Анна Данилова
Звериный профиль
3
Суркова Валентина Борисовна, пенсионерка, услышав звонок в дверь, поставила чашку с недопитым чаем на стол, вышла их кухни и поплелась в прихожую. Настроение у нее было с самого утра хуже некуда. Женщина по имени Марина, ребенка которой Валентина нянчила всю осень, задерживала оплату, обещала перевести деньги на днях, и уж точно за два дня до срока погашения очередного ипотечного платежа, но так ничего и не прислала, а срок уже завтра…
– Ты что, Марина, не понимаешь, что портишь мою кредитную историю?! – Почти плакала Валентина Марине в трубку. – Мне и кредиты никто больше не даст, раз я такая неплатежеспособная и безответственная! Может, для тебя эта несчастная десятка – не деньги, а для меня – часть взноса! И как мне теперь быть? Займите у кого-нибудь с мужем, раз у вас сейчас нет, но заплатите мне. Я же вашего ребенка нянчила, душу в него вкладывала. Разве так можно?
Так и хотелось крикнуть в трубку, мол, твари вы неблагодарные!
После этого разговора с Мариной на душе было так гадко, так противно! Что за люди? И ведь не бедные, красную икру покупают килограммами и замораживают ее впрок в огромной морозильной камере (что являлось для Валентины признаком не только богатства, но и расточительности!), а заплатить вовремя няне не могут. Жадные и нахальные!
И тогда Суркова в который уже раз обратилась за помощью к своей соседке Евгении Спиридоновне. Старушка, получающая неплохую пенсию и весьма скромно тратящая ее на самое необходимое, даже не подозревала о том, что, по сути, богата. Конечно, соседка гарантированно выручила бы ее, но каждый раз, звоня в ее дверь и представляя себе свое же блеянье в процессе одалживания денег, Валентина чувствовала себя униженной и глубоко несчастной.
Хотя временами она бывала и счастлива, когда ее работодатели платили ей вовремя, да еще и с небольшими премиями за переработанные часы, и тогда она, заплатив вовремя ежемесячный ипотечный взнос, с какой-то даже гордостью ощущала себя хозяйкой однокомнатной просторной квартиры в новом доме, да еще и рядом с парком!
…Она открыла дверь и увидела Евгению Спиридоновну. Господи, она же деньги ей принесла! Валентина договориться-то с ней договорилась, а деньги старушка обещала принести чуть позже. Видать, прячет соседка наличные в укромном месте, поэтому никогда сразу не дает, только спустя время. Причем сама приносит. И визиты такие для нее явно в радость, женщина она одинокая, ей и поговорить не с кем, и пирогами угостить некого. А так придет Евгения Спиридоновна, денежку даст, да еще шарлоткой какой-нибудь угостит или пирожками с мясом, а заодно поговорит. Разговоры у них с Зоей простые, о погоде, соседях, крикливых детях, что живут со старушкой по соседству да на верхнем этаже. Но и политикой бабуля немного увлекается, никак не может определиться, к какой партии примкнуть, кого покритиковать.
– Ой, Евгения Спиридоновна, проходите, пожалуйста!
Валентина заметила, что на этот раз соседка пришла с пустыми руками. Нет, деньги сразу протянула, прямо с порога, десять купюр по одной тысяче рублей, но вот пирогов на этот раз не было, да и выглядела она как-то встревоженно, напуганно.
– Валюша, мне тебе сказать что-то надо…
– Хорошо, Евгения Спиридоновна, сейчас расскажете… Проходите, садитесь вот сюда, это уже ваше место за столом… А я сейчас чай согрею.
– Валя, постой. Сядь и послушай меня. Я-то сама ничего предпринять не могу, у меня просто сил нет, а вот ты…
– Да что случилось-то? Обидел кто?
– Говорю же, сядь и послушай.
И соседка рассказала какую-то совершенно нереальную историю о том, как сегодня утром возле крыльца поликлиники, располагающейся в их доме, подрались две женщины. Евгения Спиридоновна живет на втором этаже и говорит, что все отлично видела. Сначала одна девушка, что выглядит постарше и в шубе, набросилась, в смысле словами, на ту, что помоложе, которая была в сером пальто и черном берете. Одна обвиняла в чем-то другую, после чего зарядила ей пощечину, да так сильно, видать, что та, что помоложе, отлетела в сторону, упала, но потом поднялась и набросилась уже на вторую. Ударила ее тоже по лицу, после чего старшая «танком» двинулась на нее, прижала к перилам лестницы, ведущей в подвальное помещение поликлиники, а эти перила, видать, еле держались, может, проржавели, и девушка в берете рухнула вниз. Через некоторое время та, что в шубе, оглядываясь, спустилась по лестнице туда, где находилась другая, побыла там какое-то время, после чего выбралась наружу, оглянулась, схватила несколько картонных ящиков, приготовленных для вывоза сторожами расположенного поблизости склада, и утащила вниз. После чего снова появилась, поднялась в поликлинику, и больше любопытная соседка ее не видела. Хотя следила за территорией, где, по ее мнению, было совершено преступление, практически до самого вечера, за исключением вынужденных отлучек в туалет.
– Вы хотите сказать, что из этого подвального провала та девушка так и не вышла?
– Думаю, что нет. Но я же, говорю, отходила несколько раз от окна, может, и пропустила, конечно. И в туалет отлучалась, и чайник ставила. Хотела позвонить в полицию, но где у меня доказательства? Я же помню, как ко мне отнеслись в прошлом году, когда я собственными глазами видела, как напротив все той же поликлиники остановилась черная машина, похожая на «Волгу», я в машинах-то не разбираюсь, и оттуда раздался выстрел, мужчина, который до этого разговаривал с водителем машины, упал… В кусты. Я позвонила в полицию, все рассказала, но, когда прибыла полиция, тела того, в кого стреляли, так и не нашли. Полицейские посоветовали мне тогда поменьше смотреть сериалов. Посмеялись, словом, надо мной. А я думаю, что пока они ехали, кто-то подобрал труп и увез. Или же человек тот оставался раненым и сам выбрался на дорогу, может, остановил машину. Я же не могла постоянно находиться возле окна. Я старый больной человек, мне надо лекарства принимать, к тому же у меня тогда на руке был сильнейший ожог, и я сама себе делала перевязки… Вот такая история. Просто я подумала, Валечка, быть может, вы спуститесь туда, вниз, посмотрите, есть там в подвале кто или нет. А что, если девушка, которая туда упала, еще жива и просто не может выбраться? А я, признаюсь, просто боюсь, мне страшно. Что, если там на самом деле лежит мертвая женщина? Но еще больше боюсь, что это были галлюцинации. История-то выглядит странно, согласитесь.
– Да, действительно, история странная. Но вам перила-то видны? Они на самом деле сломаны?
– Ну да! Я же потом очки надела, хотя я и без них вдаль вижу… Да, одного звена нет, думаю, оно упало вниз после того, как на него навалилась эта девушка…
– Ну вот, значит, никаких галлюцинаций у вас нет. А я спущусь, конечно, посмотрю.
– Вот спасибо! А то я вся прямо извелась!
– Так когда это случилось?
– Сегодня между десятью и одиннадцатью часами. И ведь обычно в это время рядом с поликлиникой полно народу, мамаши с малышами приезжают, я даже присматриваю за их колясками, мало ли… Там и место такое специальное вымощено плиткой, для колясок, велосипедов… Словом, именно в то время, когда происходило убийство, да-да, теперь я чувствую, что это убийство, ну никого, как нарочно, поблизости не было.
Валентина поставила перед соседкой чашку с чаем, но та впервые вдруг отказалась и даже отодвинула ее от себя.
– Настроения нет. Чувствую себя слабой, немощной старухой, которой никто не верит… А у меня, между прочим, все в порядке с головой.
– Да конечно, в порядке! Хорошо, Евгения Спиридоновна, пойдемте, я вас провожу.
Соседка ушла. Валентина встала у окна. Ей виден был только длинный козырек или крыша подвала да часть лестницы. И одного звена перил действительно не было. Но история, рассказанная Евгенией Спиридоновной, выглядела совершенно абсурдной. К тому же она ничего не сказала про женщину, толкнувшую «молодую, что в берете» на перила. Она сказала только, что та поднялась в поликлинику, и все. Но скорее всего обе женщины после стычки разошлись по своим домам. Просто соседка этого не увидела. К тому же кроме Евгении Спиридоновны в доме могли найтись и другие свидетели несчастного случая или убийства, и они уже давно позвонили бы в полицию.
Так, успокаивая себя и не желая выбираться из теплой квартиры на улицу, да еще и спускаться по лестнице вниз, что явно привлекло бы внимание прохожих, Валентина вернулась на кухню, пересчитала деньги и только сейчас поняла, что ей все равно придется выходить, чтобы положить наличные в банкомат – положенная сумма должна быть переведена на ее «сберовскую» карту.
Банкомат имелся в продуктовом магазине через дорогу. Валентина усмехнулась. Там, рядом с этим магазином, находился бутик с дорогими винами и коньяками. Имелся и охранник, симпатичный мужчина лет шестидесяти с небольшим. У него всегда были розовые щеки, и выглядел он здоровым и крепким. Но самое главное, что он всегда, когда находился на улице, курил ли или просто стоял, уткнувшись в свой телефон (вероятно, играя в какую-нибудь бестолковую игру от скуки), а увидев Валентину, едва заметно кивал ей. Как старой знакомой. И это ее нисколько не злило, наоборот, в такие минуты она этот слабый знак внимания воспринимала всерьез и чувствовала себя женщиной. Причем несмотря на свои пятьдесят семь.
Валентина была в разводе, причем уже лет десять, и давно потеряла надежду встретить приличного мужчину. Сначала она мечтала найти мужа, с которым встретит старость, представляла себе, как будет заботиться о нем, вовремя давать ему (воображение рисовало их уже глубокими немощными стариками) лекарства и укутывать пледом парализованные ноги мужа, но потом, после нескольких встреч с реальными мужчинами, с которыми ее время от времени знакомили подружки, она эту затею с замужеством оставила. Поняла, что не готова взваливать на свои плечи заботу о совершенно чужом человеке, к тому же обремененном болезнями. Ей нужен мужчина помоложе, и даже не для интимных встреч, а просто для прогулок, культурных походов, поездок по интересным местам. А потому мужчина должен быть здоровым, крепким (вот как этот розовощекий охранник!) и непременно с машиной. А у этого мужчины машина точно имелась, Валентина один раз видела, как он открывал дверцу припаркованной неподалеку от винного бутика иномарки вишневого цвета, чтобы достать сигареты.
Собираясь в магазин, Валентина наметила план действий. И хотя он до последнего казался ей каким-то нереальным и даже глупым, мысли-то в голову все равно лезли. А что, если соседка говорила правду и под лестницей лежит труп? Конечно, все можно выдумать, нафантазировать, но эта история с коробками, которые предполагаемая убийца спустила вниз… Все это начинало смахивать на правду. И коробки эти она наверняка забрала, чтобы прикрыть ими тело. Соседка говорила, что женщина поднялась в поликлинику, но так оттуда и не вышла. А что, если она сидит там до сих пор ни жива ни мертва, не в силах осознать то, что произошло. Сидит и ждет, когда за ней приедет полиция. Она же понимает, что если та девушка мертва, то рано или поздно ее, убийцу, вычислят. А еще она, находясь в поликлинике, пытается обеспечить себе алиби, мол, она ничего не знает, она с самого утра была в поликлинике, и ее там видела целая толпа пациентов. Да и вообще, причин, по которым она продолжала находиться в поликлинике, причем, возможно, до сих пор, было много. Хотя бы шок! Ей не верилось, что все это произошло с ней. Она никак не может это переварить. Но рано или поздно она, конечно, выйдет. В то время, когда она будет скрываться в поликлинике, она станет размышлять о том, как спастись, избежать тюрьмы. И первое, что ей придет в голову, – это спрятать труп, вывезти его куда-нибудь подальше. Конечно, ей придется обратиться к кому-то за помощью, ведь понадобится транспортное средство, машина. Хорошо, если у нее самой есть автомобиль, тогда она без проблем погрузит тело в багажник и вывезет его куда-нибудь подальше от этого места. И сделает это, когда стемнеет. Скорее всего, ночью…
Так, представляя себя на месте той «женщины в шубе», Валентина и не заметила, как подошла к винному бутику. И лицо ее засветилось радостью, когда она увидела своего охранника. Тот на этот раз не просто кивнул ей в знак приветствия, а даже помахал рукой.
– Салют… – Она притормозила возле него. – Я вот все спрашиваю себя, где я раньше могла вас видеть. Мы знакомы?
Конечно, она никогда его раньше не видела, а спросила просто, чтобы завязать разговор.
– Конечно, знакомы! Мы же с вами как-то в Москву в одном купе ехали, не помните?
И тут она вспомнила! Точно!
– Ба… Неужели вы тот самый офицер, что помогал мне когда-то снимать кольцо с пальца, когда мою руку раздуло от аллергии на шампанское?!
– Ну, слава богу!
– Надо же… А я все думаю, почему ваше лицо кажется мне знакомым…
Она снова слукавила, потому что такого ощущения прежде у нее не было. Но вот сейчас, когда он сказал ей, откуда ее знает, она вспомнила эту поездку, веселую соседку по купе – молоденькую продавщицу Эммочку, запланировавшую поездку в монастырь, чтобы матушка Матрона помогла ей избавиться от бесплодия. Вспомнила и приятеля этого офицера, имени которого она, конечно, не помнила, у которого были такие же голубые глаза. Кажется, после двух бутылок шампанского она целовалась с ним в тамбуре…
– Меня Володей зовут, – напомнил он ей. – А вас – Валентиной, правильно?
– Да, точно! Какая у вас хорошая память! Ну, ладно. Мне пора.
– Может, как-нибудь встретимся, посидим в кафе? Да хоть вот здесь, за углом, в пиццерии?
– Я подумаю, – засмеялась она и, помахав ему рукой, почти побежала (как если бы она мгновенно помолодела!) в сторону магазина.
Находясь под впечатлением от встречи и надеясь, что этот Володя окажется разведенным или вдовцом, она уже успела нарисовать себе их возможные встречи, поход в театр или кино, в какой-то момент даже почувствовала, как он берет ее ладонь, и его рука оказывается теплой и гладкой на ощупь.
Валентина пришла в себя уже на обратном пути, когда вопрос с превращением купюр в «неналичность» был решен и она снова поравнялась с витриной винного бутика. И тотчас дверь распахнулась и в облаке теплого ароматного магазинного воздуха появился Володя. Он был так возбужден, со сверкающими глазами и почему-то распахнутыми, словно для объятий руками, что Валентина даже шарахнулась от него.
– Вот, я записал номер своего телефона. Когда будет желание и время – позвоните, хорошо? Я буду ждать!
– Вы женаты? – спросила она, чтобы уж окончательно решить для себя, мечтать о нем или нет.
– Нет. Я разведен. Но дети есть. Взрослые. Я живу один.
Вот теперь и она улыбнулась.
– Хорошо. – Она взяла листочек с написанным на нем номером телефона и сунула в карман куртки. – Я позвоню.
– Рад был встрече!
– Я тоже.
Возвращаясь домой и проходя мимо крыльца поликлиники, Валентина едва сдержалась, чтобы не свернуть к подвалу. Нет-нет, здесь нужна выдержка. Пусть эта особа, убийца, сама предпримет что-то, например, вернется ночью, чтобы вывезти труп. И вот тут-то Валентина попытается извлечь из этого свою вполне себе реальную выгоду. Тем более что женщина эта, если судить по рассказу соседки, обычная, то есть не профессиональный убийца, и убийство произошло явно по неосторожности, короче – несчастный случай. А потому она до сих пор находится в шоке, не зная, как выкрутиться из этого опасного положения, чтобы не угодить в тюрьму. А что нужно для этого сделать? Правильно – избавиться от трупа!
Валентина вернулась домой. Надо бы и ей самой все хорошенько обдумать. Впереди – бессонная ночь. Именно ночь, потому что вряд ли убийца появится здесь в вечернее время, даже, если и стемнеет. Ей нужно, чтобы на улице не было ни единого человека. Получается, она появится здесь с машиной после полуночи. И Валентине, чтобы не уснуть и дождаться этого момента, нужно выспаться прямо сейчас.
Она и сама еще не понимала, всерьез ли относится к тому, что задумала. Потому что ее план был навеян многочисленными детективными сериалами и книгами, где все происходило легко и просто. Понятное дело, что там, в кино, все было притянуто за уши. Все как-то удачно совпадало, и предположения героев были единственно правильными. В жизни-то все не так. Во-первых, эта особа может и не вернуться, просто исчезнуть или вообще – уехать из города. Да что там! Поменять место жительства от страха! Не каждая женщина наделена такой храбростью, чтобы в ответственный момент своей жизни решиться вытащить труп из подвала, погрузить его в багажник машины (даже если она привлечет к этому преданного ей близкого человека), а потом и вывезти куда-нибудь за город. Да многие вообще не могут находиться рядом с трупом, не говоря уже о том, чтобы тащить его за ноги по ступеням…
Бррр… Валентину от представленного передернуло.
Нет-нет, она не будет сейчас думать обо всем этом. И вообще, она не должна, в сущности, осуждать эту женщину. Представляя себя на ее месте, она понимала, что и сама бы поступила не лучшим образом и уж точно не пошла бы в полицию, зная, что ее точно посадят. Но, с другой стороны, вряд ли эту «убийцу» (убийцу в кавычках, конечно, потому что она стала ею случайно) можно считать совсем уж невиновной. Она, видать, та еще штучка. И какой бы конфликт ни произошел между женщинами, какая бы ссора ни вышла, не всякая способна на рукоприкладство. Ну, пособачились, высказали друг другу все, что думают, да и разбежались каждая в свою сторону. А то одна влепила другой пощечину. Та ответила… Пощечина – это унизительно, больно, рука ответчицы наверняка сама среагировала, чтобы дать сдачи…
Рассуждая таким образом, Валентина налила себе чаю, достала из холодильника кусок ветчины, сделала бутерброд, подкрепилась, после чего отправилась в комнату, включила телевизор, канал «Культура», где гарантированно не было будоражащих сериалов, а лишь спокойные голоса дикторов или музыка, улеглась на диване, прикрылась пледом и закрыла глаза.
4
Она знала эту привычку мужа после ссор или, наоборот, во избежание скандала скрываться в ванной комнате. Поначалу она думала, что он просто сидит там, пережидая опасный момент. Но потом (конечно, все это было в самом начале их совместной жизни) поверила, что он действительно моется. Причем долго, тщательно, используя все имеющиеся гели и шампуни (после него ванная комната благоухала всеми наличествующими ароматами), возможно, в каком-то нервном остервенении, желая смыть с себя все то негативное, на его взгляд, что портит настроение, отравляет его жизнь.
Вот и на этот раз он сбежал под душ, испугавшись собственных галлюцинаций. Еще бы, думая о своей любовнице и, возможно, интуитивно чувствуя что-то нехорошее, он вдруг услышал звук ее рингтона.
Но что он мог прочувствовать? С чего бы? Девушки не было в живых всего несколько часов. Почему он так волновался? Потому что она не брала трубку? Да мало ли причин, по которым человек не отзывается! Или случилось что-то такое, к примеру, ссора, и он теперь просто не находит себе места?
И тут Зоя буквально подскочила на месте. Телефон. Его телефон. Вот он, лежит себе на столе, забытый хозяином. Вот это добыча! Обычно Виктор никогда не расстается с телефоном, даже когда идет в душ. Нет, не так: особенно если он идет в душ. Это и понятно. Включив воду, он под шум воды может спокойно разговаривать по телефону со своей любовницей, не опасаясь, что жена его услышит. Так делают все изменщики-мужья. Или просто изменщики или изменщицы.
А что, если эта девушка в черном берете не имеет к Виктору никакого отношения и Зое только показалось, что та появилась у дверей гинекологического кабинета в ее кремовой юбке и ее коричневых сапогах?
Зоя схватила телефон мужа и выбежала из квартиры, чтобы, поднявшись на пару этажей, спокойно проверить его. Телефон покойницы лежал у нее в кармане джинсов. Итак, теперь у нее два телефона, и вот сейчас она узнает всю правду.
Зоя так разволновалась, что почувствовала, как стучат ее зубы. Это было так неприятно, она ощутила себя такой слабой и жалкой.
Открыв список звонков на телефоне мужа, она без труда определила номер, по которому он звонил тысячу раз! Некий Иванов. Конечно, фантазии-то нет. Ну да ладно. Иванов так Иванов. Она набрала номер, и зазвучавшее на весь подъезд дерзкое, оглушительное аргентинское танго было похоже на звонкую пощечину!
Ей показалось или ее губы растянулись в злорадную улыбку? Вот она, гадина, пытавшаяся украсть у нее мужа. Получается, пока Зои не было дома, причем это могло произойти где-то осенью, потому что юбка пропала примерно в октябре, Виктор привел любовницу домой, поил-кормил ее, ублажал, как мог, а потом, расчувствовавшись, подарил ей новую юбку жены плюс шикарные дорогие замшевые сапоги! Вот чем он думал, каким местом? Получается, что он либо был не в себе, может, пьян, или же она, эта сучка, сама выбрала себе из вещей что получше и спрятала незаметно от Виктора в сумку. Какая мерзость!
Зоя вернулась в квартиру, почти плача. Слезы сами текли по щекам, капали на грудь. Что это за слезы? Откуда они? Совесть отказывалась уравнять присвоенные юбку и сапоги со смертью. Понятное дело, что за такую фигню не убивают. Но разве она хотела ее убить?
Тут Зоя перекрестилась, задрав голову, желая, чтобы Всевышний ее увидел и услышал, хотя от стыда она едва подняла голову.
Он знает, что Зоя не хотела ее смерти. Просто надо было поставить девушку на место. Она же и выбежала из поликлиники, чтобы догнать ее, ответить на оскорбление. Да и шуба еще эта… Если бы Зоя не побоялась и отдала ее, как только пришла в поликлинику, в гардероб, а не оставила при себе на диванчике, то, может, ничего этого и не случилось бы. Вряд ли она побежала бы за этой девицей в тонком свитере.
И вообще, все случилось так неожиданно и к тому же принесло ей столько боли и унижения, что теперь она уже и не знает, выбежала бы она за гадиной в свитере или нет. Может, и рванула бы за ней. И ведь сучка эта сама ее спровоцировала. После всего, что она ей наговорила, стояла перед ней и медленно так, словно издеваясь, надевала свое серое пальто, натягивала на голову шерстяной берет.
А весь конфликт-то из-за чего?
Зоя пришла в поликлинику, чтобы ей вынули спираль. И, как нарочно, весь закуток перед кабинетом гинеколога бы просто забит беременными, которых нужно было пропускать без очереди. Зоя пропустила сначала двух шарообразных женщин, потом заявилась еще одна, бледная такая на вид, худенькая девушка с огромным животом. Казалось, он перевешивает ее, бедняжку. И как-то долго длились эти визиты. Когда ждешь, время всегда замедляет свой ход.
Сидеть в душном коридоре было тоскливо и неприятно. Зоя знала, что ей будет небольно, хотя и неприятно, но сам факт взгромождения на это чудовищное и ледяное металлическое гинекологическое кресло нервировал.
Она уже сто раз пыталась представить себе всю процедуру, даже внизу живота заломило, и тут вдруг, буквально перед тем, как ей самой уже войти, поскольку все беременные в очереди закончились, появилась эта девица. Высокая, красивая, зараза, в шикарном сером пальто, в элегантном маленьком черном берете. Лицо бледное, а вот щеки розовые, нежные. Глаза огромные, темные. Скинула с себя пальто, стянула берет и подошла прямо к двери, готовясь прямо сейчас зайти в кабинет.
Зоя сказала, кажется, что сейчас ее очередь, что она пропустила уже несколько беременных, девица же бросила ей зло через плечо, что и она тоже беременная. Хотя видимых признаков беременности не было. У нее вообще живот был плоским. И пока на языке формировалась идиотская фраза, которая, по сути, и стала ключевой, провокационной, Зоя успела обратить внимание на кремовую юбку-карандаш, обтягивающую бедра девушки, и на ее высокие, шоколадного цвета сапоги на тонком каблучке. Она еще только осознавала, что видит свои вещи, как рот ее дерзко выкрикнул:
– Я тоже, может, беременная.
Вот зачем она это сказала? Кто ее тянул за язык? Да если бы не эта фраза, девица была бы жива и Зоя, быть может, нашла в себе силы начать новую жизнь, развестись с Виктором, глядишь, встретила бы другого мужчину, забеременела от него… От Виктора ребенка не хотелось, родится таким же бездельником и вруном.
И тут эта нахалка, покосившись на Зою, выдала (как выплюнула!) с таким презрением и злостью:
– Беременная она… Да у тебя климакс уж поди!
Это слышали все. Вся очередь, человек восемь. Причем все женщины были разного возраста, и среди них Зоя была самой молодой, ей всего-то тридцать два года!!!
Может, в коридоре было темно или просто освещение отвратительное, дающее мертвенные пятна на лицах, или девушке нужно было просто на ком-то отыграться, и на месте Зои могла оказаться любая другая женщина, но в воздухе после произнесения этой фразы тотчас запахло дряхлостью, климаксом, повеяло чуть ли не старческой мочой или даже смертью!
А если еще учесть, что женского счастья Зоя в последний год вообще не испытывала и сама чувствовала, что стареет (и это в свои-то молодые годы!), по уши увязла в работе и закопалась в семейных проблемах, основной из которых были постоянные измены Виктора, да плюс еще вид обидчицы, ее молодость и свежеть, розовые щеки, огромные черные глаза, не говоря уже о том, что на ней были Зоины вещи… Вот как тут было не взорваться?! Как? Да она ее этой фразой будто пригвоздила к дивану. Зоя несколько секунд не могла пошевелиться и ответить на оскорбление, зубы сжались, а в голове зашумело. Между тем дверь кабинета открылась, оттуда вышла пациентка, и, чуть ли не сбив ее с ног, к врачу прошмыгнула любовница Виктора.
– Сучка молодая, – сказал кто-то из темного угла. – Мы все постареем, и она тоже, и ее климакс накроет. И будет потеть, как я… Измучилась уже.
– Но она точно на аборт, такие, как она, злые и наглые, не хотят детей. Аборты делают постоянно, – отозвалась другая женщина.
Зоя так и продолжала сидеть, не желая видеть тех, кто говорил. Ей было стыдно за то, что ее, такую молодую, прилюдно записали в старухи. Беспричинно, просто так. Хотя… А что, если она, эта мразь, ее узнала? Поняла, что видит жену своего любовника? Узнала, а потому оскорбила. А-а-а-а…
Это открытие лишило Зою последних сил. С другой стороны, прибавились какие-то иные, внутренние силы. Она встала и набросила на плечи шубу. Вот прямо сейчас она позвонит Виктору, выяснит, где он, и, если тот дома, придет и выскажет ему все: что ненавидит его уже давно, хочет развода, и тот будет для Виктора убийственным, потому что он останется без крыши над головой, без денег, без работы, без куска хлеба, без сигарет, наконец! А потом она свяжется со своим адвокатом и скажет, что Виктора надо стереть в порошок. Вот так. А если Виктор останется без денег, то кому он на фиг нужен? Вот этой розовощекой шлюшке? Он наверняка пообещал ей золотые горы, представился инженером-биологом, ученым, сказал, что квартира его, и при разводе с женой он в ней и останется, что он получил какой-нибудь грант, разрабатывает что-то важное в сфере микробиологии… Уж заливать он горазд.
Она бы покинула поликлинику от стыда, если бы девица не вышла так быстро. Ветром пролетев мимо Зои, обдав ее ароматом хороших духов, наверняка купленных Виктором на Зоины деньги, девица накинула пальто, надела берет и стремительно направилась к двери.
Зоя – за ней. Забыв даже, зачем вообще сюда приходила. Спираль подождет! Тем более что и беременеть-то не от кого!
Она догнала девицу в двух шагах от крыльца, схватила за плечо и с силой развернула к себе. Чего только она ей не наговорила! Сказав, что все знает про них с Виктором, обозвав ее последними словами, а также вспомнив в последний момент, что она воровка и украла ее юбку и сапоги, Зоя наотмашь ударила девку по лицу… Ну и понеслось…
…Она промокнула салфеткой слезы. Чего теперь-то плакать? Зачем оправдывать себя тем, что эта особа погибла случайно? Если бы у Зои был тогда в руках пистолет, она, не задумываясь, выстрелила бы ей в живот. В тот момент, когда они пылали друг к другу ненавистью, когда Зоина рука с наслаждением лупила по лицу соперницы, конечно, она хотела ей смерти. Чтобы ее не было. Нигде и никогда.
Итак, «Иванов» – это она, любовница Виктора, с которой он так хотел связаться, поговорить. О чем? Если она действительно пришла за направлением на аборт, то где это направление? Где этот листок с печатью и подписью врача? Когда Зоя открывала сумку покойницы, у нее все плыло перед глазами. Паспорта там точно не было, только какой-то женский мусор: пачки бумажных и влажных салфеток, помада, ключи, мятый носовой платок, липкие мятные конфеты, ручка, пожелтевшие, рассыпавшиеся по дну сумки, таблетки… Это же надо?! Она успела заметить все это! Но направления, то есть свежего листочка-бланка там не было, это точно. Значит, или направление ей не дали, или же она сунула его в карман. А может, она просто заходила что-то спросить и ни о каком аборте и речи не было.
Зоя вернулась в комнату. Из ванной доносился плеск воды. Этот гусь еще плескался. Вот лучше бы он лежал в подвале с пробитой головой.
Гад! Она целых пять лет его кормила, ублажала, покупала ему все самое лучшее, избавила его даже от домашних хлопот в надежде, что он, как мужчина, займется работой, а он… А он в знак величайшей благодарности спал с другими женщинами, целовал их…
Она схватила его телефон и снова набрала «Иванова». Из кармана ее джинсов брызнуло аргентинским танго…
Послышался звук распахиваемой двери, шлепанье босых ног по паркету, и в гостиной появился голый Виктор. Красно-оранжевый, с распаренным лицом и висящей на распухшем от горячей воды носу каплей воды, он показался ей отвратительным.
– Ты слышала сейчас? – Спросил он, озираясь и вращая ставшими по-рачьи выпуклыми глазами. Голые тонкие и кривоватые ноги мужа казались черными от налипшей на них волнистой шерсти. Хоббит, блин!
– Что слышала? О чем ты?
– Ну… Музыка на телефоне… Ты что, сменила музыку?
И, злясь на нее и не желая повторять свой вопрос, он взял со стола свой телефон и набрал ее номер. Телефон Зои ответил ему спокойной мелодией Косма из французской комедии.
Виктор в упор посмотрел на жену. В этой ситуации задавать вопрос про аргентинское танго было уже опасно. Он взял телефон и с гордым видом, с поджатыми, потемневшими от времени, мокрыми ягодицами, отправился в ванную комнату.
Зою передернуло от отвращения. И что она в нем нашла? Ну что?! Сейчас она не могла себе ответить. Его образ наложился на контур мертвого тела внизу лестницы, и от всего этого, представленного, ее затошнило.
