пожаловавшись на свою вторую жену-стерву, двоих или троих детей, которые у него все соки высосали, когда пиво кончилось, хлопнул вмиг осоловевшего Сережу по плечу и уверенно сказал:
– Помни, сынок, ты должен стать, как и я, химиком! Теперь химики в большом почете! И у нас, и за бугром. А за океаном хорошие химики вообще на вес золота, которое они же, кстати и химичат! А у нас… о, у нас теперь такое нахимичить можно! Если бы я не пил, я уже бы и своей стерве, и вам с мамой и коттеджи, и машины нахимичил… Иди, сын, на химфак. Но не пей! То есть нет, пей. Но только то, что сам, своими руками нахимичишь!
После того с отцом они больше не встречались.
И хотя бабушка, как и мама, которая время от времени позванивала и присылала к Рождеству и дню рождения подарки, хотели видеть его дипломатом, Сергей решил стать химиком. И даже не предполагал, что слова отца сбудутся так скоро. После второго курса он по конкурсу, как лучший студент и спортсмен, записался в стройотряд, который отправлялся на строительство олимпийских объектов в Сочи. Но назад в Москву вместе со всеми не вернулся. Позвонил бабушке и сказал, что устроился в Сочи на очень перспективную работу по специальности. Настолько перспективную, что уже имеет свою машину.
– А как же учеба? – поинтересовалась бабушка.
На что Сергей только неопределенно проговорил:
– Как-нибудь доучусь. Не в Москве, так в Сочи.
Больше никаких вестей от внука бабушка не получала. Но, поскольку он просил ее не волноваться, бить тревогу не стала и в передачу «Жди меня» не обращалась.
А произошло с Сергеем вот что. Сначала их отправили расчищать мусор на одну из строительных площадок. Во время перекура, когда большинство ребят действительно пошли покурить, Сергей по давней своей школьной привычке решил посмотреть, что находится за забором, откуда явно тянуло дрожжами. Кто-то даже пошутил, что там явно ликеро-водочный завод. Сергей отыскал в кирпичной ограде несколько выбоин, вскарабкался наверх и спрыгнул с другой стороны. Прямо перед ним стояли два длинных, похожих на склады здания. Когда-то белая штукатурка потрескалась и кое-где осыпалась, обнажив старую кирпичную кладку. Окон было немного, и располагались они высоко. Из нескольких торчали изогнутые жестяные трубы. Сергей не смог сдержать любопытства и, поставив один на один пару пластмассовых ящиков из-под бутылок, вскарабкался наверх и заглянул внутрь. Все, что он успел заметить, – это огромный чан, из которого выходила труба. Возле чана колдовало несколько человек в респираторах и белых халатах.
Однако больше разглядеть Сергей ничего не успел. Кто-то с силой стянул его с ящиков и, закрутив руку, потащил ко второму зданию. Скосив глаза, Сергей понял, что попал в руки высокого мощного мужчины, который тоже был в белом халате и респираторе.
– Эй, отпустите! Меня ждут! Люди! Помогите! – закричал Сергей.
Но мужчина только больнее сжал ему руку и хрипло гаркнул прямо в ухо:
– Заткнись, урод! А то счас на месте прикончу!
Дверь была не заперта, и оттуда тоже тянуло дрожжами или, точнее, самогоном.
Прямо при входе стоял стол, где за компьютером сидел довольно молодой подтянутый мужчина в белом халате, в очках и без респиратора. Он не спускал глаз с монитора. Вся остальная часть здания, очевидно цех, была отгорожена стеной и железной дверью.
– Вот еще один любопытный! – прохрипел схвативший его мужчина, не выпуская руки. – Сразу в чан его или разговаривать будете? Слышите, Степан Иллиодорович! Лазутчик у нас!
Сидящий за столом мужчина оторвал взгляд от монитора и с удивлением спросил:
– Это ты, Сергей?
Сергей узнал его еще по имени. Согласитесь, Степан Иллиодорович – довольно редкое сочетание. Именно так звали одного из их преподавателей. Степан Иллиодорович Крышкин вел у них практические на первом курсе. Потом говорили, что он уехал за границу. Встретить Крышкина здесь, в Сочи, в каком-то бараке, где пахло самогоном, Сергей никак не ожидал.
– Отпусти его, Краб, – приказал Крышкин и добавил: – А сам выйди!
Краб отпустил Сергея и, не скрывая раздражения и обиды, хлопнул дверью.
– Не знаю почему, но я действительно рад тебя видеть, – сказал Крышкин, окидывая Сергея каким-то приторно-сладким взглядом и пожимая руку, ту самую, которую только что скрутил ему Краб.
– Я вас тоже, – покачал головой Сергей и почувствовал, что краснеет.
– Каким ветром тебя сюда занесло? Это же режимный объект. Тут секретная лаборатория раньше была, – проговорил Крышкин, поглаживая Сергею ладонь.
– А теперь? – спросил Сергей, вырвав руку.
– А теперь здесь еще более режимный и еще более секретный объект, – обтекаемо сказал Крышкин.
– Самогон, что ли, гоните?
– Не совсем… Но ты не сказал: как ты сюда попал?
– Как-как, через забор перелез, – пожал плечами Сергей.
– Нет, я спрашиваю, как ты в Сочи оказался?
– Да стройотряд у нас. Олимпийские объекты строим.
– Понятно, – кивнул Крышкин и вдруг предложил: – А может, подзаработать хочешь?
– То есть?
– Ну, вместо стройотряда ко мне, в лабораторию?
– А что за лаборатория?
– Если согласишься сотрудничать, все расскажу и покажу. А если нет, то тебе придется все забыть. Таковы правила игры.
С этими словами Крышкин достал из ящика стола одноразовый шприц и ампулу с лекарством.
– Что это? – не понял Сергей.
– Так, одно безобидное американское лекарство. Стирает ближний слой памяти.
– Э не, подождите, – покачал головой побледневший Сергей, который жутко боялся просто любых уколов.
– Я жду, – холодно и жестко сказал Крышкин.
– А как мне своим сообщить, что я здесь остался?
– Домой позже позвонишь. А стройотрядовским, чтобы кипеж не поднимали, скажешь, работу нашел денежную. И остаешься в Сочи.
– То есть? А учеба?
– Если я скажу, какие тебе здесь будут платить бабки, ты забьешь на учебу. Лет через пять вернешься в Москву на белом коне. А захочешь – здесь, в Сочи, останешься. Поверь мне, нам, если все пойдет так, как планируется, любые бабки по карману будут. Мне сейчас по горло нужен помощник. А случайных людей я брать не хочу.
– Ну, не знаю, – пожал плечами Сергей.
– Ладно, в виде исключения, как своему бывшему студенту, я поверю, – сказал Крышкин, опуская шприц. – Сейчас Краб отвезет тебя в гостиницу или там общежитие, где вы живете, ты заберешь вещи. И уже отсюда позвонишь своим товарищам и скажешь, что остаешься работать на фирме. Только без глупостей, делать все так, как я сказал. Шаг влево, шаг вправо – и ты не жилец.
– Но чем вы хоть занимаетесь? – поинтересовался Сергей.
– Все расскажу, когда привезешь вещи, – отрезал Крышкин.
Они вместе вышли во двор, где прохаживался и нервно курил все еще разъяренный Краб.
– Краб, заводи машину! – командным голосом сказал Крышкин. – Этот студент будет у нас теперь работать.
– Кем? – не понял Краб, окинув парня оценивающим взглядом. – У него же мышца, как у младенца.
– Зато мозги хорошо варят, – хмыкнул Крышкин. – Он мне помогать будет. Так что береги его.
– А куда его везти нужно? – уточнил Краб.
– Там, где он теперь живет. Он покажет. Вещи забрать. Только следи, чтобы никаких звонков и случайных встреч. Зайдешь с ним в комнату, поможешь собрать вещи и сюда. Чем скорее, тем лучше.
Краб, как только ему сказали, что Сергей – ценный работник, перестал ершиться и, подогнав свой черный джип, вполне миролюбиво позвал:
– Садись, спец.
В общежитии, где жили стройотрядовцы, из ребят никого не было. Только уборщица, из местных, сосредоточенно мыла шваброй пол в коридоре. Краб, все время зорко поглядывая по сторонам, поднялся в комнату вместе с Сергеем. Сергей собрал в дорожную сумку все свои вещи и, вздохнув, покачал головой:
– Кажись, все, пошли.
Они спустились к машине. Но тут прямо им навстречу выбежал один из стройотрядовцев, Мишка по кличке Метеор.
– О, Серега! Ты куда? А я нашим так и сказал, что ты наверняка в общагу рванул. А они кипеж подняли. Девчонки вообще выдали, что тебя похитили. И выкуп требовать будут, – скороговоркой проговорил Метеор.
Ситуация, как говорится, была нештатная. И Сергей вопросительно взглянул на Краба. Но тот уже набирал эсэмэску на мобильнике. Как только пришел ответ, Краб с серьезным видом заявил:
– Сергея срочно вызвали в Москву. У него там проблемы. Он перезвонит.
– Серега, правда, что ль? – удивился Метеор.
Сергей, вздохнув, кивнул:
– Правда. Правда. Вишь, правительственный джип прислали.
– Ну, если так, то счастливого пути! – растерянно проговорил Метеор и, опомнившись, уточнил: – Так ты возвращаться не будешь?
Сергей снова вопросительно взглянул на Краба.
– Он вам еще перезвонит! – сказал Краб.
– Ну ладно… – растерянно промямлил Метеор.
Сергей сел в машину. И через несколько минут они, притормозив у ворот, въехали на территорию, как выразился Крышкин, режимного объекта.
Кроме двух похожих на склады зданий, в дальнем углу, среди деревьев, было еще одно, вполне современное двухэтажное строение, у которого они и остановились.
– Это наша типа общага, – сказал Краб, – спецы на втором этаже живут, а охрана на первом.
– А мне куда? – уточнил Сергей.
– Ты же, как я понял, спец, значит, на второй. Там один блок пустой, наверняка тебя туда. Сейчас шефу перезвоню. Уточню.
Краб набрал номер Крышкина, но тот почему-то не ответил.
– Ладно, – махнул рукой Краб, – можешь якорь тут бросать. А шеф потом, если что, скорректирует.
Сергей толкнул дверь, она была не заперта. В комнате стоял компьютер, две кровати, шкаф, журнальный столик и два кресла. На окнах висели жалюзи.
Поставив свою дорожную сумку на пол, Сергей повернулся к Крабу, который стоял у него за спиной, и спросил:
– А ключи здесь есть?
– Не-а! – покрутил головой Краб и добавил: – Здесь ни одни двери не запираются. И видеонаблюдение повсюду. Даже в туалете.
– Это еще зачем?! – возмущенно спросил Сергей.
– Тебе ж сказали, режимный объект. Все должны быть под наблюдением! Ну ты не парься, все пленки только охранник фильтрует. А потом, если ничего подозрительного нет, их уничтожают. Так что сколько у тебя в штанах сантиметров, мы не рассекретим! – сказал Краб и хохотнул.
– При чем тут это! – смутился Сергей.
Но тут у Краба зазвонил телефон. Крышкин говорил так громко, что Сергей все слышал.
– Ты, Краб, звонил?
– Да, привез я вашего спеца. Вот заселяю.
– Куда?
– Да здесь у спецов всего один блок свободный. Я его туда и привел.
– Ты его ко мне в номер сели.
– К вам? – удивился Краб.
– Возьми на вахте запасной ключ и отдай Сергею, – распорядился Крышкин.
– Ладно, – пожал Краб плечами и, отключившись, сказал Сергею: – Будет тебе и ключ, и люкс с джакузи. С шефом жить будешь.
– С шефом? Со Степаном Иллиодоровичем? – удивился Сергей.
– Да, у него кровать широкая! С голубым покрывалом! – сказал Краб и нехорошо хохотнул.
Вся правда этого нехорошего хохотка открылась Сергею в первую же ночь.
Когда он оставил вещи в номере, Краб отвел его к Крышкину, и тот провел для Сергея экскурсию.
Сначала они, надев белые халаты и респираторы, зашли в тот цех или, скорее, лабораторию, что располагалась за железной дверью в здании, где сидел Крышкин. Довольно просторное помещение было залито голубоватым светом. На вытянувшихся у стен столах со стеклянными перегородками стояли пробирки, колбы, большие стеклянные сосуды с трубочками и несколько компьютеров.
Несколько мужчин и женщин в белых халатах и респираторах ходили между столами и что-то записывали. В колбочках и сосудах все булькало, в трубочки выходил пар. Говорить в респираторе было неудобно. И Крышкин, время от времени поглаживая Сергею руку, кивал то в одну, то в другую сторону.
Когда они вернулись к его столу, Крышкин снял респиратор и гордо спросил:
– Ну, как? Как ты думаешь, чем мы занимаемся?
– Судя по запаху, – посапывая, проговорил Сергей, – чем-то спиртным.
– Спиртным занимаются спиртзаводы. А мы занимаемся элитным спиртным! Мы готовим новые, элитные сорта водки для будущей Сочинской олимпиады. И спонсирует это все теперь один из ведущих российских банков.
– Ого! – присвистнул Сергей.
– А что ж ты думал?.. – проговорил Крышкин, ласково поглаживая Сергею руку.
– А в другом здании у вас мини-заводик, что ли? – спросил Сергей, вспоминая то, что успел разглядеть в окошко.
– Что-то вроде того… – кивнул Крышкин.
– И что, может, даже уже продаете свою водочку?
– Да так, иногда… Бывает… – замялся Крышкин.
– Но сами-то хоть дегустировали? – спросил Сергей.
– Сегодня и ты продегустируешь… – сказал Крышкин и, опять ухватив и жарко пожав Сергею руку, добавил: – Мы вместе продегустируем.
Знал бы Сергей, что это означало…
Он помнил, что они вернулись в номер. Помнил, что принял душ и, накинув один из висевших в ванной комнате махровых халатов, сел в кресло у журнального столика, на котором стояла красивая, похожая на древнерусский терем запотевшая бутылка, правда, без подписи, был нарезан соленый огурчик, колбаска, сыр, стояли две рюмки. Бра заливало комнату зеленоватым светом. Играла приятная, мягкая, обволакивающая музыка. Крышкин тоже был в махровом халате и тапочках. Сергей почему-то очень хорошо запомнил его густо поросшую волосами грудь и ноги, тоже волосатые и жилистые. Крышкин молча разлил по рюмкам прозрачную жидкость. Они чокнулись и выпили. Но Сергей даже не помнил за что.
Проснулся он на той самой широкой кровати под голубым покрывалом. И с брезгливостью снял со своей руки ногу Крышкина, который почему-то спал вместе с ним.
Весь ужас того, что произошло ночью, Сергей понял, когда, чисто механически щелкнув пультом, включил телевизор. На экране разворачивалась непонятная, противная до безобразия любовная сцена между двумя мужчинами. Сергей не сразу даже понял, что это тайно снятые на камеру Крышкин и он сам, Сергей.
– Как это понимать?! – возмутился он.
– А как хочешь, так и понимай! – хмыкнул Крышкин, который, оказывается, нежась в постели, тоже смотрел на экран.
– Да за это под суд можно отдать!
– Можно. Но не нужно. Потому что теперь, если ты рыпнешься, диск с этой записью появится и у твоих родителей, и у твоих товарищей.
– Вы подлец! – закричал Сергей. – Вы преступник!
– Да, но умный подлец и умный преступник, – сказал Крышкин.
И только тут Сергей понял, что вся сцена была снята таким образом, что Крышкин в кадре демонстрировал лишь свое тело, а Сергей – узнаваемо до безобразия и свое лицо.
К осени Сергей свыкся и со своей работой, и со своим положением. Крышкин каждый месяц демонстрировал ему его банковский счет, куда аккуратно перечислялись немалые суммы денег.
Как понял Сергей, его функция заключалась в создании новых химических добавок к фирменному алкогольному напитку. Каждая из этих добавок активно влияла на одну из сфер головного мозга. И в результате после употребления алкоголя у человека активизировались или, наоборот, притуплялись те или иные функции.
В конце лета на территории их режимного объекта появилось еще одно наскоро построенное одноэтажное здание с решетками на окнах. И, как видел Сергей, туда завезли с десяток мужчин и женщин.
Крышкин называл их испытателями. И, как понял Сергей, именно эти люди, которые никогда не выходили из здания, и были главными дегустаторами.
А однажды ночью, выглянув в окно, Сергей увидел, как из барака испытателей двое охранников вынесли носилки с явно неживыми людьми.
Сергей понял, что эксперименты, за которые ему платят немалые деньги, более чем опасны.
Но ни Крышкину, ни Крабу, ни кому-либо из сотрудников ничего говорить не стал.
Самое поразительное было в том, что ему самому все меньше и меньше хотелось возвращаться в Москву. Еду им с Крышкиным приносили в номер. Одежду стирали в прачечной. За них убирали. К их услугам были любые фильмы и книги. Но иногда, проснувшись среди ночи, Сергей ясно чувствовал, что эта его апатия связана с употреблением помимо его воли каких-то психотропных препаратов, обостряющих ум, но притупляющих волю. И это приводило его в ужас.
Глава 3
Мария Казимировна Печкина с тех самых пор, как пришла работать в фирменный ликеро-водочный магазин продавщицей, с завистью смотрела на директора и зама, которые могли себе позволить (и все об этом знали) давать всем своим знакомым в качестве презента красиво упакованные бутылки спиртного. Просто брали, что им хотелось, хоть самый дорогой коньяк, хоть беленькую, и дарили.
Кто знал, что события так повернутся, что, как только начнется разбирательство того, откуда в фирменном магазине взялась паленая водка, ее назначат исполняющей обязанности не кого-нибудь, а директора. Теперь специальные люди делали анализ содержимого бутылок каждой новой партии. И как только один из ящиков новой, только что прибывшей партии «Моей Московской», разлитой в фигурные бутылки, похожие на расписной терем, проверили на качество, первое, что она сделала, – это взяла презент для своего нового знакомого Василия.
У них с Василием, классным шофером и автомехаником, было как в песне: «Он в разводе, и она разведена». Притом он был разведен уже целых два раза, и у него от разных женщин подрастало двое сыновей. Но роман Марии Казимировны и Василия только начинался. И такой замечательный презент был как нельзя кстати.
У Василия был брат-близнец Владимир, который постоянно подтрунивал над своим младшим на несколько минут братом, которого называл «малой». И хотя сам уже пережил две свадьбы и два развода, считал, что кто-кто, а «малой» Василий совершенно не разбирается в женщинах. Но Мария Казимировна ему понравилась. И у них планировалась встреча. Владимир тоже собирался прийти туда со своей новой пассией.
Новая женщина Владимира, Катерина, как и Мария Казимировна, была статной, полногрудой и ярко крашенной блондинкой. Взглянув одна на одну, они даже глазам своим не поверили, насколько были похожи. Правда, Мария Казимировна была в широкой юбке годе и ярко-красной шелковой кофте, а Катерина, которая, как сказала, тоже работала в торговле, в новом джинсовом костюме.
Встречались они у Василия на съемной квартире, которая находилась неподалеку от Казанского вокзала. Особой мебели в квартире не было. Но «сексодром», как Василий называл свой застеленный чистыми простынями широченный двуспальный диван, был расстелен.
– И для кого такое футбольное поле раскинулось? Или мы по очереди голы забивать будем? – хмыкнул Владимир.
– Можем и вместе! По-шведски! – подмигнул Марии Василий.
Та зарделась не то от уже выпитой рюмки, не то и впрямь от смущения.
Когда презент в фирменной, похожей на терем бутылке кончился, Владимир предложил:
– А давайте на пальцах выкинем. На кого выпадет, тот первым себе пару выбирать станет и на сексодром приземлится.
И выпало на него. И он долго стрелял глазами, переводя взгляд с дамочки в джинсовом костюме на дамочку в красной шелковой кофте, чем смущал женщин и выводил из себя уже изрядно захмелевшего Василия.
– А я двоих хочу! – сказал наконец Владимир и добавил: – Хочу и могу! Девчонки, вы как?! Готовы оседлать такого, как я, мачо?!
– Готовы!! – вдруг в один голос, как они думали, просто ради хохмы выкрикнули Катерина и Мария.
Но хохма оказалась более чем драматичной, можно даже сказать, трагичной оказалась хохма.
Василий тут же психанул и, хлопнув дверью, буквально выскочил из квартиры. А когда вернулся через каких-то полчаса, его было не узнать. Он сел на стол, попытался закусывать огурцами, но у него ничего не получилось. Василий вдруг побелел, упал со стула и забился в конвульсиях. А потом его начало рвать кровью.
Все испугались. Нужно было срочно вызывать «скорую». А вызывать «скорую» было страшно. Ведь все они были абсолютно пьяные. И без штрафа и оплаты лечения им не обойтись. А то еще, чего доброго, и милиция нагрянет.
Тогда не видать им своих у каждого уже насиженных теплых рабочих местечек как своих ушей.
– Может, пусть ляжет проспится… – предложила Мария.
– Если он заснет, то уже не проснется! – закричал Владимир и вдруг сообразил: – Мама! Надо позвать маму.
И бросился к телефону.
– Мама! Привет! – проговорил он в трубку, стараясь удерживать голос в тонусе, чтобы мама не догадалась, что он пьян.
Но маму было не провести.
– Что, опять назюзюкался?! Маму он вспомнил!
– Мама! Тут все более чем серьезно! – прокричал Владимир. – Приезжай к Василию. Ему очень плохо.
– Вы что, его напоили?! – возмутилась мама. – Ему же нельзя! Совсем, совершенно нельзя!
Мама тут же бросила трубку. В том, что она приедет, Владимир не сомневался.
– Мы тогда пойдем? – испуганно проговорила Катерина.
– Как хотите! – махнул рукой Владимир.
Мама, очевидно на такси, приехала буквально через несколько минут после того, как женщины, вызвав такси, ретировались.
Она бросилась к синеющему на глазах Василию и закричала:
– «Скорую»! Срочно!
– Мам, вызови лучше ты, – замямлил Владимир, – а то я, сама видишь, как бы не совсем трезв.
– Ты пьян, как и он! Но ему же вообще пить нельзя! Он же закодирован! – закричала мама, плеснув в лицо Василию минералкой, тем самым пытаясь привести его в чувство.
Потом она схватила телефонную трубку и, набрав номер «Скорой помощи», закричала:
– Немедленно! По адресу…
Владимир поспешил назвать адрес.
– У мужчины явное химическое отравление.
Когда приехала «скорая», они, увидев, как выворачивает Василия, не стали даже писать, что он пьян.
– Если напишем, что пьян, с ним никто возиться не будет, а тут явная химия! – заметил молодой врач. – Наверняка какой-то гадости в подворотне налакался.
– Мы вообще-то пили за столом, и только фирменную. «Мою Московскую». И всем нормально. Только его так скрутило.
– Может, просто у каждого особая реакция, – предположил врач, выходя вслед за санитарами, которые уносили носилки с время от времени вздрагивающим в конвульсиях Василием. – Кому-то на желудок, а кому-то на мозги капает!
Мать поехала вместе с Василием в больницу.
В реанимации его едва откачали. Назавтра японский зонд показал, что и пищевод, и желудок, и даже кишечник у Василия обожжен до крови.
Двое суток его держали на капельнице. Но сказать, что появилась, как говорится, положительная динамика, было нельзя.
Тем временем следователь, который вел сразу несколько дел об отравлении москвичей паленой водкой, вел допрос с пристрастием.
И Мария Казимировна вынуждена была признаться, что попросту украла подарочную бутылку «Моей Московской» из проверенного химиками ящика.
– И нам же всем хорошо было, ведь правда? – проговорила она, растерянно оглядываясь на Владимира и Катерину.
Те кивнули в знак согласия.
– Мы все пили из одной и той же бутылки, – сказал Владимир.
– Так может, Василий выходил куда-нибудь? – уточнил следователь капитан Рожкин, который отличался среди коллег особой дотошностью.
– А, выходить выходил, да, – вспомнила Мария. – Он обиделся и выходил…
– Может, ему на вокзале, в подворотне какой кто налил какой гадости! – заметил Владимир, лучше других зная привычки своего брата.
– Надо у него спросить… – предложила Катерина.
– Если бы он хоть что-нибудь помнил! – раздосадованно проговорил врач. – Даже предположительно не скажешь, что, где, когда…
– И почем… – добавил Владимир.
– У него практически весь пищевой тракт сожжен, – проговорил доктор, – язва на язве…
– Но нам же вот ничего… – пожал плечами Владимир.
– Чего или ничего, вы узнать можете через несколько суток. Когда у вас вместо оргазма облом случится. Тогда вы не только на своей шкуре, но и на самом главном мужском достоинстве почувствуете, что такое паленая водка.
– А что, она, что ли, на это действует? – многозначительно проговорил Владимир.
– Она, бывает, на эти дела больше, чем на все остальные, действует…
– Ну дела… – покачал головой Владимир.
– Вон послушай, что умные люди говорят! – сказала Катерина, чуть подтолкнув Владимира задом.
– Отстань! – раздраженно отмахнулся Владимир.
– Ну, отстань так отстань… – обиженно хмыкнула Катерина и отошла в сторону.
– Имейте в виду, мы вашу бутылку водки «Моя Московская», ну, ту самую, которую вы, Мария Казимировна, из ящика вытащили, просто вынуждены будем провести по протоколу.
Мария Казимировна, похоже, растерялась и тихо заметила:
– Но она же вроде как нормальная была…
– Нормальная, ненормальная… Экспертиза покажет, – заметил следователь и добавил: – Мы все ваши продукты на проверку взяли: и колбасу, и огурцы, и даже хлеб.
– Хлеб? – удивился Владимир. – А минералку вы проверили или нет?
– И минералку проверим, и даже посуду… Такое серьезное пищевое отравление на пустом месте не бывает.
– Но почему же нам всем ничего, а он один в реанимации? – продолжал наступать Владимир.
– Разберемся, во всем мы разберемся… – заверил следователь.
В палату к Василию никого, кроме матери, не пускали. Она же, увидев посеревшее лицо сына, который все еще лежал в реанимации под капельницей, не сдержалась и зарыдала.
* * *
У следователя Рожкина была на этот счет своя версия, которую он пока что никому не озвучивал. Дело в том, что в тот самый день, когда отравился Василий, в арке у Казанского вокзала обнаружили труп бомжа, в руках у которого была недопитая бутылка «Моей Московской», правда, не в сувенирной, праздничной, а в обычной пол-литровой бутылке. И уже были получены результаты экспертизы. В бутылке был, мягко скажем, некачественный алкоголь, а проще – паленая водка.
Когда капитан Рожкин начал расспрашивать дежуривших на вокзале милиционеров, один из них признался, что заметил, как Татарин, как звали бомжа, направлялся в эту арку с двумя мужчинами. Один в военной форме, другой в сером свитере и домашних тапочках. Что-то подтолкнуло Рожкина (он сам иногда удивлялся своей интуиции), и он показал милиционеру фотографию Василия. Ведь когда тот разозлился на Владимира и выскочил на улицу, на нем действительно были серый свитер и домашние тапочки. И Василий вполне мог захотеть добавить, а поскольку он был уже выпивши, ему было совершенно все равно, с кем и где это сделать. Как ни удивительно, милиционер узнал его. Именно Василий действительно был третьим в компании Татарина и военного. То есть можно было предположить, что они сообразили на троих и Василий отравился той самой водкой, от которой погиб Татарин.
Бомж по кличке Татарин был хорошо известен местной милиции. Несколько лет назад его даже задержали по обвинению в соучастии в организации ограбления.
Были свидетели, которые утверждали, что именно Татарин подпоил и отвел на снятую на сутки квартиру возвращавшегося в часть из отпуска солдатика, которого назавтра нашла хозяйка съемной квартиры не только без денег, но и без его формы и без документов. Солдатик ничего не помнил и никого не узнал. Татарин свою вину напрочь отрицал. Но его отпустили, скорее всего потому, что он помог по наводке или просто случайно выйти на более серьезных преступников. И возможно, и теперь он тоже работал сразу на несколько фронтов.
Этим делом, как случайно узнал у одного своего знакомого капитан Рожкин, занималось ГРУ. В последнее время сразу в нескольких российских городах орудовала целая банда преступников. Они грабили солдат и офицеров и забирали у них документы и форму. Потом эта форма и документы использовались для провокаций на Кавказе и в других горячих точках. И действовал этот детонатор народного гнева безотказно.
Ограбят где-нибудь в дальнем горном селенье стариков или убьют с особой жестокостью, изнасилуют местную девушку, а на месте преступления находят убитого мужчину в военной форме российской армии, да еще с документами. Лицо, как правило, так обезображено, что не узнаешь. И так все обставлено, что сомнений не остается: российский военный и есть преступник. Случаи эти происходили в разных городах и селах, поэтому не сразу их свели воедино и поняли, что это провокации, за которыми стояли даже не местные боевики, а те, кому было выгодно поддерживать нестабильную обстановку в регионе. Ведь на каждый такой случай местное население реагировало адекватно. Зуб за зуб, кровь за кровь. Кровная месть. Раз русский солдат виноват, то мстили всем русским без исключения, порой не жалели ни детей, ни женщин, ни стариков.
Но один дотошный местный страж порядка, когда обратились к родственникам, а те сказали, что их сын, документы которого были у трупа, жив-здоров и только что звонил, спросил у них: «Может, терял он свои документики?» Выяснилось, не просто терял, а их у него вытащили. И теперь их сыну даже было назначено какое-то там наказание. Тогда милиционер проявил смекалку и проверил по Интернету еще несколько найденных у трупов при подобных обстоятельствах документов. И они тоже были утеряны или украдены. Как только эти сведения попали в ГРУ, там вплотную занялись расследованием этих дел.
