Так случилось, что после поездки на волшебный остров-крепость Мон-Сен-Мишель, что между Нормандией и Бретанью, путешественник Михаил задержался в Париже задержался в Париже ещё на несколько дней. Во время весенней прогулки по набережной Сены у нас завязался непринуждённый разговор. До совместной поездки в компании мы были почти не знакомы, однако поездка помогла почувствовать некоторые пересечения наших векторов. Рассказывая новому другу издалека о себе, я вдруг ощутила какой нетронутый клад, состоящий из пережитых моментов и невероятных неповторимых ситуаций, который мне предстоит наконец-то вытащить из тайника на свет.
Мне крайне захотелось развить идею, которая не являла бы собой одно лишь автобиографическое изложение. Захотелось написать книгу, которая отражала бы тот сюрреализм, в котором живём, порой не замечая божественного; стремимся прожить жизнь, наполненную славой и почестями, попасть на страницы глянцевых журналов, получить академические премии. Без сомнений, здесь я говорю о несколько специфической сфере: о среде, в которой вращаются актёры, художники, модные писатели, режиссёры и сценаристы, музыканты – представители так называемого элитарного круга «небожителей», многие из которых, к сожалению, давным-давно потеряли связи с настоящим Небом…
Для чего мне нужно писать об этом? Сознаюсь в безграничном эгоизме – это нужно мне! Нужно, чтобы исповедоваться и отпустить; очистить место для грядущего и возрадоваться предвкушению подвига, который ещё предстоит совершить!
Чтобы приступить к написанию-изложению этой истории, мне потребовались те девять месяцев, которые так необходимы любой матери, которая решает родить ребёнка… Положить начало новым энергиям и очиститься через рождение, осуществить переход в новое тело.
В каждой главе представлены события, которые могли бы самостоятельно лечь в основу «короткого метра», что делает отдельную главу полноценным опусом. Страницы киноромана пестрят сценами, связанными в той или иной мере с производством кинематографии. Главы умышленно расположены вне соблюдения хроники событий, где действующие лица мизансцен – известные режиссёры, продюсеры, актёры – переплетаются в ярком калейдоскопе манящей реальности седьмого искусства. Всё, что остаётся за кадром и о чём никогда не задумывается зритель.
Мне было двадцать, и про кино я думала – и не думала: агенты посылали на кастинги-интервью; так мы познакомились с племянником Фрэнсиса Форда Копполы, который после короткой беседы заметил, что из меня могла бы получиться хорошая актриса… Казалось, что времени впереди очень и очень много!
Ларс был симпатичен мне тем, что не имел вредных привычек, в отличие от других знакомых музыкантов и художников в Париже, а также обитателей ночных клубов, которые только и делали, что курили марокканский гашиш. Приятель Ларса, Томас, был композитором фильма, а мы были приглашены поучаствовать в съёмках сцены вечеринки, где были задействованы главные герои фильма. В ролях – Моника Беллуччи и Венсан Кассель. На тот момент они являлись звёздной парой. Моника мне сразу понравилась. Она не скрывала свою взволнованность, и во время «перекура» в коридоре огромного ателье-лофта в стиле семидесятых, который был арендован для съёмок, рассказала очень интересную деталь: сценария не было! Экстравагантный аргентинец Гаспар Ноэ снимал свой фильм по синопсису, который состоял из девяти страниц, и использовал все известные ему приёмы создания атмосферы и импровизации. Именно поэтому актриса-итальянка так нервничала… Она попросту не знала, какую актёрскую задачу ей предстоит выполнить, когда загорится прожектор и прозвучат слова: «Мотор… Камера!»
Режиссёр всё тянул с началом съёмочной смены, и на часах уже было глубоко за полночь. В один прекрасный момент в съёмочное пространство прибыли дамы нестандартной наружности. Нам объяснил ассистент, что Гаспар решил пригласить настоящих представительниц самой древней профессии, чтобы придать нужный амбьянс и колорит. Также нас попросили не стесняться и попробовать замечательный пунш, который приготовил сам маэстро Ноэ, чтобы ожидание превратилось в приятное времяпровождение…
Я рассказала Ларсу про то, как Гаспар был влюблён в одну мою приятельницу – успешную модель. Они познакомились в Токио, где Гаспар провёл до начала этих съёмок несколько месяцев, изучая местность и современные модные психотропные вещества, которые в Японии можно было легко приобрести. Подружка однажды угощала некими сладкими пилюлями, мягкое и приятное, сродни эйфории, действие которых длилось всего часа четыре. Назывались они крайне модно. Однако что входило в химический состав этих препаратов на самом деле, я затрудняюсь сказать, но подруга заверяла, что они абсолютно безопасны и что уж кому-кому, а японцам доверять можно смело! К нам присоединился Педро, и мы двинулись в кухню, где толпился народ за порцией «магического авторского пунша». Цвет напитка имел бледно-лиловый оттенок… Вопреки нашим подозрениям, мутноватой текстуры напиток имел крайне приятный вкус и напоминал сок из фруктов личи, так распространённый в Азии. Педро попробовал напиток первым:
– А что, по-моему, очень даже приличный напиток…
– Да, нормально, я люблю сладкое. А когда начнутся съёмки и вечеринка? Томас будет играть диджей-сет?
Я молча потягивала свой напиток и посматривала по сторонам. Мне пришла идея подняться на второй этаж, я пригласила своих парней взять пару запасных напитков с собой и пойти взглянуть на обстановку наверху.
На втором этаже лофта атмосфера несколько отличалась от ситуации в приёмном и главном зале. По коридору располагались несколько комнат, двери которых были приоткрыты… На полу в каждой из них лежал матрас – всё это напоминало закрытый нелегальный бордель… И в некоторых комнатах ситуация была откровенно горячей. Магический пунш действовал абсолютно на всех.
– Они-то стали пить его гораздо раньше… Уже несколько часов как я видел, что младший ассистент поднимался сюда с подносом и стаканами, доверху наполненными зельем… Гаспар приказал запереть все выходы так, чтобы никто не мог ни зайти, ни выйти! Он собирается всех накачать этим пуншем и устроить оргии, а после включить камеру и снять эти сцены тусовки-вечеринки… Такое предполагал Томас, однако я думал, что он шутит… Что же мне теперь делать?
Педро был абсолютно прав, вся ситуация была спорной, и Ларс запаниковал:
– О боже… Что же будет теперь с нами?! Ведь мы должны вылететь завтра утром в Испанию. Ты в курсе, что там самый крупный летний музыкальный фестиваль и я выступаю на главной арене, сразу же после британского дуэта Basement Jaxx? Такое случается раз в жизни, понимаешь?! Я не могу пропустить свой самолёт… Нужно срочно выбираться отсюда, но как это сделать?!
Педро по-братски похлопал Ларса по плечу.
– Без паники, приятель, сейчас что-нибудь придумаем, и вы сможете уехать, я обещаю…
Пунш, без сомнений, стал действовать, и уже через несколько минут мы втроём оказались на матрасе в одной из комнат наверху, где было уже несколько человек, помимо нас… Становилось жарко и душно, и Ларс заметил, что ко мне тянутся чужие руки темнокожего паренька с горящими глазами, и предложил срочно спуститься вниз… Вставать было нелегко, так как тело размякло и перестало слушаться.
– Нужно поспешить, пока мы ещё хоть что-то понимаем в происходящем…
Опасения Ларса были абсолютно обоснованны, и я не могла с ним не согласиться. Мне тоже захотелось как можно быстрее покинуть это место, где всё вдруг превратилось в какой-то липкий паучий капкан, заводилой которого являлся режиссёр.
Нам очень повезло, и когда мы очутились внизу, услышали призыв главного ассистента режиссёра ко всем присутствующим:
– Все, кто хочет уйти, могут сделать это сейчас, после двери будут заперты до самого утра…
Народ охотно поглощал лиловый пунш. Приглушённый свет и мягкая музыка обволакивали всё, словно тёплое манящее облако. Томас начал играть свою музыку, и мне вдруг очень захотелось остаться. Ларс почувствовал это:
– Знаешь, если хочешь, можешь оставаться, ты не обязана лететь со мной завтра в Испанию…
На миг я совсем забыла о том, что купила билет и очень хотела посетить этот фестиваль. Лето в разгаре – а там море! И море победило!
Ларс был очень рад, что я решила уйти с ним и лететь в Испанию на следующий день вместе. Надо отметить, что поездка стоила того, и мы здорово провели время. Фестиваль был потрясающим, и та ночь, когда на сцене легенды танцевальной музыки сменяли один другого, осталась радостным воспоминанием.
Невероятная энергия свободы и радости, которую излучали десятки тысяч людей, собравшиеся в ту ночь на центральной арене фестиваля, очистила и омолодила меня вмиг; после нескольких месяцев разбора отношений с бывшим мужем мне нужно было в корне сменить обстановку. И это удалось, но ненадолго…
Через два месяца, 11 сентября 2001 года, мы с Ларсом сидели в самолёте рейсом Париж – Нью-Йорк… До Нью-Йорка мы так и не долетели; нас после трёх часов полёта развернули, и мы возвратились в Париж. Всё изменилось вмиг. На выходе из самолёта в аэропорту на нас набросились журналисты с возгласами: «Началась третья мировая война! Что вы почувствовали в самолёте?»
В Нью-Йорк я попала в том же 2001 году, на праздник Хэллоуин, 31 октября; прилетела уже из Далласа, где выполнила небольшой заказ для техасских клиентов, которые очень неплохо платили за рекламу незатейливой комфортабельной одежды из хлопка.
Меня поселили в квартале Гринвич-Виллидж, который славится своими легендами, однако, полагаю, что всё самое интересное закончилось там на Джими Хендриксе…
На протяжении первых ночей я совсем не могла уснуть; шум с улицы не позволял сомкнуть глаз, да и в воздухе витало нечто необъяснимое. Это был не дым, хотя пыль с пеплом иногда можно было увидеть и вдохнуть… Это было что-то необъяснимое – пустое и плотное одновременно, пугающее своей безграничной неизвестностью.
То, что случилось 11 сентября в Нью-Йорке, мне, наверное, было непросто сразу понять, так как в Нью-Йорк в этот день я летела впервые, и когда ходила по улицам Манхэттена, то познакомилась с ним совсем с другим, вне сомнений. Время в мире разделилось на «до» и «после» атак на башни-близнецы.
Уже в Далласе у меня было очень странное предчувствие, и ту ночь, которую я провела накануне съёмок, можно смело назвать метафизической и посвятительной – посвятительной в эгрегор «дядюшки Сэма». Я испытывала приступы удушья и истомы одновременно, абсолютно чётко понимая, что никакие доктора не помогут, знала, что нужно просто переждать, дожить до утра!
На следующий день меня везли на съёмки по пустынным улицам даун-тауна в огромном лимузине, и мне совершенно не хотелось из него выходить.
Сейчас мы едем вниз по улице, где проезжал президент Джон Кеннеди…
На минуту я задумалась обо всём сразу, как это часто бывает со мной, эта медитация «на ходу» по жизни являлась и является палочкой-выручалочкой, тем, что помогает отключиться от реальности и не дать ей проникнуть в личное пространство, в тонкий внутренний лабиринт и соблюсти правильную степень отстранённости от всего окружающего. Шофёр неожиданно начал разговор, прервав надвигавшуюся мыслительную бурю:
– Именно на этой улице произошло покушение на 35-го президента США, в ходе которого он погиб, 22 ноября 1963 года…
Теперь, много лет спустя, мне стало понятно то, что происходило со мной в те дни в Техасе. Особенное свойство – проникать в астральную твердь места и чувствовать на себе плотность прошлых событий. Эмоциональный пласт, сотканный из страданий и переживаний, связанных с этим местом, висел над Далласом и ощущался мной особенно остро после бессонной ночи, вызванной разницей во времени.
Очень хотелось быстрее закончить рабочий день и улететь в Нью-Йорк. Наверное, хотелось испытать что-то новое и проверить правдивость легенд, связанных с этим местом. Масштаб катастрофы сложно было осознать – это можно было только прочувствовать; вобрать в себя, как лакмусовая бумажка, впитать чернильное пятно и слиться с многоступенчатой болью, охватившей Америку осенью 2001 года.
В Нью-Йорке я провела пять недель, и мне не удалось провести ни одной полноценной ночи. Бессонница измучила меня. Днём же нужно было ходить на кастинги и пробы, так как съёмок было значительно меньше в этот период года. Когда меня утвердили на главную роль в рекламном ролике для брильянтов, который должен был снимать сын легендарного Ридли Скотта, того кто снял «Бегущий по лезвию бритвы», агенты и адвокаты столкнулись со сложностями оформления документов, списав это на ситуацию в данный момент и иммиграционным ужесточением. Помимо большой зарплаты, на кону стоял и прорыв на большой экран, так как ролик увидели бы зрители кинотеатров в рекламном анонсе перед сеансом. Было чувство, что это «неслучайная случайность» и кто-то постарался устроить всё именно так, чтобы эта хорошая работа досталась кому-то другому. После этой ситуации от моего доверия к нью-йоркским агентам и к сложившейся ситуации в целом не осталось ни капли, и я воспользовалось первой же возможностью и улетела из Нью-Йорка на съёмки в Барселону. После возвращаться в Нью-Йорк у меня не было ни малейшего желания, и только через десять лет я приехала на премьеру британского фильма в институт кинематографии «Трайбека», где у меня была главная роль.
Самым ярким событием в Нью-Йорке 2001 года для меня стало посещение комнаты Сергея Рахманинова в репетиционных залах магазина роялей «Стейнвей», что напротив прославленного «Карнеги-холла» в Манхэттене.
Мне приходилось готовиться к зимней сдаче экзаменов в парижской консерватории, и программа была обширной. У меня с собой были нотные тетради с произведениями французских импрессионистов, однако когда я поднялась на второй этаж и очутилась в самом кабинете Сергея Рахманинова, стало понятно, что закрытая дверь не является должным звуковым заслоном, и как только я начну играть, все присутствующие на своих рабочих местах в магазине люди будут пристально слушать, чего мне вовсе не хотелось, так как программа была ещё не обыграна должным образом. Я провела там два часа, почти не касаясь инструмента, и просто наслаждалась атмосферой.
«Самое главное было – закончить сценарий, а там уж всё приложится», – говорила я себе каждый раз, каждый день. Меня терзали сомнения. Вкладывая смысл в любое мимолётное действие, в случайный звонок, в короткую встречу, я была уверена, что именно провидение ведёт меня к неизбежному триумфу и что все высшие силы на моей стороне. Именно они обязательно должны оценить такие качества, как самоотверженность и храбрость, а самое главное – абсолютную бескорыстность, ведь речь идёт о таких великих святынях, как музыка и кино!
Позвонила Мартин и попросила приехать на встречу в Париж:
– Этот человек имеет все возможности, чтобы снять хороший фильм, и он очень этого хочет. Возможно, ты сможешь ему помочь?
Мы условились о встрече на чай в Le Bristol. По телефону Мартин не стала распространяться, о ком именно идёт речь, я поняла, что подробности возможно будет узнать, только если я приеду на личную встречу. На ближайшие дни в Лондоне у меня не было планов, и я тут же забронировала билет на поезд и на следующий день прибыла в Париж.
Мэрилин Монро, Ава Гарднер, Грейс Келли, Рита Хейворт, Чарли Чаплин – все они некогда гостили в гостинице Le Bristol. Отель расположен по улице Фобур-Сант-Оноре, что в самом сердце французской столицы. Это квартал высокой моды и художественных галерей, по этой же улице на противоположной стороне от гостиницы находится центральный подъезд – врата в Елисейский дворец.
В чайном салоне меня ждали Мартин и Питер. Питер оказался австрийцем, энергетическим магнатом и совладельцем машиностроительного завода БМВ, или BMW, или, как говорят американцы – «Би эм дабл ю». По внешнему виду Питера можно было без труда составить его психологический портрет: испробовавший всё и от всего уставший трудоголик, ставший алкоголиком, давно миновавший пик сексуальной активности, и, конечно же, масон. Только австрийскому масону могло прийти в голову снять подобный фильм с многозначительным заголовком «Сын гения». Питер был уверен, что его идея есть не что иное, как абсолютное совершенство, и осталось только написать сценарий. Деньги есть, идея есть – нужны преданные идиоты! Не стану отрицать, что Питер обладал определённым магнетизмом, присущим всем лидерам, и речь его завораживала. Он в действительности горел идеями вышеупомянутого братства, и, казалось, был готов отдать себя всего на старости лет и послужить благому делу. Питер пригласил меня приехать на праздник пива «Окто́берфест» в Мюнхен, чтобы познакомиться с продюсером, который также должен был прилететь из Вены. Во время проведённых в Мюнхене двух ночей и трёх дней мы пили не только пиво, но и отменное вино и кальвадос, общались, и Питер рассказал мне всю личную историю и задумку. Я перевела его слова в мини-синопсис и предложила помочь подыскать хорошего сценариста в Лондоне.
Продюсер так и не прилетел на гулянье, сославшись на внезапную болезнь – подозрение на аппендицит. Несмотря на то что во всей истории были определённые странности, это мне не помешало провести неплохо время на празднике. Деньги за авиабилеты миллионер обещал вернуть на месте, однако, чтобы заполучить обратно свои пятьсот евро, мне пришлось ждать последней минуты; Питер до последнего тянул, и только перед самым вылетом обратно в Лондон ему наконец-таки удалось разыскать банкомат, который принял его кредитную карту! Как оказалось впоследствии, австрийский дядя рассчитывал на более снисходительное отношение с мой стороны к его, так сказать, мужским пожеланиям. Узнав о моём семейном положении, он ещё надеялся на интрижку до самого победного конца, и в день вылета примчался в мой номер за час до назначенного времени выезда в аэропорт. Но тут сработал инстинкт, шестое чувство; я освободила номер раньше и разместилась в баре на рецепции гостиницы. Именно оттуда я и увидела, как взволнованный Питер ворвался в лифт, чтобы испытать удачу напоследок. Его разочарованию не было предела. С трудом скрывая гнев, он ни слова не вымолвил по пути в машине. По приезде, обработав текст, я всё же предложила несколько кандидатур сценаристов, после того как проконсультировалась; писать сценарий по этой теме мне было неинтересно. Питер так ничего и не снял и предложил найти деньги для фильма, который собирается снимать Аль Пачино. Всё это и горько, и смешно. Пришлось убедиться ещё раз в том, что миллионеры – самые жадные на свете люди.
По пути в Париж я много думала о том, что же заставляет меня снова и снова предпринимать неимоверные усилия, но ничем другим я не могла заниматься тогда; агент часто высылал сценарии, которые мне просто не нравились. Как правило, роли, которые предлагали, были стереотипными: роли проституток из восточной Европы или секретных агентов из постсоветского пространства. Я переехала в Лондон из Парижа, но ситуация не стала проще, что и предвещал мой киношный агент Джордж Ламберт:
– Дорогая Анна, – говорил Джордж, – я прожил много лет в Лондоне в молодости, когда сам был актёром. Переехав из Брюсселя, я столкнулся со множеством проблем. Есть столько разновидностей и специфик речевого акцента, что даже английские актёры с трудом справляются! Рассчитывать на чудо — опрометчиво. Лучшие роли будут за англичанками, как и у нас в Париже, за француженками! Не может же русская девушка стать Амели!
Однако, именно на это – на чудо – я всю жизнь и рассчитываю, и только им могу жить и дышать. Глубокую любовь к кинематографу мне подарил Андрей Тарковский. Именно в таком кино хотелось быть. Каждый раз, когда я пересматриваю его фильмы, то нахожу новый поток для размышлений. И вот теперь, много лет спустя по прошествии этих событий, когда в жизни освободилось место и время для написания этих хроник, мне приснился давно ушедший режиссёр. Снился Тарковский два дня подряд, и невероятно реалистичными были наши длительные беседы, ведь во сне реальность иная, и время ужимается, минуты растягиваются в часы; смерти не существует в привычном нам понимании – стираются все грани, и лишь запредельное имеет смысл. Там можно беспрепятственно перенестись в любое историческое мгновение, лишь бы только удалось вспомнить об этом в моменты ночных забвений.