Андрей Зверев
Тёмные судьбы. Intro
Глава 4. Ангел
Сейчас
Последний мой «выход в свет» наделал много шума. Хоть и не сразу. Я, как обычно, оставил кое-что для полиции. Поняв, с чем имеют дело, копы стали копать. Дом жертвы был перерыт вверх дном, вся жизнь изучена под микроскопом. Естественно, они нашли и склад на окраине города, куда он привозил детей. Нашли и то, что от детей осталось. Трофеи.
Новость о том, что маньяк, виновный в десятках смертей, был убит – и то, как он был убит – стала сенсацией. Кто-то проговорился журналистам и о моём послании – знаке, который я иногда оставляю, отправляя в мир иной того, кто этого заслуживает. Маленькое белое пёрышко.
Вот это да! Ангел вернулся!! Снова вышел на охоту!!!
Газеты соревновались в броских заголовках, снова задавая всё те же вопросы. Кто такой Ангел? Как ему, чёрт возьми, удалось выследить очередное чудовище под маской благопристойного семьянина? И наконец, кто будет следующим? Некоторые спрашивали, когда же Ангел возьмётся за, например, Синдикат, продажных копов или грязных политиканов? В ток-шоу обсуждалось, благо несёт Ангел или его стоит пристрелить, как бешеного пса. На этот счёт мнения разделились. Но всё же моих сторонников было значительно больше.
Одна кинокомпания объявила о скором выходе сериала по мотивам. Забавно будет посмотреть. Интересно, кого пригласят на главную роль?
Самое время начать писать мемуары. Пусть когда-нибудь люди узнают правду. К тому же, говорят, авторы бестселлеров неплохо зарабатывают. Не то, что бы я сильно нуждался, но деньги лишними не бывают. Ангелам тоже нужно платить по счетам. Во всех смыслах.
С чего бы я начал автобиографию? Первые воспоминания детства, школа, непростые взаимоотношения с родителями? Быть может. Но так, в несколько лёгких штрихов. Уверен, моим будущим читателям это будет малоинтересно. То ли дело, с чего всё по-настоящему началось…
Двадцать лет назад
– Надо уходить, майор, – капитан Саммерс отёр пот с покрытого копотью лица, – их слишком много.
– Что с местными?
– Никого не осталось. Только что ушла последняя повозка с гражданскими.
– Это хорошо, – раскуриваю трубку, – но, боюсь, с отступлением не выйдет, капитан. Мы сможем уйти. Наверно. Но гражданские… Каратели нагонят их, без вариантов.
– Сэр, а как же приказ?! – встревает молоденький лейтенант. Никак не могу запомнить его имя.
– Спасибо, что напомнили, – киваю, выпуская в сторону лейтенанта струю дыма. Тот брезгливо кривится.
Час назад мы получили приказ отступать, тогда ещё не все мирные жители успели покинуть деревню. Мы собирали, подгоняя баб и мужиков, один обоз за другим. Я отправил с последней группой беженцев отделение с подрывником. Нужно ещё полтора-два часа, чтобы они успели перейти реку. Потом наши уничтожат мост. Подадут сигнал. Всё просто.
Час назад мы ещё могли уйти.
Я доложил ситуацию в штаб. Теперь нам обещали поддержку с воздуха и эвакуацию. Но опять же – минимум через два часа. Как-то так всё сошлось.
– Однако, приказ немного устарел, лейтенант. Ждём «птичек», – продолжаю как можно спокойнее. – Нам нужно продержаться ещё два часа. Только-то.
– При всём уважении, майор, – Саммерс смотрит мне в глаза, – батальон «Черепов» будет здесь через пятнадцать минут, от нашей роты осталась едва ли половина. Каковы шансы?
– Там женщины и дети, Саммерс.
– А что насчёт моих детей, майор? Я вообще-то рассчитывал к ним вернуться.
Несколько долгих секунд смотрю на него. Наконец Саммерс отводит взгляд:
– Твою ж мать!
– Всем построиться! – отдаю приказ. Вытряхиваю потухшую трубку. Убираю в карман, собираясь с мыслями.
Со всех сторон подтягиваются бойцы. Грязные, усталые, измотанные многодневными боями. Последние дни мало кому удавалось толком поспать. Враг почти не давал передышки. Зато мы увели гражданских. Почти тысяча жизней. Это чего-то да стоит.
– Собрать оружие и боеприпасы, занять позиции! Если кто ещё не в курсе, скоро здесь будут «Черепа»!
Короткий общий вздох. Кто-то закрыл лицо руками. Бледный лейтенант, который всегда морщился от табачного дыма, просит у Саммерса закурить.
– Да, ребятки, если вы думали, что тяжко было вчера – это ни хрена не так! Нам дали приказ отступать, верно. Мы ещё можем выполнить его. Вот только в этом случае нас попросту перебьют, как разбегающихся кроликов. Каратели слишком близко. Мы примем бой. Здесь, в стенах домов у нас есть шанс продержаться до прилёта транспортников, – я перевожу дыхание.
Все молчат. Похоже, никто не верит, что доживёт до «птичек». Я и сам не особо…
– Я не понял, а чего притухли, братцы?! – из толпы выскакивает сержант Линч, за глаза именуемый бойцами «Кабаном». Здоровенный под два метра ростом, с вечной недельной щетиной и перманентным перегаром, сейчас он выглядит жутко. Через левый глаз повязка из какой-то не очень чистой тряпки. Рана, кажется, до сих пор сочится кровью. Сержант, грязный, как чёрт, и такой же злющий, подмигивает мне правым оставшимся глазом. Сейчас этот единственный цвета малярийного болота глаз сверкает на чумазом лице, как чистейший изумруд в выгребной яме.
– Слыхали майора, бойцы? Отступать, значит, некуда, мать вашу! Занимаем дома, по два рыла в каждый. Работаем спокойно, как в тире, блять! Сами, значит, не высовываемся. Эти хератели-каратели только с бабами воевать горазды. А тёлок я здесь вроде не вижу!
Раздаются неуверенные смешки…
– Ну, есть среди вас бабы? – орёт Линч, вглядываясь в нестройные ряды, – Может ты, рядовой Хорёк? – обращается к бойцам по прозвищам, которые сам же им и раздал когда-то. – Или ты, рядовой Пупс?
Те усмехаются, качают головой.
– А может быть у тебя, рядовой Бомба, между ног не фитилёк, а мохнатая норка?
Раздаётся громкий смех.
– Сержант Линч, уверяю вас, что… – отвечает было интеллигентный Бомба, он же рядовой Блейк, поправляя указательным пальцем очки.
– Молчать, зародыши! – обрывает его Кабан, взрёвывая с новой силой. – Это был, мать вашу за ляжку, это самое… литрорический вопрос!
Взрыв хохота.
– Так-то лучше! – скалится Кабан. – Встретим наших «гостей» как следует, долбоклюи! Ну! По местам, чо встали?!
– Вы слышали! – говорю я. – Выполняйте. Скоро начнётся. Лейтенант, Саммерс, распределите бойцов!
Кабан поворачивает ко мне раскрасневшуюся морду:
– Сэр, простите, что влез… Просто, это самое… – начинает оправдываться.
Кабан, родной ты мой, спасибо тебе, дружище!
– Всё в порядке, сержант. Вы всё сделали правильно! – хлопаю его по плечу.
Он наклоняется чуть ближе, обдавая меня перегаром, и шепчет доверительно:
– Я знаю, что на самом деле правильно «риторический».
Натягивает каску и убегает.
Долго ждать не пришлось. Вскоре показались каратели, приближающиеся к деревне под прикрытием трёх броневиков.
Мы продержались. Дольше, чем было возможно.
Смертельно раненый Саммерс улыбается, указывая на красную падающую звезду вдалеке – выстрел из сигнального пистолета. Мост уничтожен.
– Они ушли, – его последние слова.
Лейтенант, чьё имя я никак не могу запомнить, заскакивает на бронетранспортёр, первым въехавший в деревню. Распахивает люк и бросает туда гранату, выигрывая нам ещё несколько драгоценных минут до прилёта «птичек». Спрыгивает на землю. Он почти успевает добежать до укрытия. Почти.
Сержант Линч расстреливает последний рожок и отбрасывает в сторону бесполезный автомат.
– С-с-сука! – поудобнее перехватывает сапёрную лопату.
У меня половина обоймы. Я успеваю уложить двоих, прежде чем затвор щёлкает вхолостую. Остался только нож.
Движение на улице, совсем близко.
– Твою мать, майор! – орёт Кабан, бросаясь в смежную комнату. Подальше от гранаты, только что брошенной нам в окно. Сейчас она медленно катится в мою сторону. Всё что я успеваю сделать – укрыться за перевёрнутым обеденным столом.
Глава 5. Ник
– Спасибо, что вытащил меня, дружище! – говорит Микки, делая глоток кофе.
Мы сидим в забегаловке неподалёку от полицейского участка, откуда я забрал его десять минут назад. Выглядит он неважно: тёмные волосы этим утром явно не встречались с расчёской, загорелое лицо сегодня какое-то непривычно-бледное и карие глаза на нём сейчас, как два жутких уголька мерцают опасным блеском; чёрный пиджак помят, белая рубашка уже не очень белая, грудь и ворот тёмно-красным забрызганы. Руки – это отдельная история – ему бы по-хорошему их врачу показать. Любому ясно: без лютой потасовки тут не обошлось.
– Я же твой адвокат, – отмахиваюсь. – Это моя работа.
– То есть, не будь я твоим клиентом – тебе было бы плевать, что старый друг томиться за решёткой? – улыбается Микки. С каждым глотком кофе его взгляд как будто становится всё нормальнее.
– Конечно, нет. Я бы очень переживал. Хорошо, что у тебя есть деньги. Потому что мчаться с утра пораньше, чтобы внести за тебя залог из своих кровных я не стал бы, – пожимаю плечами. – Сейчас не самый лучший период. А тебе только на пользу немножко посидеть-подумать над своими действиями и их последствиями. Не в первый раз твоя… хм, импульсивность – назовём это так – осложняет тебе жизнь.
Микки вглядывается в меня, склонив голову и слегка прищурившись.
– Да что мы всё обо мне? Я буду в порядке, как всегда. А что с тобой, Ник? В последнюю нашу встречу твои дела шли в гору. Что изменилось?
Я вздыхаю, вспоминая вчерашний разговор с Эммой.
– Давай, колись, – Микки легко меня считывает. – Я же вижу, что что-то случилось.
Наверно и вправду – выговориться не помешает.
– Я развожусь. Кажется. И, судя по всему, эта пи… кхм… – запинаюсь при виде приближающейся официантки с подносом в руках и продолжаю, уже когда она проходит мимо нашего столика, – эта прекрасная женщина обдерёт меня по полной. Дом она точно собралась забрать себе.
– А что у вас пошло не так?
– Ну, я слишком много работаю.
– Хм, ей бы тоже не помешало, – усмехается Микки, – для разнообразия.
– Теперь и я так думаю, – киваю в ответ.
– Но, дружище, может, оно и к лучшему, а? Отметишь тридцатилетие уже свободным человеком.
Я невольно улыбаюсь. Микки всегда так – в любой ситуации находит плюсы.
– К сожалению, не могу сказать с полной уверенностью то же самое о тебе. Если этот мужик… – заглядываю в блокнот, – Лерой Осборн, ага… Так вот, если Лерой не выкарабкается – скорее всего, ты покинешь нас на некоторое время за непредумышленное. Врачи пока что говорят: «Пятьдесят на пятьдесят».
– На этого мудака мне плевать, Ник. Главное, что Крис… – Микки не договаривает, делая очередной глоток кофе.
Когда я приехал, Микки уже знал: Кристина в порядке. Он уломал копов на второй звонок, в больницу. Там сказали: «Состояние стабильное», сказали: «Повезло».
– Слушай, – мой взгляд снова притягивают руки Микки – разбитые опухшие костяшки покрыты засохшей кровью, – не стану говорить, что у тебя не было причины, но почему ты не подумал о последствиях? Чёрт возьми, избить человека до полусмерти! Как ты себя называешь? «Консультант по безопасности»? Плохая реклама, мягко говоря. Не ожидал от тебя такого.
– Теперь буду называться «консультантом по опасности», – Микки устало откидывается на спинку стула. После бессонной ночи в полицейском участке он, должно быть, адски мечтает поспать. – Какого хрена ты хочешь от меня услышать, Ник? Да, признаю, я потерял контроль. Но… твою мать, это же Крис! И, богом клянусь, если бы она не выжила – я бы прямо сейчас пошёл и добил этого ублюдка!
– Надеюсь, ты не скажешь ничего такого в суде, – бурчу я.
– Нет конечно, просто… – Микки глубоко вздыхает. – Вспоминаю, как она лежала там с ножом в груди – и снова накрывает. Надо бы позвонить, узнать, когда можно её навестить.
– Вряд ли она уже готова принимать посетителей, – говорю. – А тебя в таком виде вообще нельзя к людям выпускать. Давай я отвезу тебя домой. Прими душ, выспись – потом всё остальное.
– Хорошо, мамочка!
***
– Слушай, а с чего это ты так быстро сдался? – спросил Микки, когда мы уже подъезжали к многоквартирному пятиэтажному дому, в котором он жил.
– В смысле? – не понял я, останавливая машину возле его подъезда.
– Я насчёт Эммы и вашего развода. Эта история с домом и вообще… С чего бы у неё это получилось?
Я объяснил ему ситуацию.
– Господи, Ник! – выслушав меня, потрясённо выдохнул Микк. – Может, мне стоит поискать другого адвоката? Кого-нибудь с мозгами, например? Как ты вообще подписался на такое?
– Всё нормально, я сам составлял тот договор.
– Чего? Ты совсем дурак?
– Люди совершают глупости, когда влюблены, – я пожал плечами.
Лучшего объяснения у меня не было.
– Сейчас ты тоже влюблён?
– Что? – меня передёрнуло. – Нет… Разумеется, нет!
– Тогда почему продолжаешь вести себя как идиот?
– Что ты имеешь в виду?
– Что ты за лесом не видишь деревьев! Удивительно, Ник, когда дело касается других, так ты всегда находишь варианты, как можно избежать неприятностей или свести к их к минимуму. Но вот встреваешь сам и превращаешься в дауна! Подумай хорошенько! Вспомни каждый долбанный пункт договора. Наверняка что-то есть!
– Ну… – я задумался. – Разве что, если бы она мне изменяла.
– Бинго! – щёлкнул пальцами Микки и уточнил. – А она тебе изменяла?
– Нет… я не думаю, что она могла бы… хотя…
– Давай, давай, – подбадривает Микки. – Вижу, что твои ржавые шестерёнки приходят в движение! Забудь о том, что у вас было! Забудь про чувства и прочие эти ваши любови! Ответь сам себе на простой вопрос: Эмма могла тебе изменить? Могла делать это регулярно последнее время?
– Да, – наконец отвечаю я, – но это не значит, что…
– Ваша честь, можно мне другого адвоката?! – перебивает меня Микки, –Мой, гляньте-ка, совсем ебанько!
– Ты хочешь сказать… – снова начинаю я и он снова меня перебивает.
– Когда вы спали с ней в последний раз, а?
Я молчу, собираясь с мыслями.
– А-а-а! Даже не говори! – выждав пару секунд, отмахивается Микки, – Вдруг это заразно!
– Допустим, ты прав, – медленно проговариваю я. Мысль о том, что последние месяцы Эмма очень ловко избегала близости сейчас кажется мне настолько же очевидной, насколько и болезненной. – И что мне делать?
– Тебе, мой друг, ничего делать не придётся. Доверь это профессионалам. Есть у меня надёжный человек с охрененным фотоаппаратом. Попасём твою козу несколько дней и что-нибудь обязательно нароем. Так что, пока не торопись с оформлением бумаг и веди себя максимально мило. Можешь даже намекнуть, что уже не особо жаждешь развода. Пусть расслабится.
– И сколько стоят такие… э-э-э… услуги? – поинтересовался я.
– О деньгах сейчас не будем, ладно?
Микки открыл дверь автомобиля и, прежде чем выйти, обернулся ко мне и добавил с усмешкой:
– Если мой человек ничего не найдёт, я с тебя и цента не возьму. Но если я прав – а что-то подсказывает мне, что я прав – просто пообещай мне аттракцион невиданной щедрости, о'кей?
Я кивнул.
Он вылез из машины и захлопнул дверь. Склонился к открытому окну.
– Чуть не забыл. Плюс расходы на лучшую фотобумагу и фотоплёнку, конечно же! В нашем деле качественные снимки – половина успеха.
Глава 6. Конни
Сейчас
Здесь и сейчас меня зовут Конни. Я работаю в одном из этих рестиков в деловой части города. Говорят, форма официантки мне к лицу. Смешно, конечно. Не так давно я могла услышать такое про удачно подобранную комбинацию из вечернего платья и драгоценностей. Особенно жалко было то колье из чёрного жемчуга, подарок княгини. Продала – куда деваться – как и прочие побрякушки, как только на другой континент, в новую, как я надеялась, жизнь шагнула. Стоило мне это недёшево, так что… Обойдусь, короче. Как и без других цацок, о прошлом напоминающих. Только бабушкин серебряный медальон всё ещё при мне. Мне он, по правде, всех тех безделушек вместе взятых дороже.
Здесь всё по-другому. Не скажу, что я в диком восторге от роли официантки. Но и такого, чтобы рыдать по ночам в подушку, проклиная свою нелёгкую долю, тоже не было. Разносить еду и убирать со стола грязную посуду было не трудно. Иногда, конечно, приходилось с улыбочкой выслушивать недовольные высказывания всяких козлов, но после трёх лет в так называемом высшем обществе – натурально, волчьей стае – мне было хорошо. Кажется, впервые за всю свою взрослую жизнь, с тех пор, как от бабушки во дворец переехала. Ха! А ведь тогда мне казалось, что вот она случилась – сбыча мечт! На самом деле ни фига подобного. Золотая клетка, как говорится, хоть и не сразу до меня дошло. Зато теперь я свободна. В этот раз – по-настоящему. Как же здорово – просто жить без вгоняющего в депрессняк бремени навязанной ответственности.
Очередная смена. Опачки! За столиком в углу сидит Ник, бумажки какие-то перебирает. Последний раз она заходил поздно вечером дня два-три назад. Слышала я краем уха, как его коллеги за обедом трепались сегодня, что он с женой развёлся, мол, крутила она за его спиной чуть ли не с каждым встречным-поперечным… Выглядит он, м-м-м, задумчивым, да… То ли грустит, то ли наоборот радуется – и не поймёшь. Интересно, он её до сих пор любит, жену свою бывшую, или всё – завяли помидоры? С женатым я бы ни за что связываться не стала, но раз он сейчас свободен, то… Тьфу, Конни, хорош хернёй страдать, у человека тут вся жизнь с ног на голову перевернулась, ёлки-палки! Засовываю свои девичьи грёзы куда подальше и бодро направляюсь к столику Ника.
– Добрый день! Рада вас, видеть, Ник! – лыблюсь ему во все тридцать два.
Ник поднимает голову от бумаг на столе. Рассеянный взгляд серых глаз немного проясняется. Ник проводит рукой, приглаживая светлые, чуть вьющиеся волосы. На губах появляется намёк на улыбку. Ему так идёт эта лёгкая небритость…
– Привет, Конни! – отодвигает бумаги в сторонку.
И есть в его негромком мягком голосе что-то такое, от чего меня словно волной тепла обдаёт. Надо же, до этого просто нравился, а сейчас, как развёлся – огненный огонь, не устоять! Так и до бабочек в животе недалеко, прости Господи! Всё потому, видать, что вроде как мои моральные принципы закрутить с ним запрещали только пока он женат был, а сейчас – вперёд, Конни, седлай коня, как говорится!
– Давненько вас не видела, у вас всё хорошо? – спрашиваю доброжелательно, вроде как обычная вежливость, но… надо ж почву прощупать: как там мужчина – готов ли к приятным изменениям в жизни или травмы прорабатывать ещё какое-то время планирует. Ник медлит с ответом, явно подбирая слова.
– Да как вам сказать… развёлся я! – просто отвечает наконец, откидывается на спинку стула и неожиданно расплывается в улыбке – настоящей и ни фига, прямо скажем, не грустной. – Так что уже всё хорошо!
Хм-м-м! Ясненько. Зелёный свет, значит… Но не будем спешить, Конни. Быстро ж только кошки… того самого…
– Ого! – говорю, как бы выражая одновременно и сочувствие, и радость. – Что ж, желаю вам найти поскорей настоящее счастье, Ник! – добавляю почти без намёка на флирт и очень даже по-дружески, как мне кажется.
– Спасибо, Конни, – отвечает тот.
Так-с, личная жизнь – это конечно, хорошо, но про работу забывать не стоит, Вон и Суслик из-за стойки уже поглядывает как-то недобро.
– Что будете заказывать?
– Пока только кофе.
Киваю. Прежде чем отойти, кладу руку ему на плечо. Типа, жест поддержки. Естественно так, само собой получилось. Он вскидывает голову, смотрит на меня снизу-вверх с лёгким удивлением. Что ли перебор?
– Простите, – лепечу, отрывая ладонь от его плеча и уношусь за кофе.
– Да ничего, – слышу немного растерянное вслед. И чую в этом «ничего-ничего» что-то ещё, кроме лёгкого замешательства… Радость? Или показалось? Ладно, война план покажет!
Возвращаюсь к столику Ника с его кофе. Только не чёрным, как обычно. Капучино сообразила, да ещё с приятностью. Сердечко в чашечке, в общем. Ставлю чашку перед Ником. Он глядит на неё секунду, потом поднимает голову:
– Благодарю, Конни. Так даже лучше!
Слова-то обычные, фраза дежурная. Но вот сказал так, что…
Короче, я его руку своей ладонью накрываю, смотрю прямо в глаза и слышу, как говорю, словно в каком-то фильме «пралюбофь»:
– Если захотите поговорить, Ник, я рядом.
Чёрт, в кино это как-то не так по-дурацки звучало. «Чего ты мелешь, дурища!» – ржёт моя внутренняя стерва. А Ник глазами хлопает так растроганно, мою руку сверху другой своей рукой накрывает и говорит, взгляда не отводя:
– Наверное, время сейчас не самое подходящее, Конни, но должен признаться: вы всегда мне…
– Конни! – орёт Суслик, начальник мой непосредственный, за барной стойкой целыми днями стаканы протирающий. Такой момент испортил, дуралей плешивый! Какое-то очень приятное мне, сердцем чую, признание Ника обрывается на полуслове. Зараза! Хочется подлететь к стойке и разбить об голову сусличью что-нибудь из только что им протёртого. Пивная кружка подошла бы изумительно. Но тише-тише, знай, Конни, своё место, не выходи из роли. Это на далёкой родине ты могла… Ах, да не важно.
Бормочу Нику:
– Мне надо бежать, – и подрываюсь с места отрабатывать чаевые.
Ничего! Не последний день живём. Если суждено – никуда твоё от тебя не денется! Так бабушка всегда говорила. Она вообще много чего говорила, конечно, бабулечка моя дорогая, но этим её словам очень хочется верить. Особенно сейчас.
– Так откровенно заигрывать с посетителями – некрасиво, – ворчит Суслик.
– А кто заигрывал? – хлопаю в ответ глазками. – Человеку, может, грустно. Решила, что не помешает пара тёплых слов.
– Ага, грустно, – ржёт в ответ. – Всю дорогу грустит, глаз с тебя не сводит.
Суслик, он такой – высоко сидит, далеко глядит.
– Да ладно? – говорю, а сама думаю: «Ага…Глаз не сводит, значит!»
А я-то замоталась совсем. Суслик, в общем-то не просто так орал, самый разгар у нас был – рестик набит битком. А Суслик, Тео то есть, и не такой уж козёл на самом деле. Хороший дядька. Сын Марио, который когда-то это заведение открыл.
– Ладно, больше не буду! – говорю. А сама пальцы за спиной скрестила, чтоб не засчиталось.
– Ну-ну, конечно! – Тео качает головой.
***
Смена заканчивается. Выходим с ребятами на улицу. Кто-то предлагает подвезти, но я отказываюсь, сказав, что хочется пройтись, подышать свежим воздухом.
– За день не находилась? – спрашивают.
– Да мне недалеко.
– И не страшно?
– А чего мне бояться, – смеюсь, – денег у меня нет, тра… – прикусываю язык. За такие шуточки бабушка бы по губам надавала.
Короче, иду, наслаждаюсь ночной прохладой, мысли всякие в голове кручу. Вон в ту арку пройти, а там через сто метров и мой дом. А тут – хоп! – какой-то прыщавый в чёрном худи и рваных джинсах ко мне подскакивает. В руках пистолетик поблёскивает в свете фонаря. Приехали! Ох уж это право на хранение и ношение! Никогда не нравилось. Ну да ладно. Мне-то шпиндик этот с пистолетиком не страшен. Но это мне, которую Катариной зовут, а вот Конни со страху обмерла. А от того, что у балбеса ручонки дрожат, ходуном ходят, ещё страшнее – а ну как дрогнет пальчик ненароком. И правильно, нечего из роли выходить, напоминаю себе-нам. Вдруг нашли, вдруг проверка это – не та ли я самая беглянка, которую люди Бальтазара шукают по всему белу свету? Короче, остановилась я. Дрожу. А этот мне: «Гони, – говорит, – сумочку!» В сумочке, понятное дело, кошелёк. Хотя мог бы и просто кошелёк спросить. Ну да ладно, ни кошелёк, ни сумочку не жалко. Не ношу я там ничего ценного, да и денег в кошельке всегда немного. Не столько, чтобы простая официантка вдруг жизнь за них отдать решила. «Держите, – говорю, – только не убивайте ради бога!» Пацан сумочку схватил, и, казалось бы, завтра выходной – самое время по магазинам походить, прикупить всякого, сумочку там новую, да ещё чего по мелочи. Но только вот этот гад глазастый ещё кое-чего заприметил. «На шее что?» – спрашивает, и пистолетиком, между прочим, в эту самую шею упирается.
«Ничего, – говорю, – ерундовая бижутерия, вашего драгоценного внимания не стоящая». А он мне: «Снимай, сучка!» Припирает к стенке и стволом бабушкин медальон поддевает. «Быстро, – шипит, – а то пристрелю нахрен!» А я чего? Да похрен уже, проверка-не проверка. Если да, то по медальону кому надо, всё поймут. Таких нет больше ни у кого. Я мысленно узор начинаю вырисовывать, чувствую, как тёмная сила во мне крылья свои до поры сложенные расправляет. Чувствую жар в груди. Вот и дурачок этот что-то понимать стал. А ну да, у меня ж сейчас глаза красным светятся. «Чо за хрень?!» – говорит, но не отступает. Тупость не приговор, конечно, но в этом случае… Я уже представила, как в воздух его подниму, да об стенку шмякну, как вдруг со стороны голос раздаётся: «Что тут такое! А ну-ка отойди от неё!» Голос мужской, знакомый. Слышу щелчок, с которым затвор у пистолета передёргивают, или с предохранителя снимают? Короче, в кино такое слышала. Блин, да что они тут все, как бешеные, с пушками шарахаются?! Босяк этот тоже, видать, услышал, только – от жадности своей неуёмной – не умотал сразу в дальние дали, а попытался медальончик мой сорвать. А жар-то погас уже. Потому просто руками оттолкнула. Тут он, гадёныш, и пальнул. Потом ещё один выстрел раздался, со стороны уже, то ли в воздух, то ли в молоко, но грабитель мой дёру дал. А я наземь оседаю, а в груди уже другой жар расцветает… И липкое что-то. Ага, кровь, конечно, чего там ещё быть может.
«Конни, бог ты мой! Надо вызвать скорую!» – Раздаётся надо мной знакомый голос. И глаза красивые такие, обычно светло-серые, а сейчас потемневшие и испуганные, таращатся с побелевшего от ужаса лица.
Ник, голуба ж ты моя!
Оспади-и-и, ну что ж так всё по-ебанутому выходит-то, а?
