Анна Брешкова
Роман с элайнерами

Полная версия

© Брешкова А. М., текст, оформление

* * *

Предисловие

Меня зовут Анна. Я врач-ортодонт, в работе – фанат лечения на элайнерах и легко обращаю в свою веру коллег, пациентов и вообще каждого, кто готов меня слушать.

Отдельное удовольствие для меня – наставничество, через которое я помогаю другим врачам учиться ценить себя и свою работу, расставлять приоритеты и шаг за шагом идти к жизни своей мечты. Не на все вопросы подопечных у меня есть ответы, но я навожу их самих на правильные мысли, при этом не подавая вида, что сама могу чего-то не знать. Вот они удивятся, прочитав эту книгу!

А еще мне известно все о прелестях соло-материнства: этому меня учат Белла – мудрый подросток с безупречными навыками манипуляции, и Адам – маленький философ, который не желает спать в своей кровати.

И, как оказалось, я еще и писатель. Об этом сама не имела представления, пока не предложили выступить на мероприятии в стиле TED. Это заставило задуматься: а что я должна рассказывать? Чем таким интересным могу поделиться с людьми?

Я посмотрела, наверное, штук двадцать разных выступлений, но идея так и не пришла. Единственное, что я поняла, – хочу, чтобы было с юмором. Интересна человеку эта тема или нет, он хотя бы сможет посмеяться. Только вот «эта тема» – это какая? Оставалась последняя надежда – я посещаю курсы по ораторскому мастерству, вечером у нас было очередное занятие.

– Ань, ну что за проблема из ничего? Расскажи им про зубы! – сразу же предложила тренер, услышав мои жалобы с задней парты.

– А что про зубы? Вот если придет ко мне конкретный человек, я ему про его зубы расскажу. А для всех, со сцены – про что? Зачем публику утомлять? Кому это надо? Вдруг людям скучно будет, и вообще молчанье – золото.

– Странный вывод от человека, который занимается ораторским искусством, – приподняла бровь тренер.

– Но что я сделаю, если у меня нет темы? Хочется что-нибудь нужное, философское… Люди переживают о важных вещах и говорят об этом: все ближе глобальное потепление, система образования убивает креативность и прочее. Я ни о чем таком не переживаю!

– Тогда расскажи, откуда вообще взялись элайнеры. Я, например, носила брекеты и прекрасно помню, как это. А как с элайнерами ходят, я не знаю.

Тут ко мне повернулась сидящая впереди девочка:

– А я как раз брекеты ношу. И что делать, если мне доктор говорит: «В вашем случае это единственный вариант»? Это правда или нет?

– Так, погодите, сейчас расскажу.

И тут как понеслось… Оказалось, проблема совсем в другом. Тема у меня есть, но теперь я не знаю, как остановиться!

– То, о чем ты говоришь, обязательно должно тебя трогать. Не за коленку, а за душу! – улыбнулась тренер. – Конечно, уметь рассуждать на философские темы – это здорово, но только если они тебя действительно волнуют. А вот на тему зубов тебе только дай поговорить – выходит очень эмоционально. Ничуть не хуже, чем у людей, которые рассказывают про глобальное потепление. Ты говоришь, что не переживаешь ни о чем важном, но стоит только спросить тебя об элайнерах, сразу начинаешь переживать.

А вообще-то она права, это именно та тема, которая меня всегда трогает. Для меня это более животрепещуще, чем глобальное потепление, система образования и… о чем там остальные классные выступления?

– Ну что, мы только что наблюдали характерный пример человека с синдромом самозванца, – подытожила тренер. – Но вот что я вам скажу: если вы считаете, что недостаточно хороши, поздравляю – синдромом самозванца страдают только очень грамотные люди с весьма критическим отношением к себе. Это мы сейчас увидели на примере Анны. Ведь есть люди, которые получили бы приглашение выступить и сразу закивали с энтузиазмом: «Да, конечно, сейчас все расскажу». А потом сами бы не понимали, о чем говорят, а слушатели и подавно. Но если человек считает, что знает недостаточно, чтобы загружать этим людей, ему точно есть о чем рассказать.

Как только я взялась составлять план выступления, поняла, что мне и нескольких часов не хватит, чтобы поделиться всеми увлекательными случаями из своей практики. Историй и смыслов оказалось так много, что пришлось написать целую книгу.

Часть 1. Сбор анамнеза

Глава 1. А что, если ты нормальный?

Используйте талант, которым обладаете: в лесах было бы очень тихо, если бы пели только те птицы, у которых это получается лучше других.

Генри Ван-Дайк

Мастер-класс по работе с элайнерами, или капами для выравнивания зубов, был в самом разгаре. Все уже перезнакомились, весело болтали и смеялись, тем более что формат обучения как раз предполагал интерактив и тесное взаимодействие. Со мной в пару поставили Руслана – яркого и харизматичного парня. Ухоженный, в стильной красной рубашке, с модно подстриженными темными волосами и карими глазами – что ж, я не зря пришла на это мероприятие.

– Анн-Михална, начинайте вы, люблю отдавать женщине инициативу, – хитро подмигнул Руслан и кивнул на девушку, которая ждала в стоматологическом кресле.

Сегодня мы испытывали новый ортодонтический сканер, недавно появившийся на рынке. Я начала показывать Руслану, как быстрее и качественнее провести процедуру, чтобы за несколько минут получить снимки во всех необходимых ракурсах.

– Что-то не пойму, как вы так быстро это делаете?

– Это все опыт, Руслан, – я напустила на себя деловой вид.

Он засмеялся и обратился к девушке в кресле:

– Поменяемся? Хочу на себе проверить, что чувствует пациент, когда с ним такое вытворяют. А то вдруг это опасно для психики.

Девушка, тоже ортодонт, с готовностью встала, а Руслан вальяжно разлегся в кресле и заявил:

– Все, готов побыть снизу.

Это что еще за шуточки на грани фола с коллегой? Опасно! Но где-то глубоко слышался голос интуиции, которая говорила, что не в его вкусе и на самом деле никакой опасности нет. Я приступила к сканированию, стараясь не обращать внимания на довольное выражение лица Руслана.

Вообще-то, мне уже давно можно не посещать такие обучающие мероприятия. Я – врач-стоматолог-ортодонт с двадцатилетней практикой, последние десять лет фанатею от элайнеров и сама учу с ними работать – через блог и наставничество молодых коллег, а также готовлю собственный онлайн-курс. Но я все равно избирательно хожу на семинары, лекции и мастер-классы – ради хорошей тусовки или из уважения к организаторам, которые иногда анонсируют для новичков мероприятия фразой «Брешкова будет».

Вообще, несмотря на все достижения, я постоянно в себе сомневаюсь. Если человек делает комплимент моей внешности или профессиональным качествам, начинаю искать подвох: а зачем он это сказал? Ему что-то от меня нужно? Я очень похожа на своего отца, вот только он никогда в себе не сомневается. Папа у меня самый красивый, самый умный, исключительный, выдающийся профессионал. И не будь он таким скромным, считал бы себя заместителем Бога (кстати, это так и есть – папочка, я люблю тебя!).

Вот и Руслан – зачем он так неприкрыто флиртует со мной? В чем его цель? Подружиться с «той самой Брешковой»? А не все ли равно? Он мне нравится, и нам здорово. Давно я так не упражнялась в опасных шутках. Парень мне сразу понравился и заинтересовал, в том числе и как коуча: решительный, лидер, иногда резкий и немного нарцисс. Противоречивый и цепляющий образ, интересный был бы опыт, приди он ко мне на наставничество.

Ради таких знакомств и упражнений в интеллектуальной пикировке с молодыми коллегами стоит посещать подобные сходки. Когда мы закончили, Руслан сразу подписался на меня в соцсетях.

Уже наутро я увидела немыслимое количество лайков и комментариев от него, причем даже на очень давние посты. Комменты были осмысленными, не шаблонными, то есть парень действительно прочитал все, что я писала. Ого, глубоко же ты копнул, Руслан!

Он стал моим преданным подписчиком, новые лайки и комментарии я находила каждое утро, читать, что он пишет, стало своеобразным ритуалом начала дня. Руслан мной восхищался, а я продолжала искать подвох, но потихоньку начинала верить в его искренность. Даже если ему, молодому и амбициозному, просто хотелось подружиться с авторитетным специалистом, то его можно легко понять. А мне было приятно получать восторженные комплименты от младшего коллеги и отвечать на умные вопросы, которые не каждый доктор додумается задать.

Незаметно мы перешли на «ты», и все мои сомнения развеялись в тот день, когда Руслан написал:

«А можно я обнаглею и приглашу тебя на кофе? Можешь ведь ты попить кофе с преданным подписчиком и почитателем твоего таланта доктора и блогера!»

«Отличная идея, – ответила я, – тогда в понедельник в 17:00 на Трехгорке».

«Как скажешь, Анн-Михална, до встречи».

Я предполагала, что в кафе меня будет ждать тот же слегка нахальный молодой человек, но Руслан выглядел непривычно серьезно.

– Привет, у тебя что-то случилось? – спросила я, присаживаясь к нему за столик.

– Да ерунда, бабушка звонила, читала мораль.

– Ух ты, а про что, если не секрет?

– Одна и та же песня: когда женишься? Почему не женишься? Что сделать, чтобы женился? И начинает перебирать кавказскую родню, моих одноклассников и дворовых друзей: все уже женились, один я хожу…

– Слушай, я как никто могу понять твою боль, сама из Махачкалы, – кивнула я. – И прекрасно знаю по себе, как ужасно, когда нарушают личные границы до такой степени.

– Да я уже устал отвечать на эти вопросы. А что, если я никогда не женюсь? Что, если я только начинаю узнавать и понимать себя? Мне не нужна пара, чтобы что-то разделить или приумножить, но как им это объяснить? А точнее, как научиться не заводиться в ответ и не чувствовать себя ущербным, раз «еще не женился»? Я же не этого всего хочу.

– А чего ты хочешь?

– Стать доктором и блогером, вот как ты. Но у меня в практике даже законченных случаев почти нет.

– Это все приходит постепенно, – заверила я. – И пациенты, и умение не реагировать на бестактность бабушек. От нас зависит только то, как мы это время проведем – качественно или нет. Тебе нравится твоя работа, кстати? Какие у тебя обязанности?

– Помогаю главному ортодонту, иногда самостоятельно консультирую, но очень редко, – поморщился Руслан.

Было видно, что это совершенно не соответствует его амбициям. А вот это как раз неудивительно. Подошел официант с нашим заказом: капучино и чизкейк для меня, лавандовый раф на миндальном молоке для Руслана. Ах, вот кто эти люди, которые пьют такой кофе!

– Я долго не мог найти работу, не понимал, кто возьмет врача без опыта, – продолжил Руслан. – Но где-то же я должен был этот опыт получить? А если возьмут, но уволят после испытательного срока? Тоже страшно было. На собеседованиях не знал, что говорить. Некоторые мои друзья уже на второй год ординатуры скидывались и арендовали помещение. Лечили друзей, родственников, понемногу набирали пациентов. После этого они, конечно, могли при устройстве в клинику рассказывать, что чуть ли не со школы практикуют, привирали иногда. А мне это зачем?

– Потом придется потратить столько энергии, чтобы соответствовать этому образу, – я понимающе кивнула. – Это выматывает: вдруг все раскроется и тебя уволят. Постоянный стресс. А почему ты с однокурсниками не подрабатывал? Поди, лень было?

– Ничего не лень! Все считал, что надо еще подучиться, а потом пойти ассистентом к опытному врачу. Если снимать кабинет, то с пациентов надо брать хотя бы небольшие суммы, иначе где взять деньги на арендную плату? А можно ли практиковаться, и чтобы человек еще тебе за это платил? Вдруг ошибешься, навредишь?

– А на ком можно практиковаться? – осторожно уточнила я. – Неужели на бесплатных пациентах в государственной стоматологии?

– Нет, конечно, нет. На любых пациентах, но только под руководством опытного специалиста. Сейчас я бы назвал себя начинающим ортодонтом, в ассистенты в итоге не пошел.

– Это интересно! Да, действительно, у ассистирования есть плюсы и минусы: с одной стороны, приобщаешься к опыту доктора, но с другой – на должности ассистента можно застрять, когда уже пора бы самому практиковать. А расскажи про доктора, с которым ты работаешь. Он какой? На него хочется равняться?

– Конечно, хочется, – сразу же ответил Руслан, как будто только и ждал этого вопроса. – Виктор Михайлович профессиональный, сдержанный, умеет работать с возражениями, разрешать конфликты. Талантливый специалист, безусловно, да и харизматичный человек в целом.

– А ты талантливый специалист? – Я внимательно посмотрела на него.

– Разумеется, – не задумываясь подтвердил Руслан. – Свежие мозги, я бы сказал. У меня иногда столько идей, прямо предвкушаю, просыпаясь утром, как мне сегодня дадут сложного пациента, а я успешно справлюсь. Но этого не происходит, и к вечеру я уже себя чувствую полным идиотом, которого к людям подпускать нельзя. Тогда начинаю думать, что надо уходить из стоматологии, не мое это.

– А как Виктор Михайлович к тебе относится?

– Иногда хвалит, когда мне все удается, и тогда сразу хочется стараться, работать. Но чаще указывает на недостатки, к сожалению, – Руслан сразу сник. – Впрочем, и руководство обесценивает. Постоянно получаю замечания. Мол, от меня к Виктору Михайловичу пациентка пришла, у нее на элайнерах были плохо отполированы замки. А меня раздражают эти замки и вся механическая работа. Мне достается только самое простое, как будто я бездарь. Почему я должен это делать?

– Но еще совсем недавно тебя вообще не брали на работу. Теперь у тебя есть место, тебе дают определенные задания. Когда научишься выполнять их хорошо, доверят работу посложнее. Кто-то ведь должен и замки полировать, да?

– Но я же доктор! Я выше этого, я способен делать вещи поважнее. Да, я плохо полирую, но делаю это специально. Такое чувство, что меня используют как рабочую силу, а я все-таки ортодонт с высшим образованием. Так что пусть полирует кто-нибудь другой!

Ничего себе! Да тут настоящая диверсия с этими замками!

– Руслан, но сейчас этот «кто-то другой» – ты, – мягко сказала я. – Послушай себя со стороны. Ты только что говорил, нужно практиковаться под присмотром опытного врача. Это ты и делаешь. Любой практикующий ортодонт умеет идеально выполнять рутинную работу вроде полировки замков, но потом наступает момент, когда он может передать эти дела другому, а сам браться за более сложные процессы и таким образом расти в профессии, доходе.

– Думаешь, я не способен на большее? – вдруг с вызовом спросил он, вскинув подбородок.

– Уверена, что способен, я вижу это и верю в тебя.

Я правда чувствовала, что Руслан далеко пойдет, но отметила и огромное эго, которое вместе с ощущением, что он достоин большего, не помогало ему, а тянуло ко дну. Интересно, он когда-нибудь представлял, что его могут уволить как специалиста, не справляющегося с элементарной работой? Такая строчка в портфолио точно не скажет о том, что он может больше.

Многие молодые врачи грешат иллюзиями и неадекватностью восприятия самих себя и не представляют, сколько это отнимает энергии. Они предъявляют к себе слишком высокие требования, но в силу возраста и нехватки опыта не могут им соответствовать и в итоге погружаются в тоску и безнадегу. Но отсутствие опыта – это не клеймо. Пройдут годы, и, имея мозги и терпение, молодой врач обязательно наберется опыта и практики, этого невозможно избежать, как невозможно и сразу перепрыгнуть в этот этап.

Поэтому стоит опираться на то, что у молодого специалиста есть сейчас. Как минимум это оконченный вуз, хоть наше образование сейчас и обесценивается донельзя. И помимо этого, если подумать, наверняка наберется список качеств, выделяющих конкретного человека из ряда таких же неопытных, как он сам.

– Представь себя на месте старшего коллеги, – продолжила я. – Ты доверяешь не очень опытному врачу, который тебе симпатичен, простую работу, чтобы он немного разгрузил тебя и ты мог бы уделить больше внимания сложным пациентам. Что бы ты почувствовал, поняв, что человек не справляется? Причем не потому, что он бездарность, а потому, что считает себя выше этого.

– Меня бы это разочаровало, – задумчиво протянул Руслан. А потом тихо добавил: – Действительно, он же в меня поверил, а я…

– Поэтому помоги наставнику, выполняя любую работу качественно. И хватит решать, бездарность ты или гений. Проблема как раз в том, чтобы правильно оценить себя. А что, если ты просто нормальный? Не лучший, не худший, а нормальный.

– Не гнобить себя, имеешь в виду?

– Не гнобить, но и не превозносить. Выбрать ровную позицию где-то между и научиться прочно стоять на ней обеими ногами.

Я вдруг решила попробовать на Руслане один метод, который всегда использую на коучинговых сессиях.

– Руслан, представь, что у меня в руках волшебная палочка. Вот я взмахиваю ей, и ты оказываешься в своем идеальном дне. Опиши его. Ты проснулся и?..

– Собираюсь на работу в личную клинику. У меня свой водитель, много подчиненных. Виктор Михайлович – моя правая рука, и он больше меня не критикует, наоборот. – Руслан запнулся и через паузу продолжил: – Хвалит за идеи…

Вот это амбиции! Руслан даже не представляет, как ему сложно жить физически, пока остается эта эмоциональная нестабильность, и при этом он требует от себя масштаба. Считает, что не будет успешным, пока свою клинику не откроет, а сам нервничает, работая просто ортодонтом. Он не щадит себя, стремится перескочить несколько карьерных этапов – отсюда и возникает диссонанс.

– Немного подробнее, – попросила я. – Вот смотри, по взмаху моей волшебной палочки ты получаешь идеальную жизнь. Как она выглядит? Что ты видишь? Что ешь? Какие чувствуешь запахи? Куда отправляешься вечером? Кто рядом? Так, чтобы было спокойно, приятно, изобильно.

– Я не знаю, никогда не думал об этом так подробно. – Кажется, Руслан расстроился.

Так часто происходит, а еще чаще идеальная картинка вообще не соответствует запросу, с которым человек пришел. Допустим, девушка-врач обрисовала проблему, что не может поднять прайс, а на деле оказывается, что она вообще не хочет работать, а мечтает о состоятельном муже, который отвезет ее на Мальдивы. Но Руслан знает, что он на своем месте.

– Утром в квартире пахнет свежезаваренным кофе, – вдруг начал он. – Из окон видны бесконечные высотки. Подожди, это Москва-Сити… Да, я вижу из окна своей квартиры Москва-Сити. На завтрак у меня…

Казалось, он настолько погрузился в эту картинку, что забыл о моем существовании. В его идеальном дне была все та же работа ортодонтом, уважение коллектива, очередь из благодарных пациентов и все-таки любимый человек рядом. Мы оба мечтательно улыбались.

– Классно, да? – тихо спросила я, когда он завершил рассказ. – Вот она, идеальная картинка Руслана, у которого все получилось. Запомни ее и возвращайся туда каждый раз, когда возникают вопросы, когда нужны совет или поддержка. Даже выполняя надоевшую рутинную работу, ты всегда будешь знать, для чего это делаешь.

– Еще бы зарплату триста тысяч рублей в месяц для начала, – Руслан заметно расслабился и постепенно снова стал тем уверенным в себе парнем, которого я встретила на мастер-классе.

Хорошее «для начала»! Люблю, когда человек не ставит себе потолков. Лишь бы только он на самом деле прочувствовал это. Иногда слова – просто слова.

– А как это мы в коучинг ушли, я даже не понял, – вдруг засмеялся Руслан. – Ты на мне эксперименты, что ли, ставишь?

– А может, это ты бесплатно пользуешься моими услугами по дружбе? – вернула я колкость. – Лучше расскажи, ты в Москве учился? В каком мединституте?

– Я родился и учился в Пятигорске, – охотно принялся рассказывать Руслан. – В Пятигорске окончил университет и интернатуру, а в ординатуру решил поступить в Москве и потом остался здесь работать.

– И как тебе московская ординатура? – заинтересовалась я.

– Сначала боялся, что буду выглядеть неучем на фоне остальных студентов. Нам говорили, что в Москве они особенно умные, не то что мы… Почему ты улыбаешься?

– Да так, вспомнила, как сама поступала. Приехала в Москву из Махачкалы в ординатуру, окончив Дагестанскую медицинскую академию, будучи уверенной в том, что московские студенты начиная со второго курса уже вовсю лечат людей и повсюду расхаживают с чемоданчиком, полным блестящих инструментов.

Ох уж эти чемоданчики! Как нас ими изводили на лекциях, внушая, что мы бестолковые, бесполезные, а вот в Москве… «Не можете тему выучить, домашку не делаете, – нудил преподаватель. – Московские студенты – готовые врачи с персональными чемоданчиками, а вы что?» Я-то домашку делала и училась на отлично, но и меня находили за что гнобить. «Оценки оценками, а лечить ты все равно не умеешь». Было жутко обидно и хотелось быть как те, «готовые». И чемоданчик свой хотелось, но где его взять? Может, за отличные оценки в Москве выдадут?

Познакомившись с однокурсниками в ординатуре, я испытала смешанное чувство облегчения и разочарования одновременно. Они были такие же, как я: кто-то умнее, кто-то глупее. Мы поговорили на профессиональные темы, и страх ушел окончательно: оказалось, я вполне ничего в сравнении с ними.

Я-то, конечно, первым делом спросила ребят, лечат ли они уже и есть ли у них эти легендарные волшебные чемоданчики. Очень мне хотелось на них хотя бы посмотреть, а если повезет, то и потрогать. Чемоданчиков у них не было, и они вообще не поняли, почему я о таком спрашиваю. Зато позже у меня свой чемоданчик наконец-то появился – в нем удобно переносить расходники из одного филиала в другой.

Самое смешное, что в ординатуре я познакомилась с Наной – девочкой из Еревана, которая первым делом выдала: «Господи, как хорошо, что чемоданчиков у них все-таки нет!» Получается, им говорили то же самое. Интересно, а кого ставили в пример московским студентам? Может быть, американских?

* * *

После встречи с Русланом я шла по улице, а в мыслях сами собой всплывали воспоминания, которые пробудил наш с ним разговор. Мой путь начался не в Москве, а в Махачкале, где я была одной из немногочисленных русских девочек. Когда я знакомилась с людьми, они не могли понять, как меня зовут.

– Аня? А полное как? Нормальное мусульманское. Анисат? Аният? Аминат?

– Аня она, Анна. Имя такое, что непонятного? – фыркала боевая подружка, хватая меня под локоть и утаскивая прочь. – Откуда они понаехали вообще?

Да, «нормального мусульманского» имени у меня не имелось, потому что мусульманкой я не была. Некоторые девочки, такие же русские, покрывали голову и выбирали себе другое имя, но мне не хотелось мимикрировать. Я упорно оставалась Аней.

В Дагестане в то время как раз начиналось возрождение ислама, и даже мои однокурсники демонстративно отпрашивались с пар по пятницам в мечеть. У нас же была интернациональная семья. Например, одна моя бабушка – наполовину армянка, другая – кумычка, а это дагестанская национальность. Но сами мы считали себя славянами и христианами.

Русских же в конце девяностых в Дагестане становилось все меньше и меньше. Кто мог уехать – уезжали. Мама тоже ставила этот вопрос, но папа непреклонно настаивал, что нужно оставаться. Он считал, что бороться – благородно, а бежать – неправильно.

– Миша, нас побьют, квартиру отнимут. А за кого мы девочек выдадим? Давай хотя бы фамилию им сменим.

Сейчас я понимаю, что ей нужно было заходить с другой стороны, по-женски: «Давай уедем туда, где ты сможешь раскрыться, проявиться». Но получилось так, как получилось, и вся семья тратила энергию на то, чтобы доказать: мы имеем право жить в Махачкале. Перед моими глазами были родители, готовые оставаться и бороться. Мне же хотелось разъединиться с ними, ведь у родителей для меня был миллион разных «надо». Надо хорошо учиться и стать врачом, как бабушка, к тому же обязательно очень хорошим; надо выйти замуж, а для этого надо быть порядочной. И вообще, девочка должна быть безупречной во всех отношениях. И вроде бы я не против, но эти «надо» и «должна» очень давили. Мама и папа всегда были достойными, сильными и интересными людьми, но тогда их авторитет слишком угнетал меня. Под его гнетом я рисковала так никогда и не понять, кто же я и что на самом деле могу.

Мне хотелось убежать от всего, что меня окружало, поэтому уже со второго курса университета я начала намекать родителям на ординатуру в Москве. Да еще эти несчастные чемоданчики не давали покоя. Такой у меня характер: если мне говорят, что я чего-то не могу, то мне станет больно, обидно, но я начну еще больше к этому стремиться.

Отчего-то я верила, что хорошим специалистом можно стать, только отучившись в Москве: там было больше возможностей. Я боялась этого первого серьезного решения в свой жизни, но в выборе была уверена.

– Закрыли тему, – твердила мама. – Глупости не говори. Ну куда ты поедешь? Какая Москва? Мы живем в Махачкале, и ты с нами. Вот выйдешь замуж, решит муж в Москву перебраться, тогда пожалуйста. Как ты себе такое представляешь? Ты же девочка.

Да, девочка. Двадцать лет.

– Там проституция, наркомания, – поддакнул папа, который до этого усиленно делал вид, что читает газету.

Вообще-то папа сам оканчивал аспирантуру в Москве, а еще там до последних дней жил мой дедушка. Иногда мы всей семьей на полгода уезжали в столицу и оставались, пока папа учился, там же я ходила в детский сад. В итоге папа защитил в МГУ диссертацию и стал кандидатом экономических наук, но все равно выбрал родную Махачкалу – маленький приморский город, где он был первым красавчиком. Он свой выбор сделал – и я тоже. Москва не давала мне покоя.

Как известно, вода камень точит, поэтому к пятому курсу я все-таки убедила родителей, что мне нужно учиться в столице. Но перед нами встал очередной вопрос: а как? Мы знали, что ежегодно на республику выделяется несколько бюджетных мест. Что, если попробовать получить одно из них?

Не могу сказать, что мы жили бедно и родители не смогли бы себе позволить оплатить коммерческое место, но бесплатное образование всегда было у нас в семье делом чести, тем более что я шла на красный диплом. Папа частенько поговаривал, что платно учатся только дураки, но даже он понимал, что краснодипломников в Дагестане явно больше, чем бесплатных мест. И он решил действовать.

Поскольку папа всегда был для всех своим парнем, у него было много полезных знакомств. Он увлекался спортом и за свою жизнь с кем только не побывал в командах по футболу и волейболу. Одним из таких людей оказался брат тогдашнего министра здравоохранения, а сам министр жил в соседнем от нас доме. Близкими друзьями они не были, но были добрыми соседями. И папе пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы пойти к нему и узнать, есть ли в этом году бюджетные места и как их получают.

Оказалось, что буквально на днях на республику выделили два места, их еще никому не успели отдать, и министр, услышав, что я иду на красный диплом и мечтаю учиться в Москве, сразу сказал, что одно из них мое.

– Это получается, мы теперь что-то должны? – с порога спросил нас растерянный папа. – Он ничем не интересовался, ни на что не намекал…

– Ну нет, – возразила мама. – Такого великодушного и честного человека деньги только оскорбят.

Но она все равно съездила в какое-то секретное место, где достала золотые запонки с бриллиантами и бутылку дорогого коньяка. Когда папа принес подарки, оказалось, что министра нет дома, поэтому он просто оставил пакет его жене.

– Миша, да что ты? – ахнула та. – Меня муж ругать будет, не возьму.

– Скажи, что я настоял, пусть меня ругает.

В тот же вечер в одиннадцать часов раздался звонок в дверь. Я посмотрела в глазок и увидела там министра здравоохранения с его дочкой. Испугавшись, я убежала в комнату, крикнув родителям, чтобы открыли дверь.

– Вы эту коробочку возьмите, – услышала я чужой голос из коридора. – Спасибо, конечно, но не стоило. Миша, ты же не думаешь, что это я тебе по знакомству? Помогать одаренным студентам – святое дело и моя обязанность. Они же гордость республики. А коньяк выпьем с тобой, заходи завтра.

Когда он ушел, мама бросилась в слезы.

– Миша! Какой ты молодец, какой человек! Посмотри, как тебя в городе уважают. Сам министр здравоохранения…

Я стала врачом-ординатором в Москве просто потому, что министр оказался, как сказала мама, исключительным человеком. Наконец-то другой город, наконец-то самостоятельность.

* * *

Но самостоятельности не случилось.

– Ты будешь жить у тети Марины и дяди Вали́, – непреклонно заявила мама на следующий день. – Я уже позвонила и договорилась.

Это были наши близкие друзья и соседи, которые переехали в Москву. Мы поддерживали с ними теплые отношения. Тетя Марина – врач-гинеколог, кандидат наук и преподаватель. Дядя Вали – физик, доктор наук. Да у нас вообще весь двор такой был – люди интеллигентные, физики, академики, историки, в общем, из одного культурного пласта. У нас даже вопрос религии или национальности ни разу не поднимался. А кроме того, махачкалинский двор – это не просто соседи, а почти что родственники, семья. Так что отправить меня к тете Марине и дяде Вали было абсолютно естественно.

Я, конечно, возмутилась и заявила, что в Москве роскошные общежития и я хочу жить там. Мама скрипя зубами собрала мои вещи, собралась сама, и мы отправились на разведку, понимая, что над семьей нависла угроза неизбежной взятки, – комнат мало, а желающих много.

Знаменитое московское общежитие, в котором все мечтали поселиться, на деле оказалось вонючим грязным бараком, как в самых депрессивных фильмах про российскую действительность. К тому же оно явно было переполнено, студенты жили чуть ли не друг на друге. И это здесь надо выбивать место за взятку? Нет уж, спасибо.

Вариант снять квартиру с будущими сокурсницами отметался родителями сразу. «Сначала кто-нибудь приведет мальчика, а там и до разврата недалеко», – говорила мама. Были и другие тревоги: я могла потеряться, или кто-то мог обидеть. Второе опасение тоже имело сексуальный подтекст. Но главной тревогой всегда оставался разврат. А когда я возражала, что мама все придумывает, то она заверила, что точно знает. А что, собственно, она знает? «Тебе такое еще рано рассказывать».

Оставался еще замечательный вариант жить совсем одной, но это слишком накладно, да и опять же разврат. Родителям и в голову бы не пришло, что человеку хочется самостоятельности, самому строить свой быт, отдыхать по вечерам от людей. Жить одной? Подозрительно. Интересно, а зачем?

И это моя интеллигентная, образованная, вроде бы современная мама! Был у нее какой-то пунктик на эту тему, причем только насчет меня, как мы потом с сестрой выяснили. Помню, читаю какой-нибудь любовный роман, а мама следит так внимательно и изредка спросит: