Анна Гудолл
Мэгги Блу и Тёмный мир
Anna Goodall
MAGGIE BLUE AND THE DARK WORLD
Text © Anna Goodall
© Куклей А. Л., перевод на русский язык, 2023
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
* * *
Посвящается Джуно
Часть первая
1. Уэст-Минчен
Мэгги сидела в кафе «У Сола». Рядом с ней остывала чашка чая, а от огромного куска шоколадного торта, который она только что съела, осталось лишь несколько крошек. За спиной текла унылая послеполуденная суета главной улицы Уэст-Минчена с её продуктовыми магазинами, игорными заведениями, ресторанами и газетными киосками. Впрочем, Мэгги ничего этого не замечала – она смотрела на посетителей. Глаза Мэгги стали ещё больше, чем всегда, а на лбу проявилась глубокая складка, выдававшая сосредоточенность.
Женщина отчитывала своего маленького сына за то, что он опрокинул кофе. Её голос был взволнованным и сердитым; мальчик плакал.
На самом деле женщина разозлилась вовсе не из-за кофе.
Если бы кто-нибудь обратил внимание на Мэгги (но взрослые, как правило, не верят, что от детей может быть хоть какой-то толк), он бы увидел, что складка на переносице обозначилась ещё резче. Мэгги пыталась понять…
Это был не тот бурлящий дикий гнев, какой испытывала мама Мэгги, когда их бросил отец. На самом деле – вообще не гнев. Больше походило на то, что женщина слишком взвинчена.
Вдруг в мозгу словно что-то щёлкнуло, и всё встало на свои места. Мэгги поняла. Почувствовала. Женщина рассталась с другом или близким человеком. Они поругались или поссорились – что-то типа того. Несмотря на гнев, эта женщина чувствовала себя очень-очень одинокой…
На глаза Мэгги навернулись слёзы.
– Что ты уставилась?
Посетительница заметила её.
Мэгги открыла рот, но не произнесла ни слова. Как она могла объяснить ей?
Она вспотела, к щекам прилила кровь, и Мэгги покраснела. Женщина обняла сына.
– Прекрати на нас пялиться! Это невежливо.
Теперь они были едины – вдвоём против неё. Их собственная стычка позабылась. Мэгги почувствовала, как на неё накатывает уже знакомая алая волна.
Почему люди ведут себя так отвратительно? Она всего лишь хотела помочь!
Мэгги встала, с такой силой оттолкнув стул, что он отлетел к соседнему столику. Она вышла из кафе, хлопнув дверью, но напоследок успела услышать, как женщина пробормотала:
– Странная девочка.
Мэгги быстро шла по темнеющим улицам – мимо прилепившихся друг к другу домиков с террасами с жёлтым светом, льющимся из окон. Она опаздывала.
Мэгги спешила не ради своей тёти Эсме – той всё равно, когда она вернётся домой, что будет делать и зачем. Она торопилась ради мамы и их еженедельного созвона – в пять часов вечера каждый четверг.
Мэгги срезала путь по переулку возле церкви и вышла к стоящим полукругом одинаковым причудливо украшенным домикам, от которых путь лежал обратно на хай-стрит и к Милтон-Лодж.
Милтон-Лодж был странным домом, выглядевшим так, словно тут обитали призраки. Он располагался в стороне от хай-стрит, на поросшей мхом гравиевой дороге, где вода после дождя часто собиралась в огромные лужи. Здесь, в однокомнатной квартире на первом этаже, и жила тётя Эсме.
Мэгги поплелась к двери. Зимняя тьма опустилась внезапно, как это всегда бывало, а фонарь с датчиком движения перестал работать. Мэгги, тем не менее, сумела разглядеть комок довольно густой шерсти – одноглазого кота, который, кажется, был ничьим, но частенько сидел на коврике у двери дома. Проходя мимо, Мэгги погладила его. Старый кот коротко, но громко мурлыкнул и посмотрел на неё, надеясь, что Мэгги позволит ему убраться с холода и войти в дом.
– Прости, котик. Я бы впустила, но ты же знаешь, что Эсме тебя терпеть не может.
На самом деле это странно, потому что тётя Эсме, казалось бы, равнодушно относилась ко всему на свете. Кроме этого кота. Он был старым потрёпанным зверем, отставным уличным бойцом – судя по тонким рваным ушам. Из-за единственного глаза создавалось впечатление, будто кот весело подмигивает ей. И Мэгги могла поклясться, что порой он мурлычет что-то похожее на джаз. Впрочем, она часто воображала разные вещи, которых на самом деле не существовало.
– Может, завтра.
Это вроде бы удовлетворило кота. Опустив круглую голову, он снова принялся наблюдать за машинами, проносившимися по тёмной узкой дороге.
Едва войдя в унылый пыльный коридор, Мэгги услышала телефонный звонок.
– Чёрт!
Она бросилась открывать дверь квартиры № 1, но ключ поворачивался в замке хитрым образом, и теперь, когда Мэгги поспешила, он застрял. А гудки, казалось, становились всё пронзительнее и пронзительнее. Мэгги почти слышала мысли своей матери: «На эту девчонку ни в чём невозможно положиться. Она пропащая».
Наконец дверь распахнулась. Мэгги ринулась в гостиную и схватила старый телефон с чёрным диском – вероятно, последний, который ещё использовался, а не стоял в музее.
– Алло?
– О, ты здесь? Я уж и не думала, что ты возьмёшь трубку.
– Я… я принимала ванну.
Мэгги сама не знала, зачем соврала, но врала она маме часто. Это была привычка, инстинкт самосохранения.
– Ты же знаешь, что мы созваниваемся в пять вечера каждый четверг. Это единственное, о чём я прошу.
– Я не думала, что уже так поздно.
– И не выливай всю горячую воду Эсме. Ванна в пять часов?
– Прости.
– Не передо мной извиняйся. Это вода Эсме.
Последовала долгая пауза. Синтия Браун вспоминала советы психотерапевта насчёт того, как общаться с дочерью.
– Как дела в школе на этой неделе? – наконец спросила она.
– Всё отлично.
– Тебе нравятся занятия?
– Да.
Теперь Мэгги сделала паузу – ей нужно было, чтобы ответ прозвучал правдоподобно.
– Кроме математики. И я терпеть не могу французский. А в остальном всё в порядке.
– Оценки хорошие?
– Да, нормальные.
Необязательно выкладывать маме правду прямо сейчас. Это может подождать до конца семестра.
– У тебя появились друзья? Трудно приспособиться к новой школе на втором году обучения, да ещё через две недели после начала семестра.
Она что, читает по бумажке?
– Все очень милые, – сказала Мэгги в ответ.
– Что ж, тебе определённо повезло.
Ненадолго мамин голос стал знакомым, настоящим – таким, к которому Мэгги привыкла, но тут же разговор вернулся в прежнее русло:
– Ты ведь сказала бы мне, если б что-то было не так, верно? Ты же знаешь, что мы всегда можем поговорить.
Мэгги мысленно вздохнула. Почему взрослые постоянно это повторяют?
Ладно же: я ненавижу это место. Я скучаю по дому. Я скучаю по морю. Я ненавижу школу. У меня нет ни одного друга. И знаешь что? Они мне не нужны. Я торчу здесь, в этом унылом пригороде, с сумасшедшей тёткой, которую – как всегда говорил мне папа – ненавидела вся семья. Я живу в её крошечной квартирке, потому что ты не можешь справиться с такими элементарными вещами, как встать с постели и сходить в супермаркет!
А если Мэгги просто скажет, что ей трудно? Каков будет ответ?
«Думаю, ты ведёшь себя неправильно. Так ты никогда не заведёшь друзей. И нам очень повезло, что Эсме согласилась тебя приютить. Ты совершенно не думаешь обо мне…»
И так далее, и тому подобное.
В общем, Мэгги просто ответила:
– Я знаю, мам. Спасибо.
Последовала ещё одна длинная пауза.
– А отец с вами связывался?
Голос Синтии мгновенно стал жёстче при одном упоминании о нём.
– Нет.
– Ты уверена?
Мэгги вздохнула.
– Уверена.
– Он сказал, что собирается вас навестить, и я чётко дала ему понять одну вещь: он не должен приводить с собой ту женщину.
– Он не приходил. И даже не звонил мне.
– Просто чтобы внести ясность: та женщина не должна переступать порог дома твоей тёти.
Закончив разговор, Мэгги села на край дивана в забитой вещами комнате и позволила темноте сгуститься вокруг неё. Эсме была той ещё барахольщицей – огромный ветхий диван, на котором спала Мэгги, днём загромождали книги, ноты и старые газеты. Перед сном приходилось всё это убирать.
В комнате пахло пылью из углов и гниющими древними книгами. Также – неведомо зачем – Эсме держала здесь огромное чучело совы, стоявшее в прозрачном ящике на пианино. В каком бы месте комнаты вы ни находились, казалось, что сова смотрит на вас.
При виде этих огромных жёлтых глаз, похожих на мраморные шарики, Мэгги стало грустно. Сова выглядела свирепой, но она была мертва, превращена в чучело и жила в пыльном ящике в Уэст-Минчене. Уж конечно, не такую судьбу она себе представляла, когда летала на охоту лунными ночами.
Над её застывшими остроконечными ушами виднелся сад – огромный и заросший, оставшийся с тех времён, когда Милтон-Лодж был домом богатого семейства и вокруг простирались бесконечные поля. Эсме рассказывала, что раньше – до того, как всё это уничтожили ради строительства пригорода, – Эверфолльский лес почти примыкал к полуразвалившейся стене в конце сада. Стена обрушилась во время бури несколько лет назад, и никто не потрудился её восстановить. На руинах иногда сидел одноглазый кот, который всё время словно бы подмигивал тебе. А в высокой разросшейся траве спали лисы и – если их вспугнуть – шмыгали по развалинам.
Мэгги открыла заднюю дверь и вышла наружу. Там стоял непроглядный мрак, но огромный дуб и деревья поменьше вырисовывались на фоне тёмно-синего неба. Мэгги вдохнула холодный воздух. В этом месте было что-то неправильное. Она чувствовала, что это скрывается прямо за аккуратно вымощенными подъездными дорожками, тихо стоящими на них блестящими чёрными автомобилями и идеальными домами с мягким ковровым покрытием.
Ну… не совсем неправильное, но что-то такое, от чего покалывало кожу. Нечто странное.
– Мэгги? – раздался голос из темноты.
Она пришла и закрыла дверь.
Эсме уже вернулась и заваривала чай на узкой кухне. Мэгги наблюдала за ней через причудливую дыру, вырезанную в стене между двумя комнатами. Тётина причёска походила на пчелиный улей. По утрам, когда Мэгги уходила в школу, в воздухе частенько висел ядовитый запах лака. Спереди волосы Эсме были красновато-коричневого цвета с металлическим отливом, а сзади оставались седыми, будто тётя не могла туда дотянуться и как следует рассмотреть себя в зеркале при окрашивании.
Тётя поставила чай на поднос вместе с коробкой печенья и отнесла к маленькому столику, где они иногда обедали. Затем она села, достала сигарету и закурила в своей эффектной манере, словно изображая какую-нибудь кинозвезду: слегка затягивалась уголком рта и аккуратно постукивала по краю пепельницы, чуть наклонив голову, – будто подозревала, что камера может вращаться, и хотела, чтобы она запечатлела наилучшие ракурсы.
Маме не понравилось бы, что Эсме курит, и тем более – прямо в квартире. Но так или иначе, что она могла поделать?
По-видимому, Мэгги встречалась с Эсме, когда была совсем маленькой, но не помнила этого. Тётя была очень ранним и очень нежеланным ребёнком бабушки Мюриэль, появившимся на свет до того, как Мюриэль вышла замуж. Эсме и папа Мэгги родились от разных отцов, Эсме была на пятнадцать лет старше и выросла за границей. Родители Мэгги и знать Эсме не хотели, пока она им не понадобилась, и даже теперь недолюбливали её. А Мэгги она нравилась. Тётя отличалась от всех, кого ей доводилось встречать. Она была странной, и её, казалось, не волновало, что о ней думают другие люди. Эсме просто-напросто делала то, что ей хотелось. По крайней мере, так казалось Мэгги.
На Эсме были синие очки в роговой оправе, белая рубашка, тёмно-синий пиджак и такого же цвета юбка до колен, а на ногах – чёрные туфли «мэри джейн»[1] с эластичными ремешками. В руках у неё был аккуратный чёрный клатч и большая плетёная хозяйственная сумка, которая чаще всего оказывалась пустой.
С другой стороны, у тёти было много разных странных хипповских штучек, вроде кристаллов и благовоний.
Посмотрев на Мэгги, Эсме улыбнулась.
– Ты выглядишь немного мрачной, моя дорогая.
– Я только что говорила с мамой.
– А, ясно. Это всё объясняет.
На безымянном пальце правой руки Эсме всегда носила красивое кольцо, которое очаровывало Мэгги. И теперь она смотрела, как оно переливается. Кольцо выглядело как змея, поедающая собственный хвост, – золотая и украшенная изумрудами. У змеи было особое имя, но Мэгги никак не могла его запомнить.
– Скажи ещё раз, как называется твоё кольцо? Уру-буру…
– Уроборос. – Эсме затушила тонкую сигарету. – Твой ужин в холодильнике.
– Я не хочу есть.
Тётя посмотрела на свои крохотные часики с кобальтово-синим ремешком.
– Ещё рано. Съешь, когда проголодаешься. Немного позже придут Дерек и Филлис позаниматься музыкой.
Эсме была скрипачкой… когда-то была. Мэгги слышала, как об этом говорили родители – так, как люди говорят, когда радуются чужому горю. У Эсме случился нервный срыв, и она больше не могла играть профессионально.
– Если хочешь, приходи послушать, Мэгги.
Она скорчила гримаску.
– Не хочу.
Эсме ухмыльнулась.
– Ну, тогда в ванной есть коробка с ушными затычками. Думаю, сегодня будет Шуберт.
Некоторое время спустя Мэгги лежала в большой розовой пластиковой ванне, завернувшись в пуховое одеяло, и слушала фортепианное трио Шуберта. Музыка была недурна – во всяком случае, так решила Мэгги, когда наконец согрелась. Эсме твёрдо верила, что нельзя злоупотреблять отоплением, поэтому воздух в ванной был ледяным.
Наконец, примерно в половине одиннадцатого, музыка смолкла, и раздался тихий гул голосов. Мэгги знала, что сможет лечь спать лишь после того, как они там наболтаются вдоволь. Если повезёт, она доберётся до дивана к полуночи. С другой стороны, ванная была довольно удобной, и она часто засыпала там. Позже приходила Эсме и будила её.
Не то чтобы тётя вела себя недружелюбно. На самом деле она была очень добра. Мэгги никогда толком её не знала, а теперь они жили вместе в этой крохотной квартирке. Вероятно, тётка воспринимала Мэгги как ещё один предмет мебели или ещё одну стопку старых газет, вроде тех, что были раскиданы вокруг. Эсме не интересовало, куда Мэгги ходит и чем занимается. Поначалу это казалось великолепной переменой – после маминых вечных придирок и постоянных тревог. Однако вскоре Мэгги поняла, что ей очень одиноко.
Перегнувшись через край ванны, Мэгги взяла с коврика свой ноутбук. Она, видимо, единственный человек в мире, у кого нет мобильника. У Эсме, Дерека и Филлис, правда, тоже не было, но они не в счёт. Однако папа – в приступе невероятного раскаяния за то, что испортил Мэгги жизнь, – подарил ей свой старый ноутбук, поскольку он требовался для учёбы.
Школа…
Мэгги вздохнула и закрыла глаза. Голоса за дверью продолжали бормотать – умиротворяюще-мелодично. Теперь ей было очень уютно. Старое пуховое одеяло плотно укутывало её, а голова удобно лежала на подушке. Вот бы просто взять, нажать на «паузу» и остаться здесь навсегда. Но нет. Земля будет вращаться, взойдёт солнце, и ей снова придётся идти в среднюю школу Фортлейк.
Фортлейк. Для Мэгги это слово было синонимом тюрьмы.
Раздался резкий стук в окно, заставивший Мэгги подскочить. Она застыла и прислушалась, но до неё доносился только далёкий шум машин, проносящихся по дороге, и звуки голосов, всё ещё бормочущих за стеной. Должно быть, показалось. Или просто ветка ударилась о стекло.
Мэгги опять села, но тут стук раздался снова – громче. Завернувшись в одеяло, Мэгги вылезла из ванны, но ничего не сумела рассмотреть за маленьким боковым окном. Она огляделась в поисках оружия, но нашла только баллончик с тётиным суперстойким лаком для волос. Что ж, это подойдёт. Мэгги подкралась к окну и уцепилась за него.
Снова раздались три удара – очень чёткие: тук-тук-тук.
– Кто там? – прошептала Мэгги.
Ответа не последовало.
Охваченная невероятным любопытством, она отодвинула щеколду и открыла окно. Из холодной дождливой темноты внутрь впрыгнул коричневый комок, пролетев прямо мимо уха Мэгги.
Она вскрикнула. На самом деле – чуть не заорала в голос, но успела подавить вопль, поняв, что это такое. Толстый одноглазый кот дрожал от холода и сырости. Он встряхнулся и начал виться вокруг ног Мэгги, громко мурлыча. И ей показалось, что среди дурманящего шума дождя слышится несложная джазовая мелодия: би-боп, би-ду-да, де-да-да…
Мэгги улыбнулась и закрыла окно.
– Тогда пошли.
Она залезла обратно в ванну, и кот тут же прыгнул за ней. Потребовалось несколько минут, чтобы снова согреться и удобно положить подушку, но следовало признать, что кот – когда подсох – стал отличной грелкой для ног. Вскоре Мэгги заснула.
Уже перевалило за час ночи, когда Эсме разбудила её и отвела к дивану-кровати. Кот исчез, но Мэгги была слишком сонной, чтобы гадать, где он может прятаться.
2. Школа
Тётя Эсме принесла две дымящиеся чашки чая. По утрам она была совсем другой. Улей пока что не возник на голове, и её наполовину медные, наполовину седые волосы являли собой пушистую пирамиду, которая, казалось, обладала некоторыми свойствами твёрдого тела. Лицо без макияжа выглядело бледным и не похожим на то, что Мэгги видела обычно.
Эсме взяла газету и чашку чая и отправилась обратно в постель, шаркая по полу старыми тапочками.
– Хорошего дня в школе.
Мэгги поморщилась. Шансы были невелики.
Она, как обычно, опоздала. К тому времени, когда Мэгги добралась до своего класса, перекличка уже закончилась и все разошлись. Она вошла в зал как раз в тот момент, когда последние старшеклассники занимали места в преддверии собрания. Мэгги села на пол в задней части зала – рядом с каким-то десятиклассником, который раздражённо глянул на неё, но возражать не стал.
Даже здесь, сидя далеко от остальных учеников восьмого класса, Мэгги сразу же почувствовала присутствие Иды Бичвуд. А Ида, в свою очередь, точно знала, где находится Мэгги. Через несколько секунд после того, как Мэгги села, Ида обернулась, и их взгляды встретились.
Всякий раз, когда Ида смотрела на неё – как бы тщательно Мэгги к этому ни готовилась, – её сердце начинало биться быстрее и ей становилось очень тревожно. Она чувствовала себя очень неловко и молилась, чтобы никто ничего не заметил. Впрочем, знала, что Ида всё равно заметит.
Создавалось впечатление, что Ида никогда не нервничает и не сердится. Она, похоже, всегда была уверена в себе. А к тому же обладала идеальной внешностью – была высокой, стройной, с вьющимися чёрными волосами и идеальной кожей. А вдобавок ко всему Ида была умной, очень популярной и занималась спортом. В общем, имела всё то, чего недоставало Мэгги. И плюс ко всему у неё был потрясный телефон.
Мэгги отвернулась и уставилась на мистера Минноу – нервного преподавателя музыки, который играл на пианино что-то впечатляюще быстрое. Тем временем все вокруг, включая учителей, уставились в свои телефоны.
Однако ровно в половине девятого прямо посреди очередного музыкального пассажа мистер Минноу резко прервал игру и встал. Остальная школа неохотно последовала его примеру. Под звуки шарканья ног сотен людей вошла мисс Маккраб – директриса. Крабиха, как все её называли.
Крабиха предпочитала причудливые наряды в викторианском стиле, с высокими воротниками и в основном чёрные, хотя иногда она разгуливала в платьях с пугающе яркими принтами. Сегодня это были большие красные маки на тёмно-синем фоне. Она встала в центре сцены, возвышаясь над своими затравленными подчинёнными, и несколько мгновений молча изучала их взглядом. Казалось, она вот-вот выберет кого-нибудь из дрожащих учеников и обвинит его в государственной измене.
Затем произошло нечто гораздо более ужасное: Крабиха улыбнулась. Выглядело это так, словно она страдала от запора. Как обычно, её мандариновая помада была слегка размазана и немного испачкала зубы. По-видимому, ни у кого не хватило смелости сказать ей об этом.
Директриса жестом пригласила всех сесть.
– Доброе утро, Фортлейк. Уверена, что вы готовы к ещё одной продуктивной и напряжённой неделе…
Мэгги автоматически отключилась и бесцельно повозила обрывком листа по блестящему полу перед собой. Когда она вернулась в реальность через несколько минут, Крабиха заканчивала обычную скучную и нравоучительную историю: трудитесь с полной отдачей и относитесь к другим так, как вы хотели бы, чтобы относились к вам.
Потом она в очередной раз заговорила об Эверфолльском лесе. Старые деревья, окаймлявшие школьное футбольное поле, были остатками того же леса, который когда-то рос прямо за Милтон-Лодж. И Крабиха была убеждена, что это самое опасное место в мире.
– Как вы прекрасно знаете, ученикам Фортлейка запрещается срезать путь через лес и ходить по нему в одиночку. А теперь, когда приближается зима, леса вообще следует избегать. Поверьте мне: это для вашей же безопасности. За последние годы там произошло несколько неприятных инцидентов. Любой ученик, застигнутый в лесу, будет наказан.
Мэгги уже не в первый раз подумала, что директриса странно одержима Эверфоллом. Но даже Крабиха не могла контролировать всё, что её ученики делали во внеклассное время. И никто не обращал внимания на её воззвания. Учителя никогда никого не наказывали, и к четырём часам вечера Эверфолл обычно был полон подростков, которые курили, целовались или просто вместе шли домой.
Наконец Крабиха зачитала оставшуюся повестку дня – результаты спортивных матчей и скучные объявления о предстоящих событиях. А потом произошло кое-что новое. Крабиха указала рукой туда, где сидели учителя.
– Мы рады приветствовать в Фортлейке мисс Беверли Кейн. На следующей неделе она приступит к работе в качестве нашего нового школьного психолога.
Высокая молодая женщина с длинными светлыми – почти белыми – волосами, доходящими до талии, встала и робко огляделась вокруг, слегка опустив плечи, как будто пытаясь стать меньше. По залу пробежал шёпот, но Крабиха повелительно вскинула руку, и все снова замолчали.
– Мисс Кейн будет работать в комнате С12, рядом с кабинетом медсестры. К ней можно обращаться в учебное время, если вам нужно поговорить о своих проблемах или тревогах. Всё это сохраняется в строжайшей тайне. Ваши классные руководители предоставят подробную информацию, как записаться на приём.
Мисс Кейн застенчиво улыбнулась и скромно помахала рукой. На ней был пушистый розовый джемпер, а великолепные волосы стягивала бархатная головная повязка. Но Мэгги в первую очередь обратила внимание на её глаза – они были удивительного изумрудно-зелёного цвета, и от них веяло леденящим холодом, словно они принадлежали кому-то гораздо более мрачному и суровому, чем этот пушистый психолог.
Когда собрание закончилось и все вышли, Ида догнала Мэгги и сильно толкнула её в спину – так, что она едва не упала.
Она и её подпевалы – Хелена и Дейзи – захихикали, а затем быстро ушли, прежде чем учителя успели что-то заметить.
В первый день Мэгги в школе учительница представила её классу обычным образом:
– Это Мэгги Блу-Браун. Я уверена, что вы все поможете ей почувствовать себя тут желанной гостьей.
Ида и её подружки засмеялись. А позже Ида подошла к Мэгги в коридоре и сказала:
– Мэгги Блу-Браун? Сине-Коричневая Мэгги? Это что ж за имечко такое?
Мэгги почувствовала – как всегда в таких случаях, – что она сейчас заплачет. Такое происходило часто, и не было никакого способа это остановить. Или, во всяком случае, Мэгги пока его не нашла.
Хелена указала на неё пальцем:
– Глядите, теперь она становится ярко-красной!
В этот момент к ним неторопливо подошёл мистер Йейтс, учитель географии – очкарик в вельветовом костюме.
– Здесь всё в порядке, девочки?
Ида мгновенно переменилась, её лицо стало милым и дружелюбным.
– О да, мистер Йейтс. Просто хочу, чтобы Мэгги чувствовала себя желанной гостьей.
– Я понимаю, – сказал он, но не ушёл, а испытующе посмотрел на Мэгги.
Она улыбнулась ему виновато. Мистер Йейтс неуверенно улыбнулся в ответ и заковылял прочь.
Мэгги не была ябедой. Кроме того, если это обычные издевательства в Фортлейке, то она с ними справится. В её прежней школе всё было гораздо жёстче. Здесь парни даже не дрались; казалось – им это просто не нужно.
Как только мистер Йейтс скрылся за углом, Ида уставилась на Мэгги. Её глаза снова стали злыми.
– Сине-коричневый… мне это что-то напоминает. Синяк! Мы будем звать тебя Синюха.
Как по сигналу Хелена и Дейзи разразились истерическим смехом. Ида улыбнулась Мэгги той же фальшивой улыбкой, какой только что одарила мистера Йейтса.
– Увидимся позже, Синюха.
Ида была единственным человеком, который докапывался до Мэгги (и вообще обращал на неё внимание). Но с того самого момента, как Ида начала её доставать, Мэгги чувствовала, что между ними существует особая связь – что за подлостью Иды что-то скрывается.
Во время уроков Мэгги то и дело пялилась на Иду. А когда посмотрела на календарь класса, где все записали свои дни рождения, то обнаружила, что у них с Идой дата одинаковая – 21 июня. После этого Мэгги ещё больше уверилась, что они должны стать лучшими подругами. Пусть даже до сих пор у неё никогда не было лучшей подруги.
Если не считать регулярных стычек с самой популярной девушкой школы, Мэгги держалась тихо и незаметно. На уроках она сидела в самом конце класса, сохраняя на лице задумчивое, отсутствующее выражение, и, казалось, все были только рады оставить её в покое. Обычно она просто рисовала или мечтала, порой задаваясь вопросами: используется ли в реальной жизни деление столбиком и в самом ли деле так важно знать, что произойдёт, если добавить в воду серу.
Последним уроком в тот день была география – или раскрашивание, как называла это Мэгги. Она тщательно красила свой рисунок, изображающий гору и облако в разных стадиях выпадения осадков. Она старалась, поскольку Уильям Сноуден – парень с белокурыми волосами и стрижкой «под горшок» – всегда делился с ней цветными карандашами. Это была единственная добрая вещь, которую кто-либо здесь сделал для неё, и Мэгги не хотела, чтобы она пропала впустую.
После урока Мэгги долго собирала рюкзак, так что, когда она уходила, в классе оставался только мистер Йейтс, который тщательно расчёсывал свои редеющие волосы и поправлял галстук.
К удивлению Мэгги, мисс Кейн – новый школьный психолог – терпеливо ждала за дверью класса. Она улыбнулась своей застенчивой улыбкой и откинула прядь волос с плеча. Мэгги ушла, но остановилась у фонтана, чтобы понаблюдать за ней. Несколько мгновений спустя мистер Йейтс выскочил из класса с взволнованным и виноватым видом. Затем они вдвоём пошли по коридору в сторону учительской. Мистер Йейтс выглядел растерянным и сконфуженным, а мисс Кейн улыбалась и жеманно хихикала.
Мэгги нахмурилась. Либо мистер Йейтс был совсем не таким, каким казался, либо мисс Кейн питала слабость к нескладным лысоватым мужчинам в вельветовых костюмах. Мэгги мало что знала об отношениях, но это казалось немного странным.
Впрочем, вскоре она позабыла об этом, потому что школьный день наконец-то закончился.