Андрей Воронин
Ночной дозор
– А товар Короедова? – переспросил мужчина с родинкой. Второй стоял молча, разглядывая носки грязных ботинок.
– Вывозите, но пусть сам разбирается, куда его складировать. Не найдет – в заливе контейнеры утопить. Но чтобы никто из наших в порту зря не крутился. Попадетесь ментам – вызволять не стану.
Наконец злость немного улеглась. Петров отдышался.
– Как мое поручение? – спросил он, глядя в лица то одному, то другому.
– Занимаемся, Федор Павлович.
– Откладывать это дело нельзя. Но все должно быть сделано аккуратно, чики-чики. С головы Малютина даже волос не должен упасть, ни одна пуговица на его одежде не должна поцарапаться. Только напугать. Но напугать так, чтобы он в штаны наложил.
– Постараемся. Специалисты у нас хорошие, свое дело знают.
– Не надо мне рассказывать про специалистов, не о цене договариваемся. Сделают, тогда и разберемся, хорошие они специалисты или нет. А ты, Боцман, потом Толику их поручи. Чтобы он твоих специалистов убрал, – вцепившись в воротник куртки бандита пробурчал Петров. – Ты меня понял?
– Чего ж не понять, дело яснее ясного.
– Ну, смотри у меня!
* * *
Еще три дня лил дождь, и потом, словно специально, окончился как раз в день похорон капитана Федосеева. Хоронили его за городом, на небольшом сельском кладбище, рядом с дедом и отцом. Так захотела жена.
Малютин, хоть и был занят по горло, понял, что не поехать не сможет, совесть не позволит. Как-никак, человек действовал по его поручению, и он в какой-то мере ответственен за его гибель. Но на этот раз Малютин твердо решил, что выступать не станет, хотя все ждали, когда он подойдет к гробу и скажет прощальные слова.
Дольше всех говорил полковник Барышев, и Малютин слушал его речь так, словно бы говорил сам. «Да, чувствуется, что человек говорит на похоронах уже не в первый раз. Как лектор, который ездит с одной и той же лекцией по разным аудиториям и уже выучил ее наизусть».
Тем не менее, он был благодарен Барышеву, во-первых, за то, что тот избавил его от необходимости выступать, а во-вторых, за то, что сумел посмотреть на себя как бы со стороны. «Больше на похоронах выступать не стану, – решил Малютин, – лучше сделаю все, чтобы найти этих сволочей-убийц».
Он на пару секунд подошел к разверстой могиле и бросил туда горсть земли – сухого желтого песка, который почти беззвучно исчез в глубине ямы.
И вновь Малютин решил отложить разговор с женой на завтра. Так уже случалось не первый раз: он возвращался домой усталый, злой, понимая, что не сможет спокойно поговорить, сорвется и начнет кричать. А семья, в общем-то, ни в чем не виновата, он сам согласился занять эту должность, прекрасно представляя, что его ждет в будущем.
Заснуть он не мог очень долго, а проснулся с тяжелой головой, словно с похмелья. Сидел на кухне, рассеянно слушая радио. Новости казались ему пустыми, он лишь отметил, что никто не вспомнил о гибели капитана Федосеева. Значит, журналисты сдержали свое слово, значит, его еще уважают, значит, в слово, данное им самим, верят.
Малютин оделся и посмотрел на часы. «Еще успею выпить кофе, может, голова перестанет болеть».
Поглядывая в окно, он выпил чашку кофе, за ней другую. Но машина в положенное время у подъезда так и не появилась. «Черт его знает. Что случилось? Может, из гаража не выехал?» Опаздывать Малютину не хотелось. На самое начало дня он назначил две встречи, а к двум часам самому предстояло нанести визит к губернатору. Губернатор требовал отчета, почему люди Малютина почти парализовали работу порта. Жалобы на него поступали со всех сторон, Петров и Короедов постарались. Звонили и жаловались на него пограничники, таможенники, автомобилисты, железнодорожники, владельцы оптовых рынков. Выходило, что Малютин делом не занимается, а только мешает работе огромного предприятия и лишает казну поступлений. Предстояло сегодня убедить губернатора в том, что расследование продлится совсем недолго, может, недели две-три, и вскоре порт заработает на полную мощность.
Малютин позвонил в гараж и, к своему удивлению, узнал, что машина выехала, как всегда, вовремя и по всем расчетам должна уже стоять у подъезда.
– Я могу связаться с водителем, – предложил диспетчер.
– Я и сам могу ему позвонить, – рассеянно ответил Малютин.
«Подожду еще минут пять и позвоню Алексею», – так звали водителя.
* * *
Алексей приехал в гараж на своем стареньком «Рено». Машину поставил на обычное место, и поскольку оставалось еще минут десять свободного времени, поболтал с другими водителями, обменялся новостями.
В бывшем обкомовском гараже за последние годы многое изменилось, на место «Волг» пришли «Вольво», «Мерседесы». Но Малютин, когда его назначили на должность, лишь один раз проехался в «Мерседесе», а потом настоял на том, что будет ездить на «Волге», чтобы не вызывать лишних кривотолков. Поэтому Алексей чувствовал себя немного ущемленным.
Это раньше «Волга» была престижной машиной, теперь же в потоке других автомобилей она выглядела, как раньше «Запорожцы» – ни тебе вида, ни важности. О том, что на машине ездит большой начальник, свидетельствовали лишь номера, начинавшиеся с двух нулей, и антенна радиотелефона, укрепленная на крыше.
Алексей выехал из государственного гаража в хорошем расположении духа. «Наконец-то кончился дождь», – думал он, глядя на просветлевшее небо.
Проехаться от гаража до дома Малютина он бы мог даже с закрытыми глазами: знал каждую выбоину в асфальте, каждый люк. Он проезжал здесь каждый день в одно и то же время. Малютин отличался пунктуальностью.
Гаишники все машины из бывшего обкомовского гаража знали, как говорится, в лицо и останавливали чрезвычайно редко, лишь за тем, чтобы предупредить о перекрытии улиц или ремонтных работах.
Миновав светофор, Алексей прибавил скорость. Дорога здесь была широкой и шла под уклон, спускаясь под путепровод. На этом участке все машины разгонялись, чтобы затем, не сбавляя скорость, выскочить на горку. Это место любили и гаишники, зная, что водители постоянно превышают здесь скорость и штрафовать в этом месте – милое и доходное дело. Однако устраивали засаду здесь лишь по вечерам.
Гаишник возник абсолютно неожиданно, рядом с красными «Жигулями», словно именно эту черную «Волгу» он поджидал. И если бы не реакция водителя «Волги», то она проскочила бы мимо машины гаишника.
Алексей нажал на педаль тормоза. Лицо лейтенанта было злым.
– Нарушаете! – воскликнул он.
Алексей хотел сказать, что он спешит, но тот вдруг улыбнулся:
– Это что, машина Малютина? – козырнув, спросил лейтенант.
– Его, а то чья же?
– Можно вас на минутку?
– Что такое, лейтенант?
– Простая формальность. Давайте пройдем в нашу машину.
Алексей выбрался из кабины, захлопнул дверцу и неторопливо, даже не захватив документы, направился к красным «Жигулям», в салоне которых сидел еще один лейтенант. На крыше красных «Жигулей» лежал радар.
– Я даже не сразу понял, что это за машина, замотался, – усмехнулся лейтенант, беря в руки радар и показывая экранчик дисплея Алексею. – Превысили все-таки!
– Бывает… Я, честно говоря, на спидометр не посмотрел.
– Если бы я видел номера, не стал бы скорость мерить. Присядьте, пожалуйста, – лейтенант стал вежливым и любезным, хоть прикладывай к ране. – Тут к нам сигнал поступил, что украли черную «Волгу», на которой один генерал из штаба округа ездит. Привык, чудак, к «Волге». Вышел недавно на пенсию и теперь на черной «Волге» сам за рулем ездит.
– Вот тут, – сказал второй лейтенант, сидевший в машине, – распишитесь и проставьте номер своей машины. Я понимаю, что если автомобиль два дня тому назад украли, то давно на запчасти разобрали, а не по городу на нем ездят. Но порядок есть порядок, для отчета нам нужно, чтобы видели – мы ни одной черной «Волги» мимо не пропустили.
Предложение лейтенанта выглядело абсолютно идиотским, с точки зрения профессионала. Но Алексей, во-первых, спешил, а во-вторых, прекрасно знал, что в ГАИ существует столько идиотизма, всяческих бумаг, что легче всего сделать то, что от него требуют, к тому же, он действительно превысил скорость. Значит, услуга за услугу: они забывают о превышении, а он подписывает ничего не значащую для него бумагу.
Ручки у него с собой не оказалось, лейтенант предложил свою. Та не писала.
– Василий, извини, дай твою ручку.
Лейтенант копался, хлопал себя по карманам. Наконец отыскал ручку, торчащую из прорези в приборной панели машины.
Наконец Алексей написал номер, расписался, проставил время. Занятый бумагами, он не заметил, как мужчина в спецовке с металлическим ящичком в руках, в каких обычно носят инструменты, присел на корточки позади его машины. Он действовал ловко и быстро. Прикрывая собой ящичек, он распахнул его, и сноровисто что-то прилепил к днищу «Волги». Уже въехав на горку, Алексей в зеркало заднего вида увидел, как двое гаишников садятся в красные «Жигули», а мужчина в спецовке и с ящичком в руках пересекает дорогу. Ему показалось, что мужчина направляется именно к «Жигулям», что именно его ждут гаишники. Но «Волга» Малютина уже спускалась с горы, и конец этой сцены Алексей наблюдать не мог.
Но он не ошибся. Мужчина и впрямь подошел к красным «Жигулям», сел на заднее сиденье. Машина развернулась и исчезла в одном из дворов.
Алексея встреча с гаишниками задержала ровно на пять минут, тех самых, которые определил для ожидания Малютин. Он уже готов был набрать номер, когда увидел под окном только что подъехавшую черную «Волгу».
– Вот и порядок.
Из спальни появилась жена, подала мужу портфель. Малютин вышел на площадку, сел в лифт, а жена, как было заведено, прильнула к окну, чтобы успеть помахать рукой мужу, когда тот будет садиться в машину. И тут произошел взрыв. Жена Малютина даже не услышала его, она лишь увидела все, как в немом кино, затем ощутила, как вздрогнул дом. И возможно, если бы не тройные стеклопакеты в окнах с противоударной пленкой, ей бы изрезало лицо осколками. Во всяком случае, в подъезде все стекла вылетели напрочь.
Взрыв и остановка лифта совпали. Когда створки лифта разошлись, Малютин увидел сорванную с петель дверь и яркий огонь, в котором лишь угадывался искореженный силуэт машины. Охранник, дежуривший у подъезда, лежал лицом вниз на ступеньках. Малютин на мгновение замер от неожиданности.
– Назад! – закричал второй охранник, выбежавший из-под лестницы, и толкнул Малютина вверх. В руках он сжимал пистолет. – Туда, Лев Петрович, быстрее! Наверх! Прижмитесь к стене!
Во дворе уже слышались крики. А через четверть часа двор был заполнен милицией, пожарниками, стояла машина «Скорой помощи». Жена трясущимися руками пыталась налить себе корвалол, с ней случилась истерика. Сам Малютин сидел на кухне мрачнее тучи.
Глава 2
День с утра не задался. И солнце светит, и дождя нет, и деньги появились, и голова не болит. А все не так, ничего не радует, словно разлита в воздухе звенящая тревога. Смотришь сквозь нее, как через тонированное стекло, как через запотевшие линзы очков, и сколько ни протирай их до зеркального блеска, ничего к лучшему не меняется. Только надел, и снова в глазах мерзкий туман, и слезы непроизвольно катятся по щекам.
«Чертовщина какая-то!» – держа в руках туфельку со сломанным каблуком, подумала Катя Ершова.
Очки она сроду не носила, разве что солнцезащитные. Зрение у нее было идеальное. Но про мерзкие нравы оптики Катя знала не понаслышке: как-никак, десять лет она профессионально занималась фотографией, сотрудничая с самыми разными издательствами, как здесь, в России, так и за рубежом.
Она сама удивлялась, как это ей удается до сих пор держаться на плаву, входить в дюжину лучших фотографов России? А среди женщин равных ей не было. «Ничего особенного, вроде бы, не делаю, снимаю то, что снимают все. Но получается у меня почему-то гораздо лучше. Может, у меня таланта побольше? А может, все это потому происходит, что, как говорят мои друзья и родители, мозги у меня набекрень? Хотя с мозгами у меня, вроде бы, все в порядке. А вот в делах сердечных мне патологически не везет. И, кстати, с каблуками тоже. Сколько раз обещала себе не надевать на деловые встречи шпильки! Надела бы, как всегда, джинсы, кроссовки, куртку, майку – и вперед. Угораздило сегодня респектабельно одеться, захотелось блеснуть. Было бы перед кем! Они меня не за каблуки и длинные ноги ценят, а совершенно за другое – за негативы, за фотографии, точнее, за свежие идеи».
– Черт бы меня побрал! – бурчала тридцатилетняя женщина, держа в руках туфлю и пытаясь приладить отломанный каблук, хотя прекрасно понимала, что сделать это не удастся.
Рядом с Катей Ершовой остановился молодой парень. Он осмотрел ее с ног до головы. Катя, как всякая женщина, взгляд мужчины почувствовала мгновенно. Она обернулась.
– Что, проблемы?
– Могу помочь.
– Вы сапожник? – нашлась Катя.
– Нет, я не сапожник, я компьютерщик.
– Компьютерщик? Тогда это не по вашей части.
Парень был приятный, может быть, чуть-чуть более нахальный, чем хотелось бы. Но идеалов в жизни не существует, совершенство бесконечно. Хорошую фотографию, как и хорошую картину, можно улучшать и улучшать.
– Так чем вы мне, собственно, можете помочь? – улыбнулась Катерина.
– Могу на руках отнести к своей машине, – широко улыбнулся парень.
– У меня дел невпроворот, до самого вечера, а тут еще этот каблук! И угораздило же меня…
– Что, туфли на каблуках надеть?
– Да. Не собиралась, но как-то так получилось.
– Наверное, на свидание спешили?
– Спешила, но уже опоздала, – Катя взглянула на часы, – и уже минут на пять.
– Может, вам помочь? Я на машине, – и парень провернул на указательном пальце ключ.
– Нет, спасибо, мне недалеко.
Катя сняла вторую туфлю и обе их протянула собеседнику.
– Что вы предлагаете?
– Свежее решение, – засмеялась Катя.
– Решения пока не вижу.
– Не сообразительный вы какой-то, хотя и предлагаете свои услуги.
– Я же вам сказал, я не сапожник, приделать каблук не смогу.
– Отломайте второй, что может быть проще?
Туфельки были дорогие, итальянские, ручной работы. Парень взялся за каблук и за подошву, но никак не мог решиться рвануть их в разные стороны, хотя силы на такое простое дело у него хватило бы с избытком.
– Да ломайте же, что вы медлите? Это вам не женскую руку ломать.
– Конечно, не руку, но жалко.
Каблук хрустнул. Парень проделал эту операцию с зажмуренными глазами.
– Вот, попробуйте.
– Что здесь пробовать? – Катя всунула ноги в туфельки, ставшие похожими на тапочки, посмотрела на каблуки, лежавшие на ладони у парня.
– Что с ними делать? – спросил он.
– Выбросить.
– Можно, я оставлю их на память, как талисман?
– Вы что, фетишист?
– Нет, не фетишист, но такое со мной впервые – чтобы каблуки женщинам обламывать.
– Обычно вы их нежно и ласково берете за руку, а не за ноги хватаете?
– Обычно я на улице не знакомлюсь…
Катя рассмеялась:
– Я тоже. А в общем, знаете что, если у вас машина недалеко. Я была бы вам благодарна. Если бы вы меня подбросили. Здесь, кстати, совсем близко. А то идти на этих обрубках.
– Понимаю, – парень нагнулся и взял в руки фотографический кофр, стоящий рядом. – Ого, какой тяжеленный! Что вы там, золотые слитки дюжинами по городу носите?
– Да нет, не слитки, а аппаратуру. А хорошая аппаратура всегда очень тяжелая, в ней много стекла и металла.
– Вы фотограф?
– Как вы угадали?
– С такими сумками либо операторы, либо фотографы ходят.
– А если я просто бутылки несу?
– Ну, это уж навряд ли. Пойдемте, – он подвел ее к машине, открыл дверь, помог сесть. Хотел было, поставить кофр на заднее сиденье, но Катя отрицательно качнула головой.
– Нет-нет, давайте его сюда, на колени.
– Так он же тяжелый!
– Это мое, я к нему привыкла и стараюсь из рук не выпускать. Вы исключение, да и то в связи с аварией, а так бы никогда.
– Вы, наверное, сильная, если такую тяжелую сумку таскаете?
– А я ее тяжести не замечаю, привыкла. Это уже стало частью меня, к сожалению, не лучшей.
Катя немного смутилась, смутился и ее спутник. Он пытался завести машину, не выпуская каблучки из руки.
– Да выбросьте вы эту дребедень или суньте их куда-нибудь, если жалко расстаться.
– Хорошо, – парень спрятал каблуки в ящик.
– Найдет жена – проблем не оберетесь.
– У меня жены нет.
– К сожалению? – спросила Катя.
– Может быть, и так, а может, и к счастью. Так куда едем?
– Вот здесь, через два квартала редакция журнала «Наше время».
– Вы в журнале работаете?
– Нет, я нигде не служу, я сама по себе. Свободный художник.
– Это хорошо. А вот мне приходится каждый день на службу ходить.
– Вы где работаете, если не секрет?
– Для вас это занятие не интересное, я работаю в одном солидном учреждении, занимаюсь компьютерным обеспечением.
– Наверное, в банке?
– Нет, не в банке, иначе ходил бы в костюме, при галстуке и с портфелем. А у меня, как видите, руки и шея свободны.
– Поехали, чего стоим?
– Сейчас чиновник проедет со своим сопровождением, и мы поедем.
По улице пронеслась «Волга» с тонированными стеклами и два «Джипа».
– Ездят, как понравится, – сказал парень, – будь они неладны!
– Не любите чиновников?
– А вы их любите?
– Обожаю. Я на них деньги зарабатываю.
– «На них» – звучит двусмысленно, – парень повернул ключ, и его «Опель-Омега» мягко тронулся с места, вливаясь в поток машин. – Музыку? – спросил водитель.
– Да нет.
– Что? Да или нет?
– Как хотите. У меня все равно голова другим занята.
– Вы замужем? Кстати, как вас зовут? Меня зовут Илья, – парень, повернув голову, посмотрел на сидевшую рядом спутницу.
– Вы лучше за дорогой следите. А меня зовут Катерина.
– Красивое имя, – отвесил парень вполне дежурный комплимент, – очень редкое.
– Вот, вот, туда, направо. А теперь налево.
– Здесь нет поворота.
– Для меня есть.
– Ну уж нет! – парень сделал круг, как предписывал знак и подъехал к стоянке, размещенной у входа. Припарковал машину и спросил: – Вы так и пойдете?
– Что вы имеете в виду, Илья?
– Обувь?
– Разве есть какое-то альтернативное решение?
– Можно пойти босиком.
– Нет, – сказала Катерина, – пойду так. Смотрятся они нормально, а о том, что сломаны, знают два человека – вы и я.
– Вас подождать?
– Если у вас есть лишнее время, то можете подождать.
– Вы надолго, Катя?
– Ну, не знаю. У меня две встречи.
– Час? Полтора? Два?
– Нет, что вы, Илья, минут сорок от силы. Я все дела решаю быстро, кроме личных, конечно.
– А что, в личных делах – проблемы?
– У меня, знаете ли, Илья, в личных делах всегда проблемы.
– По вам не видно, что у вас есть хоть какие-то проблемы, кроме сломанных каблуков.
– Вот с них, скорее всего, сегодняшние проблемы и начнутся. На встречу я опоздала.
– Что-то не видно, чтобы вы очень сильно на нее торопились.
– Не сильно я тороплюсь, – выбравшись из машины и приветливо махнув левой рукой, сказала Катя и заспешила по ступенькам.
Она сразу же направилась в кабинет художественного редактора. Даже сквозь стекло было видно, как клубится в кабинете дым, а стекло при этом, было тонированным и рифленым.
Катя постучала.
– Заходи скорее! Вечно ты опаздываешь!
– Можно подумать, ты волновался, будто я не приду. Здравствуй, – Катя нырнула в дым и поцеловала в щеку художественного редактора.
Ей показалось то, что казалось всем: художественный редактор Дмитрий Меньшов днюет и ночует у себя в кабинете, заваленном и завешанном всевозможными фотографиями. Компьютер был включен, и на экране монитора клубилась заставка – что-то очень похожее на сигаретный дым, висевший над столом.
– Ты бы окно открыл.
– Нельзя открывать окно.
– Это почему еще?
– Все со стола сдует, потом три дня собирать придется, и наверняка что-нибудь не найдется.
Катя засмеялась.
– Принесла? Хорошие снимки?
– Как всегда, плохих не делаю.
– Ну-ну, давай посмотрим, полюбуемся.
– Я забыла напомнить, они не только хорошие.
– Но и дорогие, – сказал Меньшов.
– Верно, ты экстрасенс, Дима, мысли читаешь прямо с ходу.
– Мне снимков-то надо всего два.
– Как это два!? – воскликнула Катя. – Ты же сказал серию! Я в лепешку, можно сказать, разбивалась, ползала на четвереньках, на спине валялась, делая снимки, а ты говоришь, только два? Кофе хоть угостишь?
– Вон стоит, я всего глоток из той чашки отпил.
– А чистой чашки, как всегда, нет?
– Как всегда, нет, ты угадала. Давай я возьму три, но снимки напечатают немного меньшими.
– Э, нет, так не пойдет! Я девкам на подиуме обещала, что их лица будут видны. Они специально два часа красились. А ты хочешь три на четыре напечатать и их этим удовлетворить. Они же нас с тобой разорвут и больше никогда у меня сниматься не станут.
– Ладно, не кипятись. Кстати, вот деньги, – конверт лег рядом с кофром. – Можешь не считать, плачу, как всегда, щедро.
– Сейчас узнаем границы твоей невиданной щедрости, Дмитрий.
Конверт оказался запечатанным. Разрывать его Катерине не хотелось, она помяла конверт пальцами и бросила в кофр.
– Катя, ты так деньгами швыряешься, словно тебе такие пухлые конверты в местах двадцати дают и все в долларах.
– Да у меня таких плательщиков, Дима. смотри, – и Катерина вытащила несколько конвертов, правда, все они оказались разорваны и пусты. – Видишь, сколько?
– Вижу. Ты, наверное, уже два месяца бумаги из кофра не доставала.
– Доставала, – Катя села в кожаное кресло, ужасно неудобное, холодное и жесткое, закинула ногу за ногу. – Может, сигаретой угостишь? Только пепельницу с бычком ко мне не пододвигай и не говори, что сделал из него всего лишь одну затяжку.
– Сигарет у меня, между прочим, в изобилии, а вот кофе больше нет, потому я тебе свой и отдал, от сердца оторвал. Негативы, кстати, где?
– Возьми, – из сумки выпорхнул конверт и лег на стол. – Чем ты тут сегодня занимаешься?
– Ты же видишь, курю, кофе пью, с такими, как ты, разговариваю, торгуюсь.
– Таких, как я, положим, больше нет.
– Это точно, – хмыкнул Дмитрий, – тебя одной на всех хватит в смысле работы и в смысле достачи.
– Что тебе еще надо?
– Ничего не надо. Почему ты спросила, уезжаешь куда-нибудь?
– Можно сказать, улетаю к карабасам-барабасам в камуфляже.
– Ой-ля-ля, – не удержался Дмитрий и схватился руками за голову, – ты что, с ума сошла? Тебе что, здесь работы мало или тебя на солененькое потянуло? Кровушки решила испить?
– Да нет, Дима, на зелененькое. Просто очень выгодный заказ, англичане предложили подскочить в Чечню на недельку. Они все оплачивают – билеты, суточные, командировку. Сказали даже, что взятки шариатским чиновникам и те оплатят.
– Сумасшедшая! Я всегда всем говорил, что Ершова – баба ненормальная, но не до такой же степени! Они же не люди, они звери.
– Брось ты! Нормальные люди, хорошие мужики. У меня, кстати, в Грозном знакомых куча.
– Живых? – саркастически усмехнувшись, спросил Дима.
– Живых, конечно.
– Я не спрашиваю, Катька, сколько тебе денег посулили, но, думаю, не очень много. И надо тебе свою молодую жизнь, свое красивое тело под пули подставлять! Что твой Варлам на это сказал?
– Он ничего не говорит, он не знает. И вообще, ему сейчас не до меня. Коллекцию клепает.
– Что-нибудь хорошее или опять космические мотивы его одолели?
– Нет, с пришельцами покончено. Свозил коллекцию во Францию и пролетел как фанера. Я ему говорила, что после фильма «Армагеддон» лучше с космической темой не высовываться. Какие бы у тебя девки раскрасавицы ни были, лысого Брюса Уиллиса им не переплюнуть. Хотя каталоги моделей одежды получились очень красивые.
– Но каталоги – это же не его заслуга. – Меньшов закурил очередную сигарету. – Если бы не ты, Катя, сидел бы твой Варлам в глубокой заднице, ему даже малиновые пиджаки шить никто не доверил бы. Кстати, поздравляю тебя с присуждением премии.
– Спасибо. Но это не премия, а приз.
– Какая разница?
– Премия подразумевает деньги, а приз – только признание.
– Я-то думал, ты возгордишься и от Варлама уйдешь.
– Ну ладно тебе, Дима, он свое дело знает, а я – свое. Вот и получается у нас симбиоз: он мне – я ему. Так сказать, друг друга продвигаем.
– Взаимно обогащаетесь, – игриво расхохотался Меньшов.
– Вот насчет обогащения – этот номер с Варламом туго проходит. Обогащаться можно с тобой, с англичанами, с немцами, а из него деньги не вытянешь. Он как только заработает, так все за долги отдает или в новую коллекцию вбухивает.
– Так ты точно решила ехать? – сквозь пелену дыма как-то мягко, по-дружески спросил Меньшов.
– Точно, Дима, назад дороги нет. Я уже аванс у англичан взяла.
– Аванс можно вернуть.
– Нет, вернуть нельзя. Деньги – они как песок: сжал в кулаке – высыпался сквозь пальцы, и ничего тут не поделаешь. Работаю, работаю.
– Ты бы лучше, Катя, отдохнуть куда-нибудь съездила на недельку.
– Вот и отдохну в Чечне. Там у них тепло, юг, как-никак, Кавказ, горы.
– К черту горы! Вообще, все это чушь. Прошлый раз ты какую-то дурь придумала, потом месяц лежала больная. Тебе этот репортаж из хосписа нужен был?
– Мне – нет, но заплатили за него получше, чем за девок. И кроме того, я не знаю ни одного солидного журнала, который бы из той серии хоть один снимок не напечатал.
– Да, не знаешь, где себе славу найдешь, а где ее потеряешь.
– Ладно, я побежала, а то меня молодой человек в машине ждет.
– Серьезно, молодой?
– Молодой, молодой, моложе тебя. И, кстати, чисто выбритый.
– Офицер, наверное? – расхохотался Меньшов.
– Нет, не офицер, компьютерщик. Я с ним минут тридцать назад познакомилась, он мне каблук отломал.
– Как? За ноги хватал?
– Очень просто: взял вот так и отломал, – и Катя руками показала, как Илья отламывал каблук.
Только сейчас Меньшов обратил внимание на ее искалеченные туфли:
– Ты что, действительно без каблуков скачешь?
– Действительно.
– Ну, ты даешь! Возьми мои кроссовки.
– Сорок шестого? – расхохоталась Катя.
– Ну, все-таки.
– Нет, спасибо, Дима.
– Хоть позвони.
– Ага, позвони. у тебя всю жизнь занято. Повесишь компьютер на Интернет, и до тебя не дозвониться.
– Ты звони вечером, когда поспокойнее.
– Вечером ты пьяный.
– Зато добрый.
– Мне это до сиреневой звезды. К вечеру, Дима, у тебя всегда денег нет, так что звонить не интересно.
– Да, Катька, к вечеру моя щедрость иссякает. У меня правило: как выпью, ключи от сейфа и машины глотаю, чтобы не было соблазна воспользоваться.
– Пока.
Дима постучал указательным пальцем себя по щеке, предварительно ее надув. Катя подошла и чмокнула приятеля в щеку. Дмитрий обхватил ее за талию и на несколько секунд задержал.
– Когда приеду, чтобы был выбрит.
– Ага, – сказал Меньшов.
– И при деньгах. Я поскакала.
Катя спускалась по ступенькам высокого крыльца. Она была абсолютно уверена, хотя сама не понимала почему, что Илья будет стоять и ждать ее возвращения. Так оно и оказалось. Илья помахал рукой, боясь, что она его не заметит. Только теперь он смог рассмотреть эту женщину как следует, и она ему понравилась, чего с ним не случалось уже давно.
Катерина распоряжалась своим новым знакомым так, словно это был если ее не муж, то, во всяком случае, младший брат. Не сказав ни слова, она села в машину, открыла кофр и вытащила из него конверт. Острым ногтем попыталась подцепить клапан. Но если Меньшов что-то делал, то делал на совесть: шов оказался крепче самой бумаги. Чертыхаясь, она криво оборвала край конверта и тут же испугалась, что случайно прихватила край купюры. «Нет, целы».
Катя заглянула одним глазом вовнутрь конверта, сжав его с краев пальцами. Затем, совсем не стесняясь Ильи, быстро пересчитала деньги. Их оказалось больше, чем она рассчитывала, но меньше, чем договаривались, и ровно за шесть фотографий, без премии за срочность.
– Молодец, Димка! – она сказала это так, будто Илья знал, кто такой этот Димка и почему он платит ей деньги. – Да, молодец, Димка, – повторила она, но уже немного с другой интонацией, словно Меньшов сидел у нее за спиной и мог видеть манипуляции с деньгами. – Живем!
– Куда теперь? – Илья тоже пытался интонацией подыграть ей. Это прозвучало так, будто он приглашал ее в ресторан или на чашечку кофе в небольшой уютный бар.
– По делам, – коротко ответила Ершова, указав большим пальцем поворот направо.
Когда машина тронулась, Катя, мило улыбнувшись, спросила:
– Я, кстати, не поинтересовалась: ты сегодня свободен?
– Машина свободна, куда хотите? Могу отвезти даже за город искупаться.
Катерина передернула плечами. Было прохладно, и одна мысль о речной воде заставила ее поежиться.
– Нет уж. Зато я занята, если мешаю, могу сразу же выйти.
– Куда ты пойдешь без каблуков?
– Я уже привыкла. Ко всему привыкаешь. А у тебя так бывает?
– Бывает. Значит, едем из пункта «А» в пункт «Б», – говорил Илья, выворачивая руль. – И где же этот пункт «Б» расположен?
– Рекламное агентство на улице Чаянова.
– Самое странное, что я знаю, где это.
– Ты же таксист, – Катерина вновь принялась рыться в фотокофре, перебирая конверты – пустые, уже без денег, и те, которые были с фотографиями. Им еще предстояло превратиться в деньги.
На пороге рекламного агентства Катерина невинно улыбнулась:
– Я не задержусь. Во всяком случае, исчезну не больше чем на час.
– Понятно, согласен.
Обернулась Ершова минут за пятнадцать. Она вручила конверт, а человек, отвечавший за фотоматериалы и знавший Катерину уже не первый год, сразу же вручил ей деньги.
– Ну, вот и все, с этими друзьями покончено. Едем дальше.
– В пункт «С»?
Пунктом «С» оказалось еще одно рекламное агентство, размещавшееся на первом этаже жилого дома. Теперь Илья мог видеть свою спутницу с тяжелым кофром, беседующую с женщиной за стеклом огромного, во всю стену, окна.
Катерина вернулась раздосадованной.
– Случился прокол, – сказала она, бросая в сумку конверт.
– Мало заплатили, что ли? – уже на правах человека, сведущего в расценках на профессиональные фотографии, спросил Илья.
– Заплатили за старое, а за новое. у них нет денег. Но пришлось оставить работу. Противно вот что: это агентство из всех, которые мы объехали и из тех, что еще предстоит объехать – самое богатое. А самые богатые, как известно, самые жадные.
– Если ты это знаешь, то к чему обиды?
– Хотелось решить сегодня все дела, получить все причитающиеся мне деньги, раздать долги. Кстати, к этому я еще не приступала.
– И что потом? – поинтересовался Илья.
– Заснуть спокойно. А утром – в аэропорт.
– И куда, если не секрет, на отдых?
– Можно сказать и так. Любая смена обстановки – это отдых. Выбирать не приходится, едешь туда, где платят деньги. И если мне платят их за бородатых мужчин в камуфляже и с автоматами, я буду снимать их.
– В Таджикистан?
– Нет, в Чечню.
Илья присвистнул и покосился на Катерину. Она совсем не походила на женщину, способную существовать в условиях войны. Но не походила лишь на первый взгляд. Теперь, когда Илья узнал ее немного поближе, то понял, что такая способна, если ей это надо, пройти сквозь стену и выжить в вечной мерзлоте, среди айсбергов и льдов. И сумеет это сделать не благодаря своей выносливости, а найдет такого лоха, как он, который сделает за нее половину работы. Будет погонять упряжку собак, а сама, укутавшись в мех и пригрев на животе кофр с аппаратурой, станет нежиться в санях и только покрикивать: «Быстрее, а то медведи уйдут!»
