Анита Лус
Но женятся джентльмены на брюнетках

Полная версия

Глава 8

Дороти так никогда и не научилась одеваться как следует, и когда все девушки носили розовое или голубое, Дороти обязательно выбирала что-нибудь ярко-красное, и джентльмены с первого взгляда понимали, что перед ними девушка, которая ни в чьей помощи не нуждается. Да, на красное джентльмены обращают внимание, но настоящий интерес у них вызывает только розовое и голубое. И вместо того, чтобы попробовать свести знакомство с каким-нибудь джентльменом, который поможет ей расширить свой кругозор, всю дорогу до Нью-Йорка Дороти слушала проводника, который рассказывал ей истории из жизни цветного населения Америки. Так что в Нью-Йорк Дороти прибыла, не сведя знакомства ни с каким джентльменом, который мог бы оказать ей помощь.

Но Дороти была исполнена уверенности в себе и даже не понимала, что выглядит не так, как другие девушки Самой серьезной ее ошибкой было то, что вместо того, чтобы упаковать вещи в небольшой чемоданчик или сумочку, Дороти все сложила в корзинку из броненосца.

Выйдя на вокзале Гранд-сентрал, Дороти отправилась по 45-й улице искать гостиницу и зашла в первый попавшийся отель Но швейцар только взглянул на ее корзинку и тут же ее остановил, сказав, что с животными в отель нельзя. Дороти ему объяснила, что это всего лишь чучело броненосца и вреда от него никакого. Но он ей сказал, что броненосцев в этом отеле отродясь не бывало, ни живых, ни мертвых, и кто она, собственно, такая, чтобы нарушать правила?

Дороти обожает спорить, поэтому она сказала, раз в этом отеле разрешены чемоданы из крокодиловой кожи, то за что же дискриминируют броненосцев? Но ей так и не удалось его переубедить, а поскольку вокруг них начала собираться толпа, Дороти пришлось ретироваться.

Следующим оказался отель для благовоспитанных дам средних лет. В вестибюле как раз находилось довольно много пожилых дам. Дороти повесила корзинку-броненосца на спинку стула и подошла к конторке, а одна дама как раз решила усесться именно на этот стул. Но тут она увидела броненосца и от ужаса упала в обморок. Когда недоразумение наконец выяснилось, портье мрачно посмотрел на Дороти и сказал, что свободных номеров нет. Дороти отправилась попытать счастья на 44-й улице. Я совершенно уверена, что она бы ни за что не нашла отеля, но судьба всегда помогает таким, как Дороти.

Потому что следующим отелем оказался «Алгонкин», где живут все знаменитые актрисы и кинозвезды, и Дороти подошла ко входу как раз в тот момент, когда в отель со съемок возвращались Бастер Китон со своей киногруппой, и они все еще были в гриме и костюмах. Так что когда Дороти вошла в отель, портье решил, что она тоже из киногруппы, и дал ей номер. А ошибку свою он понял, только когда все отправились ужинать. Но изгонять Дороти было уже поздно.

Спустившись к ужину, Дороти заметила, что на нее все смотрят. Как она рассказывает, она всех окинула суровым взглядом, давая понять, что неприлично так пялиться на девушку только потому, что она хорошо одета. Она гордо прошествовала в специальную столовую для кинозвезд и литературных знаменитостей, а метрдотель Джордж, увидев ее, настолько обалдел, что усадил ее за столик. Дороти заказала на ужин салат из омаров, салат из курицы и фруктовый салат и решила, что наконец-то стала Настоящей Дамой.

Дороти, как всегда, начала мило болтать с официантом и первым делом сообщила ему, что приехала в Нью-Йорк поступать в шоу «Шалуньи». Официант рассказал об этом метрдотелю, и когда знаменитости интересовались у Джорджа, что это за девушка, он рассказывал, что эта девушка решила, будто ее возьмут в «Шалуньи», и они очень смеялись. В конце концов о Дороти заговорил весь отель «Алгонкин». А за Круглым столом, где сидят знаменитые критики, смеялись больше всего. Потому что один из самых известных литераторов, сам мистер Питер Худ, пытался устроить в «Шалуньи» свою знакомую, которой действительно было что предложить. И он-то уж знал, как трудно попасть к мистеру Зигфелду на прием.

Эта знакомая была высокой брюнеткой а-ля русская княгиня, такая почти что женщина-вамп. У нее были черные волосы и черные глаза, выражение лица человека, настрадавшегося от большевиков, а еще она обожала огромные старинные серьги. Дороти говорит, надо отдать ей должное, она почти сумела доказать, что можно выглядеть ухоженной, и не пользуясь водой. Куда бы она ни пошла, люди глаз от нее не могли отвести и все спрашивали друг дружку, а кто это такая?

Самое удивительное, что с мозгами у нее было все в порядке – она могла говорить часами практически на любую тему. Но лучше всего ей удавалось вести беседы о Любви с джентльменами. Вернее, с каким-нибудь одним джентльменом. На тему Любви ей было что сказать, ну, совсем как девушке в великом романе «Зеленая шляпка».

Нет, она, конечно, была для «Шалуний» чересчур эффектна, а в театре не могла играть из-за очень сильного европейского акцента. Но она собиралась, научившись говорить по-американски, показать американцам, как она трактует знаменитых писателей вроде мистера Стриндберга. Она только и мечтала попасть в «Шалуньи» и познакомиться с состоятельными биржевыми маклерами, интересующимися искусством, чтобы они дали ей денег на собственную труппу.

Неудивительно, что весь Круглый стол считал ее божественной. А Питер Худ, тот, который ее нашел, от этого ощущения так и не смог избавиться. В первый же вечер он взял ее с собой на литературную вечеринку, где все литераторы из «Алгонкина», днем напрягающие мозги, чтобы быть остроумными, вечером напрягают мозги, занимаясь так называемыми шарадами, потому что они, кажется, никогда просто так не сидят и не отдыхают.

Ну вот, посреди одной очень остроумной шарады один из великих писателей, который ее придумал, так воодушевился собственным успехом, что уронил горящую свечу на кучку конфетных фантиков. Они загорелись, и все в панике убежали. Оказавшись на улице и пересчитав друг друга, они поняли, что одного человека не хватает. Они долго разбирались и поняли, что нет русской княгини, и Питер Худ решил, что раз с ней пришел он, то ему ее и спасать. Он бросился обратно в горящее здание, и когда добежал до квартиры, где случился пожар, увидел, что княгиня сидит и задумчиво смотрит на пламя. «Как же огонь прекрасен!» – сказала она.

Питер Худ как услышал, о чем она говорит в такую минуту, сразу понял, что она совсем не такая, как другие красотки. Что у нее есть еще и душа. И он стоял и зачарованно смотрел на нее. Но тут все фантики сгорели и пожар закончился. Тогда-то все и поняли, что она гениальна. Так вот, когда приехала Дороти, эта девушка как раз была предметом восхищения всего Круглого стола. Они все пытались договориться, чтобы мистер Зигфелд ее принял, но его совершенно невозможно было застать. Так что неудивительно, что над Дороти они искренне посмеялись.

На следующее утро Дороти позвонила знакомому биржевому маклеру Чарли Брина и сказала, что у нее есть к нему рекомендательное письмо. Этот маклер побеседовал с Дороти по телефону и остался крайне доволен, потому что маклеры больше всего любят знакомить девушек с мистером Зигфелдом. Он сказал Дороти, что сейчас же за ней заедет и отведет на ланч в «Ритц». Но увидев Дороти в вестибюле «Алгонкина», он на нее посмотрел-посмотрел, и интерес его начал угасать. Потому что к этому моменту Дороти обнаружила магазин бижутерии в «Блумингсдейлс», и ее и без того необычный внешний вид стал еще необычнее. Так что в конце концов ему пришлось отвести ее в артистическую чайную комнату, где никто не обратил внимания на то, как она одета.

Но Дороти не сумела заинтересовать собой маклера. Она все время пыталась его рассмешить, что является роковой ошибкой. Потому что биржевые маклеры если и смеются, то только в театре или когда у себя на бирже рассказывают друг другу непристойные истории. А общаясь с девушками, маклеры ведут себя серьезно и дают им умные советы.

Первым делом маклер рассказал Дороти, что Нью-Йорк – место опасное. Но вместо того, чтобы почтительно ему внимать, Дороти спросила, не может ли он дать ей пару адресов. На этом беседа застопорилась. В конце концов маклер сделал вид, что не заметил ее оплошности, и продолжил. Он сказал Дороти, что она должна быть очень-очень осторожна с джентльменами, которые будут попадаться на ее пути, и велел сначала обо всех них советоваться с ним. А Дороти ему сказала, что пока что общалась только с лифтером в «Алгонкине», но если у маклера есть возражения насчет лифтера, Дороти будет пользоваться лестницей. Маклеру стало не по себе: он понял, что Дороти – девушка без страха и трепета. Но тут он вспомнил, что Чарли Брин его друг и сказал, что постарается ей помочь.

Оказалось, что у этого маклера есть единственный ход к мистеру Зигфелду – они пользуются услугами одного и того же поверенного. Так что он пригласил Дороти и поверенного на ужин в «Эрроу Хед». Этот поверенный посмотрел за ужином на Дороти и сказал ей, что только что порекомендовал мистеру Зигфелду одного бутлегера, а в голове у того оказались одни опилки, поэтому рекомендательное письмо от поверенного может сослужить девушке плохую службу. Так что ничего из этого не вышло.

У Дороти в конце концов кончились деньги. Но Дороти и в нищете предпочитала жить, забыв о счетах, поэтому все продолжалось по-прежнему и она большую часть времени проводила в вестибюле отеля «Алгонкин», и они с лифтером стали закадычными друзьями. И каждый, кто входил в лифт или выходил из него, обязательно останавливался и спрашивал: «Ну, мисс Шоу, так когда же вы пойдете работать к мистеру Зигфелду?» В конце концов Дороти это надоело, и однажды утром она отправилась в контору мистера Зигфелда в театре «Новый Амстердам», где познакомилась с рассыльным и спросила, не мог бы он представить ее мистеру Зигфелду. Рассыльный попросил Дороти подождать, а сам отправился в кабинет мистера Зигфелда. Потом Дороти заметила, как дверь кабинета приоткрылась и снова закрылась. Тут рассыльный вышел и сказал, что Дороти может войти. Так она познакомилась с мистером Зигфелдом.

Да, то, что случилось с Дороти, можно назвать почти чудом. Мистер Зигфелд велел ей встать поближе к свету, а сам смотрел и смотрел, и все курил сигару, и наконец написал распоряжение мистеру Жану Баку дать Дороти ангажемент, а самой Дороти велел приходить на репетицию в понедельник.

Нет, все-таки это было не чудо, а дело все в гениальности мистера Зигфелда. Потому что мистер Зигфелд умеет рассмотреть в девушке за дурными чертами хорошие. Дороти говорит, почти все девушки из «Шалуний» поначалу были отвергнуты практически всеми биржевыми маклерами Нью-Йорка, но потом мистер Зигфелд делал из них звезд. Ведь маклер обязательно выберет какую-нибудь благовоспитанную и очень образованную девицу, а потом еще удивляется, что с ней что-то не так. А все потому, что маклеры вообще не разбираются в психологии и почти ни один из них не понимает, что настоящий предел его мечтаний – какая-нибудь провинциальная девчонка, точно такая же, в какую он, маклер, был влюблен в шестнадцать лет. А мистер Зигфелд про психологию знает все, поэтому именно этот тип девушек и выбирает. Дороти говорит, для того, чтобы сделать из девушки звезду, мистеру Зигфелду достаточно научить ее вычесывать сено из волос и больше никогда не крахмалить нижнее белье.

А что до платьев, то мистер Зигфелд предпочитает, чтобы девушки заказывали их в Париже, штат Кентукки, а не в том Париже, что во Франции. Потому что кому, как не мистеру Зигфелду, знать, что маклерам гораздо милее штапель в горошек, а не крепдешин. Поэтому девушки из «Шалуний» вне сцены больше всего похожи на учениц воскресной школы, отправившихся на пикник.

С рекомендательными письмами к мистеру Зигфелду ходить бесполезно, потому что он их каждый год получает по двадцать тысяч. Дороти говорит, в них всех написано одно и то же:

«Уважаемый мистер Зигфелд! Позвольте мне представить вам мисс… которой я бы хотел помочь лишь потому, что это юное создание искренне мечтает раскрыть свой талант». Дороти говорит, когда мистер Зигфелд получает такое письмо, обычно оказывается, что юное создание разъезжает в «Роллс-Ройсе» и что мистер Бьюдел или мистер Таппе уже пытались сделать из нее звезду, поэтому собственную индивидуальность создание утратило. Дороти говорит, что лучшие актрисы пришли к мистеру Зигфелду прямо с улицы, как и она сама.

Когда Дороти получила ангажемент, она вернулась в отель «Алгонкин» и в вестибюле встретила мистера Худа, того самого, который нашел знаменитую русскую княгиню. Он подошел к Дороти и, как всегда, спросил: «Ну, мисс Шоу, так когда же вы начинаете репетировать у мистера Зигфелда?» А когда Дороти сказала, что в понедельник, он ушам своим не поверил. Поэтому Дороти показала ему записку от мистера Зигфелда мистеру Баку. Ну, тут он чуть не свалился замертво. Новость распространилась по всему отелю, и все чуть не свалились замертво. А когда про это услыхала русская княгиня, она действительно чуть не свалилась замертво. Потому что она восемь недель ходила к мистеру Зигфилду в контору и принесла ему десять рекомендательных писем, но дальше рассыльного ее так и не пустили.

Уже потом Дороти узнала, что если к мистеру Зигфелду посылают девушку от какого-нибудь интеллектуала, он всегда сначала рассматривает ее через щелочку в двери. А если она к тому же оказывается женщиной-вамп, то личной встречи он старается избежать. Потому что кто-кто, а уж мистер Зигфелд знает, что из девушек такого типа никогда ничего путного не выходит. В «Шалуньях» нет ни одной женщины-вамп. Даже знаменитая Долорес, высокая красавица-брюнетка, была вовсе не вамп, а «мадонна».

Вот и получилось, что русской княгине не помогли ни ее мозги, ни темперамент. Потому что таким типом женщин интересуются в основном литераторы, а они с маклерами полные противоположности. Никакой маклер не будет чувствовать себя уверенно с девушкой, которая рассуждает на такие скользкие темы, как «любовь». И вообще, девушек, которые разговаривают о «любви», мужчины обычно избегают.

То, как все получилось, лишний раз подтверждает одно: мистер Зигфелд всегда прав. Потому что Дороти, даже несмотря на все свои недостатки, в конце концов стала одной из самых знаменитых девушек Нью-Йорка, а русская княгиня играет в массовке, когда ставят пьесы о тяжкой жизни венгерских или румынских крестьян.

Когда маклер, приятель Чарли Брина, узнал, что Дороти репетирует в «Шалуньях», он чуть дара речи не лишился. Но когда пришел в себя, то понял, что да, Дороти действительно довольно симпатичная. А Дороти становилась все симпатичнее и симпатичнее, потому что у нее всегда хватало ума понять, где что не так. Она перестала носить бижутерию, отдала красное атласное платье горничной, купила себе на Шестой авеню розовое льняное платье в клеточку и стала выглядеть, как все девушки из «Шалуний».

Тогда-то приятель Чарли Брина, маклер, начал слать телеграммы Чарли в Калифорнию, где хвастался, что устроил Дороти в «Шалуньи». Чарли очень разозлился и послал ему довольно ехидную телеграмму в ответ:

«Ты меня удивляешь. Чья здесь заслуга? Кто ее нашел? Чарли Брин».

Чарли начал каждый день слать Дороти телеграммы, в которых поздравлял себя с тем, что он ее нашел. Выяснилось, что в Калифорнии он сидит из-за поло, и в конце концов он выиграл какой-то международный турнир, но Дороти телеграфировал, что больше всего он будет горд в тот день, когда устроит в Нью-Йорке вечеринку в честь того, что это он нашел девушку, которую взяли в «Шалуньи».

Пока Чарли всей душой рвался в Нью-Йорк, Дороти репетировала в «Шалуньях». Начала она с поисков подружки. Но вместо того чтобы знакомиться поближе с девушками, ведущими светскую жизнь, например с Пегги Хопкинс, Дороти, как всегда, пошла своим путем.

В «Шалуньях» всегда имеется не менее восемнадцати девушек из так называемого «английского балета», которым достается самая трудная работа. Они никогда никуда не ходят, потому что им приходится все время репетировать, как солдатам перед парадом. И все они как на сцене, так и вне ее на одно лицо. Так вот, когда Дороти решила найти себе подружку, именно это она и выбрала.

Собственно говоря, Дороти одну девушку так и не выбрала. По-моему, не очень-то прилично расхаживать по Нью-Йорку с целым кордебалетом, тем более что она могла бы разъезжать в «Роллс-Ройсе» в компании какой-нибудь девушки с будущим. Но Дороти говорит, что ни одна из танцовщиц кордебалета не выходит из дому без остальных семнадцати. Дороти призналась, что выбрала их потому, что никогда раньше не слышала, как английские девушки говорят на кокни. Она могла часами слушать болтовню «английского балета» и никогда не переставала ею восхищаться.

Ну так вот, в один прекрасный день в Нью-Йорк приехал Чарли Брин. Он повел Дороти на ланч и сказал, что должен немедленно ехать в свое загородное поместье, потому что у его отца тяжелейшее воспаление легких. Он извинился перед Дороти и сказал, что к десяти вечера вернется, чтобы отвести ее на вечеринку, которую он в ее же честь устраивает.

После репетиции вместо того, чтобы пойти к себе в комнату и отдохнуть перед вечеринкой, Дороти со своими восемнадцатью английскими подружками села в автобус и отправилась на Кони-Айленд. Она так замечательно проводила время, катаясь на каруселях, что на часы даже не смотрела. В отель она вернулась после двенадцати, а Чарли Брин, прождавший ее больше двух часов, уже с ума сходил от беспокойства. Но он таки сопроводил Дороти на вечеринку, где было полно биржевых маклеров и девиц в вечерних платьях, а у Дороти на чулках были огромные дырки, потому что она слишком долго каталась с Горки Дьявола да к тому же чуть не вывихнула бедро.

Глава 9

Ну вот, а потом Дороти дебютировала в «Шалуньях», и Чарли Брин окончательно обезумел от любви. Однажды вечером он повез ее кататься по Сентрал-парку на такси и спросил ее, что она собирается делать со всем этим. Оказалось, что Дороти ничего с этим делать не собирается, а собирается только выйти из такси, потому что характер у Дороти замкнутый, и ей часто кажется, что даже двое – это слишком много. Но Дороти очень не хотелось ранить чувства Чарли, поэтому она ему наплела с три короба про то, какая она ревностная католичка и не может совершать поступков, услышав про которые католический священник, к которому она пойдет на исповедь, будет крайне удивлен.

Но когда Чарли понял, что Дороти не только чиста, но к тому же и набожна, любовь его стала благоговейной, и он возымел матримониальные намерения. Поэтому он пошел к своей матери и долго беседовал с ней о браке и о замечательной девушке, вошедшей в его жизнь.

Оказалось, что мать Чарли Брина всегда мечтала, чтобы он женился, остепенился и выпивал в своем собственном доме, а не в ночных клубах, где всякий видит, как он порочит доброе имя своей семьи. Но, к сожалению, выбор миссис Брин никогда не совпадал с выбором Чарли. Миссис Брин отдавала предпочтение девушке по имени Мюриэл Деванант, чьи предки были выходцами из той же среды, что и предки Бринов. Из Мюриэл должна была получиться идеальная жена, потому что она не обращала никакого внимания на парней, а все свое время проводила с подружками. Правда, Мюриэл вообще не интересовали мужчины, а девушки, с которыми она дружила, очень уж были с виду похожи на парней. Так или иначе, но она очень хотела сделать над собой усилие и выйти за Чарли – из-за его денег.

Главной причиной, по которой миссис Брин хотела заполучить Мюриэл себе в невестки, было то, что Мюриэл отлично знала, как вести себя в обществе. Чарли же объяснял матери, что умение вести себя в обществе нравится только тем, кому это нравится. А для тех, кому это не нравится, это кажется сплошным притворством, поэтому ему больше по душе девушки вроде Дороти. В конце концов миссис Брин смирилась и сказала, что для нее главное – чтобы Чарли женился на той, кого сам выберет. Поэтому она попросила его привести Дороти к ним домой, чтобы все родные и близкие имели возможность с ней познакомиться.

Оказалось, что хоть миссис Брин и аристократка, но взглядов она придерживается самых широких, потому что очень богата. Она все время приглашала к себе домой тех, кто хоть чем-нибудь занимается, и всячески пыталась дать им понять, что они люди ничуть не менее значимые, чем те, кто вращается в высших кругах и кому не надо ничего делать, чтобы свою значимость доказать.

Всякий раз, когда Чарли безумно влюблялся в какую-нибудь девушку из «Шалуний», миссис Брин просила привести ее к ним домой Вела себя она очень-очень мило и заводила с девушкой беседу о литературе, музыке и живописи, чтобы Чарли сам мог понять, насколько она впишется в культурную среду. Но каждый раз, когда миссис Брин это устраивала, обязательно случалось что-нибудь непоправимое. Потому что после того, как его мама беседовала с девушкой из «Шалуний», Чарли начинал сомневаться в том, стоит ли заводить роман с такой девушкой.

Миссис Брин так хотела познакомиться с Дороти, что попросила Чарли привести ее на семейный ужин. Сначала с ней должны были познакомиться родственники, а после ужина собирались заглянуть друзья, люди из общества. Чтобы никому не было скучно, миссис Брин решила пригласить струнный квартет. Она сказала, раз Дороти выступает в музыкальном шоу, она наверняка любит струнные квартеты. Конечно же, миссис Брин и не подозревала, что девушки вроде Дороти совершенно не интересуются струнными квартетами. Но Чарли – такой милый мальчик – нашел мамину идею восхитительной.

Для девушки приглашение в гости в старинный особняк на Пятой авеню – само по себе событие. Потому что входить туда нужно через три двери, причем две первые – железные Но когда Чарли проводил через них Дороти, она думала только о том, что у семейства Брино имеется по крайней мере три возможности выставить ее за дверь, и она даже начала понемногу терять присущее ей самообладание.

Когда они прошли третью дверь, дворецкий повел их по огромному пустому холлу, в котором не было ничего, кроме фаянсовых слонят в натуральную величину, от вида которых Дороти стало совсем не по себе. Наконец они добрались до библиотеки, где сидел отец Чарли Брина. Дороти говорит, она так перенервничала, предвкушая эту встречу, что сам отец Чарли ее нисколько не поразил. Собственно говоря, он был из тех джентльменов, которые всю жизнь ровным счетом ничем не занимаются. Семейство Бринов всегда ставило его Чарли в пример, говоря, что и он мог бы стать таким, если бы дал себе труд хоть немного подумать.

Дороти посмотрела на мистера Брина, и ей стало намного легче. Мистер Брин сказал Дороти, что ему очень приятно с ней познакомиться, потому что пять лет назад кто-то водил его на «Шалуний», и он не помнит, когда еще проводил вечер с такой приятностью. На что Дороти ему ответила: «Если вам действительно так понравилось, то почему бы вам еще разок туда не сходить?» Мистер Брин сказал, что это просто замечательная мысль и просто удивительно, как она ему самому в голову не пришла.

Пока мистер Брин удивлялся, вошла миссис Брин. Миссис Брин была с Дороти более чем мила и разговаривала с ней, как с равной Сначала она поинтересовалась мнением Дороти по поводу нескольких старинных книг, первые издания которых имелись у них в библиотеке. А когда миссис Брин спрашивает чье-нибудь мнение, она вежливо замолкает и ждет ответа. Но у Дороти никакого ответа не было, поэтому атмосфера стала довольно напряженной. Дело в том, что Дороти мало знакома с правилами этикета и не знает, что если девушке нечего ответить, лучше всего попросить стакан воды. Если просишь стакан воды там, где тебе довольно затруднительно его найти, начинаешь понимать, какая ты важная персона.

Когда миссис Брин убедилась, что Дороти почувствовала себя достаточно неловко в библиотеке, она пригласила ее в галерею, где хотела показать ей свое новое приобретение – картину испанского художника Зуляго. Миссис Брин попросила Дороти рассмотреть ее повнимательнее и сказать, что она думает про игру светотени. У Дороти на эту тему не имелось практически никаких соображений, но тут ей в голову пришла замечательная мысль, и она спросила Чарли, что он думает по этому поводу. А Чарли так прямо и сказал: «Да я понятия не имею, что это такое!» Тут миссис Брин стало немного стыдно за то, что у нее сын такой необразованный. Но она быстро взяла себя в руки и очень ласково сказала, что у нее для Дороти имеется маленький сюрприз. Сюрпризом оказался Джефферсон Брин, знаменитый дядюшка Чарли, который является не только главой клана Бринов, но и одним из самых видных американцев эпохи. Дядюшка должен был прийти после ужина специально познакомиться с Дороти.

Пока они ждали, когда Джефферсон Брин придет и посмотрит на Дороти, появилась знаменитая на весь город дебютантка Мюриэл Деванант. Мюриэл с самого начала пришла от Дороти в полный восторг, очень сердечно ее приветствовала, а руку пожала настолько крепко, что Дороти повела себя так, как воспитанные особы себя не ведут. Она отпрянула от Мюриэл и стала искать глазами выход. В конце концов даже Чарли заметил ее беспокойство, отвел Дороти в сторону и спросил, что случилось. А Дороти ответила: «Ничего особенного. Одно небольшое землетрясение – и никаких последствий». Чарли не понял, на что она намекает, и посмотрел на Дороти с подозрением.

Наступило наконец время ужина, и миссис Брин сказала, что мистера Джефферсона Брина они дожидаться не будут, потому что мужчин, которые ворочают делами всего государства, может задержать что угодно. Миссис Брин провела их через пять или шесть гостиных с очень скользкими полами, устланными крохотными армянскими ковриками, и Дороти говорит, единственное ее отличие от Элизы, бегущей по льду, было в том, что миссис Брин забыла спустить бладхаундов.

Наконец они добрались до огромной столовой, обшитой дубом, и стол, накрытый в ее честь, напоминал поминальный пир. Когда они рассаживались, явился великий Джефферсон Брин. Едва он вошел, как Дороти поняла, что встречала его раньше – в квартире одной девушки из «Шалуний», Глории. Только к Глории он ходил под псевдонимом мистер Джонс. Когда Джефферсону Брину представили Дороти, он был крайне удивлен, но в присутствии семьи не пожелал вспоминать о том, что они уже знакомы. А вместо этого прочел молитву перед ужином.

За ужином Джефферсон Брин очень доверительно беседовал с Дороти о греховности современной жизни и даже упомянул о встрече с Дороти в квартире Глории. Он объяснил Дороти, что с Глорией общается для того, чтобы удержать ее от дурных поступков. Он сказал, что убежден в том, что если джентльмены будут дарить девушкам дорогие квартиры, автомобили и драгоценности в награду за то, что девушки не совершают дурных поступков, мир станет гораздо лучше и чище. Вот это, сказал он Дороти, он и делает с Глорией. Дороти пришлось прикусить язык, потому что единственный ответ, который она могла дать этому старому коту, не следует произносить вслух в приличном обществе.

А потом миссис Брин принялась расспрашивать Дороти про девушек из «Шалуний». Оказалось, что миссис Брин придерживается весьма широких взглядов и хочет знать о жизни все. Дороти говорит, миссис Брин девушки из «Шалуний» представлялись чем-то вроде красных муравьев, а Дороти про красных муравьев знала мало, поэтому не могла отвечать на ее вопросы. Дороти все думала, как дать Чарли знак и уйти, как только ужин закончится. Но Чарли ничего не понимал, потому что был убежден, что Дороти замечательно проводит время.

Не успел ужин закончиться, как прибыл струнный квартет. И на музыкальный вечер стали собираться люди из общества. Миссис Брин была так внимательна к Дороти, что выбирала самых титулованных аристократов и представляла ее им, не обращая ни малейшего внимания на то, что Дороти совершенно не знает, как к ним обращаться. Вместо того чтобы воспользоваться возможностью и завести себе друзей, Дороти только давала всем понять, как она несчастна. А у Дороти, когда она чувствует, что чего-то выносить больше не может, появляется такое выражение лица, что всем начинает казаться, будто она страдает косоглазием. Поэтому люди из общества старались держаться от Дороти подальше. А Чарли миссис Брин попросила расставить по залу позолоченные стулья, поэтому он не мог составить Дороти компанию. Всякий раз, когда он смотрел на Дороти из дальнего угла зала, он видел, что она сидит в одиночестве и выражение лица у нее очень расстроенное. Я боюсь, именно в этот момент Чарли и начали одолевать сомнения.