Анна и Сергей Литвиновы
Белый пиар
Женя утолила первый голод и взглянула на часы.
Татьяна опаздывала уже на сорок минут.
Раньше с ней подобного не случалось.
Женя достала мобильник. Стала искать в памяти аппарата Татьянин номер, когда телефон зазвонил сам.
– Женечка, прости меня! – раздалось в трубке.
Но голос Садовниковой звучал скорей не виновато, а зло.
– Что случилось? – забеспокоилась Женя.
– Да мне какая-то сволочь колеса проколола! – прокричала Таня.
– Ты менять не умеешь? – не удержалась от шпильки Женя.
– Не колесо, а ко-ле-са! – крикнула Таня. – Два сразу!
– Да ты что? Кто? Где? Я приеду!
– Не суетись, Женька, – охолонила ее Таня. – Я справлюсь. Уже еду в магазин. Но ты ж понимаешь – пока куплю, привезу, поменяю… В общем, давай часов в десять в «Голодной утке», о'кей?
Женя отложила телефон. Фу, как обидно. И Таньку жалко. Испортили ей субботний вечер. Вместо ужина возиться с дурацкими колесами. Интересно, что за сволочь это сделала? Таня рассказывала: у нее, как и у Жени, довольно противные соседи…
Но и себя Жене тоже было жалко. Сиди теперь одна, как дура, в этом «Джаннагате»…
Женя махнула официанту. Она решила расплатиться и пройтись по магазинам. И где-нибудь по дороге съесть банальную пиццу, запив ее пивом.
Но она не успела встать. За ее столик по-хозяйски уселся молодой мужчина. Он держался настолько уверенно, что Жене показалось: парень ее с кем-то путает.
Незнакомец обратился к ней задушевно, словно к старой знакомой:
– Девушка, вам не кажется, что в «Джаннагате» – все хорошо… Кроме того, что здесь нет пива?
Фи, да это просто банальный «клейщик». Наверняка приезжий. Москвичи уже давно в ресторанах – особенно в недешевых – не знакомятся. А этот опьянел от безалкогольного коктейля и решил атаковать ее с провинциальной нахрапистостью.
– Зато в «Джаннагате» есть надоедливые мужчины, – буркнула Женя.
Молодой человек совершенно не обиделся.
– Первая реакция – абсолютно верная, – с удовольствием произнес он.
– Чего-чего? – не поняла Женя.
– Ну, а как же – приличные девушки никогда с первого червяка не ловятся. Значит – вы девушка приличная! – заключил клейщик с очаровательной простотой.
Жене не очень понравилась аллегория с червяком. Но парень был вроде бы ничего – по крайней мере, без явных дефектов. Не рябой, не кривой, пахнет от него вкусно – кажется, «Гуччи».
– Так как насчет пива? Банального бутылочного пива в хорошей компании?
Да он что, за дуру ее, что ли, держит? Сейчас начнет звать на день рождения к другу – на пьянку с сексом? Или – на секс с пьянкой?
Женя с достоинством поднялась из-за стола.
– Молодой человек, как вас там, я очень занята.
– Миша! Меня зовут Миша, – с готовностью сообщил он. Тоже поднялся и вместе с ней потянулся к выходу. – Ну, как мы все-таки поступим с пивом?
– Никак, – отрезала она. – Дайте мне пройти.
Женя расстроилась – неужели она похожа на девушку, которой можно предлагать подобное? Ну и вечер сегодня – и Танька ее подвела, и дурак какой-то прицепился!
Дурак, однако, не отставал.
– Девушка, милая! Всего одна бутылка пива! В скверике, возле ЦУМа! Здесь замечательный двухэтажный автобус на вечном приколе. Давно мечтал на нем прокатиться. Составите компанию хорошему человеку?
Женя еще раз взглянула на него. Нет, этот Миша на маньяка не похож. Медальное мужественное лицо. Маленький шрамик у глаза. И глаза синие – очень красиво. Большими деньгами от него, конечно, не пахнет – но за пиво вроде заплатить в состоянии. Может, рискнуть? Ей все равно часов до десяти вечера делать нечего. Не подсыплет же он ей клофелин в центре столицы! Все лучше, чем пить пиво в гордом одиночестве.
– Ладно, только – одна бутылка. И не далее вашего двухэтажного автобуса, – строго сказала она. – Полчаса у меня есть.
Миша просиял и галантно свернул руку в крендель:
– Отлично! Вы вернули мне веру в человечество!
Глава 3
Выходные пролетели быстро. Женя не успела оглянуться, как снова наступил понедельник. Начиналась ее вторая рабочая неделя в «Глобусе».
…В понедельник Женя впервые увидела, как Бритвин смеется. И улыбка, и смех начальнику очень шли. Его лицо утопало в милых морщинках. Глаза лучились и казались совсем молодыми. Женя невольно улыбнулась в ответ.
– Чему вы радуетесь? – поинтересовалась она.
– Женечка, мы, кажется, перешли на «ты»! – поправил ее Дмитрий.
– Так чему… – Женя запнулась, – ты радуешься?
– Погода сегодня хорошая, – хитро улыбнулся Бритвин. И добавил – с интонацией бесшабашного подростка: – Настроение – тоже ништяк.
Женя начальственного оптимизма не разделяла.
За окном сыпался неприветливый февральский снег. Кондиционеры в офисе работали плохо – Женя мерзла в легкой шелковой кофточке, непредусмотрительно надетой под деловой костюм. Часы на стене показывали начало десятого утра. А в десять начнут звонить въедливые заказчики из медицинского центра, требовать слоган, который еще не готов. Чего уж тут хорошего?
Но Женя спорить не стала. Нравится Бритвину погода – пусть радуется.
– Я придумал слоган для медицинского центра, – сообщил ей Дмитрий, продолжая улыбаться.
Прелюдия окончена. Начальник заговорил о делах. Женя вздохнула и открыла папку, приготовилась записывать.
– Здоровье – заразительно! – провозгласил Бритвин. – Это – афоризм Лихтенберга. Хорошо сказано, а?
М-да, необычный девиз. Запоминающийся. Только зануды из медицинского центра его сроду не утвердят.
– Да ладно, не пиши! – Одернул ее Бритвин. – И вообще – пошли своих медиков куда подальше. У нас с тобой – новое задание.
– Но… – протянула Женя.
– Без «но». Слова «но», «нет» и «не могу» в «Глобусе» не приветствуются… Передай текущие дела Кате, она уже в курсе.
Женя не знала, кто такая Катя, но спрашивать не стала – выяснит сама. Интересно только, что говорить медикам, когда те начнут обрывать телефон?
Она покорно закрыла папку и спросила:
– А что за новое дело?
– Ищем таланты!
Бритвин наклонился к ее уху и понизил голос:
– Наш Дубов – рухнул с дуба! Опять подписал договор с оргкомитетом «Идеального рассказа».
Он отодвинулся от нее и сказал в полный голос:
– Так что нам с тобой придется выступить в роли отборочной комиссии.
Женя что-то слышала про конкурс на «идеальный рассказ». Когда-то о нем упоминал сослуживец из «Ясперс и бразерс» Леша Данилов. Леша в прошлом году посылал в «Идеальный рассказ» свой опус. Никакого приза не получил и ворчал, что жюри отбирает не нормальные произведения, а высоколобую, завиральную муть.
Женя удивленно посмотрела на Бритвина:
– Но… Мне казалось, что в таких конкурсах в жюри сидят писатели? Мы-то кто такие, чтобы решать, что талантливо, а что – нет?
Дмитрий, блестя глазами, высокомерно заявил:
– А чем мы с тобой не писатели?! Тоже пишем – и слоганы, и рекламные тексты!
Ну точно, у начальника крыша поехала. Или анаши накурился. Бритвин перехватил удивленный взгляд Жени и сказал – уже нормальным тоном:
– На самом деле мы займемся только предварительным отбором. Будем отсекать неграмотные, вторичные или явно безумные тексты. Окончательный выбор, конечно, оставим господам писарчукам.
У Жени на языке вертелся еще один вопрос: зачем «Глобусу» это нужно? Разве на подобном конкурсе можно заработать? Она не успела спросить, Бритвин объяснил сам. И сейчас его глаза смотрели неулыбчиво, жестко:
– Дубов сказал, что контракт с «Идеальным рассказом» – очень ответственный. И выгодный. Нужно бросить на него лучшие силы…
Женя не успела порадоваться тому, что уже попала в «лучшие силы». Она случайно заглянула Дмитрию в глаза и увидела: от его веселого, дурашливого настроения не осталось и следа. В глазах Бритвина теперь плескалась такая тоска, что у Жени даже в сердце закололо.
– Что с вами? – тревожно спросила она.
Дмитрий взглянул на нее отсутствующим, непонимающим взглядом. Его зрачки расширились, и глаза казались совсем черными, страшными. Жене показалось, что Бритвин сейчас упадет, забьется в судорогах, закричит нечеловеческим голосом…
Но тот мгновенно взял себя в руки:
– В каком смысле – «что со мной»? Все в порядке, пошли работать.
Женя отнюдь не считала, что с ним все в порядке, но спорить она не стала. Как сказал Дубов – «Бритвин вам воинский начальник!» А ни приказы, ни, тем паче, здоровье начальника обсуждению не подлежат.
В закутке, примыкавшем к кабинету Бритвина, стоял картонный ящик, до краев заполненный рукописями. К каждой из них был пришпилен конверт с адресом отправителя. Сверху лежала опись: семьсот сорок два соискателя.
– И нам придется все это читать? – опасливо спросила Женя.
Она успела заметить, что многие рассказы написаны от руки, причем почерк оставлял желать много лучшего.
– Придется, – подтвердил Дмитрий. – А что ты хотела – работаем under pressure.[5]
«М-да, сколько я еще выдержу под таким давлением?» – мелькнула у нее мысль.
Женя вздохнула и отправилась искать Катю-менеджера, которой предстояло сдать неоконченную работу по медицинскому центру.
Катя оказалась милой пухлощекой девушкой. Она встретила Женю приветливо, совсем не «по-глобусовски». Сразу, без приглашения, перешла на «ты». Тепло улыбнулась.
– На рассказы тебя бросили? – поинтересовалась Катя. – Сочувствую, работка адова. Я в прошлом году ими занималась. Хочешь совет? Выбирай самую чушь. Всякие «субстанции, обладающие самосуществованием»… Ангелов там каких-нибудь на шпиле Петропавловского собора…
– А нормальные рассказы отбирать нельзя? – иронически спросила Женя. – С сюжетом, интригой, героями?
Катя погрустнела:
– Можно, конечно. Только их все равно зарубят… Ну, давай своих медиков, они уже телефон оборвали.
Женя отделалась от папки с материалами по медицинскому центру и направилась обратно к Бритвину. Ей не терпелось прочесть пару-тройку настоящих рукописей. Смешно сказать – закончила журфак, а рукописей никогда не читала. Даже от положенной на втором курсе практики в районной газете ей удалось отмазаться. С помощью своей профессорши, научной руководительницы, она прикрылась проводимыми ею архиважными исследованиями по рекламе. Ну вот, графоманские рукописи все равно ее настигли…
Бритвин был «в процессе» – ноги закинуты по-американски на стол, дымится поллитровая кружка с кофе, в руках – рукопись, почему-то написанная красными чернилами.
– Интересно? – полюбопытствовала Женя.
– Ага-а… – протянул Дмитрий. – В сопроводительном письме автор сообщает: «В настоящее время я нахожусь на излечении в больнице имени Ганнушкина, просьба ответить по адресу: отделение номер три, палата номер семь…»
Он отшвырнул рукопись в коробку с грозной надписью «брак» и тут же взялся за следующую.
– Давай, подключайся. У нас на все про все – три дня.
Женя не удивилась неприлично жестким срокам – уже успела привыкнуть, что в «Глобусе» с сотрудниками не церемонятся.
Только вот что ей делать с новым знакомым Мишей? И со свиданием, назначенным на сегодняшний вечер?
Миша Бобров, с которым Женя познакомилась в «Джаннагате», Женю заинтриговал. Хотя мужчины не интриговали ее уже давно. Сильный пол – особенно столичный сильный пол – казался ей слишком предсказуемым. Мужское поведение, как считала Женя, укладывалось в одну и ту же примитивную схему: поцелуемся – переспим – поживем вместе – и, возможно, даже поженимся… Когда-нибудь…
Ее такой вариант не устраивал. Никак не устраивал. Скучища – переспим, поживем… А где загадки, где романтические безумства, где то самое чувство, веками воспеваемое в мировой литературе?!
Но с Мишей из «Джаннагата» чувство могло бы возникнуть. Когда-нибудь, еще не скоро – она теперь никогда не торопит отношения! – но могло бы.
В субботу они провели вместе всего час. И все получилось так, как хотела Женя: невинное пиво в двухэтажном британском автобусе, стоявшем на вечном приколе в скверике у ЦУМа… Легкий треп и обмен визитками. Никаких циничных предложений, он даже за руку ее не решился взять. И это выглядело довольно необычно – в последнее время Марченко сталкивалась исключительно с нахрапистыми мужчинами, которые даже на комплименты не расщедривались. Сразу лезли слюнявиться или под юбку. Даже приличнейший старичок-бухгалтер из «Глобуса» – и тот пытался чмокнуть ее в щечку. А один из «глобусовских» дизайнеров (то ли Тряпкин, то ли Трубкин) сразу вознамерился схватить ее за грудь. Пришлось бить по шаловливым рукам.
А этот Михаил – корректный до безобразия. Кажется, почувствовал, что она не склонна форсировать события. А если мужчина чувствует твое настроение – это ведь уже хорошо.
И еще Женя, призвав на помощь изученные в университете начатки психологии, а также собственную интуицию, решила, что Миша – не злой, как многие москвичи. И не циничный. Может, их случайная встреча когда-нибудь перерастет в настоящий роман? Красивый роман? Впрочем, пока об этом говорить рано. Нужно объект изучить и тщательно проверить. И только потом решать, стоит ли синеглазый Михаил более пристального внимания…
А теперь что же, из-за «Идеального рассказа» ей придется откладывать интересный процесс «психологической расколки» Боброва?
«Хренушки!» – решила Женя.
Не может же она вообще не отдыхать? Конечно, полноценного свидания не получится, но почему бы часок и не развеяться?
Миша пригласил ее в «Якиторию», японский ресторанчик. А Женя давно хотела попробовать и суши, и сашими, и, может быть, саке…
«Когда мне еще удастся поесть в японском ресторанчике – опять же на халяву? – решила она. – А конкурсные рассказы можно взять домой. Почитаю их ночью. Так что извиняй, Хилый Босс, сегодня я уйду из «Глобуса» в половине седьмого».
Памятуя о беспросветных пробках на Ленинградском проспекте, Женя на свидание выехала с запасом.
Однако пробок не оказалось, и в итоге она приехала раньше минут на двадцать. Решила подождать Михаила прямо в ресторане.
Она миновала швейцара, одетого самураем, и с любопытством рассмотрела ряды разнообразных суши, что красовались в витрине перед стойкой бара. Интересно, вкусные эти японские штучки? Выглядят они забавно – цилиндрики из риса, сверху украшенные икринками или разными сортами рыбы. Хотелось бы только знать, как их положено есть? Глотать целиком? Резать ножом? Ковырять японскими палочками?
Женя решила сама пищу не заказывать, подождать Мишу. А пока она обойдется бокальчиком пива.
Она выложила на стол очередную рукопись. Взглянула на титульный лист (Андрей Прудовников, «Сферы шерстяных персиков»), вздохнула, – что за бред! – сделала глоток пива и принялась читать.
Миша появился скоро – тоже приехал пораньше. В руках гвоздики – не надоедливо красные, а белые, с розовыми прожилками. Цветов оказалось неприлично много – особенно для зимы: они еле уместились в принесенную официанткой вазу.
Такой букет явно требовал благодарного поцелуя. Но Жене никогда не нравился столичный обычай: едва знакомые люди немедленно начинают друг с другом чмокаться…
Бобров словно почувствовал ее настроение и целоваться не полез, только взглянул: тепло, приветливо.
– Женя, я так рад тебя видеть! Выглядишь – прекрасно, и кофточка – просто блеск!
Ну слава богу, кто-то оценил ее шелковую блузку. А то весь день мерзла в «Глобусе» почем зря – и никто (за исключением, правда, старичка-бухгалтера) на комплимент не расщедрился!
Сам Бобров выглядел, словно вчера вернулся с Багам. Или, по крайней мере, – из солярия. Ярко-синие глаза на загорелом лице. Или он носит цветные линзы?
Официантке Миша тоже понравился. Она выпятила свою цыплячью грудку и сладко проворковала, не обращая никакого внимания на Женю:
– Что будем кушать?
– Попробуем все, – заверил Бобров.
– Все мы не съедим, – возразила Женя.
Официантка даже не обернулась на ее реплику и понимающе обратилась к Мише:
– Вы имеете в виду суши-ассорти? Там восемь видов…
– Именно ассорти, – подтвердил он. – А потом шашлыки – курица, потрошки, осетрина – по шампурчику. Ты согласна, Женя?
Оставалось только кивнуть.
– А пить мы будем…
Женя вздохнула – от саке придется отказаться: она уже пьет пиво, а ей еще сегодня домой рулить.
– Грейпфрутовый сок, – попросила она.
– Свежевыжатый, – тут же уточнил Миша. – И мне – пивка, ноль пять.
Жене понравилось, что он не стал разводить ее на выпивку, как обожают мужики («Да ладно, давай – по чуть-чуть! Ты на машине? Да я тебе такси возьму!»).
Кажется, Миша не склонен форсировать события, и это ей нравилось. Кто бы знал, как нравилось!
– Ты прямо с работы? Или – до сих пор на работе? – Миша кивнул на рукопись, лежавшую на столе.
Женя не удержалась и пожаловалась:
– Да вот, выполняем новый заказ. Довольно дурацкий. Нужно отобрать рассказы для конкурса.
– Ты же говорила, что работаешь в рекламе? – удивился Миша.
– Я тоже так считала, – вздохнула Женя. – Но боссу взбрело в голову судить «Идеальный рассказ», это конкурс для начинающих писателей. Вот мы и разбираем рукописи… Бракуем явную бредятину.
– Можно взглянуть? – заинтересовался Миша.
– Да пожалуйста. – Она протянула ему «Сферы шерстяных персиков».
Бобров открыл рассказ с середины. Вчитался. Его брови (ухожены, будто он их причесывает и подщипывает!) поползли вверх. Он с выражением зачитал:
– И шерстяной персик взорвался в моей голове. И я почувствовал, как шерстинки, невесомые, мягкие, обволакивающие, заполняют все мое тело, и странная легкость охватывает мои члены, и я понял, что еще немного его сладкого, томного сока, – и я стану бесплотным, воспарю над реальным, воспарю над банальной и беспросветной жизнью…
Бобров отложил рукопись, спросил удивленно:
– Это что – новый стиль? Никогда такой бредятины не читал. Забавно…
Сама Женя считала, что ничего забавного в «Шерстяных персиках» нет. Обычное графоманство. Грамотное, но до предела претенциозное – и потому не имеющее отношения ни к реальной жизни, ни к литературе. Но решила в дискуссию не вступать. Лучше отшутиться:
– После второй бутылки и не такое напишешь!
– Да, тут бутылкой не обойдешься, – хмыкнул Миша. – Автор потребляет чего покрепче…
– Абсент? – блеснула осведомленностью Женя.
– Да нет, скорей промедол. Или, как минимум, – травку, – возразил Миша.
Она кивнула:
– Может быть… Но браковать рассказ я не буду. Пусть настоящие писатели разбираются. Ты ведь сказал – «забавно»!
– О, ты прислушалась к моему мнению! – обрадовался Миша.
– Почему нет? – улыбнулась она. – К тому же ты еще явный брак не видел – сплошной мат, всякие «бац-бац», «хрясь», «бумс», «стволом по кумполу», «табуреткой по горбатнику»… Или «зеленый плавный вкус свежей крови»…
– Да ты уже специалист… – протянул Миша. – Но знаешь: хватит литературы, давай ужинать. Ты будешь есть палочками или вилкой?
Женя послушно сбросила «Шерстяные персики» в сумку и вдохнула интригующий запах только что принесенных суши.
– А ты научишь меня есть палочками?
…Ужин тек легко, плавно, вкусно. Жене очень понравилось, что Миша держится просто, но дистанцию тщательно соблюдает, на фамильярность не скатывается.
Она ненавидела все эти нетерпеливые объяснения: «Твои глаза прожигают мне душу» и «Я бы так хотел быть с тобой!».
Никаких «одноразовых мужчин». Только длительные, спокойные отношения: чтобы узнать человека… И проверить, и – поверить ему…
Тем более что ей никто не сможет дать совет: ни мамы рядом, ни отца, ни настоящей – с детства! – подруги… Но все о себе приходится решать – самой…
Бобров держался идеально. Смотрел на нее заинтересованно, почти влюбленно, но всем своим видом показывал: все будет так, как она захочет. И – когда захочет.
И еще Миша умел слушать. Когда он задавал вопрос и Женя принималась отвечать, она чувствовала: ему действительно интересна она – не только как девушка (довольно-таки, скажем скромно, симпатичная), но и как человек – со своей жизнью и со своим внутренним миром.
Было здорово, что можно кому-нибудь рассказать про себя! В «Глобусе» ты вообще не личность – штатная единица. Родных у нее нет… Подружки? Да им лишь бы самим поболтать, похвастаться… Мужики обычно тоже обожают рассказывать – о себе, любимых, о собственной работе (от каждого зависит, как минимум, экономическое благополучие столицы) или о машинах (если послушать, у любого тачка разгоняется до ста километров в час за шесть-семь секунд).
Но Бобров, кажется, не такой. Он смеялся, когда Женя рассказывала ему о съемках рекламы кошачьего корма. Искренне порадовался за нее, когда она похвасталась своей «Серебряной стрелой». Согласился, что Жулебино – райончик хороший, но слишком уж удаленный.
Женя решила, наконец, и сама порасспрашивать Мишу:
– Слу-ушай, а я тебя даже не спросила, где ты работаешь…
– Непростительное легкомыслие, – усмехнулся он.
– Это секрет? – кокетливо улыбнулась она.
– Никакого секрета… Просто гордиться особо нечем. Я работаю перегонщиком.
– Гонщиком? – Женя не расслышала, переспросила.
Он погрустнел:
– Перегонщиком. Гоняю машины – из Германии, Франции, Люксембурга.
М-да, работка не слишком престижная. Но, кажется, – интересная. Разные страны, новые машины, хорошие дороги – надавил на газ, свистит ветер, магнитола настроена на местное радио, какое-нибудь «айн, цвай, полицай – драй, фир, бригадир»… Свобода. Скорость. И – никаких «хилых боссов», которые заставляют являться на работу к девяти…
Женя, кажется, захмелела – от вкусной еды и стаканчика пива.
Миша сказал:
– Нам придется долго-долго пить кофе…
Женю слегка напрягла эта фраза, она поспешно ответила:
– Да нет, я сейчас поеду. Мне сегодня еще кучу рассказов нужно просмотреть.
Он развел руками:
– Как скажешь, конечно. Но нужно минимум час, чтобы пиво выветрилось. Может, все-таки кофе?
Женя взглянула на часы – еще только девять. Ей ужасно не хотелось возвращаться в свое Жулебино. Сидеть на продавленном диване, обложившись уже успевшими надоесть рассказами.
Женя прислушалась к своим ощущениям и встревожилась. Впервые за несколько лет ей не хотелось расставаться с мужчиной.
– Хорошо, давай еще по кофе, – согласилась она и решила, что потом уж точно поедет домой.
Но одна чашка кофе превратилась в три, и домой она вернулась только в одиннадцать вечера. Миша отмел все возражения и отправился ее провожать. Ехал сзади на своей «Тойоте-Королле». Рулил он спокойно: не пижонил, не обгонял, воздушных поцелуев из окошка не посылал.
Во дворе Бобров помог ей припарковаться – «давай еще назад, полметра есть, минимум!». Проводил до подъезда. Женя занервничала – кажется, сейчас он попросит еще кофе.
У нее дома.
Но Миша только поцеловал ей руку, сказал, что позвонит завтра и, не оглядываясь, пошел к машине.
А Женя еще до трех утра читала проклятые рассказы. И возмущалась бесконечными «волнами страсти, охватившими ее от наманикюренных пальчиков до самых сосков» и «взглядом бездонных синих глаз, пронизывающим всю плоть». Или бредом вроде: «…отчаянно тонкая струнная игла наполнила душу воскрешающим к жизни напитком».
В начале четвертого Женя упала в постель совершенно без сил и поняла, что, несмотря на усталость, из-за трех выпитых «эспрессо» заснуть не получится. Но… Но очередной бессонной ночи она просто не выдержит.
Пришлось лезть в заветный пузырек за половинкой снотворной таблетки. Снотворное «зацепилось» за выпитое вечером пиво. Подействовало мгновенно.
И возродило старый кошмар.
…Она опять – в той комнате. И опять – в помещении никого нет, только в открытое окно врывается неприветливый ветер. Пуст диван с комком нестиранного белья. На кресле возвышается кучка небрежно брошенной одежды. На стуле валяется старый, потертый глянцевый журнал. Здесь никого нет, нужно уходить… Но Женя знает – они где-то рядом. В распахнутом шкафу, за рядами плечиков с дешевыми костюмами… Или – за гардиной, за плотной темно-синей гардиной, которая чуть шевелится под порывами ветра… И Женя чувствует – опасность непреодолима. И даже если сейчас повернуться и попробовать убежать, чтобы оказаться в подъезде, где светло, и соседи, и курят на площадке спасительные подростки, – она все равно не успеет. Они – везде, их запах пропитывает всю комнату, и дешевую мебель, и проклятые шторы…
Разве может сниться безысходность?
Но Женя знает, что выхода у нее нет.
И она просыпается – одеяло сброшено на пол, простыня сбилась, пижамная курточка задралась чуть не до горла… Ей страшно, до сих пор страшно, и за окном – еще темень, и одиночество стучится изо всех уголков квартиры.
Женя посмотрела на будильник и со стоном откинулась на подушку. Пора вставать – уже половина седьмого, сейчас затрезвонит будильник…
Впереди – работа, чтение бесконечных рассказов, придирки Хилого Босса, настороженность коллег… А она чувствует себя так, словно вернулась домой после смены в шахте. Она не выдержит еще один рабочий день!
Пришлось закрыть глаза, сосредоточиться и спросить себя – строго так спросить: «Для чего ты живешь, моя дорогая? Разве не для того, чтобы твои родители – пусть на небесах! – смогли гордиться тобой? Твоим успехом? Твоей карьерой, собственной квартирой, новой машиной, настоящим другом рядом? А это все без труда не дается…»
После нотации, прочитанной самой себе, Женя выпрыгнула из кровати. Голова кружилась, во рту было сухо. На ощупь, не открывая глаз, она поплелась в ванную.
Переживем. Выдюжим. Справимся!
Женя долго стояла под горячим душем, соскребая с себя остатки сна и приснившегося кошмара. Когда же эти сны кончатся! Ведь прошло столько лет!
Наконец страх отпустил ее. Женя выключила воду, растерлась жестким полотенцем и выбралась из ванной. Протерла изошедшее паром зеркало, с опаской взглянула в него – от такой жизни недолго и морщинами пойти!
К счастью, морщины пока не появились. А лицо после горячего душа выглядело свеженьким и даже розовеньким. Недосыпную мигрень удалось вылечить крепким кофе вкупе с цитрамоном. Женя повеселела. Одеваясь, она думала: «Я превращаюсь в железного человека. В Александра Македонского. Скоро мне будет хватать четырех часов сна… Ну и что: устаю… Ну и ладно: Дубов – скотина… Зато я делаю карьеру. Карьеру в Москве. Не об этом ли мы мечтали с мамой и папой?»
Женя, что называется, разгулялась и теперь чувствовала себя прилично. Даже решила, что концентрация внимания у нее сегодня нормальная, и можно не тащиться в противном переполненном метро, а отправиться в «Глобус» на машине.
«Ока» обрадовалась своей хозяйке. Приветливо подмигнула фарами, снимаясь с сигнализации, и завелась с полоборота. Женя забросила на заднее сиденье увесистую сумку с рассказами (машина сразу просела) и уверенно дала по газам. Удалось тронуться с неким подобием визга, и Женя гордо подумала: «Вот так вам всем! Хоть и на двух цилиндрах…»
Ровно в девять Марченко уже въезжала за крепостную стену «Глобуса». В девять ноль три (минимальные опоздания она себе все-таки позволяла) Женя, привычно скользя по дурацкому полу, вошла в холл. Рассказы – тяжелые, заразы! – оттягивали ей руку.
Коллеги поздоровались сквозь зубы, поглядели косо. Один старичок бухгалтер был с ней любезен – но, верно, потому, что пытается прикадриться. А непосредственный начальник Бритвин хоть и мил, но со странностями. Настроение у него все время меняется. Порой панибратствует, порой – рявкает. То Женечкой называет, то – по фамилии.
На коленях у Жени лежал очередной рассказ. Тошнит уже от графоманов! Она невидящим взглядом уставилась в текст, а сама думала: «Пожалуй, корень зла – в Хилом Боссе. Это он: завел секретность, приваживает холуев, доносчиков… От него вся ненормальность «Глобуса» идет…»
Повинуясь внезапному импульсу, Женя отшвырнула рассказ и включила компьютер. Давно пора узнать, что за гусь этот Дубов!
Женя вышла в Интернет, загрузила поисковый сервер. В графе «Я ищу» написала – Олег Петрович Дубов.
«Идет поиск», – ответил компьютер.
Ссылок на Дубовых оказалось тысяч пятьдесят, на Олегов – почти миллион. Но Олег Петрович Дубов оказался в Интернете в единственном экземпляре. Поисковая система адресовала Женю на сайт газеты «Российский бизнес».
Марченко повернула экран, загородила его спиной и принялась читать:
Дубов Олег Петрович, 1963 г. р.
Окончил Московский государственный институт международных отношений (1984), а также магистерский курс «Международные отношения и мировая экономика» в Университете мира ООН.
Получил степени магистра делового администрирования (МВА) в Уортонской школе бизнеса (США) и магистра гуманитарных наук по специальности «Международные отношения (СССР)» в институте Харримана при Колумбийском университете (США). В 1992–1996 годах работал финансовым директором в рекламном агентстве «Дерри и Харпол» (Нью-Йорк, США). В 1997–1998 годах – вице-президент PR-агентства «Томас энд санс» (США). В России работает с 1999 года. Возглавляет рекламное и PR-агентство «Глобус». Уставной капитал – 2 млн руб., объявленный штат – 27 человек, сферы интересов: коммерческая реклама, пиар, преимущественно в области шоу-бизнеса, искусства, литературы и кино.
Более никаких ссылок на Олега Петровича Дубова в Интернете не имелось.
Женя быстренько отвалилась от сети. М-да, Хилый Босс, оказывается, – большой грамотей! И работал в основном на Западе. Наверно, там, за бугром, и нахватался мути: «Коммерческая тайна превыше государственной!.. Если увидел, что коллега бездельничает, – сдай его начальству!»
Подруга Жени – Таня Садовникова – долго прожила в Америке. И рассказывала, что в Штатах детей, начиная чуть ли не с primary school[6], учат ябедничать. Внушают: заложить товарища, совершившего неблаговидный поступок, – гражданский долг каждого янки.
А Дубов… Он в Штатах и учился, и работал… Вот и научился. Теперь прививает американский образ жизни на российской почве, скотина… На работу пешочком ходит, не курит, здоровье блюдет…
Женя быстро выключила компьютер и открыла очередной рассказ.
Когда ближе к вечеру появился Бритвин, Женя покончила со своей долей рассказов и принялась за стопку, что начальник отложил для себя.
Бритвин оценил:
– Молодец, Марченко, – перевыполняешь норму! Ну, и что там у нас?
Женя сверилась с записями:
– Я отобрала шестьдесят два рассказа. Ты, вчера, – сорок. И нечитанных – осталось, наверно, двести…
– Значит, слушай, Женька, – сказал Дмитрий. – С оставшимися писульками нужно покончить сегодня.
Женя едва не застонала и не удержалась, пробормотала:
– Но ты же говорил, что срок – до завтрашнего вечера…
Бритвин вздохнул:
– Объясняю. Мы с тобой уже отложили больше ста. И еще вон сколько смотреть, – он кивнул на коробку. – А отобрать нужно – всего тридцать. Я тебе разве не говорил?
Ничего он ей не говорил, просто велел выбрать все мало-мальски приличные рассказы!
– Так что завтра с утра начнем второй тур, – как ни в чем не бывало продолжил Бритвин. – Нужно отобрать тридцать финалистов. А вечером у тебя рандеву с писателем века. Поедешь в логово к несравненному Песочину. Он – председатель жюри. Ты, кстати, с ним знакома?
