Анна Федотова
Как Игнашка на запад шёл
Глава вторая. Дар
День до вечера протекал у взрослых в хлопотах с похоронами, дверь была всё время открыта, и соседки приходили, вздыхали, охали, а Игнашка сидел и ждал первой звезды.
– Пап, а когда первая звезда взойдёт?
Папа отложил пахнущий типографской краской свежий выпуск «Комсомолки», и, сняв очки, ответил:
– Как солнце сядет, так и взойдёт, а тебе зачем?
Игнашка ещё раз прокрутил в голове прабабкино наставление, подошёл к отцу и сказал, не моргая, всматриваясь в глаза:
– Пап, я иду себя искать.
Тот нахмурился, но вдруг через мгновение просиял, и лицо его стало радостным, как у ребёнка, увидевшего новую игрушку.
– Иди, сынок, конечно, иди.
Он опять раскрыл газету и надел очки, как будто никакого разговора и не было.
«Работает, неужели работает?» – удивлялся Игнашка, спеша на кухню, где мама с бабушкой, гремя кастрюлями и тарелками, готовили еду, вытирая под глазами и вспоминая бабу Паню.
– Я-то как давеча напугалась, – говорила бабушка, – Вхожу в дом, вонь стоит, аж уши заложило. Кричу ей с порога: «Ты что такое стряпаешь, мать?» А она, видимо, не слышит, стоит возле печки и, ей-богу, в огонь мышей дохлых бросает. Я не разглядывала, но показалось мне, она их за хвосты прямо друг за дружкой.
Игнашка сморщился. Вот гадость! Но дело его не терпело отлагательства.
– Мама, я пошёл себя искать, – сказал он, взглянув в мамино лицо.
Она сначала удивилась, но через секунду сделалась милой, как всегда, когда у сына в дневнике проскакивала редкая четвёрка.
– Иди, мой хороший.
Игнашка ликовал. «Ух ты. А если на мороженое попросить?»
– Мам, дай мне двадцать копеек на мороженое, – произнёс он вкрадчиво и, вспомнив известную сказку, для верности добавил волшебное слово, – Пожалуйста.
– Конечно, на, сынок, возьми, – мама вытащила из кошелька и протянула монетку.
Игнашка зажал денежку в кулаке, снял с крючка куртку и выбежал на улицу. Путь его лежал через продуктовый магазин на пригорок возле речки.
Солнце уже трогало верхушки деревьев, когда, дожёвывая вафельный стаканчик, Игнашка встретил Толяна. Долговязый мальчишка двенадцати лет с заплатками на коленках и веснушками на носу преградил Игнашке дорогу. Последний кусок вафельного стаканчика провалился, царапая горло.
– Что, Игнашка, мороженое ел? А ещё есть?
– Нет, – прокашлявшись, ответил Игнашка.
– А деньги?
– Тоже нет.
– А если проверю? Ну-ка, выверни карманы! – скомандовал Толян, подойдя вплотную.
Игнашка вывернул один карман и посмотрел Толяну в лицо. Кулак во втором кармане непроизвольно сжался. Карие глаза, щурясь, следили за его движениями. Рот скалился, демонстрируя дырку от выбитого в прошлом году качелями зуба.
«Вмазать тебе надо, Толян, – думал Игнашка, вынимая из кармана кулак, – Прям в этот испачканный нос. А вдруг волшебство пропадёт?» – обожгло его изнутри.
– Иди умойся, Толян, носом землю рыл поди? – неожиданно для себя выпалил Игнашка.
Толян насупился, грязный кулак его так и подскочил, но через мгновение обмяк, а парень расплылся в улыбке, будто увидел во сне новый велосипед, и молча пошёл своей дорогой.
«Работает! – подпрыгнул Игнашка, – Эх, надо было у мамы ножик просить или мяч футбольный. Ничего, вот доберусь до озера».
Красный колобок тем временем закатился за деревья. До холма оставалось совсем немного. С него хорошо просматривалось небо и звёзды, и до леса было рукой подать.
