В квартире Лады Миртовой пахло летом. Знойным, городским, наглым летом. Раскрытые шторы давали свободу прямым солнечным лучам, которые хозяйничали в комнате, разрисовывали стены полосами света, закручивали танец пылинок в воздухе, нагревали пространство не по-весеннему, а опережая время.
– А кот где? – спросил Алексей у Вероники, стоявшей в проеме двери.
Хотел быть дружелюбным, но от волнения получилось грубовато. Кофе он так и не купил – струсил, что она неправильно поймет, а теперь в ее присутствии хотел быть понятым именно так… как считал неправильным. Девушка ему нравилась.
– Я его к себе забрала.
Вероника скрестила руки на груди и нахмурилась. В этот раз она была в легком тренировочном костюме: легинсы, топ в обтяжку и майка оверсайз поверх топа. Волосы каким-то невероятным образом собраны и закреплены в пучок на макушке. И все равно хороша. Алексей покосился на выпирающие косточки таза, обтянутые нежно-лиловым трикотажем легинсов. Да, красивая, хотя и странная.
Квартира была однокомнатной, так что осмотр много времени не занял. Алексей пробежался по шкафам и полкам. Паспорта (и российский, и заграничный) нашел сразу. Это подтверждало версию, что не сама она уехала. Чемодан на антресолях, одежда в беспорядке раскидана по кровати и в шкафу. Косметика разложена на столике рядом с компьютером. На кухне засохшая булочка, в мойке грязная чашка, в холодильнике кастрюля борща.
Нет, очевидно, что девушка никуда не уезжала. Собиралась куда-то – да, но ненадолго, планировала вернуться в тот же день.
– Я ничего не трогала, кроме кота, – словно отвечая на его мысли, произнесла Вероника. – Ни посуду, ни продукты не убирала. Вдруг… ну… отпечатки нужны будут. Или можно прибрать? Родители скоро приедут, вы им позвонили, и они в панике сюда несутся. Будут к вечеру.
– Да… да-да, можно убрать. Следов борьбы нет, чашка в мойке одна, не похоже, что она принимала здесь гостя. Скорее всего, ушла из дома на встречу с кем-то. В понедельник, двадцать второго, в университете она не появлялась. Когда вы видели ее в последний раз?
– В субботу вечером, она занесла мне свежие булочки. Она всегда покупает по дороге домой на двоих, даже если я не прошу.
– Что-то говорила о своих планах?
– М-м-м, да вроде бы ничего особенного. Сказала, что перевод взяла какой-то сложный в работу, что все выходные из-за этого Маффину под хвост. – Вероника улыбнулась, приоткрыв выпирающие из ряда белых зубов клыки. – Да, так и сказала: Маффину под хвост. Маффин – это кот ее, зовут его так.
– Понятно… значит, что-то случилось в период с вечера субботы до утра понедельника.
– С утра воскресенья до обеда воскресенья, – поправила его Вероника.
– А?
– В мойке чашка из-под кофе. Лада на ночь кофе не пьет, только по утрам. И вряд ли одна-единственная чашка стояла там с субботнего утра. Она помыла всю посуду вечером в субботу, а в воскресенье утром выпила кофе с булочкой. И все, после этого уже не ела и посуду не мыла.
– Ух, вам бы, Вероника, к нам в отдел, а не это вот… – Алексей возвел глаза к потолку и неопределенно помахал руками, изображая то ли сумасшедшего, то ли жонглера.
Вероника многозначительно промолчала, кося черными глазами на левое ухо собеседника.
– Хорошо, ну а как вам фото второй подвески с буквой… «коф»? Что скажете? Бьюсь об заклад, у Лады была такая же точно.
– Да, форма та же, но буква другая. Где вы взяли фотографию? Чья это подвеска?
– Певицу Sunny знаете? У нее вчера концерт в «Лужниках» был. Концерт закончился в девять тридцать вечера, а в одиннадцать ее похитили прямо из-под носа у брата-телохранителя.
– Ох… это странно. И это не совпадение.
– Да что вы? – ухмыльнулся Алексей.
– Вы знаете дату рождения девушки?
– Не то чтобы мы были близко знакомы, – начал ерничать Алексей, – но дату назову. «Википедия» нам в помощь. Такое солнце российской эстрады, как Sunny, там должно уже быть. – Он быстренько вбил запрос на смартфоне и произнес победоносно: – Девятнадцатое августа две тысячи первого года… И? Что нам это дает?
Вероника широко распахнула и без того большие глаза и воскликнула:
– Она же Солнце!
– Да ладно?! – передразнивая ее возбужденный тон, вскрикнул Алексей. – Sunny – это сценическое имя, переводится как «солнечный». Я это и без вас знал.
– Нет, вы не понимаете. По дню рождения ее архетип – девятнадцатый аркан Солнце. На ее подвеске буква «коф», которая соответствует Солнцу в Древе Сефирот. Да и по типажу, по образу жизни она действительно как Солнце. Та же история с Ладой. Лада по дате рождения – двадцать первый аркан Мир. И подвеска у нее с буквой «тау». И сама она прямое воплощение этого архетипа – много путешествует, изучает языки, со всеми дружит… Это не просто совпадение… кто-то собирает колоду.
– Стоп! Вероника, я ничего не понимаю! Какое древо? Каких се… сирот? Какие арканы? Буквы? В чем связь? Кто-то похищает молодых девушек, навесив на них золотые кулоны с еврейскими буквами. Зачем?
– Вот так просто в двух словах не объяснить. И вряд ли вы поймете. – Она скептически посмотрела на его левое ухо. – Но можем попробовать. Хотите кофе? Настоящий. Мне как раз подарили хорошую арабику средней прожарки. В джезве получается изумительно.
Не дожидаясь ответа, она развернулась к нему спиной и едва уловимым движением руки поманила за собой. И Алеша пошел, как щенок на веревочке, стараясь смотреть в спину, а не ниже.
Глубокая темная ночь, окутавшая землю непроглядным мраком, закончилась. Сумрачными тенями, изредка более отчетливыми, но большей частью расплывчатыми, вырисовывались контуры земной поверхности. Непроглядная черная тьма наполняла глубокие овраги. На востоке рождалась заря, и розовый свет колыхался и передвигался по земным складкам[10].
Жулдыз сидела на подоконнике, подтянув колени к груди и обхватив их обеими руками, подбородок положила на колени, плечом оперлась о стекло, а глаза подняла к небу. Там, в предрассветном чернично-розовом киселе космоса, ярким, манящим маяком сияла утренняя звезда.
Женщина смотрела, не отрываясь, запоминая причудливые переливы цвета, сохраняя в памяти чернично-розовую палитру. Сегодня ей улетать в Москву, но завтра, добравшись до своей студии, она обязательно нарисует эту звезду, это невероятное небо и космический пейзаж окрестностей родного Актау.
Родительский дом Жулдыз стоял в частном секторе, на самой окраине города, открывая ей вид на марсианские ландшафты, овраги и сопки. Помнится, когда-то в детстве она хотела жить ближе к центру и к школе. Но сейчас такая удаленность от мирской суеты ей нравилась больше. Здесь она подпитывалась энергией, ловила вдохновение и образы для своих картин. Жулдыз – известная во всем мире казахская художница.
Однако проявлять себя в этот мир возможно лишь в местах средоточия энергии движения, поэтому пора ей возвращаться из уютного отчего дома в Москву, где ждут ее муж Сергей, дети Руслан и Лиля, художественная студия и предстоящая персональная выставка.
Жулдыз спустила ноги на холодный пол, на цыпочках пробежала обратно в кровать, села, опершись спиной о мягкий ворсистый ковер-лабиринт, висевший тут с незапамятных времен, укуталась в пуховое одеяло, но спать уже не хотелось. Она думала… она мечтала. Прикрыв раскосые глаза, Жулдыз представила себе выставку: каким будет зал, какие картины и где будут экспонироваться, какие люди придут, какие восторженные отзывы напишут критики. Жулдыз видела это все как наяву, улыбалась.
Словно искорка, словно дальняя утренняя звезда сверкнула меж сомкнутых век на границе сна и реальности. Значит, точно так оно все и будет. Надо лишь следовать за мечтой и доверять Вселенной. Таким было ее жизненное кредо. Все приходит тогда, когда надо, все сбывается, если очень хотеть, мир открывается тебе, если ты сама несешь ему добро и красоту.
Покой и сладкую истому мечтания прервал скрип деревянной двери. То матушка заглянула в комнату. Они с отцом ранние птахи.
– А, не спишь, дочка, – обрадовалась мать, распахивая дверь и впуская в комнату густой аромат жареных баурсаков[11] и горелого масла.
– Нет, – заулыбалась Жулдыз, протягивая матери руки. – Посиди со мной, анашым[12].
Старая женщина прошаркала больными ногами до железной с панцирной сеткой кровати, присела на краешек. Неловко протянула дочери пожелтевшую руку, всю в тонких выпирающих жилах и синих вздутых венах, будто перевязанный бечевками сухой кулечек из пергаментной бумаги. Жулдыз нежно обхватила ее ладошками, переменила позу, сев на коленки и, склонившись к старушке, прижала руку к сердцу. От движения из-за пазухи байковой ночной рубашки выскользнула цепочка с кулоном.
– Что это, а? – спросила мать, перехватив золотой кулон в форме кубика свободной рукой. – Написано что-то? Не по-нашему. Да и не по-русски. А?
– Это подарок, мама. Один хороший человек подарил. А что написано, не знаю. Может, руна какая. На удачу, сказал.
– Ай-ай, шайтановы письмена, – запричитала старушка. – Ладно, ты наши обычаи не чтишь, городской жизнью живешь. То понять можно. Но знаки магические на себя вешать – это же грех, дочка, харам.
– Ма-а-ам, не переживай. – Жулдыз спрятала кулон обратно под рубашку. – Это просто красивая вещица, подарок. Человек, что ее мне дал, очень влиятельный, уважаемый и умный, беделди адам[13]. Встречаюсь с ним скоро, спрошу, что здесь написано и на каком языке. Пойдем лучше завтракать, анашым, мне в аэропорт через два часа ехать.
Вероникина квартира оказалась полной противоположностью той, что принадлежала Ладе Миртовой. Начиная от планировки, зеркалившей квартиру напротив, и заканчивая атмосферой. Темные шторы закрывали окно наполовину, не пропуская солнечные лучи, в комнате царили полумрак и приятная прохлада. Всюду идеальный порядок: ни одного предмета одежды на открытом пространстве, ни брошенного носка, ни пылинки, ни соринки, ни грязной чашки. На полу лежал тканый хлопковый ковер с восточным бордово-желто-бежевым рисунком. Такой чистый и яркий, словно его только что купили и расстелили. Стена слева от окна была заставлена стеллажами от пола до потолка, от угла до угла, и… книги-книги-книги. Много книг. Среди них иногда попадались любопытные предметы: статуэтка восьмирукой индийской богини со звериным оскалом, маленький букетик сухих трав, перевязанных суровой ниткой, деревянная шкатулка с замысловатой резьбой.
В комнате пахло как в восточных массажных салонах. На одной из полок только что затухла и осыпалась пеплом палочка благовоний, аромат то ли сандала, то ли какого иного дерева растекался по комнате тонкой струйкой дыма, поднимался к потолку, наблюдал сверху за растерянным гостем.
У стены напротив окна стоял компактный желтый диван с раскладным механизмом. Вероятно, он же служил и кроватью по ночам. Перед диваном – чайный столик, на нем – открытый ноутбук. У третьей стены, что напротив стеллажа, расположился солидный дубовый шкаф, таких уже, наверное, и не производят, – старый, массивный и все еще крепкий. Телевизора в комнате не было. Рядом со шкафом зиял проем в коридор и кухню, завешенный шторкой из стеклянных бус. Они мелодично дзынкнули, когда Вероника отодвинула их, чтобы пронести из кухни поднос с двумя чашечками кофе.
– Присаживайтесь.
Она кивнула на диван, а сама поставила поднос на столик, захлопнула ноут и убрала его на полку. Стеклянные шторки дзынкнули снова, Алексей обернулся и увидел пушистого рыжего кота, проскользнувшего в комнату вслед за Вероникой.
– Маффин? – спросил Алеша.
– Да, это Ладин кот, бедолага расстроен, чует беду. Животные знают многое, только сказать не могут.
Алексей насмешливо фыркнул.
– Вы не верите, – не спрашивая, а утверждая, произнесла Вероника, присаживаясь рядом с Алексеем и подавая ему белую фарфоровую чашечку. – И ничего не знаете ни о каббале, ни о сефиротической магии. Вам трудно будет это понять, но я попробую объяснить на пальцах. Может, вам и не надо верить, но разобраться в этом придется, ведь если похищения связаны с учением…
– Согласен, я очень внимательно слушаю, – кивнул Алеша, все еще с трудом скрывая сарказм по отношению к словам «каббала», «магия», «учение».
Вероника замолчала на минуту, скосив глаза влево и наверх. Видно было, что она собирается с мыслями, пытаясь облечь свои познания в удобоваримую для Алексея форму. Наконец она начала:
– Каббала – это мистическое учение, способ объяснить мир, происхождение мира и законы его существования на уровне энергий, что нельзя пощупать, увидеть, но можно почувствовать. Каббала вышла из иудаизма. Что такое иудаизм, объяснять не надо?
– Религия евреев?
– Одна из основных мировых религий. И одна из древнейших. Возникла что-то около четырех-пяти тысяч лет назад. Иудаизм, христианство и ислам имеют общий исток. Все это авраамические религии. Может, слышали? Но нам это неважно сейчас. Важно вот что. Где-то веке в двенадцатом появилось учение каббалы. Связано оно было с Торой, главной книгой иудеев. Каббалисты находили скрытые символы, шифры, тайные знаки в Торе, а через эти знаки раскрывали послания от древних.
– О боже! – Алексей закатил глаза.
– И от Бога тоже, – улыбнулась Вероника. – Каббала очень красиво и логично описывает мироустройство через Древо Сефирот, Древо Жизни. И сейчас ею увлекаются повсеместно, она уже не принадлежит иудаизму. Маги и каббалисты не исповедуют религии в их общепринятом значении.
Вероника встала, подошла к стеллажу и, перебирая длинным пальчиком корешки книг, ткнула в одну из них.
– Вот. – Она раскрыла книгу и указала на странный рисунок, похожий на схему трубопровода. – Это Древо Сефирот. В нем десять энергетических центров, сфер, сефир, формирующих пространство Вселенной. Связаны они между собой каналами, которых ровно двадцать два, по этим каналам также течет энергия, и она разная. Эта схема существовала веками. А в восемнадцатом столетии исследователи каббалы нашли закономерность, в которой связали двадцать два канала с двадцатью двумя старшими арканами Таро и двадцатью двумя буквами иврита.
– Это… м-м-м… о'кей, неважно. Как это связано с нашим делом?
– У Лады и у певицы Sunny были подвески с буквами еврейского алфавита. У Лады – «тау», у Sunny – «коф». Эти буквы соответствуют старшим арканам Мир и Солнце, которые вплетены в Древо Сефирот.
– Арканам Таро?
– Да, в колоде Таро всего семьдесят восемь карт. Среди них отдельно выделены двадцать два старших аркана: Маг, Жрица, Императрица, Император и так далее. Это особенные карты. Они несут мощные, базовые энергии, которые как раз и объединены в Древе Сефирот. Тот, кто сумеет настроиться на определенный канал, сможет в моменте моделировать реальность в той сфере, которой данный аркан управляет. Поэтому я и говорила, что Таро – это больше, чем просто гадание.
– Как так… моделировать?
– Ну, вот карта Мир, например. Это энергии мира, путешествий, иных стран, языков, этакое умиротворение и дружелюбие. Если быть в ладу с Миром, с его энергиями, то все будет получаться, складываться само собой, будут путешествия, выезд за границу. Для этого маги, да и просто практики проводят медитации по карте Мир, притягивают те частоты вибраций, которые данной карте и каналу соответствуют.
– Частоты? Как в радио?
– Да, точно! Представьте, что вокруг вас в пространстве находятся двадцать две радиоволны и вы (если умеете) настраиваете свой внутренний приемник на нужную вам. Если же не умеете, то ваш приемник сам подключается к той или иной волне в разные дни. Он может ловить чисто, а может с помехами. Или ловит сразу несколько волн, и тогда в жизни полная… какофония, хаос.
– И Лада умела волну Мира ловить, выходит?
– Лада сама была проводником этой волны. Она родилась двадцать первого числа, а Мир – двадцать первый аркан. Поэтому Мир – базовая энергия Лады, но не единственная, там все намного сложнее. Мир – и я сейчас не про карту, а в общем – сложная штука. Так вот Лада среди прочего несла в себе энергию двадцать первого аркана и при этом хорошо ее реализовывала: изучала иностранные языки, много путешествовала, была общительной, со всеми дружила. Мир проявлялся в ней ярче всего. Похожая история и у певицы Sunny. Судя по тому образу, который она транслировала, она мощный проводник аркана Солнце, даже псевдоним соответствующий. Ну и, опять же, она рождена девятнадцатого числа. А аркан Солнце стоит под номером девятнадцать.
– Значит ли это, что где-то похищены еще двадцать девушек с золотыми подвесками?
– Не знаю, но… может быть и так. Не обязательно девушек, некоторые арканы несут мужскую энергию. – Вероника вздохнула и отвернулась. – Учение прекрасно, если его наблюдать, изучать через него мироустройство и применять во благо себе. Главное правило – не посягать на волю другого человека. Но не все ему следуют.
– Так, Вероника, можно я подытожу то, что понял и что мне кажется важным? – Алексей отставил чашку, оперся локтями на колени. – Две пропавшие девушки, по-вашему… нет, по мнению… э-э… неких… э-э… магов… олицетворяют собою два старших аркана Таро. Так?
– Да.
– Кто-то подарил им кулоны с гравировкой букв, которые обозначают соответствующие им арканы. Девушки носили эти кулоны некоторое время, а затем обе они пропали. Так?
– Да.
– Всего старших арканов Таро двадцать два. И они являются частью магического учения. Так?
– Да.
– Может ли быть, что этих девушек… и, возможно, других людей со схожей историей похитили, чтобы принести в жертву?
– Нет! Я… – Вероника стушевалась, опустив худые плечи. – Я не знаю. Если честно, то в истории каббалистики бывали психопаты, а бывали просто клоуны, которые мнили себя великими и проводили странные обряды, придумывали и вносили в учение что-то свое. Тот же Кроули… он был неоднозначен. Все может быть. Но я не знаю таких обрядов, где нужны были бы живые арканы.
– Понятно. Спасибо. И за кофе. В следующий раз я угощаю.
Вероника подняла глаза и впервые за все время общения расслабленно, почти нежно улыбнулась.
– Пожалуйста, я не против. И… если нужна будет помощь, звоните в любое время, я свободна… в том смысле, что у меня свободное расписание.
Секундная пауза повисла в их диалоге, как тот сизый дымок под потолком. Синхронно подняли они руки и коснулись своих голов. Вероника – поправить выпавшую прядь, Алеша – почесать затылок. Разговор подошел к логичному завершению, пора было прощаться, но уходить ему не хотелось. Алеша тянулся к девушке, как одуванчик к солнцу.
– А чем вы занимаетесь? Кем работаете? – вдруг пришел в голову бестактный вопрос, но удержать язык за зубами Алеша не успел.
– Ведьмой, – серьезно ответила Вероника, но тут же засмеялась и, будто это меняло суть сказанного, добавила: – Я делаю расклады Таро. Дорого.
– Э-э… э-э…
– А еще я психолог, дипломированный, говорят, хороший, работаю с метафорическими ассоциативными картами. Я помогаю людям разобраться в себе, а карты, в свою очередь, помогают мне работать с индивидуальным подсознанием и коллективным бессознательным. Карл Юнг?[14] Джеймс Хиллман?[15] Не слышали?
– Разве Таро – это не… просто гадание? Узнать будущее? Суженый-ряженый? Нет?
– Нет. Фиксированного будущего нет, узнать его невозможно. Можно посмотреть прошлое, настоящее и различные ветки вероятностей будущего. Но какая ветка проиграется, зависит от человека и его окружения. Кроме того, карты не говорят прямым текстом – будет так-то и так-то, – они указывают энергии, в которых находится человек или которые движутся к нему. Но энергии могут проигрываться по-разному. Поэтому все очень вариативно.
Алеша не знал, что на это сказать, и смущенно засобирался. Очарованный самой девушкой, он несколько пугался ее странных речей и еще более странной профессии. И не нашел ничего лучше в этой ситуации, чем сбежать.
Тарас открыл глаза, но это мало что изменило, вокруг была все та же тьма. Где он? Сердце набирало обороты по мере того, как просыпалось сознание и приходило понимание катастрофы. Что произошло? Мужчина восстанавливал в памяти последние минуты существования вне этой тьмы.
Он возвращался домой, поставил машину на подземную парковку, позвонила бывшая жена, он с раздражением сбросил звонок и… все, ничего больше не помнит. Накрыло влажной душной темнотой. И вот он здесь. Где здесь? Тарас ощупал пространство вокруг: он лежит на кровати, хотя нет… это просто матрас, под головой подушка, за пределами матраса шершавый холодный пол, каменный или бетонный. С другой стороны – стена из неструганных, наскоро сколоченных деревянных панелей. Он больно оцарапал руку об ощетинившиеся дикобразом занозистые доски, но не до того было сейчас. Тарас сел, потом встал на колени и продолжил на ощупь изучать обстановку.
Он заперт в тесной комнате примерно два на два. У одной стены что-то вроде лежанки, у другой – пустое железное ведро. На третьей обнаружилась дверь, но она закрыта плотно и ручки нет. Вот и все. Руки и ноги свободны, он не связан и, похоже, не ранен. Ощупав себя, убедился, что на нем его же одежда, не хватает только левого ботинка. Вероятно, слетел, когда волокли сюда. Часы? На месте. Перстень золотой – тоже на месте. Цепочка с подвеской в виде увесистого золотого кубика, что он нашел недавно, – здесь. Значит, не ограбление. Похищение?
Тарас отполз обратно на лежанку, сел, опершись о стену, обхватил руками тяжелую голову. Кто мог его похитить? Кто из способных на такое точил на него зуб? Да кто угодно! Они же все твари криминальные, все сволочи! А он ликвидатор… Тарас работал ликвидатором предприятий. К нему обращались, если надо было закрыть компанию конкурента, например. Закрыть или как минимум устроить такую головомойку, что предприятие задыхалось от проверок и отчетов и выпадало из рыночного потока. Еще звали его, если надо было свернуть собственное производство, но так, чтобы без уплаты по счетам и без выплат сотрудникам. Скольких людей он уволил без выходного пособия? Сколько проклятий от жалких ипотечников и рыдающих многодетных матерей получил? Тысячи! Может, это кто-то из них? А если это люди «Бастиона», охранного предприятия, которое он грохнул вот только что по заказу конкурента? Там сплошные уголовники в руководстве, на том ведь и сыграл при исполнении заказа. Тарас взвыл от отчаяния. На вой его кто-то ответил тихим всхлипом.
Он вскочил на ноги, прислушался. Из позиции стоя ему стало видно окошко в двери. Оно зияло той же темнотой, но все же улавливался за ним слабый отсвет далекой грозы. Вот опять! Где-то блеснула молния, где-то слева, далеко, не видно. Но отсвет ее дотянулся до черной дыры зарешеченного окошка. А следом прогремел раскатистый гром.
Тарас подскочил к оконцу, вцепился руками в железные прутья, высунул лицо в узкий просвет, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь за стеной. Но все та же темнота вокруг, а слева, метрах в двадцати, высоко-высоко, видимо под самым потолком, узкая форточка в ночь, как бойница в башне, – ее горизонтальный прямоугольник четко видно на черном фоне тьмы. В ту форточку и отправляла молния скудные подачки света. Еще один разряд, озаривший коридор из одинаковых дверей с зарешеченными оконцами. Вновь чернота.
– Э-э-э-эй, есть тут кто? – дрожащим полушепотом заблеял Тарас.
Послышался шорох, но не более.
– Э-э-э-эй, – чуть громче позвал он.
Снова сверкнула молния. И тут прямо напротив, у самого своего лица по ту сторону решетки увидел Тарас… дьявола. Грозовая вспышка на долю секунды выхватила из тьмы ухмыляющуюся физиономию, осклабившуюся в зверином оскале. Глаза нечистого сверкнули вслед за молнией бесовским огонечком, из груди вырвался лающий хохот. Тарас отпрянул от двери, повалился на спину и, быстро-быстро перебирая руками-ногами, отполз к противоположной стене. Свет пропал, но хохот продолжался, смешавшись с громовыми раскатами приближавшейся грозы.
– Сиди тихо, не дергайся! – прорычало чудовище за дверью.