Анна Берсенева
Ответный темперамент
Глава 4
– Ты знаешь, мне как-то даже жалко расчищать этот сад. – Ольга отцепила подол от огромного репейника и пошла дальше по тропинке, которая едва угадывалась между колючими кустами. – Как ни странно, здесь совершенно не заметно мерзости запустения. Наоборот, обаяние какое-то особенное. Ты чувствуешь?
– Не знаю, – пожал плечами Андрей. – Ну, красиво, конечно. У репейника и цветы вон яркие. Но все-таки я смотрю на эти вещи более рационально. Ты, кстати, зря ходишь тут в босоножках, лучше бы сапоги резиновые обула. А то в запустении и змеи могут водиться.
– Ничего здесь не водится, – махнула рукой Ольга. – Лягушки только.
– Как минимум жабы.
– А в чем разница? – тут же заинтересовалась она.
– За что тебя люблю, Олька, так это за твой неугасающий интерес к жизни, – хмыкнул Андрей. – Уникальная ты женщина! Другие уже и в тридцать лет ничем посторонним не интересуются, только если по работе, да и то через силу. А тебе до сих пор не все равно, чем лягушка от жабы отличается. Не знаю чем, – предупредил он. – Но если тебе это важно, сейчас же посмотрю в Интернете.
– В Интернете я и сама могу посмотреть, – улыбнулась Ольга. – А лет мне, между прочим, не так уж и много, так что интерес к жизни у меня еще вполне естественный.
– Ладно-ладно, не делай вид, будто боишься своего возраста. Я же знаю, что не боишься, потому так спокойно о нем и говорю. Ты гармоничная.
Это была правда. То есть Ольга не задумывалась, гармоничная она или нет, но возраста своего в самом деле не боялась. Она его как-то и не замечала пока. Может, потому что мама с ее старческим неувяданием была перед глазами.
Сад был большой и в самом деле очень запущенный. Там, где дальним своим краем он спускался к речке Нудоли, бурьян вырос чуть не выше яблонь, и только по узкой тропинке можно было пройти к нижней калитке. Андрей открутил проволоку, которой калитка была притянута к забору, и они с Ольгой спустились к воде.
Река текла прямо за забором. Она была неширокая, над ее берегами густыми полукруглыми кронами нависали серебристые ивы, и у самой поверхности воды волновалась длинная темная трава.
С прежних времен уцелели деревянные мостки. Правда, выглядели они не очень надежно, и когда Ольга шагнула на них, то поперечные доски задрожали под ее ногами. Но все-таки мостки были широкие и купаться с них было приятно. Она и купалась каждый раз, когда приезжала на дачу.
– Надо будет как-нибудь осторожно мостки обновить, – сказала Ольга. – А совсем перестраивать, мне кажется, не надо. Опоры вон какие прочные. Это, может, вообще мореный дуб.
– Мореный дуб вряд ли, – заметил Андрей. – Но прочные в самом деле, я смотрел. Не волнуйся, мы ничего здесь зря менять не будем.
В его памяти не было того, что составляло счастливейшие воспоминания Ольгиного детства, – тех похожих на сказки историй, которые мама рассказывала ей про чудесный дом на речке Нудоли, который у них когда-то был. Но Андрей все равно относился к этому вновь появившемуся у них дому и саду с понимающей бережностью.
– Искупаемся? – предложила Ольга.
– Давай, – согласился он.
Конечно, ему в такой речушке купаться было неинтересно. Он любил плавать, здесь же просто негде было сделать даже несколько широких гребков. А Ольга плавала плохо, и ей эта речка была в самый раз: неглубокая, в любую минуту можно встать на дно. Она даже не столько плохо плавала, сколько – видимо, из-за чрезмерно развитого воображения – впадала в панику, стоило ей представить, что под ней бездна. На морских курортах она из-за этого плавала только вдоль берега, неподалеку от маленьких детей. Ехидная Нинка, когда еще ездила отдыхать с родителями, предлагала ей вообще не лезть в воду, а вместе с братьями по разуму лепить на бережку куличики из мокрого песка.
Андрей прыгнул с мостков первым. Ольга полюбовалась, как он плывет посередине реки – ему поневоле приходилось плыть вдоль, потому что поперек плыть было некуда, – и тоже спустилась в воду.
Да, все в этой Нудоли было как будто специально для нее приспособлено, и даже вкрадчивые прикосновения речной травы были ей приятны. Она доплыла до лилии, которая тихо покачивалась в стороне от мостков, потрогала ее белые лепестки, подумала про Дюймовочку – как та появилась на свет вот точно из такой же лилии – и поплыла обратно.
Андрей уже ждал ее на мостках. Он сидел у самого их края, опустив ноги в воду, и капли воды сверкали на его плечах так радостно и молодо, что Ольге стало радостно тоже. Он помог ей выбраться из речки, она села рядом и тоже стала болтать ногами в воде.
– Чистая какая река, – сказала она. – Правда же?
– Правда.
От бодрости и лени, охвативших ее одновременно, Ольга прикрыла глаза. Но и с закрытыми глазами почувствовала в голосе мужа улыбку. Ему было приятно сидеть рядом с ней над такой хорошей рекой.
– Холодная только, – добавила она. – Здесь ключи совсем рядом бьют. В лесу. Вот если, знаешь, через луг мимо той большой липы пройти и сразу в лес свернуть, то там они и есть. Это очень близко. Потому всегда вода холодная. Зато она бодрит, правда?
– Правда.
Им обоим было очень хорошо сидеть рядом в прекрасном оцепенении бодрости и лени и разговаривать о каких-то счастливых глупостях. Да и не о таких уж глупостях вообще-то.
– Ты знаешь, – сказала Ольга, – я только теперь начала понимать, как мало человеку надо. Нет, не в толстовском смысле – мол, надо только три аршина земли или сколько там, как трупу. Это все-таки не так, я думаю. Не участок на кладбище, а речка эта нужна, и этот дом, и эти мостки. Но все-таки множество вещей… Как только их получаешь и получше к ним приглядываешься, то сразу понимаешь, что они… Не то что без них совсем уж можно обойтись – это полезные вещи и приятные. Но они тебе довольно быстро перестают быть интересны. Они оказываются очень исчерпаемы, вот что. Думаешь, это какая-то заумь?
– Не думаю. – Андрей положил ей на плечо руку. – Это всем бы нужно понимать. Вот это, что ты сейчас сказала, – об умеренной необходимости большинства вещей. Это нужно понимать каждому современному человеку.
– Да? – Ольга обрадовалась его одобрению. – А почему?
– Потому что жизнь за последние несколько лет очень сильно переменилась. Появилось слишком много возможностей, и человеческий выбор расширился за пределы разумного. Не у всех, конечно, где-нибудь в Сомали выбирать особо не из чего, добыл миску риса и радуйся. Но для человека, который живет в постиндустриальном мире… Это еще Энди Уорхолл понял. Он как раз и писал, что в постиндустриальном обществе каждый человек должен вырабатывать для себя личную систему самоограничений. Такой индивидуальный кодекс самурая.
– Так глубоко я не думала… – проговорила Ольга.
А Андрей всегда думал вот именно глубоко. Точнее, тонко. Да, он был человеком тонкого ума, это еще мама заметила сразу же, как только познакомилась с будущим зятем.
– Это не такие уж и глубокие мысли, – сказал он. – Они практически лежат на поверхности и уже изложены в большом количестве книг. Откуда я их и почерпнул.
– Нет, я все-таки неправильно тебе сказала. – Ольга отвела ногой водоросли от Андреевой ноги. – Все-таки те вещи, ну, интерес к которым быстро исчерпывается, – я без них все равно ни за что уже не хотела бы обходиться. Без одежды красивой, без машины, которую на каждом перекрестке чинить не надо. А как вспомню суповой набор, из которого полжизни суп приходилось варить, так вообще… Нет, не дай бог опять! А в чем тут дело, где грань между излишним и необходимым, не могу я объяснить. Ну и ладно! – Она шлепнула ступней по воде; брызги разлетелись и весело сверкнули под солнцем. – Все-таки, я думаю, лучше сначала расчистить сад, а потом уже домом заняться.
– Как хочешь, – сказал Андрей. – Но только для дома надо будет кого-нибудь другого нанять. Назим хоть и более толковым оказался, чем можно было ожидать, но все-таки топорно работает.
Ни разу в жизни Ольге не пришлось испытать в разговоре с мужем того тягостного, вернее, муторного ощущения, которое с неизбежностью возникало у нее во многих разговорах на вроде бы умные темы с умными вроде бы собеседниками: ненужности, необязательности высказывания. Правда, в молодости это ощущение появлялось редко – страсть беседы даже с едва знакомыми людьми могла возникнуть буквально из ничего, не иссякать всю ночь и под утро не принести разочарования, даже вернувшись на первый свой круг. Но с годами все чаще стало настигать Ольгу то, что она, понимая приблизительность этого определения, как раз и называла ненужностью или просто скукой разговора. Когда знаешь, что надо высказать свое мнение, и внятно высказать, но одновременно с этим знаешь и то, что высказывать его, по сути, незачем. Ничего не изменится ни в мире, ни в тебе самой от того, что ты сформулируешь свое отношение к каким-нибудь утверждениям дзен-буддизма, например, и формулировать мнение на сей счет тебе поэтому совсем не хочется, и кажется, будто тебе гирю к языку подвесили.
А в разговорах с Андреем подобной тягости она не чувствовала никогда.
– Кстати, о машине, – сказал он. – Ты водить-то научилась уже?
– Какой ты быстрый! – засмеялась Ольга. – Не все же такие толковые, как ты.
При своей внешности интеллигента в очках Андрей действительно с ходу приобретал любые навыки, требующие правильно приставленных рук. Когда-то, в первый год их совместной жизни, Ольга потрясена была тем, что он каким-то загадочным для нее образом понял устройство водопроводных труб, и не только труб, но еще каких-то рычажков, гаек, непонятных соединений – и починил горячую воду в их квартире на Большой Бронной, хотя вся сантехническая система в старом доме была до того запущенная, что не всякий слесарь решался к ней подступиться.
И вторую половину комнаты Андрей оклеил тогда обоями один, и легли они ровно. Ольга подозревала, что его первоначальная неумелость была связана лишь с тем, что он думал совсем не про обои, когда клеил их вместе с молодой женой…
– У меня завтра будет первое вождение с инструктором, – сказала она. – По-моему, я с места не смогу стронуться. Нет, честное слово! Говорят, сцепление плавно выжать – это выше человеческих возможностей.
– Говорят часто глупости, – заметил Андрей. – А сцепление тебе в будущем вряд ли понадобится. Купим тебе машину с автоматической коробкой, и все.
– А какую мы купим мне машину? – сразу воодушевилась Ольга. – Давай красную!
– Давай, – улыбнулся Андрей. – А модель тебя не интересует?
Ольга смутилась. Модель в самом деле интересовала ее меньше, чем цвет будущей машины.
– Ну, что-нибудь красивое, конечно, – сказала она. – И не очень большое.
На очень большую машину ей было жалко денег. Да и необходимости в каком-нибудь могучем джипе не было: подъезд к дачному дому был хороший даже зимой, а в городе такая машина и вовсе, на Ольгин взгляд, была неудобна.
– Пойдем, – сказал Андрей, вставая. – Тещенька, наверное, уже завтрак приготовила. А я от купания так проголодался, что зубы сводит.
Вставая на мостках, Ольга полюбовалась мимоходом на своего голого мужа. Берега Нудоли так заросли ивами и еще какими-то приречными деревьями и кустами, что в купальниках и плавках здесь просто не было необходимости. Да и участок при доме был такой большой, что соседей в обозримом пространстве встретиться не могло: у каждого из них были свои сходы к воде.
В полотенцах необходимости не было тоже: Ольгино ситцевое платье так же легко впитывало речную влагу, как и Андреевы льняные брюки. Легкость и удобная простота всей этой дачной одежды нравились ей чрезвычайно.
И то, как долго они идут через свой огромный запущенный сад, как цепляются ее волосы за корявые ветки старых яблонь, как шелестит в густом кусте орешника, растущего на прямой дорожке к дому, какая-то пестрая птица, – все это ей нравилось тоже. Просто очень нравилось!
Глава 5
Говоря мужу, что не сумеет стронуться с места, Ольга нисколько не кривила душой. Машина представлялась ей каким-то особенным существом, не живым, но и не мертвым – неуправляемым, вернее, управляемым такими правилами, в которые Ольга не представляла себе как сможет вмешаться.
Видимо, когда она села за руль учебной «девятки», все эти мысли были написаны у нее на лице, потому что инструктор посмотрел на нее с сочувствием.
– Не волнуйтесь, – сказал он. – Рано или поздно все равно научитесь. Все как-то ездят же, почему у вас не получится?
Его слова Ольгу не успокоили. Да она и не очень-то их поняла: сосредоточена была на том, чтобы не перепутать педали тормоза, газа и сцепления.
– Сначала отрегулируйте сиденье, – сказал инструктор; кажется, перед этими словами он обреченно вздохнул. – Так, чтобы вам были видны все зеркала. И дорога впереди. И чтобы просто было удобно.
Ольга не могла вообразить, чтобы ей могло быть удобно на водительском месте, но указание послушно выполнила – поелозила сиденьем вперед-назад.
– Убедитесь, что рычаг на нейтральной передаче. Теперь включайте зажигание, – сказал инструктор. – Поворачивайте ключ, – уточнил он, заметив, что Ольга не поняла, что должна делать. – Ну вот, а теперь плавно выжимайте сцепление.
К собственному удивлению, сцепление она сразу выжала именно так, как следовало, то есть плавно. И перевела рычаг на первую передачу, и нажала на газ… Правда, когда машина тронулась с места, Ольга испугалась. Но на тормоз все-таки не нажала, а поехала вперед.
– Глаза не закрывайте, – сказал инструктор.
– Разве я закрываю глаза? – не глядя на него, спросила Ольга.
– Пока нет. Но лицо у вас такое, как будто вот-вот закроете.
– Я не буду, – пообещала она.
Поездили немного по кругу на площадке, повернули налево, направо… К пятому повороту Ольга почти успокоилась, даже, ей показалось, руль стала крутить довольно лихо.
– Уже хорошо, – сказал инструктор. – Теперь поехали на улицу.
– Как?! – ужаснулась Ольга. – Я по улице не смогу!
– Отлично сможете. – Его голос звучал спокойно. – И у меня ведь дублирующие педали есть, не забывайте. Не бойтесь – вперед.
Как она выехала на улицу, это Ольга сознавала неясно. Сияли в густой синеве вечернего летнего неба купола Новодевичьего монастыря; как всегда это с ней бывало в минуты сосредоточенного испуга, она отметила лишь самую маловажную подробность.
Инструктор попался понимающий – в основном молчал, а если говорил, то его слова звучали толково и как-то обнадеживающе.
– Направо, – говорил он. – Вы не показали поворот. Ничего страшного, покажите, еще не поздно. Отлично. Теперь только прямо. В ближайшее время поворотов не будет.
И поворотов действительно не было. Ольга ехала прямо. Он молчал. Потом он сказал, что сейчас будет поворот налево без стрелки, и его голос прозвучал так просто, что Ольга даже не испугалась этого кошмарного поворота, хотя никогда не могла себе представить, как это можно повернуть налево перед потоком несущихся на тебя машин.
Но повернула же как-то, к собственному изумлению.
– Сегодня ведь суббота, – словно расслышав это изумление не в словах – какие там слова, у нее горло свело от напряжения! – а во всем ее состоянии, сказал инструктор. – Машин не так уж много. Мы приехали, Ольга Евгеньевна. Вы молодец.
Машина стояла у въезда на учебную площадку. Небо в самом деле было прекрасного темно-синего цвета, и купола Новодевичьего в самом деле горели всем своим чистым золотом. Теперь Ольга видела все это ясно, полным взглядом.
– Неужели я правда сама? – улыбаясь глупейшей счастливой улыбкой, проговорила она. – Правда сама проехала по улицам? Мимо всех машин?
– Правда. – Инструктор тоже улыбнулся. – Вы будете отлично водить, и вам это понравится. Поверьте мне.
Он говорил так, что ему в самом деле можно было верить. Ольга впервые разглядела его лицо.
Ему было лет тридцать пять, наверное. Он смотрел на нее и улыбался.
– Спасибо, – сказала она. – Вы так хорошо умеете учить! Как вас зовут?
– Сергей, – ответил он. – Сергей Игнатович.
Это было не отчество, а фамилия. С ударением на «о».
«Красивое имя и красивая фамилия», – чуть не сказала Ольга.
Она была так взволнована, что ей необходимо было сказать глупость. Но все-таки она от этого удержалась и просто улыбнулась этому хорошему человеку. Конечно, хорошему! Разве плохой человек стал бы говорить, что она молодец, просто из-за того, что она проехала полкилометра за рулем?
– Я всегда с вами буду ездить? – спросила Ольга.
– Если во время моей смены записаны.
– Я только к вам буду записываться! – горячо уверила она. – Сейчас сессия, и я по работе могу выбирать. Только к вам!
– Спасибо. – Он снова улыбнулся. Его улыбка не казалась приклеенной к лицу, как кажутся многие улыбки, обращенные к посторонним людям. – Вы в каком институте преподаете?
– В Инязе на Остоженке. То есть он уже Лингвистический университет давно, но я все по привычке – институт да институт.
– Сейчас на работу поедете?
– Да, – кивнула она. – У меня сегодня зачет. То есть не у меня, конечно, а у студентов.
Ей было так легко, так весело, что сердце у нее пело от восторга.
– Давайте я вас отвезу, – предложил он.
– Спасибо, что вы! – воскликнула Ольга. – Я и на метро отлично доеду.
– Зачем же вам ехать на метро? У меня на сегодня работа закончена, и мне совсем не трудно вас подбросить, – сказал он.
Его тон, взгляд, весь его вид были отмечены такой простой доброжелательностью, что возражать было даже как-то неловко.
– Спасибо, – сказала Ольга. – Если вам по дороге – с удовольствием.
Они поменялись местами – он сел за руль.
Поехали по Пироговке, свернули под мост на Зубовской площади. В выходной, да еще летом, улицы в самом деле не были так оживлены, как обычно; пока сидела за рулем, Ольга этого не замечала.
– Как я по Москве буду ездить, все-таки не представляю, – сказала она. – Я ведь, ко всему прочему, и ориентируюсь плохо. И это еще мягко сказано, что плохо. Пространственный идиотизм – так честнее будет.
– Да ведь это ерунда, – сказал Сергей. – Сначала по навигатору будете ездить. А потом и так освоитесь.
Ольга и сама, конечно, собиралась сразу же купить этот волшебный прибор, но все-таки опасалась, что ей и навигатор не поможет. А он сказал об этом со спокойной уверенностью, и она тоже сразу уверилась в том, что сможет легко ориентироваться на московских улицах. В самом деле, все же ездят как-то!
Ольга благодарно посмотрела на Сергея Игнатовича. Он смотрел на дорогу, но, наверное, почувствовал ее взгляд и тоже взглянул на нее.
– Какая у вас машина? – спросил он.
– Пока никакой, – ответила Ольга. – У мужа «Фольксваген», а какую мне купить, мы пока не знаем.
– Наверное, не решили еще, какой хотите цвет?
Он чуть заметно улыбнулся. Видимо, все дамы, которых он обучал вождению, подходили к выбору машины одинаково.
– Ага, – кивнула Ольга.
– Под цвет глаз выбираете?
– Да нет, все-таки не до такой степени глупости! – засмеялась она. – И к тому же коричневая или серая машина слишком незаметная, а мне с моими выдающимися способностями надо что-нибудь яркое, чтобы все водители издалека меня видели.
– Да ведь у вас глаза не коричневые, – возразил он. – И не серые.
– Ну да, серединка на половинку.
Глаза у нее были какого-то непонятного оттенка, который она и обозначала как смесь серого с коричневым.
– У вас глаза аметистовые.
– Какие?! – поразилась Ольга.
Она никак не ожидала от инструктора по вождению таких поэтических определений! Да и при чем здесь аметист? Ведь он сиреневый, таких и глаз-то не бывает.
– В каталоге «Ниссана» есть такой цвет, – объяснил Сергей. – На первый взгляд и правда кажется серо-коричневым. А присмотришься – аметистом отливает. Красивый цвет.
– Может, «Ниссан» и купить? – сказала Ольга.
Что-то ее смутило в его словах. Хотя интонация была совершенно спокойная – он сказал об аметистовом цвете ее глаз точно таким же тоном, каким советовал ей отрегулировать сиденье.
– «Ниссан» – хорошая машина.
– Мы с вами потом обязательно это обсудим, ладно? – сказала Ольга. – Марку, модель… А то я в этом ничего не понимаю. Приехали, – заметила она. – Быстро как!
Машина остановилась у входа в институт. Каждый раз, приходя на работу, Ольга мимолетно радовалась, что работает именно здесь, в этом красивом старинном особняке. Он был построен для московского генерал-губернатора, но его передали Институту иностранных языков не по реквизиции, а из благотворительных побуждений, еще до революции.
– Приятно в таком здании работать, – сказал Сергей.
Вряд ли он читал ее мысли – скорее красота этого здания рождала их у любого человека.
– Да, – кивнула Ольга. – Спасибо, Сергей. До встречи!
Она вышла из машины, помахала ему рукой и пошла ко входу в особняк.
Как хорошо начинать день с уменья! После утренней езды настроение у Ольги было такое, что хоть на одной ножке прыгай, как в детстве. И погода такая прекрасная, и небо синее, и солнце, и купола те, на Новодевичьем, так радостно сияли… Такие определения не казались ей сейчас стандартными – она словно увидела все это особенным, промытым взглядом. И надо же, всего лишь потому, что научилась чему-то новому… Как все в жизни просто, и как прекрасна эта простота!
