И я отвечала:
– Трудно двигаться. Но понемногу становится легче.
– Это потому, что ты бежишь наверх, туда, где мыслительный процесс, а там всегда горячо. Где ты лежишь?
– Я не лежу. Я сижу.
– Где ты сидишь?
– На скамейке.
– Как тебе сидится?
– Жестко.
– Опиши, что ты видишь вокруг.
– Это изба. В ней темно. Поздний вечер. Но в углу горит лампада, она бросает отсвет, и поэтому я всё вижу. Например, старую икону, накрытую кружевной салфеткой.
– Как ты поняла, что она старая?
– Я просто знаю.
– Как тебя зовут?
– Евстолия Феодо́ровна.
– Сколько тебе лет?
– Точно не знаю. Может, шестьдесят три, может, шестьдесят четыре.
– Расскажи про себя.
А дальше он перестал говорить. И я просто продолжала лежать на ничем не примечательном диване, пока сознание чертило образы в моей голове. Они сменяли друг друга в виде картинок, из которых я поняла, что эта женщина несчастна и очень страдает. Причина увиделась мне в том, что в течение своей бесконечно долгой жизни, полной горя и преодолений, она потеряла всех своих детей и на старости лет осталась одинокой старухой, разбитой болезнями и израненной горем утраты.
Я не слышала никаких звуков ни в собственной голове, ни в комнате, где сидел проводник. Стояла полная тишина. Я не чувствовала изменений в своих ощущениях, каких-либо признаков воздействия гипноза, или чего-то еще потустороннего. Прекрасно ощущая свое тело, понимая где я нахожусь, зачем я лежу и как именно здесь оказалась, я параллельно смотрела рисованный фильм из сменяющих друг друга картинок, длящийся в моей голове всего несколько минут, но этого оказалось достаточно, чтобы породить во мне подспудное ощущение того, что теперь я знаю всё о женщине по имени Евстолия Феодоровна, жившей в русской глубинке на исходе девятнадцатого века.
Несмотря на то, что ничего сверхъестественного со мной не произошло, посещение проводника произвело на меня гораздо более сильное впечатление, чем можно было себе представить. Поэтому без раздумий я решила идти дальше. Следующая сессия лишь добавила градусов происходящему, ведь в течение сеанса мне явился архангел Михаил. В этот раз я слышала его голос и ощущала почти телесный контакт. Святой дух сказал, что явление Евстолии может многое объяснить: в своем прошлом воплощении я пережила так много потерь рода, что в нынешнем более не хочу повторять этот опыт, отчего избегаю любого сближения с людьми.
За последующие два года случилось очень много событий, практик, контактов, энергообменов. Самым сильным из них до сих пор я считаю явление Богородицы. Но я упорно продолжала отделять себя реальную от мира фантазий, как мне всё это представлялось до некоторых пор. Я не чувствовала в себе сил заниматься этим серьезно, потому что личности, возникшие в моей жизни с момента посещения квартирника, обладали столь поражающими воображение способностями, что на их фоне я смотрелась тускло. Каждый новый мастер был более погружённым, чем предыдущий, и в сравнении с ними я со своими мультяшными картинками чувствовала себя каким-то ребенком. К тому же вопрос миссии так и оставался открытым: даже если допустить, что с горизонтом я определилась и наконец-таки стала двигаться в том самом направлении, куда и стоило с самого начала этого воплощения, я всё еще не видела способов, как вписать в происходящее свое предназначение. По сути, я как была никчемной девчонкой, так и продолжала ею оставаться.
Такого рода мысли полностью завладели моим подсознанием, и долгое время пребывали там без каких бы то ни было последствий для сознания, но однажды, как того и следовало ожидать, плотину всё же прорвало. Это случилось три месяца назад.
На тот момент я уже была знакома с некоторыми представителями круга, в котором в итоге очутилась. Один из них проявил себя особо неравнодушным, и привел меня на очередное (как я это окрестила в своей голове) «заседание партии». Оно состоялось онлайн. Да, со времен выхода сериала «Зачарованные», произведшего революцию в сознании постсоветских детей, утекло слишком много воды, а поскольку я не хочу давать почву для созревания новых мифов, то раскрою карты одним движением рукава: американские шедевры разных времен вроде «Константина», «Омена», «Зачарованных» и иже с ними, если и дают частичное представление об обсуждаемых материях, то весьма условное. В жизни всё, как всегда, гораздо прозаичнее. Да, большинство контактов с наставниками происходит в заочной форме, очные же встречи в наших кругах – это нечастое явление, а групповые сборы в реале – вообще событие редкого масштаба.
Когда меня прорвало всем, что так долго копилось и под воздействием двух последних лет теперь лишь усугубилось, зрелище было не для слабонервных. Меня крутило и бросало, вертело и сосало, я то лежала трупом, то стонала как затравленный зверек, то просто сидела, уставившись в одну точку, будто выпотрошенная до последней эмоции. Понаблюдав за этим пару дней, моя будущая ведущая наставница привела меня на заседание. И со мной тут же начали работать. Сначала выявили круг проблем: контракты с нечистыми в прошлых воплощениях, связь с инопланетными, ведьмачество, долги по родовой линии, передающиеся потомкам. В общем, весь цвет темного великолепия, который можно себе представить. Но самым знаковым для меня событием стало то, что вскоре после моего входа в «святилище богов» (вторая моя любимая формулировка после «заседания партии») мне объяснили, что предназначение у меня всё же есть. Моя главная наставница сообщила, что я однозначно одна из них, просто еще не умею раскрыть в себе всего до конца. Но я продолжала сомневаться, ведь по сравнению с возможностями светочей (как я про себя называю наставников) мои собственные кажутся столь малозначительными, что их и способностями-то трудно назвать. Так, просто отголоски какого-то рудиментарного процесса. Как зарницы – вспышки молний в океане, которые вроде и говорят о том, что где-то имеет место гроза, но только понимаешь одно: она настолько далеко от места действия, что ты даже не слышишь грома.
И всё же убежденность всех без исключения наставников в том, что я наконец нахожусь на своем месте, непременно должна была привести меня к принятию новой и совершенно грандиозной мысли: я – представитель земной надстройки, светоч, гуру недоступных для большинства знаний. Вот это поворот!
Глава третья. Он
Мальчик рос. Обычный, деревенский мальчишка. Гонял овец и слушал реп. Или рэп? Или всё же реп? Он не знал, как это пишется. Просто читал себе под нос каждый раз, когда оставался один. А это было почти всё время. Как только в районе десяти метров от него возникал человек или люди, мальчик переносил читки в свою голову. И продолжал. Порой даже во сне.
Так было не всегда. В первый раз его накрыло в районе десяти лет, но это не продлилось долго: умерла сначала мама, а вскоре вслед за ней на тот свет отправился и отец. В первый раз – после смерти матери – мальчик плакал. Громко. Долго. Целый час. А потом как отрезало. Поэтому второй раз – после смерти отца – он не проронил ни одной слезы. Или просто не любил отца. Никто так и не узнал. Даже он сам. Но плакать перестал. Хотя до этого бывало не раз – тогда, в детстве, до ухода родителей, вместе с которым оно как раз и кончилось. И хорошо. Было самое время взрослеть.
И он повзрослел. Быстро, а еще точнее, стремительно. Помогли старшие братья – перевезли его в Москву. Он не знал, зачем ему туда нужно. Ведь в большом городе особо не почитаешь. Ни себе под нос, ни даже в собственной голове. Большой город к этому совсем не располагает.
И мальчик перестал читать. Надолго. Уже думал, что навсегда. Но потом вдруг увидел девушку. Случайно. В магазине встретил. Она стояла на кассе, покупала себе что-то. Мальчик взглянул на упаковку и прочитал: «гуталин». Он не знал, что это. И спросил. Девушка посмотрела на него долго, но немного странно, и, так и не ответив, ушла. За нее ответила продавщица:
– А ты что, не слышал песню «Агаты Кристи»? – И она пропела, – «Я крашу губы гуталином, я обожаю черный цвет…»
– Нет, – ответил мальчик.
Продавщица рассмеялась:
– Ах да, вы в вашем возрасте такое уже не слушаете… Вам всяких там «кок» подавай, – она продолжала смеяться.
– Каких кок? – спросил мальчик. Он так ничего и не понимал. Но продавщица больше не сказала ни слова. Просто пробила ему его колу, и он ушел.
После этого случая мальчик снова стал читать. На тот момент ему было четырнадцать. И он запомнил лицо гуталиновой девушки, будто это была его родная сестра.
Шли годы, но лицо никуда не пропадало. Каждый раз, читая, Замир ставил его перед собой, будто посвящал все свои творения ей одной. А ведь даже не знал имени девушки. И после той встречи в магазине так больше никогда ее и не видел.
Он не пробовал ее искать, потому что был уверен в том, что это бесполезно: найти девушку всё равно не удастся. Москва – слишком большой город для того, чтобы два человека могли найти в нем друг друга. Это всё равно, что искать иголку в стоге сена. Замир никогда не занимался подобными вещами. Его интересовало лишь то, что имело перспективу, ведь он с детства любил разглядывать горный горизонт.
Гор больше с некоторых пор в его сегодняшнем дне не было, их отняла судьба, повернувшая вспять течение реки его жизни. Но перспекти́вы у него отнять не мог никто́, вот почему именно э́тим понятием он и заменил себе го́ры.
Перспектива сопровождала Замира. Всегда. Его старший брат еще на момент смерти родителей сделал успешную карьеру в одном из лучших московских лейблов, на какой-то момент даже заняв пост первого зама одного известного рэпера-первопроходца. Поэтому брат знал доподлинно, куда ему стоит пристроить младшего члена семьи, который с детства любил читать рэп. Смерть родителей прервала этот процесс, но по прошествии времени всё потихоньку снова наладилось.
И вот сейчас, на пороге двадцатилетия, Замир Мирзаев наконец-то достиг того горизонта, к которому упорно шел шесть лет: теперь его песни брали в ротации, он выпустил свой первый экономически выгодный альбом, а также становился всё более узнаваемым, отчего его аудитория росла не по дням а по часам. И всё же для полного счастья чего-то так и не хватало.
Лицо девушки… Оно продолжало стоять на прежнем месте в его сознании.
Должно быть, ей уже около тридцати. В день их встречи она выглядела лет на двадцать пять, а ведь прошло шесть лет. Хорошо было бы встретиться с ней снова…
Но как ее найти? Это был вопрос вопросов.
Как же было здорово гонять овец… Он никогда не сможет забыть того чувства свободы в груди, которое дорогой воспоминаний уводило лишь в его детство. Более это уже никогда не повторилось. Но ему всего двадцать! Горизонт всё еще впереди, вместе со всеми перспективами. Успеется. По крайней мере, он точно знает, к чему стоит стремиться.
Свобода в груди. На вдохе и на выдохе, но особенно на вдохе. Вот так: открываешь широко рот, запускаешь в него воздух, щупаешь языком и заталкиваешь в себя по самое солнечное сплетение. Всё туловище наполняется кислородом, и вслед за приливом крови к конечностям в мозг прилетает очередная читка.
Как же здорово жить! Но быть свободным – главная цель.
Как ее могут звать? Катя? Лиза? Василиса? Яркая звезда Алиса?
Когда я со всей дури выжал тапку в пол,
Теперь забыть всё легче, нет пути назад.
Мне пофигу на стресс, что шкалит кортизол,
Что больше нет любви, остался лишь фасад.
Ты мажешь кровью крест, дурной водой кропишь,
И всё одно тебе, что чёрт, что небеса.
Забыв все клятвы, больше не принадлежишь
Ни мне и никому. Ни год, ни полчаса.
А я не заземлен, мне без тебя хана,
Но знаю, чем поправиться – я жму на газ.
Многоэтажек ряд, кирпичная волна –
Пожрет меня, в любви торжественно клянясь.
Как же ее могут звать? На какое имя она больше всего похожа? Как звали персонажей Данте Алигьери? И кто это вообще такой?
А я
Здесь, но на нуле.
Да, ты не моя. Чувства до ноля.
А ты
Там, где есть мечта.
Не твои посты я вписал в хиты.
Но нас
Сватает зима,
Значит, мы с тобой встретимся зимой.
А пока я до бесконечности
Буду давить тапку в пол:
Чтобы прошли все сомнения –
Впрыснул бензон – и ушел.
А пока ты присутствуешь в вечности
Лишь безымянной невестой,
Я – в твоей жизни последнее,
Что для тебя интересно.
Этой зимой всё изменится.
Именно этой зимой.
Кто-то возьмет и поженится.
Кто-то вдруг скажет: «Ты – мой!».
Глава четвертая. Встреча
Я решила не посвящать наставников в происходящее, ведь то, что случилось, это слишком личное, поэтому должно было остаться не вынесенным за пределы меня самой.
Что мешало мне попробовать разобраться самостоятельно? Какой от этого мог быть вред? Ведь в любой точке я могла всё изменить: прекратить, переиначить или, если начала бы понимать, что не справляюсь сама, тогда уже пойти за советом к людям. А тот драгоценный опыт – уже никогда более в моей жизни бы не повторился. Поэтому я приняла однозначное решение: надо сохранить происходящее в тайне, пойти на концерт, а уже после разбираться, что с этим делать дальше.
Месяц шел своим чередом. Практики, энергообмен, упражнения, тесты, клиент за клиентом. В общих чертах происходящее можно было сформулировать так: интересная жизнь. Наконец-то. Теперь всё на своих местах.
Про Замира я больше информации не искала, для старта мне было достаточно того, что я о нем уже знала. Остальное – позже, ведь всему должно быть свое время.
И вдруг за неделю до концерта меня начало плющить. Первым звонком стал эпизод с клиенткой, которую я считала своей первоочередной по важности и наиболее трудноразрешимой задачей. После одного из запланированных тестов, который в моем представлении числился скорее рутинным, чем каким-то из ряда вон выходящим, мне пришло видение кота клиента. Из просмотренного мультфильма, предложенного связкой «сознание в подсознании», я поняла, что в обличии животного был демон. На этот случай существовал вполне конкретный алгоритм действий.
Я отправилась в храм, запаслась свечами и святой водой, после чего явилась к своей подопечной. В общих чертах объяснив ей ситуацию, я столкнулась с каменной стеной непринятия. Это, конечно, была чудовищная неблагодарность, но я стерпела. Пропихнула себя внутрь помещения, отодвинув сперва слегка ошарашенную клиентку, а потом потеснив и ее уже гораздо более очевидно прифигевшего мужа, прошлась по хате сначала поверхностным взглядом, а потом и детализируясь, но гадкой скотины нигде не обнаружила. Однако я девушка решительная, и если что решила, то, считай, дело решенное, поэтому конопатый всё же был пойман. Не могла же я допустить, чтобы рыжий кошман продолжал кошмарить свою хозяйку, а через нее и всё вышеперечисленное семейство (там, кстати, еще и дитё затесалось)? Не мой стиль, так что я не стала обращать внимания на недостаток доверия со стороны Фомы неверующего (точнее целых двух Фом. Дитё еще маленькое, так что его в этот список пока включать не стала, хоть обычно яблочко от яблоньки падает в одну воронку). Что делать, все мы не без греха, и, как известно, у каждого свои недостатки. У меня – мой зашкаливающий в перфекционизм профессионализм, у кого-то вот – проблемы с доверием к людям. Эту часть ее кармы тоже надо будет немного подрихтовать.
В общем, свечами обложила, водой обкропила, молитвами обчитала, полный об-стоп, почти что ограбление (гоп-стоп, имею в виду). Но от крайних мер пока решила воздержаться: всё-таки кошачья морда у них полноценный член семьи, так что я понадеялась, что демонюга сложит с себя полномочия и без программы максимум. В конце концов, пришить кота никогда не поздно, а поскольку лучше поздно, чем никогда, я решила оставить самую приятную часть работы на закуску, хоть может статься, что закусывать и не придется. Выходило, что в любом случае кто-то будет рад: при первом раскладе, если демон изыдет и после пакета мер версии «лайт», будет счастливо семейство Фом, при втором – оторвусь по полной программе я. Пусть этот момент останется на волю провидения.
Далее случилось еще два промежуточных звонка. За пять дней до концерта.
Один из моих первых клиентов решил попробовать сменить профессию и перекрасился в прыгуна из окон. Правда, тренировочный полигон подобрал не самый подходящий: свой собственный балкон. На шестом этаже, к слову будет сказано. Но вместо того, чтобы сие действо вызвало у меня реакцию, более уместную при данных обстоятельствах, мне почему-то вспомнился анекдот:
«Стандартные декорации: квартира, постель, жена с любовником, муж в командировке, диалог в разгаре:
– Дорогой, я волнуюсь. У моего мужа есть привычка возвращаться раньше времени. Если он нас застанет, то убьет обоих.
– Дорогая, не переживай! На этот случай я подготовился; под окном меня ждет лошадь. Если твой муж неожиданно нагрянет, то я прыгну на нее и ускачу!
Раздался звонок в дверь. Любовник сиганул в окно. Был двенадцатый этаж. Жена подошла и открыла дверь. На пороге стояла лошадь. Она сказала:
– Здравствуйте! Пожалуйста, передайте моему хозяину, что я подожду его здесь, начался сильный дождь».
Какое отношение этот анекдот имел к инциденту, произошедшему с моей клиенткой, я не знаю, тем не менее мне вспомнился именно он. Подумалось: «Какой прок в лошади, если на повестке дня двенадцатый этаж?». Вот и всё, что пришло мне в голову, когда я узнала о том, что моя окончательно сбрендившая кукушка умудрилась еще и остаться живой. Только руку сломала. Бывает же! Хотите верьте, а хотите нет.
Ноль сострадания. Вообще не откликнулось. И, самое главное, что меня это нисколько не насторожило.
В тот же день вечером, прозвучал третий звонок: меня накрыло сухогрузом с видениями. Вот просто товарным составом бесконечных мультипликаций. Я думала, что сойду с ума, но получилось наоборот. Не я с него сошла, а он из меня вышел: ум встал, отряхнул изрядно помятое видениями платье, прокашлялся и отвалил прочь. Осталось одно безумие. Я окончательно перестала узнавать себя. И бесповоротно перестала спать. Совсем. А это не добавляло очков моему безумию.
Вишней на ромовой бабе стал инцидент, произошедший с одной из ведущих наставниц. По этому поводу даже был созван экстренный совбез пленума (или пленум совбеза) ЦК партии, на котором нам рассказали историю похлеще моей собственной:
Вышеупомянутая наставница – одна из самых осознанных в нашей надстройке. Свой путь она всегда проходила уверенно, раскидывая любую нечисть одной левой. Она говорила: я – божья дочь, вам до меня не добраться. И нечисть превращалась в небыль. Но вот не далее как вчера с ней на связь вышел «сам темный». Собственной персоной. И попробовал обкатать на ней ее же собственную философию: