Отстояв час в очереди в домоуправлении, где Сбербанку было выделено помещение для выдачи приватизационных чеков, Серафима Синичкина зашла в кабинет. В комнате было три стола, за которыми выдавались чеки. Опустившись на пустой стул перед одним из столов, Синичкина принялась копаться в сумке, ища паспорт.
– Сколько можно копаться? – злобно спросила ее выдававшая ваучеры сотрудница Сбербанка. – Не могли в очереди подготовиться? Нам нужно сегодня сотню чеков выдать, а вы задерживаете. Нам что, их обратно в сберкассу везти сдавать?!
– Не знаю, куда он запропастился, – принялась оправдываться Серафима. – Вот он, – радостно сказала она, вытащив паспорт из сумки.
– Двадцать пять рублей готовьте.
– Двадцать пять рублей, так много. За что?
– Приватизационный сбор, женщина.
Серафима Станиславовна никак еще не могла привыкнуть к новым ценам. Со вздохом библиотекарша вынула из кошелька сиреневую бумажку с Лениным, которая всю ее сознательную жизнь составляла больше четверти от месячной зарплаты. За прошедший год не менявшиеся раньше десятилетия цены и зарплаты выросли в десятки раз. Теперь Синичкина получала три тысячи рублей в месяц, но купить на них можно было гораздо меньше, чем раньше на девяносто.
– Инна Синичкина ваша дочь?
– Да.
– Почему она чек не получает? До конца декабря, наверное, выдавать будем, а потом все – пролетит ваша дочь.
– Она в Москву уехала, – горестно сказала Серафима, которой Инна только несколько раз звонила в библиотеку по межгороду и писала редкие письма. – А там разве получить нельзя?
– Если она там не прописана, а прописана здесь, как она получит? – то ли спросила, то ли утвердила выдававшая чеки женщина. – Территориальная комиссия подает нам списки, а мы им потом сдаем корешки от чеков с фамилиями тех, кого мы оваучерезировали. Пускай приезжает, а то две «Волги» не достанутся.
– А что, правда, две машины на него можно будет купить? – спросила библиотекарша, вертя в руках только что полученный ваучер.
– Три, наше правительство никогда не врет. Коммунизм обещали – построили, каждому человеку отдельную квартиру обещали – выдали.
– А я в том году получила, – скромно улыбнувшись, произнесла Серафима Станиславовна.
Ее слова взбесили сотрудницу Сбербанка, и она скрипучим голосом крикнула:
– Следующий!
Синичкина вышла из домоуправления, в ее советском паспорте синел оттиск штемпеля о выдаче приватизационного чека. Тротуары были припорошены снегом. Она направилась к расположенной неподалеку девятиэтажке, где она получила однокомнатную квартиру. Этот микрорайон назывался «Химический 2» и состоял из новых домов, построенных по программе «Жилье-2000». Находился он рядом со старым «Химическим» на бывшем пустыре. Квартира была хорошая: просторная, современной планировки, с большой кухней, не то что клетушки в «хрущевках» и «брежневках». Можно было жить и радоваться, если бы Инночка не сбежала из дома.
«Где же носит мою девочку? – думала Серафима Станиславовна, поднимаясь на лифте на девятый этаж. – Зачем мне эти хоромы, когда ее нет рядом?»
В этот вечер в кабинете директора комбината «Химсинтез» шли пылкие споры о приватизации предприятия. В кабинете присутствовали директор, его заместители, главный инженер, главный бухгалтер и курирующая этот вопрос от администрации области Ольга Петровна.
– Аукцион по приватизации нужно начать в конце января, – не поднимаясь со стула, поставила задачу Байсакова. – Вы должны стать первой ласточкой из крупных предприятий области.
– Зачем так спешить? – спросил Франк Адамович, должность которого стала называться замдиректора по сбыту и снабжению.
– Потому что нужно! – повысила голос представительница администрации. – Есть указания по срокам из Москвы.
– Иван Иванович, озвучьте наши планы по приватизации комбината, – обратился Сидоренко к главному бухгалтеру.
– Мы будем распределять акции между работниками предприятия в зависимости от стажа работы, – встав с места, начал главбух. – Не ниже двадцати девяти процентов нам нужно продать на аукционе за ваучеры.
– Управление государственного имущества и лично Анатолий Борисович просят, чтобы за чеки ушло пятьдесят процентов комбината, – вставила Ольга Петровна.
– Где взять такое количество этих ваучеров? – возмутился Иван Иванович. – Этот Чубайс понапридумывал всякой ерунды, а нам исполнять, причем в спешном порядке.
– Ваучеры возьмете у работников предприятия и членов их семей, – оптимистично настаивала Байсакова.
– Я считал, даже до двадцати процентов не дотягивает, – возразил главный бухгалтер. –Не все же работники чеки принесут, а заставить их мы не можем, демократия как-никак. Легче всего было бы распределить акции между работниками предприятия без всяких ваучеров, если уж так приспичило акционироваться.
– Иван Иванович, не мы рулим, а Москва, – урезонил своего бухгалтера директор. – Ты подумай, а куда девать бюджетников? Они что, школы и поликлиники должны приватизировать? Тогда надо будет вводить платную медицину и образование.
– Как я считаю, главное намерение правительства – не допустить, чтобы собственниками стали красные директора, – высказала свое мнение Ольга Петровна.
– А причем тут мы, Виталий Дмитриевич!? – открыл рот молчавший до этого главный инженер. – Мы своего Павлова еще два года назад убрали, – гордо сказал он, потому что на этой волне занял должность главного инженера. – А с правителями нашими полный маразм – загоняют людей сначала в колхозы, теперь в акционерные общества и сроки всегда три дня!
– Ты чем-то недоволен, Фролов?! – прикрикнула на инженера представитель областной администрации. – Хочешь опять в лакокрасочный цех мастером участка отправиться?!
– Я придумал, – сказал главбух. – Мы задержим декабрьскую зарплату, а выдавать будем только тем, кто сдаст свои ваучеры и членов семьи для приватизации нам.
– Вот правильное предложение, человек думает, а не ноет! – крикнула Байсакова. – Виталий, заканчивай совещание и пускай едут по домам, и думают, – по-домашнему распорядилась она.
Подчиненные ушли, и любовники остались одни в кабинете.
– Ты стал каким-то отстраненным, Виталик, – высказала претензию Ольга.
– Работы очень много, сама видишь – завал.
– Помниться, ты обещал жениться, когда мы станем равными по статусу. Прошло два года, а результата я не вижу.
– Сейчас проведем эту приватизацию и тогда с радостью, – кисло ответил Сидоренко.
В последнее время Виталий, ставший с помощью Байсаковой директором, начал ею тяготиться. Исполнять роль пылкого любовника становилось все труднее. Ольга начала превращаться для него из перезревшей вишни в испорченную. Перед его директорским кабинетом сейчас сидела юная девятнадцатилетняя нимфетка Света, которую он лично выбрал на курсах секретарей-машинисток. У Светочки было точеная фигурка, торчащие, а не отвисшие, как у Петровны, груди. Секретарша постоянно была в хорошем настроении, а не взвинченной, кричащей особой, как Ольга, мучавшаяся от гормональных качелей начавшегося климакса.
– Ты о чем задумался? – спросила снимающая документы со стола Байсакова.
– Я как-то устал.
– Ничего, мы по-быстренькому, – уселась на стол женщина и, скинув сапоги, сняла колготки с трусами. – Почему у тебя так плохо топят в кабинете? Ты директор или кто? Я дальше раздеваться не буду.
На Ольге Петровне оставался одетым костюм, состоящий из пиджака и юбки. Виталий неохотно встал и подошел к сидящей на столе любовнице. Расстегнув на ней пиджак и блузку, директор задрал бюстгальтер и увидел груди, висящие как уши спаниеля. В штанах мужчины ничего не зашевелилось. Он представил на месте Байсаковой юную секретаршу, но и это эффективное раньше средство не подействовало. Виталий принялся целовать увядающее тело стареющей любовницы.
«И что ей сегодня приспичило? – говорил он про себя. – День сегодня такой тяжелый выдался. Сейчас бы разложить на этом месте Светочку, и усталость как рукой бы сняло. Нет, ничего не поднимается, никаких эмоций».
Сидоренко повалил Ольгу Петровну на стол и задрал юбку. Перед его взором открылся оголенный живот, заросший снизу пышной, кучерявой растительностью лобковых волос.
«Как ты мне надоела», – подумал директор и приложился языком к клитору.
– О, Виталик, как хорошо! – застонала вцепившаяся ему в волосы женщина. – Еще, еще, а, а, а, – забилась она в оргазме. – Продолжай, не останавливайся, – последовало через несколько секунд распоряжение.
– Виталий Дмитриевич, вы когда домой пойдете? – спросила вошедшая в кабинет секретарша. – Все уже разошлись, – мямля продолжала она говорить заготовленную фразу, а глаза ее в изумлении расширились. – Ах! – крикнула Света и выбежала из кабинета.
– Как эта сука посмела без стука в кабинет заходить?! – приподняла голову Байсакова. – Уволь ее! Продолжай! Все удовольствие испортила.
Явление секретарши окончательно испортило директору «Химсинтеза» и так неважное настроение. Он, уже больше не надеясь, что его детородный орган встанет, довел Ольгу еще несколько раз до оргазма языком.
– А как же ты? – спросила получившая удовольствие женщина.
– Я устал, замотался, на комбинате завал сплошной. Поставщики требуют бартера, покупатели хотят расплатиться деньгами, а платежи на несколько месяцев задерживают. Инфляция за это время эти деньги сжирает.
– Потребуй предоплату.
– Пробовал – не берут, комбинат начинает работать на склад, а оплачивать поставки газа и электричества надо, людям зарплату платить тоже надо.
– Это рынок, дорогой, вписывайся. Вся страна этого хотела, а не жить по плану, какой в Госплане написали. Это все текучка, давай лучше о главном поговорим. Я весной решила идти на губернаторские выборы.
– Зачем? Поставили тебя на приватизацию и сиди на жопе ровно.
– В России ни одной женщины главы региона нет, я хочу стать первой.
– А если не удастся свалить нынешнего губернатора?
– Кураков слаб, у меня есть на него компромат, как он раньше с нетрудовыми доходами боролся.
– Поступай, как знаешь, – махнув рукой, сказал Сидоренко, подумав, что надоевшая любовница может сломать себе шею на выборах.
– Мне нужна поддержка «Химсинтеза».
– А как комбинат может тебе помочь?
– Во-первых, на перевыборную компанию нужны деньги, во-вторых, поддержка электората.
– Наша поддержка для губернаторских выборов – один процент максимум. Если ты хотя бы мэром хотела стать, тогда да, в городе мы – сила.
– Город – это мелко, я область хочу.
«Чтобы хотелка у тебя сломалась», – подумал Виталий.
– Хорошо, комбинат поддержит тебя двумя руками, – произнес он вслух.
– И это правильно, – проговорила она, одевая шубу, поданную Сидоренко. – Секретутку эту чтобы я больше не видела. Целуй меня, я поехала.
Директор вышел провожать свою любовницу в приемную. Как только она вышла, он посмотрел на уткнувшуюся в какой-то документ Светочку, из глаз которой на него капали слезы.
– Ты плачешь, моя девочка? Что случилось?
– Как что? – глотая слезы, вымолвила девушка. – Вы, вы у этой неприятной тетки там лижите, а потом лезете ко мне целоваться! – визгливо крикнула она.
– Ты не так все поняла, – взял за трясущиеся плечи секретаршу директор. – Пойдем покажу, как все было на самом деле.
Они зашли в кабинет, и Виталий Дмитриевич усадил юное создание на стол, где сидела Байсакова.
– Она тут была?
– Да, но она лежала.
– Хорошо, ложись, ножки подогни вот так и поставь на стол, – помогал Сидоренко секретарше в точности принять позу Ольги Петровны, руки его при этом нежно притрагивались к разным местам девичьего тела. – Она так лежала?
– Нет, на ней еще блузка и пиджак были расстегнуты.
Пальца мужчины начали умело расстегивать пуговки на блузке, ощущая через тонкую ткань нежную, как бархат, кожу девушки. В штанах у директора давно уже встало, еще когда он дотронулся в приемной до плеч плачущей секретарши.
– Юбка была вот так задрана? – приподнял Виталий на ней юбку до попы и рассмотрел белые трусики под черными колготками.
– А ноги у нее были открытые и волосатые.
– Как сейчас у тебя? – руки мужчины потянули колготки вместе с трусами вниз, оголяя лобок и ноги девушки без единого волоска.
– Так что вы там могли делать?
– Я осматривал ее, – руки директора задрали лифчик на Светлане и сжали ее бледно-розовые сосочки. – Она сказала, что у нее уплотнения на грудях и лобке.
– Вы что врач, Виталий Дмитриевич?
Девушки заюлозила попой на столе от прикосновения директорских мягких рук по ее коже. Поза юной секретарши была сверхсоблазнительна: вьющиеся длинные белые локоны разметались по столу, язык облизывал напомаженные алой помадой пухлые губы, расстегнутая блузка и задранный лифчик оголяли упругие груди и плоский живот, а собранные возле колен колготки – лобок, попу и ноги. Сидоренко закинул ноги девушки себе на одно плечо, быстро расстегнул на себе ремень, скинул пиджак и спустил брюки. Член мужчины опытным движением нашел вход во влагалище и легко проник во влажную расщелину.
– Виталий Дмитриевич, что вы делаете?! Ах, ах, ах!
Директор ничего не отвечал на вскрики секретарши, а продолжал, усиленно работая тазом, загонять фаллос в ее лоно. Виталий был очень возбужден видом юного тела девушки и тем, что наконец проник в него. Ощущая нарастающую сладостную истому, он вытащил пенис и оросил спермой девичью попку.
– Виталий Дмитриевич, но что у вас было с Байсаковой? – спросила пришедшая в себя Светочка.
– Ничего, я ее двоюродный брат, – придумал, наконец, что соврать, Сидоренко. – Ольге в больнице поставили онкологический диагноз, и я ее упросил посмотреть на места, где у нее обнаружили опухоли.
– Они есть?
– Да.
– Бедненькая, мне ее так жалко, – проговорила глупенькая секретарша.
– Кто у тебя был до меня? – строго спросил директор.
– Так, один парень. У нас с ним только один раз было.
– Тебе не понравилось?
– Я ничего не поняла, а он испугался крови, и мы больше не встречались.
«Сорвал целку и сдрыснул, – подумал Сидоренко, который сам так по молодости делал. – Ничего, я займусь твоим воспитанием, а суку Байсакову сам уволю. Надоела курва дальше некуда».