Анна Маринченко
Улетая из дома
Я – глубокий космос
Здравствуй, мой друг!
Пожалуй, пришла пора написать это письмо, расставить точки над ё. Помнишь, была такая песня о зимнем сне, где «я все придумала сама»? Она про нас, только мы этого не поняли вовремя.
Когда-то, вечность назад, в позапрошлом году ты записался в спортзал, а я на курс лекций по физике. Тебя как раз повысили до старшего менеджера, а меня сократили. Разумеется, я знала, как ты доказывал начальству необходимость увеличения оклада специалисту такого класса. И да, что других денег, кроме моей зарплаты, нет, ты тоже знал. Я не в обиде, эра капитализма – она такая. Так вот, с тех лекций все и началось.
Ты познакомился в «Тиндер» с Машей, а потом с Алёной, и какое-то время крутил с ними обеими. А я познакомилась со спектральной классификацией звезд и основными характеристиками экзопланет. Ты взахлеб рассказывал, как девицы устроили драку в торговом центре, а моими спутниками были таблицы расчета радиальных скоростей по Доплеру. Тогда и родилась первая шутка, что я Луна: вроде и принадлежу Земле, но не совсем.
Я шла домой после твоего дня рождения. Помнишь, когда крабов подали как-то не так? Разразился скандал, угрозы одной стороны не оплатить счет – и вызвать полицию с другой стороны. У меня до сих пор стоит перед глазами твой взгляд в тот момент. Зелёные зрачки с карими крапинками увеличились и потемнели, словно их изнутри заполнило расплавленным свинцом. За окном бушевала гроза. Низкое серое небо швыряло молнии и тяжелые капли дождя, сбивая редких прохожих, как фигуру в кегельбане. Западный ветер стряхивал с ветвей дуба около ресторана противную мелкую взвесь, целясь аккурат в приоткрытое окно у нашего стола. Такая же мелкая взвесь собиралась где-то в центре твоего раскрасневшегося лба, стекала крупинкой града вдоль брови и разбивалась в пыль о несвойственную тебе яростную жестикуляцию.
Я тогда сослалась на головную боль и ушла. Буря ломала сухие ветки деревьев, не спиленных коммунальщиками по весне, бросала их мне под ноги, а один раз почти попала аккурат в голову. Но мое наслаждение стихией было сильнее таких мелочей! Думаю, встреться мне тогда шаровая молния, я бы вряд ли заметила. Всей кожей я впитывала эту неукротимую силу и решительность действовать. Шторм не оглядывается на жалких людишек, он вершит то, что считает нужным. Неистовство стихии, отдающей всю себя мгновению ярости, проникало мне под кожу, заполняло мои легкие, вытесняло кровь из вен.
Мне было больше часа до дома, и к подъезду я подходила уже в звенящей, наполненной влагой тишине. Кусты на бульваре перестали цеплять колючими хлыстами мои последние джинсы, а воздух, очищенный грозой от городского смога и гари, бережно держал в ладонях ароматы шиповника и пионов. Мир возрождался, но возрождался иным. Обновленным. Около подъезда я остановилась, вынула из сумки сигареты. Как сейчас помню, их было пять штук. Три лежали в пачке, а еще две были запрятаны во внутренний карман – неприкосновенный запас: одна для меня, и вторая тебе. Хотя ты такое уже не курил, а тонкие сигариллы, что появились в твоей барсетке, мне были не по карману. Я выбросила пачку, а две оставшиеся сигареты растерла в руках и долго пересыпала табак из одной ладони в другую, запоминая чуть горьковатый запах. Запах наших перекуров за углом школы на большой перемене, аромат облегчения, когда нашли свои фамилии в списках зачисленных на бюджет, фимиам первой зарплаты. Табачная крошка отправилась в урну у подъезда вместе со всем тем, что перестало быть нашим общим.
Ты позвонил мне через три дня, спросил, как дела, и заодно похвастал новой машиной. Подаренных родителями денег как раз хватило на паркетник твоей мечты. А я рассказала, что подала документы на участие в конкурсе. Оставшихся двух банок кофе должно было хватить до объявления результатов. Ты посмеялся, сказав, что я не Луна, я – Плутон. Вроде и мозги есть, а из адекватных людей исключена. И знаешь что? Мне впервые стало не больно. И после этого я действительно нажала кнопку «send».
Да, я трусиха. Я сформировала заявку, приложила все документы и три бесконечных дня не могла отправить. Эйнштейн бы прыгал до потолка, получив такое подтверждение относительности времени. Ведь каждая из этих трех ночей длилась вечность. Скорость света – ничто по сравнению со скоростью моих мыслей в те дни. Я снова и снова изучала условия конкурса, считала, сколько лет пройдёт на Земле, если миссия будет успешной и не только достигнет потенциальной экзопланеты, но и вернётся домой. Выходило не так уж и много, каких-то жалких триста лет, большая часть которых пройдёт в анабиозе. Для меня. У тебя такого не будет. А зачем мне Земля, на которой нет тебя?
Командир экспедиции устало перебирал мои документы, пока психолог задавал дежурные вопросы и раскладывал передо мной цветные карточки. Проседь в волосах и тяжелая звезда на погонах превращали молодого еще мужчину в библейского старца. Наконец он поднял голову и прервал психолога:
– У меня только один вопрос. Почему вы отказываетесь от возвращения на Землю?
Я несколько минут разглядывала облупившийся маникюр, а затем твердо посмотрела ему в глаза.
– Те, кто отправился за Моисеем в пустыню, не планировали возвращаться в Египет.
Командир усмехнулся и кивнул. На моем личном деле появилась его размашистая подпись.
К чему я это все? Наверное, к тому, что ты будешь ездить в коттедж на выходные с Машей, катать в новом джипе Алену или, может быть, Настю. Они будут неизменно прекрасны. У них длинные вьющиеся волосы и густые черные ресницы. Каждая из твоих красавиц умеет позировать для фото и правильно есть устриц. А у Вики, с которой ты познакомишь родителей, папа окажется директором комбината или заместителем губернатора. А я? Я почему-то умею носить берцы и совсем не умею шпильки. Я научилась разворачивать жилой модуль и подключать генератор кислорода, но так и не освоила дружбу и любовь ради чего-то. Мне доступны лишь те, что вопреки. Я не Луна. И даже не Плутон. Я – глубокий космос, и для меня все кончено. Хотя… Ведь моя миссия только начинается.
Нет, я не жду, что ты будешь обо мне вспоминать. Просто пожелай мне удачи.
Долетел!
Привет, ребята!
Вот и свершилось, я долетел! Я добрался до планеты! Знаете, смотрю в иллюминатор на траву, небо, осторожно обнюхивающую металлический корпус крысу – и не верю.
Глеб, помнишь, как ты переживал, что обшивка не выдержит нагрузки на момент перехода в гиперпространство? Выдержала, отлично выдержала!
Антоха, а как ты упрямо пересчитывал замедление чего-то там в организме, чтобы ресурса криокамеры мне хватило до прибытия на место? А на самом деле еще семнадцать процентов осталось.
Машку там за меня поцелуйте! Ее система поддержки жизнедеятельности организма просто нечто, я вышел из криосна еще более здоровым, чем ложился в него. У меня даже гастрит прошел за время полета.
Вован, ботан ты мой ненаглядный, и топлива достаточно, представляешь? Сколько ты ночей провел с цифрами и таблицами, сколько волос на голове вырвал, что не погрузим нужный объем горючки? А что в итоге? Все супер! Ну да, под ноль все сжег, полпроцента всего осталось, но ведь долетел, и посадка была мягкой!
Женька, братишка, все как надо! Звезда – желтый карлик, третья планета, захват гравитационным полем – все получилось! Автоматика вычислила цель, опустила корабль аккуратненько, ни царапинки на корпусе!
И вот я проснулся после анабиоза, стою на мостике и вижу все это наяву! А ведь не верили, никто из нас так до конца и не верил, что наша ракета доберется. Давайте признаем честно, после крушения корабля, когда мы застряли на неизвестной планете без связи, мы не верили, что сможем выбраться, сможем построить ракету, которая довезет хотя бы одного из нас до Земли. Не верили, что сможем позвать на помощь. Сколько было споров о том, что она взорвется прямо на старте!
Так вот, шикарная у нас получилась ракета! Она отлично взлетела. Жаль только, что приземлилась не на той планете.
Куда пропала Элизабет
– Планета класса Б-2, сами понимаете, – Георг Отаришмили уже тридцать лет занимал должность мэра этой захудалой планетки, но таких настырных гостей еще не встречал. – Правительство, конечно, подало заявку на терраформирование хотя бы до класса А-8, но наша очередь подойдет лет через двадцать, не раньше. А до тех пор «убежала и больше никогда не возвращалась» в этих краях будет означать «съели», и ничего с не поделаешь. – Он откинул длинную челку со лба и почесал кончик носа.
– И поэтому вы не стали искать несовершеннолетнюю девушку, когда та не вернулась домой, так? – Инспектор застрочил в блокноте с удвоенной скоростью. – А если бы стали, то легко обнаружили бы, что лайнер «Космический метроном», отбывший с планеты через восемь часов после исчезновения Элизабет Айриш, в следующем порту прибытия жаловался на таможенный сканер, насчитавший им лишние пятьдесят четыре килограмма груза. Кстати, сколько весила Элизабет? Кажется, последняя запись в ее медицинской карте гласит «пятьдесят три килограмма девятьсот грамм»?
Георг поднялся со своего места и начал расхаживать по кабинету, рассчитав траекторию так, чтобы выбить блокнот из рук своего гостя и, наклонившись за ним, успеть отсканировать хотя бы один разворот. Встроенный микрочип в глазу не раз выручал в таких ситуациях. Инспектор прибыл два часа назад и уже успел надоесть до невозможности. Казалось бы, какое значение сейчас имеют розыски школьницы, пропавшей четыре года назад? На Кассиопее всего три поселка на всю планету, между ними сотни километров джунглей. И каждый год кто-то из подростков сбегает в лес, пытаясь доказать всему миру, а особенно родителям или девчонке из соседнего двора, что уж он-то точно круче всех. Десять лет назад вообще вон двое парней на спор отправились в лес с ночевкой. Одного потом по фрагментам костей опознавали, от второго целый череп остался. Видимо, горный бурохвост был неголоден. И это двадцатилетние парни! С оружием, спальниками, запасом воды. А тут – девчонка четырнадцати лет, ушла от подружки и не вернулась. Козе ясно, что искать бессмысленно. Козе ясно, а этому инспектору – нет, вот же коз… козырной валет на ровном месте! И чего приперся, да еще через столько лет?
– Инспектор, да поймите же, по доброй воле в лес уходят психи или те, у кого нет причины бояться смерти. А Элизабет точно не была сумасшедшей. Я хорошо ее помню. Умная, талантливая девочка с отличными способностями к программированию. Ее ждало прекрасное будущее, родители вполне могли оплатить ей университет где-нибудь на Эдем-8 или Ганимед-4, ну не было ей резона сбегать. Скорее всего, случайно зашла за пограничный контур, и всё на этом.
– Что ж, – инспектор захлопнул свой блокнот, заставив Георга замереть буквально в миллиметре от гостевого кресла, – я все понял. Несчастный случай как он есть. Возобновлять расследование не планируете?
– Господь с вами, какое расследование? – Георг упал в свое кресло и стал нервно обмахиваться платком. – У нас тихая планета, простые и понятные люди, не было ни у кого резона затевать плохого против девочки. Несчастный случай, ничего более.
Час спустя инспектор вернулся на свой катер и вышел за пределы атмосферы планеты. На пульте рядом с терминалом видеосвязи дымилась чашка свежезаваренного кофе. Чуть пережаренные зерна распространяли вокруг нотки легкой горечи, которую так ненавидела сладкоежка Элизабет. Что ж, этот рейс закончен, можно позвонить и отчитаться.
– Бетти, привет! Слетал я на твою планетку – тухляк тухляком. Никто вообще не почесался хоть что-то проверить. Даже когда я мэру прямо в нос ткнул «Метрономом», он не среагировал.
– Хорошо, Джон. – Расплывчатый серый силуэт на экране колыхнулся в такт дыханию, и Джон поймал себя на том, что почти не дышит. Безликий, бесполый голос по ту сторону экрана неизменно вызывал у него оторопь, хоть что с этим делай. Все-таки заказ от Бешеной Лиз – крупнейшего хакера в этой части галактики – всегда мог стать последним в жизни исполнителя. А у него это уже третий подряд. – Деньги как обычно. Спасибо.
Экран мигнул и потух.
– Лиззи-Лиззи, милая маленькая девочка, как же ты могла поверить такому проходимцу, как я? И ведь умница неверятная, а проглотила всю ту муть, что я нес про любовь с первого взгляда, про наше общее будущее, про то, как мы созданы друг для друга, ведь в моей голове космос, в твоей – тоже, и нам не место на этой занюханной Кассиопее. Мама тебя наверняка предупреждала. Зато у меня осталась твоя идентификационная карточка, сетчатка глаза и большой палец. Остальное пришлось уступить тому бурохвосту, будь он неладен. А случись что, полиция будет искать Элизабет Айриш, а вовсе даже не беглого Рональда Дерра, погибшего при крушении тюремного флайера незадолго до твоего исчезновения. Ладно, надо отправить гонорар Джону, честно заработал в этот раз.
Дурдом в Малых Бердявицах
– Сергей Петрович, а галоперидол-то зачем? Ну куда это годится: чуть что, и сразу галоперидол! Медицина-то, чай, больше не карательная, – главврач клиники распекал молодого доктора, пролистывая истории болезни его пациентов. – А тут что? Ну зачем настолько отключать волю, спокойный же случай, надо разговаривать, сводить картину мира пациента с реальностью, возвращать к нормальной жизни понемногу. А какое же здесь возвращение, если полное подавление сознания идёт?
Сергей Петрович уже устал быть «молодым коллегой» и «начинающим специалистом», но лучше уж слушать такие разносы от начальства, чем выданное несколько месяцев назад задание в рамках работы над кандидатской. Не иначе как нечистый дёрнул его тогда позвать нового главврача к себе научным руководителем. Радовался ещё, когда тот согласился!
Каких-то полгода назад жизнь была прекрасна, случаи все в практике простые, изученные, лечение строго по протоколу, работа с девяти до шести. А как иначе может быть, если ты трудишься в дурдоме, зачем-то обустроенном в посёлке с населением аж восемь тысяч человек? Когда пришла информация об открытии стационара психиатрического профиля в Малых Бердявицах, общественность решила, что эти там в Москве совсем с ума сошли: откуда тут сумасшедшие, да еще и в количестве, необходимом для стационара? Только если половину депутатов на лечение определят, но на это надежды мало, конечно. Тем не менее корпуса отгрохали за каких-то восемь месяцев, оборудование завезли и того быстрее – за пару недель буквально, а там и пациенты появились. Откуда их перевели, осталось неизвестным: большая часть документов сгорела, когда в архиве замкнуло проводку, наспех проложенную заезжими специалистами. Но, слава богу, буйных не было. Конкурса при приёме на работу тоже не было, ну да кому он нужен, конкурс этот? Сперва подтянулись люди из окрестных посёлков, потом кого-то из райцентра уговорили переехать, да так понемногу и начали работать.
А полгода назад пришёл новый главврач. Из самой столицы! Что его понесло за шесть тысяч километров из Москвы, так и осталось для всех загадкой, но Сергей Петрович тогда возликовал. Наконец-то современные методы лечения, прогрессивные технологии! Так и диссертацию написать можно, глядишь, что-то прорывное и удастся наковырять, если столичный шеф каких идей подбросит.
Начальник к мысли взять под крыло молодого коллегу сорока с небольшим лет отнёсся с одобрением. И сразу выдал практическое задание. Взять пациента с самой обычной шизофренией и вылечить, привести картину мира шизофреника к реальности, соединить его навязчивые убеждения с окружающей действительностью. Согласно гениальной задумке столичного шефа, требовалось всего лишь подробно изучить мир, придуманный шизофреником: разобраться в устройстве этого выдуманного мира, определить законы физики, истории, да вплоть до религии, найти нестыковки и в диалоге, подкрепленном фармацевтикой, вывести больного из сумрака сознания… Поначалу Серей Петрович воодушевился, представив долгие часы бесед с восемнадцатилетней Лизой из четвёртой палаты. Лиза считала себя Маугли и отказывалась носить одежду, при каждой возможности сдирая всё, вплоть до белья. Но главврач оказался непреклонным, велев разбирать случай Иванова.
Иванов считался безнадёжным. В давнем пожаре пропала история болезни, а запросы в область ничего не дали. Сам пациент не мог назвать даже своё имя, Ивановым его окрестили уже тут, в Малых Бердявицах. Иванов охотно шёл на контакт, рассказывал о себе, своей семье, работе, только вот, с его слов, жил он где-то на другой планете, а как попал сюда – не имел ни малейшего представления. Сергей Петрович провёл несколько сотен часов, разговаривая с Ивановым о его жизни до переноса на Землю, о социальном устройстве, о технологиях – особенно о технологиях. Уж в чём в чём, а в машинах Сергей Петрович разбирался, свой москвич несколько раз сам перебрал до последнего винтика.
Но сегодня Сергей решился поговорить с главврачом начистоту, о том, что этот метод не работает. Сергей Петрович до малейших деталей мог пересказать сложнейший эпос, рассказать о шестиногих червях, нарисовать устройство космического корабля из мира Иванова, но не видел в этом мире ни единой нелогичности, ни одного крючка, за который можно было бы зацепиться. В конце концов, шизофрения не просто так считается неизлечимой.
Главврач слушал доводы Сергея Петровича, кивал, уже почти согласился, как вдруг сдал назад.
– Давайте так, коллега, последняя зацепка. Отработаем её по максимуму. Если не выстрелит, то будем искать альтернативы. Берём какую-то очень прикладную вещь… что он там последнего рассказывал? Вот, у вас тут записано в цитатах: «Космос от нас совсем не так далеко, как кажется – всего в часе езды, если ваша машина способна ехать вверх». Разберите с ним, как должен быть устроен автомобиль, едущий вверх. Даю на это, допустим, два месяца. Если через это время будет подробная схема с описанием принципа работы, составом топлива, прочими деталями, то признаем, что мы ошиблись и вариант безнадёжен. Я полистал истории других пациентов, пожалуй, у нас нет сейчас интересных случаев. Буду тогда просить о вашем переводе на работу в райцентр или, может, даже в Москву: всё-таки тема кажется мне перспективной, а вы у нас доктор молодой, энергичный, сможете развить идею под присмотром моих бывших коллег.
Привычно поморщившись на слове «молодой», Сергей Петрович задумался на слове «райцентр», а на «Москве» и вовсе расправил плечи. Два месяца? Устройство автомобиля? Пф-ф, да он из этого Иванова все чертежи вынет, и процесс замены свечей на в! придачу
По завершении разговора главврач дождался, пока Сергей Петрович выйдет из кабинета, запер дверь на ключ и достал из верхнего ящика стола телефон. Набрал номер, дождался, когда на том конце снимут трубку.
– Через пару месяцев будут материалы по устройству автомобиля вертикального взлёта. Что у нас там дальше по плану? Взаимоотношения родителей и детей? Куда переводить будем пациента? Большие Бухарицы? Да вы специально такие названия выбираете: Малые Бердявицы, Большие Бухарицы… Что дальше? Лахденпохья? Да всё я понимаю, товарищ генерал, устал просто. Как-никак восемь лет уже, как на нас это чудо рухнуло. Временами думаю, может, он тогда не рядом, а прямо на голову мне свалился, вот я и спятил? Есть отставить разговорчики! Будем и дальше извлекать нужную информацию. Товарищ генерал, а Сергея Петровича надо бы перевести, от греха подальше. Москва Москвой, а хотя бы в Иркутск куда-то, всё больше шансов пробиться будет, врач-то хороший, по сути.
Фиолетовые анналы истории
– Только вообрази себе, каково это – падать вверх!
Я вообразил. Меня затошнило.
Толстый палец с обкусанным заусенцем практически воткнулся в лоб пареньку справа от меня. Я уже знал, что его зовут Гарри. В отличие от меня, Гарри был добровольцем. Его энтузиазм и готовность лететь куда угодно, падать вверх, вниз и по диагонали, на мой взгляд, сильно смахивали на психическое расстройство. Но он был моим единственным шансом на успех, и я улыбался изо всех сил.
– Сэр, правильно ли я понимаю, что из четырнадцати миллиардов населения Земли только Гарри и я проходим по всем параметрам? И только один из нас по итогам отбора сможет занять почетное место первопроходца нового неизведанного мира?
Я сделал максимально честное лицо и пристально уставился на переносицу ректора университета. Тот потёр нос, поправил очки в черепаховой оправе и посмотрел на меня со смесью пренебрежения и удивления во взгляде. Ну ещё бы. Выскочка из самого бедного квартала столицы, неспособный самостоятельно оплатить не то, что учебу в университете, а даже койку в общежитии. Студент, вынужденный подписать кабальный контракт с лабораторией по внеземным цивилизациям, чтобы купить хотя бы тетрадь и ручку. И именно ему выпал такой шанс.
Чего только не говорили в народе про эту лабораторию: и опыты на людях они проводят, и чипы для управления сознанием вживляют, и даже что в случае инопланетного вторжения именно мы будем тем мясом, которое бросят под марсианские гравицапы, чтобы военные смогли выиграть время и подготовиться. В контракте же было написано просто: «Участвовать в необходимых экспериментах и экспедициях по мере необходимости». Необходимость всё не наступала, и через три года я уже начал надеяться, что пронесло. Доучусь, так и не узнав на себе, что именно делают с подписавшими контракт люди в зелёном, шнырявшие по коридорам лаборатории. Но не повезло.
Хотя как сказать. На Земле в начале века насчитывалось почти пятнадцать миллиардов людей, поэтому поиск других миров, способных поставлять продукты питания, был крайне актуальной темой. Дед говорил, что истории о том, как буквально завтра будет колонизирована планета, сплошь засеянная пшеницей, печатались уже лет семьдесят. И вот мы нашли-таки планету, пригодную для производства еды. Пусть не пшеницы, а какой-то непонятной фиолетовой травы, но умники из лаборатории говорят, что по питательным свойствам это почти кукуруза. Целая планета кукурузы. Одна только проблема: нет ракет, способных высадиться на этой планете. Что-то там с магнитным полем, какой-то индукцией и резонансами чего-то с чем-то. Короче, люди сходят с ума в первые полчаса. А производственный модуль надо развернуть и запустить – полагаться на одну автоматику в этом деле нельзя. И поиск в базе данных выдал лишь двух человек, способных выдержать всю эту магнитно-электрическую ерунду на кукурузной планете.
Ректор университета, по совместительству начальник аналитического отдела лаборатории, уже второй час вещал о значимости миссии, величии доставшейся нам роли и увековечении имён в анналах истории, мельком упомянув длительный перелёт в крохотной капсуле (каких-то четыре года, и уже там), нестандартный способ высадки (просто отсоединят от корабля в пределах действия гравитации, затем вас подхватит притяжением, будете словно падать вверх на планету), неочевидные перспективы возвращения домой (про это вообще ни слова). И чем больше я его слушал, тем больше приходил к выводу, что все эти расклады, а уж тем более фиолетовые анналы истории – не для меня. Мне бы обратно, в общагу, конспект дописать и спать лечь. Да и вообще, я ж историк по специальности, куда мне в космос? Радовало, что отправиться сможет кто-то один, нам с Гарри предстоит еще пройти какие-то тесты, испытания на устойчивость психики, обучение по разворачиванию аграрного комплекса. Вся надежда на то, что я смогу их убедительно провалить. Гарри вон, опять же, рвётся в эти самые анналы, зачем мешать человеку?
Господи, ну почему я не смогу смухлевать ни на йоту?! Чертов чип, вживлённый под кожу в момент подписания контракта, не даст. Знал бы дед, сколько на самом деле правды в рассказах, как в лаборатории лишают воли, заставляют делать все, необходимое правительству, а ещё тестируют связь сто восемь джи! Я три года смотрел на других несчастных и молился, чтоб пронесло. Но нет, падать вверх, видите ли. А я не хочу падать, у меня курсовая по династии Птолемеев не дописана, я только до Клеопатры дошёл.
