Анна Гурова
Земля оборотней
– Послушайте меня все, – сказал он, оборачиваясь к цепочке. – Йокахайнен, будь добр, прекрати свое зудение и тоже выслушай. Если кто-то провалится – не шевелиться, понимаете? Не дергаться, не рваться. Лесину ни в коем случае не бросать. Если что – положить поперек…
И тут Аке, шедший последним, вскрикнул – и ухнул вниз, словно кто-то из-под земли дернул его за ноги. Все на миг замерли, а потом, тут же забыв о советах Ильмо, кинулись ему на помощь.
– Ахти, стоять! Аке, замри!
Ахти послушно застыл на месте. Аке глухо выругался, боясь вздохнуть. Он провалился почти по грудь.
– Да что же это делается, братцы! – растерянно прохрипел он. – Ведь казалось, стою на твердом…
– Успокойся, ничего страшного не случилось. Вот я вам сейчас и покажу, что делают в таких случаях. Ахти, не подходи к нему. Осторожненько протяни ему свою лесину, чтобы он за нее ухватился… А ты, Аке, держись крепче – сейчас потянем…
Аке, стараясь даже не дышать, взялся двумя руками за шест. Вдруг его лицо застыло и ужасно побледнело. Через мгновение он заорал и рванулся вперед, тут же провалившись по самую шею и едва не утянув за собой Ахти. Того выручил Калли – схватил за пояс, рванул на себя. Оба тут же потеряли равновесие и упали в мох. Брызнула во все стороны грязная вода. В этот миг прозвучал шипящий выкрик на не известном никому языке. Ильмо качнулся, словно его ударило ветром, и тоже свалился. Из-под земли повалил вонючий коричневатый дым. Аке вылетел из трясины как поплавок, и упал на живот, весь с ног до головы в густой коричневой грязи. Он лежал, скорчившись, и трясся, не в силах выговорить ни слова. На том месте, где он только что вязнул, остался разрыв во мху – яма с жирной грязью. В ее недрах что-то утробно булькнуло, на поверхности вспух и лопнул желтый пузырь. Запахло омерзительно – гнилью, падалью…
– Йокахайнен, – хрипло проговорил Ильмо, поднимаясь на ноги. – Вяйно же запретил тебе применять похъёльские чары! Ты нас всех мог погубить!
– Ты будешь меня учить колдовать? – ядовито ответил Йокахайнен, опуская руки, воздетые в магическом жесте. – Если знаешь лучшее изгоняющее заклинание, почему сам его не спел, а стоял как пень? Лучше бы поблагодарили, что ли…
Ахти шумно перевел дух.
– Что это было, а? Ты чего так заорал, Аке? Чего задергался?
– На меня что-то напало там… под водой, – с трудом ответил тот. – Ноги…
Когда кое-как оттерли с варга грязь, обнаружилось нечто поразительное. Кожаные штаны на его бедрах были прокушены и растерзаны, из кусаных ран сочилась кровь, мешаясь с грязью.
– Ничего себе! – воскликнул Ахти. – Тебе там ничего особенно ценного не откусили?
Аке, снова побледнев, поспешно ощупал себя и выдохнул с облегчением:
– Вроде нет… Не успели…
– Так что на него напало-то? – поинтересовался Калли.
– Мы это скоро узнаем, – зловеще ответил Йокахайнен. – Я его отогнал… но оно наверняка вернется.
Вообще, всё окончилось лучше, чем можно было ожидать, – если не считать покусов Аке и того, что все, кроме Йокахайнена, насквозь вымокли и перемазались в тине. Убедившись, что напавшая на Аке тварь исчезла, путешественники пошли дальше. Аке прихрамывал и морщился, вздрагивал при каждом незнакомом звуке. Завтра его раны наверняка воспалятся и начнут болеть, и хорошо, если обойдется без заражения – но если они не уберутся с болота до темноты, придет ли оно, это завтра? Солнце так где-то и катилось за серыми облаками. Теперь шли медленнее – Ильмо тщательно проверял каждый шаг. Йокахайнен все так же следовал за ним, пренебрегая лесиной, – да еще и глаза закрыл, «смотрел» одними руками. Вдруг он остановился так резко, что на него чуть не налетел Калли.
– Что? – напрягся Ильмо.
– Мы тут уже были.
– Не может быть!
– В самом деле, с чего ты взял? – спросил Ильмо. – Мы идем все время только вперед, болото как на ладони…
– Не имеет значения, что ты видишь, карьяла, – угрюмо ответил Йокахайнен. – Никакого!
– Ты хочешь сказать, нас водят кругами? Показывают то, чего нет?
– Да.
– Так, – Ильмо остановился и обернулся к остальным. – Ну, и что мы будем делать?
– Идти дальше, конечно, – ответил Калли, – Не стоять же здесь!
– Хорошо хоть, что кончается трясина, – проворчал Ахти. – Вон там, я уже вижу, растут какие-то деревья. Дойдем до них и сделаем привал.
Уже начало смеркаться, и над болотом моросил дождик, когда они добрались до дальнего края трясины – пологого взгорка, заросшего редким лесом.
– Уф, наконец-то! – воскликнул Ахти, в изнеможении растянувшись на траве. – Надежная, твердая земля!
– Да тут кто-то был до нас! – донесся голос Калли из-за деревьев. – Хм, знакомое кострище…
– Саами, ты был прав, – буркнул Аке, безнадежно огляделся… и плюхнулся на траву рядом с Ахти.
Ильмо испустил стон. Они вышли на место своей прошлой ночевки.
– Паршивая болотная тварь!
Ахти, не вставая, злобно пнул ближайшее дерево. Дерево заскрипело, накренилось, медленно упало и с чавканьем свалилось в топь.
– А холм-то уменьшился, – заметил Калли и принялся развязывать мешок с припасами.
– Что ты там несешь? – рявкнул Ахти. – И без твоих бредней тошно!
– Мальчишка прав, – сказал Йокахайнен. – Болото подбирается к острову. Нам нельзя здесь оставаться. Думаю, ночью оно затопит его целиком.
– Но зачем нас водили тогда кругами целый день?
– Чтобы помучить, – предположил Ильмо.
– Насладиться нашим страхом, – уточнил Йокахайнен. – Прежде чем… пообедать.
– Что ж, пришлось ему обойтись без сладкого. Нам ведь не страшно, верно, парни?
– Подождем ночи…
Под вечер ветер разогнал тучи, и над горами разгорелся дивный закат. Два острых пика – Врата Похъёлы – горели словно столпы огня, пронзающие небеса. Вода в оконцах казалась лужицами крови. Островок к тому времени уменьшился еще вдвое. Уйти с него не удалось: почва совершенно не держала, даже та, по которой они только что прошли. Мох пропитался влагой и расползался под ногами. Путешественники оказались в ловушке.
– Неужели нас так просто утопят? – взорвался Ахти, когда вода в очередной раз подтопила место, где он сидел. – Неужели мы будем сидеть и молча ждать, пока нас всосет эта гниль?!
– А тебе надо погибнуть с грохотом, треском и воплями? – съязвил Калли.
– Помалкивай, холоп!
– Я-то молчу, – проворчал Калли. – А кое-кто орет, как свинья под ножом…
Ахти сверкнул глазами, вскочил с места и надвинулся на него.
– Унялись, оба! – сердито крикнул Ильмо. – Хотите, чтобы мы тут сами друг друга перерезали или, лишившись разума, кинулись в топь? Сохраняйте спокойствие. Тогда, может быть, удастся что-то сделать…
– Когда мы шли через трясину, я пытался спеть руну поиска, – вполголоса сказал ему Йокахайнен. – Однако странное дело – наткнулся на встречные чары, и мне показалось, что они схожи с моими, только гораздо сильнее. Похоже, мы имеем дело с похъёльским колдуном…
– Так позови его! – воскликнул Аке. – Соври, что ты служишь тунам…
Ильмо поморщился. Он не забыл предостережение Вяйно: старик настоятельно не советовал Йокахайнену пользоваться похъёльской магией. Наверняка этот запрет был не случаен.
– Ну давайте попробую…
Йокахайнен откашлялся и тихонько запел призывающую руну. Он пел, все молча ждали, а болото понемногу подкрадывалось все ближе и ближе, затапливая холм.
Йокахайнен завершил руну, оглянулся и развел руками.
– Не действует, – разочарованно сказал Ахти.
Вдруг прямо под его ногами громко чавкнуло. Из мха высунулась черная когтистая лапа, схватила за ногу ближайшего, кто стоял к краю – Калли, – и поволокла в топь. Калли потащило по земле, но он успел ухватиться за какой-то корень. Миг спустя рядом оказались Ахти и Аке с мечами наготове – но черная рука уже исчезла. Калли распластался на пузе, весь в клочьях мха. Левая нога у него осталась босой – ни кенги, ни портянки.
– Кенгу сперла, паскуда! – пожаловался он, поднимаясь на четвереньки. – Почти новую, кожаную! Как сильно дернула! Наверняка жилу растянула…
Откуда-то с болота прилетел дикий визгливый звук, отдаленно похожий на хохот.
– Ага! Вот и он! – воскликнул Йокахайнен, показывая куда-то в глубь трясины.
Все уставились в указанную сторону.
– Не он, а она, – заметил Ильмо.
Шагах в ста от них, словно огромная тощая жаба, прыгала по трясине невиданная черная тварь. То, извиваясь, исчезала во мху, то снова появлялась, как ящерица. Увидев, что за ней следят, снова разразилась визгливым хохотом и, явно глумясь, швырнула в их сторону обувку Калли.
– Это что за хийси? – спросил Ахти. – Болотник? Русалка?
– Думаю, кикимора, – сказал Ильмо. – Необычная какая-то. Ничего подобного не видал.
– Да, это болотный демон, – кивнул Йокахайнен. – Но, знаете, я не чувствую в ней настоящей колдовской мощи. Как же ей удается поднимать воду и отводить глаза?
– Стрельни-ка в нее, – предложил Ахти.
Но Ильмо даже не стал доставать лук из чехла.
– Что ж, тогда подпусти ее поближе, чтобы наверняка.
Ильмо не ответил. Он вовсе не собирался убивать черную кикимору. Чувствовал – это ничего не принесет, кроме вреда. Не в эту нечисть надо было стрелять, а в кого-то другого…
Черная тень плясала на трясине. Ильмо следил за ней, не отрывая глаз. Почувствовал влагу в сапогах, глянул вниз и обнаружил, что все они стоят по щиколотку в воде. Остров исчезал…
Он поднял глаза – и увидел кикимору прямо перед собой, шагах в десяти. Тварь вынырнула прямо из грязи и мха. Уродливое, ни на что не похожее порождение Калмы. Черные, тощие руки и ноги, длинные когтистые пальцы, косматые волосы, полные листьев и мха. За спиной волочились по грязи перепончатые крылья. Красные глаза, острый нос торчком, щель лягушачьего рта до ушей. Пасть полна мелких острых зубов. На редкость пакостное зрелище… но почему-то у Ильмо оно не вызвало страха. Охотник нахмурился. Где-то он уже видел такие зубы и такое лицо. И еще кое-что он заметил у нее на шее, и в голове промелькнула возможная догадка…
– Смотри, она не отбрасывает тени, – шепнул Йокахайнен.
– Она сама тень, – сказал Ильмо. – Эй, тень!
И шагнул к ней – прямо в топь.
– Ильмо! – Позади дернулся Ахти, хотел схватить его за руку, удержать – но не успел.
Ильмо шел к кикиморе спокойно, как посуху, – и тряская почва держала его. Кикимора сидела на корточках, высоко задрав острые колени и распахнув пасть в подобии усмешки. Ильмо шел к ней безоружным, даже ножа доставать не стал. Подойдя, он неожиданно выбросил руку вперед – и схватил обрывок веревки. Только теперь все увидели, что на шее у кикиморы черная веревочная петля.
– Ну что же, пошли к твоей хозяйке, – раздался над болотом громкий голос охотника.
Потом что-то булькнуло, и кикимора, как сидела, с головой провалилась в трясину. Ильмо, держа ее за веревку, словно за поводок, канул в топь вместе с ней.
Когда померк белый свет, и место воздуха заняла бурая торфяная вода, Ильмо закрыл глаза и задержал дыхание. Он не дышал, сколько мог, пока не почувствовал, что тяжесть воды внезапно исчезла, и лица коснулось дуновение слабого ветра. Тогда он открыл глаза – но ничего не увидел. Вокруг царили полная темнота и тишина – словно в могиле. Темнота веяла земляной сыростью и чем-то более холодным и древним. Ильмо невольно вспомнился ледник с рыбой, где он едва не замерз насмерть. Только этот ледник, похоже, был создан самой природой. Ильмо протянул руки в стороны и коснулся пальцами влажных шершавых стен. «Там, внизу, – Вечный Лед», – вспомнил он слова Йокахайнена. Лед был сверху и снизу и по сторонам, а сам он – в ледяной пещере где-то под болотом.
Что-то шевельнулось рядом с ним. Мокрые пальцы – как склизкие болотные деревяшки – схватили его за руку, куда-то потащили. «Кикимора», – вспомнил Ильмо и послушно пошел за ней, выставив одну руку вперед. Болотная тварь вела его во тьме куда-то по узкому петляющему проходу, пока он не наткнулся на стену тупика.
– Ну что? – спросил он, невольно понижая голос. – Где она? Где ведьма, твоя хозяйка?
Кикимора дернула его руку вниз. Ильмо нагнулся и нащупал нечто, лежащее на земле. Это был человеческий скелет.
«Нет, не человеческий!»
Голос прозвучал у Ильмо прямо в голове. Неожиданно он понял, что может видеть – но не зрением. Словно уснул и видит сон. Или – как тогда, в леднике с Ильмой, – кто-то вытянул его за собой на Изнанку.
«Впрочем, какая разница? – подумал он. – Все равно я слишком мало знаю о магии, чтобы понять, куда и как меня привели. Это сейчас не важно. Важно – зачем…»
Теперь Ильмо отчетливо видел, что перед ним на полу пещеры лежат… кости? Нет, не кости – девушка, связанная по рукам и ногам. Одежда на ней давно истлела, только остались ржавые поножи, да рассыпались вокруг странные острые накладки. Ильмо присмотрелся и понял, в чем странность. Девушка была туном. И она его видела.
Вдруг видение дрогнуло и на миг исчезло. Ильмо снова ослеп и оглох и только осязал кости. Связанные кости. Плоть давно истлела, а веревка осталась.
«Да, веревка осталась. Мне ее не снять. Она заколдована».
Ильмо снова увидел призрак и понял, что его заслуги в этом нет – девушка-тун показывалась и исчезала по своей воле. Судя по всему, она давно была мертва, но ее магическая сила не исчезла. Насколько же велика она была при жизни?
За спиной шевельнулась кикимора.
– Кто так с тобой поступил? – спросил Ильмо, обращаясь к призраку. – За что?
«Враги. Люди. Колдуны».
– Человеческие колдуны? – У Ильмо вдруг перехватило горло от догадки: – Райдены?
«Да. Колдуны-охотники пришли в Похъёлу с юга и развязали войну за предгорья Пасти. Мы попытались выкинуть их отсюда, но они оказались сильнее. Многие погибли, кто-то улетел. Я была верховной чародейкой рода, прикрывала отход, и меня взяли в плен. Долго пытали. Потом их главарь, молодой райден по имени Чайка, приказал связать меня и бросить в озеро. Он знал, какой смерти больше всего боятся крылатые туны, – смерти в воде. Если дух туна не может вернуться в лоно Калмы, он обречен на ужасные страдания. Тот чародей это тоже знал. Поэтому он заколдовал веревку, чтобы мой дух никогда не смог покинуть это озеро…»
– Чародей по имени Чайка? – В памяти Ильмо что-то промелькнуло, и он спросил почти наугад: – А может, Тиира?
«Да!» – сколько ненависти прозвучало в этом слове!
– Он недавно умер. Тебе, наверно, будет приятно узнать, что его убил тун.
Кикимора позади него внезапно подпрыгнула и разразилась своим жутким смехом. Две половины одного существа: одна повелевала, другая действовала. Призрак, словно прочитав его мысли, продолжал:
«В муках, стремясь покинуть это место, я породила Тень. Я считалась искусной колдуньей, но такого не ожидала даже от себя! Моя тень стала демоном этого места. Она мстила за меня всем людям, что сюда попадали. Я наводила мороки, она убивала. Она питалась жизнями погубленных людей, становясь все сильнее, облекаясь в плоть, и понемногу расширяла наши земли… Озеро превратилось в непроходимую топь, истинный облик этих мест скрыли мороки…»
Ильмо ощупал веревку. Ничего особенного – старая гниль. Ее мог бы разорвать даже ребенок. Но кикимора, способная погубить десятки опытных путешественников, не сумеет к ней даже прикоснуться. Для мертвой чародейки заколдованная веревка останется неразрывными путами, даже когда истлеет совсем.
Что будет, если он разорвет ее? Девушка-тун освободится. Ее душа полетит на север, к Калме, как ей и положено. А что станет с ним самим и его товарищами?
Последний вопрос Ильмо задал вслух.
«Морок исчезнет», – пришел ответ.
– Морок? – переспросил Ильмо удивленно.
Вдруг он все понял и без колебаний разорвал веревку. В тот же миг призрак пропал. Кости с сухим треском рассыпались по полу пещеры. Кикимора прыгнула к ним, обняла их, издала ужасный вой… и тоже исчезла. А пола коснулся бледный луч вечернего солнца.
Откуда-то сверху донеслись удивленные голоса. Ильмо закричал:
– Я здесь! Сюда!
Когда Ильмо вытащили наружу, он увидел, что никакой топи вокруг нет, да и не было. Вместо бескрайней трясины – заросшее, болотистое озеро, точно такое же, каких десятки встретились им на пути. Берег со следами костра. И пещера – сырая земляная яма меж корней. Кто-то – вероятно кикимора – выкопал ее и похоронил там кости. Но снять с них заклятие не смог.
– А нас-то вода по пояс накрыла, – рассказывал Калли. – Мы уже прощаться начали. Аке начал варгские предсмертные песни петь про «чертог героев»… С богами и предками здороваться начал…
– Предложил мне сразиться, чтобы нам с ним погибнуть славной смертью в бою, а не потонуть рабами! – добавил Ахти, радостно смеясь – просто тому, что спасся. – А потом вдруг смотрим – нет воды! Стоим сухие, на берегу! Словно туман развеялся! Но как ты справился с кикиморой? Что ты с ней сделал, Ильмо? Убил?
– Отпустил на волю, – пробормотал Ильмо и без сил свалился на траву.
Глава 4
Видение Айникки
Айникки проснулась посреди ночи. Несколько мгновений она лежала в постели, натянув одеяло до подбородка, и глядела в темноту. Что-то ее разбудило. Но что?
В доме было тихо до звона в ушах. С тех пор как начались заморозки, мать каждый вечер топила печь, но почти все тепло к утру выветривалось. Из-за ставней тянуло холодом. Когда начнется зима, Айникки перейдет спать вниз, к матери за печь, а горница будет наглухо закрыта до следующей весны. Но пока и здесь неплохо – особенно если зарыться с головой в плотное лоскутное одеяло, да еще накрыться сверху шкурой, чтобы не дуло. «Мне-то хорошо, – подумала Айникки. – А Ильмо небось мерзнет в сыром лесу. Дождик его мочит, комары едят… Кстати, о еде…»
Айникки прислушалась к себе: может, голод разбудил? Последнее время с ней творилось что-то странное. Вроде болезнь отступила, и румянец вернулся на щеки – но то обжорство вдруг одолеет, а то наоборот, целый день тошно, и кусок в горло не идет. А вчера вечером вышла на крыльцо, послушала печальные крики улетающих гусей – да как заплачет…
Есть вроде бы не хотелось, но сон все равно не возвращался. «Да что такое! – подумала девушка. – Словно что-то важное сделать забыла!»
Айникки седа в постели, завернувшись в одеяло, вспоминая вчерашние недоделанные дела. В темноте горницы пахло сушеными травами и воском. Девушка наклонилась, нашаривая чугунный котелок, где лежали лучины и огниво. Чиркнула кресалом о кремень, посыпались искры, затрещала лучина – в темноте вспыхнул огонек. Айникки вылезла из постели и понесла лучину в восточный угол, к домашнему святилищу.
Такое святилище можно было встретить только в одной из старинных семей карьяла. Выглядело оно как стол на коротких ножках с расставленными на нем в нужном порядке фигурками старших и младших богов. Айникки воткнула лучину в светец, опустилась на колени и поклонилась богам. Из тьмы на нее глянул круглый черно-белый глаз Укко с острым кошачьим зрачком; над столом качнулись и медленно закружились подвешенные на нитках громовые птицы. Посреди святилища поднимался глиняный идол верховной богини Ильматар. Богиня стояла, сложив на груди тонкие ручки, и глядела прямо на Айникки. Нелегко снести взгляд богини, даже если ее глаза – две ямки на гладком глиняном лице.
– Светлая мать Ильматар, – неуверенно прошептала Айникки. – Это не ты меня разбудила?
Айникки была простой девушкой; никогда боги не удостаивали ее своими знамениями или вещими снами, не говоря уж о том, чтобы явиться лично. Была, правда, та румяная девочка, что вывела ее из бани, – когда Айникки и и ее подруг заманил и запер чародей-людоед Рауни. Странная девочка – вроде всем она была знакома, но никто так и не вспомнил, откуда она родом. С тех пор Айникки ее не встречала. Но теперь девушке казалось, будто нечто незримое присутствует в темной горнице, постепенно открывая себя в яви. Прислушаешься – тихо, как в гробу. А перестанешь прислушиваться – темнота тут же наполняется бормочущими голосами, шелестом не то листьев, не то крыльев…
Нет, куколка Ильматар определенно на нее смотрит!
Вдруг Айникки с изумлением увидела, как глиняная кукла подняла голову и уже по-настоящему посмотрела на нее снизу вверх. Лицо куколки неуловимо изменилось: только что было доброе и глуповатое, а теперь стало похоже на птичье – остроносое и хищное. В ямках глаз загорелись хитрые огоньки.
– Так-так, – проворчала глиняная кукла. – Девица! Кто бы мог подумать! Ты кто такая?
Айникки глядела на ожившую богиню, как мышь на змею, не смея шевельнуться. А птицеголовая богиня разглядывала ее с явной насмешкой.
– Ишь, глаза-то выпучила… Тоже рыжая – да не так, как истинные потомки Калева…
– Ты кто? – выдавила Айникки.
– Отвечай, когда тебя спрашивают! – прикрикнула на нее кукла. – Как тебя зовут, убогая?
– А… Айникки, дочь Антеро. Ты ведь не Ильматар?
– Догадливая! – захихикала кукла. – Сказать бы кому, что меня спутали с Ильматар, да ведь не поверит никто… А скажи-ка, девица, не в родстве ли ты с неким Ильмариненом?
– Ильмо! – встрепенулась Айникки. – Что с ним случилось?!
Глиняная кукла молча смотрела на нее своими глазами-дырками. Айникки топнула ногой:
– Отвечай… нечисть!
– Значит, только что была светлая Ильматар, а теперь уже нечисть? Хе-хе… А что ты так раскудахталась? Какое тебе дело до Ильмаринена?
– Он мой суженый!
– Вот оно что! – протянула кукла. – А скажи, девица, где сейчас твой суженый?
– По воле предков и богов Ильмо пошел в туманную Похъёлу! – гордо сказала Айникки. – Чтобы найти родичей упыря-рунопевца, который убил моих подруг, и на корню извести всех этих мерзких кровопийц! Перед уходом мы обручились. А когда он вернется, сыграем свадьбу!
Глаза куклы полыхнули пламенем… и вдруг гнев ее сменился пакостным хихиканьем.
– Поняла! Ты, девица, уж не беременна ли?
– Я? – Айникки даже подскочила от такого предположения. – Вот еще!
– А ежели подумать?
«Даже думать об этом не желаю!» – хотела ответить Айникки. А сама помимо воли принялась считать дни. Допустим, кукла не врет… Когда же это могло случиться? Перед уходом Ильмо, когда им несколько раз удалось повидаться втайне от родителей? Или еще раньше, когда он вернулся с Браге?
Кукла наблюдала за ней и посмеивалась, словно читая мысли.
– Выходила бы ты, девка, поскорее замуж, а то позора не оберешься. Батюшка-то у тебя суровый, выгонит в лес или вообще пристукнет. А суженого своего ты особо назад не жди. С «похъёльскими упырями» не так-то просто сладить…
– Это неправда, – упрямо повторила Айникки. – Я не беременна!
– Скоро сама узнаешь, правда или нет, – посулила кукла. – Прощай, дурочка. И смотри помалкивай, а то как бы язык не отсох…
Богиня замолчала, черты ее лица застыли и выправились. Перед Айникки на вышитом полотенце снова стояла матерь Ильматар, сложив руки и спокойно глядя на ее своими глазами-ямками. Айникки, словно очнувшись от сна, вскочила, схватила куклу и разбила ее об пол.
Вскоре Айникки, впопыхах одевшись и накинув на голову платок, уже бежала по темным переулкам к реке, где на отшибе стояла изба Локки. Чтобы не будить родителей, вылезла проверенным путем, в окно. Обратно наверх она забраться не умела, но сейчас ей было не до того. Айникки немедленно был нужен совет знахарки.
Локка спала и не сразу откликнулась на настойчивый стук в окно. Айникки пришлось подождать, пока старуха не вышла на крыльцо – простоволосая, в одной длинной рубахе.
– Проходи, девка, – зевая, сказала она. Удивления в ее голосе не было – люди к ней приходили во всякое время. А любопытство она давно наловчилась скрывать.
Айникки присела на край скамьи, глядя, как Локка зажигает лучину и убирает под платок седую косу. Изба Локки была не чета ее родному дому: тесная, темная, пропахшая травами и старой ветошью. На колени к девушке бесшумно прыгнула кошка – Айникки даже вздрогнула.
– Ну, с чем пришла? – спросила старуха, завязывая на поясе запашную юбку.
Айникки промедлила. Столько всего случилось этой ночью, что она даже не знала, с чего начать. Решилась – и выпалила главное:
– Локка… мне кажется, я беременна!
Локка довольно добродушно хмыкнула:
– Ну, давай посмотрим.
Она велела Айникки лечь на лавку, задрала ей подол и тщательно ощупала низ живота.
– Похоже на то, – бормотала она себе под нос. – Стало быть, нагуляла дитё со своим рыжим бродягой и теперь пришла плод травить? Травки-то подходящие у меня есть. Но нерожавшей нежелательно такое – как бы бесплодной на всю жизнь не остаться. Или, может, признаешься отцу? Не погонит же он тебя из дома! Ты не беспокойся. Родишь здорового младенчика, так к тебе еще охотнее присватаются…
– Какое «присватаются»! – возмутилась Айникки, морщась от боли, когда жесткие старушечьи пальцы мяли ее живот. – Ильмо – мой суженый, другого мне не надо!
– Эх, – вздохнула Локка, – твой Ильмаринен, светлая ему память, нынче в Похъёле. Забудь о нем, девка, зачем тешить себя напрасной надеждой?
– А что Похъёла? Похъёла – еще не Манала!
– Никто из Похъёлы не возвращается.
– Он вернется, – упрямо сказала Айникки, садясь на лавке. – И вообще, Локка, я вовсе не о том хотела тебе рассказать. Плод я травить не собираюсь – вот еще выдумала!
– Тогда зачем явилась среди ночи – не могла утра подождать?
– Дело в том… – Айникки замялась. – Видишь ли, я и не думала, что беременна… Но сегодня ночью что-то меня разбудило. Я зажгла лучину у домашнего святилища, и тут мне явилось… видение, не видение…
И Айникки принялась рассказывать о том, как с ней заговорила клювоголовая кукла, как запугивала ее, приказывая молчать, и тоже пугала, что Ильмо не вернется. Заканчивая рассказ, она искоса взглянула на знахарку и удивленно замолчала, Локка сидела бледная, вцепившись крючковатыми пальцами в край юбки.
– Локка… ты чего? – осторожно окликнула ее девушка.
Хотя и так ей было видно, что ее рассказ знахарку почему-то насмерть перепугал.
– Плохо, – пробормотала Локка, блестя в сумраке белесыми глазами. – Когда боги начинают говорить чужими голосами, когда хийси оскверняют святилища – жди беды! И снова этот окаянный Ильмаринен! Ушел в Похъёлу, но и там продолжает мутить воду! Я-то думала, уйдет он – и все закончится. Как бы не так…
– Так что же это… похъёльский демон со мной разговаривал? – недоверчиво спросила Айникки.
– Не знаю, – вздохнула Локка. – Я ничего не могу сказать… тут без совета предков не обойтись.
Она склонилась перед очагом и принялась раздувать вчерашние угли. Вскоре в устье печи полыхнул огонь, в избе стало светлее. Локка, бормоча себе под нос, принялась сыпать в огонь какие-то сушеные травы. Потянуло сладким дурманящим яроматом. У Айникки закружилась голова. Она прислонилась спиной к стене, с любопытством разглядывая убранство избы. Потолок, матово-черный от копоти, темные стены, увешанные разнообразной утварью. Красный угол в избе занимал чуть ли не две стены. Темнели маленькие идолы богов на полках, перед каждым стояли предписанные приношения. Локка, кряхтя, влезла на лавку, сняла с полки пестрый камень. Это был младший брат того, что стоял на кургане, возле деревянного идола предка.
– Вяйно, старый хрыч, невольно мне подсказал своей последней ворожбой, как и к кому лучше обращаться, – буркнула она, ставя камень на стол. – Прежде-то предки не каждый раз откликались, да порой такого наговорят – на трезвую голову и не поймешь. А теперь всё просто стало…
Старуха достала плошку с топленым маслом, наклонила ее и щедро полила пестрый камень.
– Берешь каменное яйцо – либо это, либо то, что на холме, – и обращаешься не к предкам, а прямо к водянице Велламо. Она нашему роду благоволит – видно, недаром легенды говорят, что наш предок был сродни лягушке. Старый дурень Вяйно думал, что просит милости у самого Калева, но я быстро разобралась, кто ему на самом деле отвечал…
Айникки не отвечала. Ее ноздри щекотал запах тлеющего дурмана, огни расплывались в глазах, а фигурки богов, казалось, окружили Локку и наперебой что-то говорили ей, размахивая тонкими ручками и разевая глиняные рты… Сумрак избы наполнился многоголосым писклявым бормотанием.
– Проклятие! – донеслось до нее отчетливо. – Бойся проклятия!
Айникки потерла глаза и прислушалась.
– Где? На ком проклятие?! Говори!
Это уже голос Локки. Деловитый, нетерпеливый. Старуха вовсе не выглядела одурманенной.
– Опять Ильмаринен, чтоб ему пусто было?!
– Нет…
– Да где же оно? Откуда? – продолжала допрос Локка.
– С севера и с юга… и от родного очага…
– Да слышала я это уже, слышала!
– Проклятая кровь, – верещали голоса. – Кровь невинных взывает к мести! Вот чистый источник жизни, на дне его – кровавый мрак, и зреет в нем зерно нового ужаса. А над ним – тьма, и все, кого она коснется, погибнут злой смертью, еще не пройдет год! Кровь – в прошлом! Кровь – в будущем! Реки крови! Бегите, люди Калева! Спасайтесь, пока не поздно!
Локка схватилась за голову, зажимая уши.
– Мать Велламо! – простонала она. – За что же мне эта мука? Знать, что смерть близится… и не понять, откуда…
Айникки вдруг увидела такое, что мгновенно пробудило ее от грез. Вдоль пестрого камня пробежала трещина, и камень распался надвое, словно широко раскрыл рот. Надо ртом выскочили бугорки-глаза… Проклюнулись по сторонам тонкие лапки…
– Мать Велламо! – завопила Локка, норовя пасть ниц. – Пожалей детей Калева!
– Проклятие близко, – неожиданно приятным женским голосом сказала каменная лягушка. – А больше ничего не скажу.
Локка резко обернулась, и Айникки испуганно застыла под ее горящим взглядом.
– Она?!
Лягушачий рот сомкнулся, глаза закрылись, лапки подтянулись под живот, и камень снова стал камнем. А Локка продолжала сверлить девушку взглядом. И взгляд этот Айникки совсем не понравился.
– Что уставилась? – буркнула она.
– А-а-а, – протянула Локка, как будто постепенно прозревая. – Я ведь чуяла, что беда совсем рядом! Сказано было – от родного очага! Кого ж тут заподозрить, как не охотника, лесного бродягу? Оказалось – слишком просто…
– Ты на что это намекаешь?
– Не в Ильмо была причина, а в тебе – и в твоем нерожденном ребенке! В нем проклятая кровь Унтамо. Недаром боги покарали твоего отца, его помощника и соратника, и Марьятту, младшую дочь старого братоубийцы, не послав им сыновей!
– Что?! – изумилась Айникки. – При чем тут Унтамо?
– А ты не знаешь, какого рода твоя мать?
Айникки помотала головой. Локка воздела кверху узловатый палец.
– Все старики знают – но молчат. Чтобы забылось. Никто сейчас не хвалится своим участием в той позорной кровавой войне. Но ничто не остается безнаказанным!
Айникки подумала и пожала плечами:
– Резня Унтамо – дело давнее. Старушечьи сказки. Да хоть бы я была и от рода Унтамо – что с того? Пойди-ка к моему отцу и скажи, что все беды от того, что он взял в жены Марьятту. Да он тебя со двора прогонит, выставит перед всеми старой дурой. Я и так уже слышала, что тебя втихомолку называли полоумной – вечно врагов вынюхиваешь…
