Анна Овчинникова
Шут и трубадур
14
– …Поднимается ветер, – сказал Рэндери и рывком затянул подпругу коня. – Будет гроза!
Шут вздрогнул, огляделся – и увидел, что вокруг стало темно и торжественно, как в церкви.
Из-за стены, от полей барона Невилля, валила низкая густо-черная туча, ее крылья обнимали половину небосвода. Ветер налетал короткими душными порывами, в распахнутые ворота было видно, как на поля медленно наползает исполинская тень, приближаясь к замку Роберта Льва.
Даже спящие рыцари почувствовали приближение грозы: многие из них проснулись и теперь ошалело бродили по двору. Мающиеся похмельем собаки путались у всех под ногами, куры в панике лезли прятаться под навес.
Бежать!
Шут сделал над собой огромное усилие и кое-как встал.
Нужно было бежать, пока Роберт Лев не увидел, что его шут все еще жив – лучше уж сдохнуть от голода в лесу, чем умереть той смертью, которую изобретет для своего слуги разгневанный Рыцарь Огня!
Бежать, пока не позд…
Рэндери опоясался мечом и с еще одним порывом ветра взлетел в седло.
Он по-прежнему был без шлема, грозовой ветер трепал его спутанные космы.
– Я не верю ни единому твоему слову, шут! – громыхнул он с высоты седла. – Но я хочу удостовериться, что ты солгал! И если дама скажет мне, что ты оклеветал своего господина – лучше бы тебе не родиться на свет!
– Что?.. – пролепетал шут, и, конечно, трубадур его не услышал.
– Прощайте, добрые рыцари! – проорал он, направляя коня в открытые ворота, навстречу неистовству грозы.
Рыцари завопили кто во что горазд: кто звал Рэндери остаться, кто желал ему счастливого пути…
Но гнусавый надрывный вой заглушил и крики, и далекие раскаты грома – это дозорный на сторожевой башне замка заиграл сигнал тревоги.
При первых же звуках трубы странствующий рыцарь рванул узду коня и галопом влетел обратно во двор.
Труба выла с башни, будя спящих – едва вскочив, рыцари начинали метаться по двору в поисках своих доспехов, из замка выскакивали сонные оруженосцы со щитами и копьями, свинья проснулась и с истошным визгом бросилась наутек, собаки безумствовали на свой лад и не давали остыть безумству перепуганных женщин и слуг. В одно мгновение двор превратился в кипящий котел, и в этой неразберихе шут стал пробираться к открытым воротам, за которыми его ждали жизнь и свобода…
Но толпа слуг сбила его с ног, бросившись закрывать ворота; кто-то крикнул, что к замку идет дружина Саймона Бейли; кто-то заорал, что часовой просто напился – но внезапно раздавшийся вопль: «Шапарцы!» мгновенно протрезвил тех, кто еще не выбрался из мутного омута похмелья.
Граф Роберт Лев верхом на кое-как оседланном коне врезался в бурлящую толпу; его волосы, усы и борода были всклокочены, как грива настоящего льва, его голос напоминал львиное рычание.
– Язычники на моей земле! – проревел он. – Эти чертовы шапарцы жгут мои поля и грабят мои замки! Рыцари! На коней! Я вколочу головы мерзавцев в их желудки!
Оруженосцы уже швыряли седла на спины лошадей, гости Льва лихорадочно надевали на головы первые попавшиеся шлемы и хватали чужие копья и мечи, слуги вновь распахнули ворота.
– Факелы! – проорал граф, крутясь на беснующемся коне посреди двора. – Слуги, факелы! Я отправлю желтомордых сук в Преисподнюю или обратно к их ста богам!
Слуги поспешно зажигали факелы и тоже вскакивали на коней.
Наспех вооруженные рыцари с жуткими богохульствами и угрозами один за другим уже вылетали в ворота, не оглядываясь на замешкавшихся товарищей.
Кристиан Рэндери на ходу перегнулся с седла, схватил в охапку шута и швырнул его на круп коня у себя за спиной, рявкнув:
– Слабым бывает только трус! Ну, малыш, поглядим, есть ли в тебе хоть капля нерабской крови!
Труба на сторожевой башне заиграла сигнал «враг близко».
15
В душном предгрозовом урагане, рвущем траву полей, мчался отряд в полторы сотни рыцарей в сопровождении слуг с зажженными факелами в руках.
Роберт Лев очертя голову гнал коня к лесу, и вскоре всадники нырнули в ревущий полумрак. Шум ветра в вершинах деревьев поглотил топот конских копыт, с неба то и дело обрушивались громовые удары, темное небо в просветах листвы освещалось дрожащими вспышками. Потом чаща стала редеть, и наконец кони, путаясь копытами в траве, облегченно вырвались из леса.
На вершине холма Роберт Лев резко осадил вороного и предостерегающе поднял руку.
Часовой не солгал: враг был совсем близко.
Внизу, под холмом, на котором остановился отряд, виднелись развалины замка, вдали среди темных полей полыхал огонь с жидкой гривой черного дыма, а на полпути между огнем и замком растянулась длинная цепочка всадников. В поле словно извивалась гигантская змея со злобно горящими глазами: двумя факелами у скачущих впереди. Змея стремительно скользила от бывшей деревни к бывшему замку, а за ней так же стремительно катила гроза…
– Да, это шапарцы! – сказал трубадуру барон Ильм. – Да поможет нам дева Мария!
Дикие шапарские племена, племена степных скуластых варваров, поклоняющихся ста богам, порой по горным тропам пересекали перевалы и появлялись на западе Торнихоза, где горы были не так высоки. Свирепые желтокожие язычники жгли, грабили и убивали всех подряд – и бедных крестьян, и знатных феодалов – и жители боялись их не меньше, чем черной смерти, потому что шапарцы приносили не меньше опустошений, чем оспа, и были так же безжалостны, как она…
– Чего вы ждете, граф? – приподнявшись на стременах, крикнул Рэндери Роберту Льву. – Они уже близко!
Рыцари торопливо опускали забрала шлемов – многие из них знали, что такое драка с шапарцами, которые забрасывают врагов издалека тучей метко пущенных стрел.
– Терпение, рыцарь! – проворчал Роберт Лев, кусая усы.
Теперь, глядя на приближающегося врага, он стал поразительно сдержанным и хладнокровным. Еще не настал тот миг, когда он должен был обезуметь от запаха крови и начать рубить всё и всех подряд в неистовой рукопашной свалке – за что его называли еще и Робертом Безрассудным. Лев спокойно смотрел на три сотни язычников и прикидывал, как будет лучше расправиться с этой сворой, чтобы уцелеть самому…
– Мы не можем броситься на них сейчас, – задумчиво проговорил Роберт Лев. – Они перебьют половину из нас, прежде чем мы дотянемся до них копьями и мечами. Вы, кажется, северянин, рыцарь, и не знаете, что значит драться с этой желтокожей сволочью!
Рэндери засмеялся и рывком водворил на место шута, который попытался сползти с седла за его спиной.
– Немного знаю, граф! Будь замок пуст, я сказал бы, что лучшей ловушки для них не найти…
Лев повернулся в седле и уставился на трубадура черными прорезями шлема.
– Черт возьми, а ведь вы правы, рыцарь! – глухо вскричал он. – Назад! Оттянись назад, к лесу!
Слуги с факелами первыми послушались приказа; а потом и рыцари заставили своих коней отступить к частоколу деревьев.
– Мы нападем на них, когда они будут в замке – в узких коридорах, в темноте они не смогут перестрелять нас из луков, а мы… Дьявол, нас ждет неплохая охота!
– Граф, это же замок вашей дамы! – воскликнул Рэндери, не поверив своим ушам.
Роберт Лев оборвал ликующий хохот и отрезал:
– Рыцарь Фата-Морганы, заботьтесь лучше о своей даме!
Рука Рэндери рванулась к мечу, но на полпути сжалась в кулак – и тут новый оглушительный удар грома словно пробил дыру в грозовой туче, и на землю хлынули грохочущие потоки воды.
Гроза наконец-то захлестнула отряд, пригнула всех к лошадиным шеям неистовым сверканием молний и ураганными порывами ветра, оглушила грохотом грома, сливающимся в почти непрерывный рев.
Даже самые отчаянные рыцари втянули головы в плечи и забормотали молитвы, даже Лев поднял было руку, чтобы перекреститься, но тут же забыл обо всем при виде того, как погасли желтые глаза приближающейся к замку змеи.
– Факелы! – гаркнул он сквозь раскаты грома. – Спасайте факелы! Шкуру сдеру живьем, если факелы погаснут, животы всем вспорю, мерзавцы!!!
Казалось немыслимым сохранить огонь в этом вихре и водопаде, это было все равно, что сохранить его на дне реки, но слуги знали, что крик господина – не пустая угроза, и ринулись спасать факелы так, как ринулись бы спасать собственную жизнь. Густая листва защитила огонь от первых потоков дождя, а потом слуги растянули над факелами плотные камзолы, укрыв пламя от порывов ветра и дождя…
Под ливнем, ветром и грохотом грома шапарцы приближались так же неудержимо, как и раньше. Вскоре змея скользнула в одну из пробоин и проворно всосалась во двор. Замок встретил язычников тишиной и запустением, но шапарцы, привыкшие находить поживу даже в убогих земляных хижинах крестьян, не пропустили и этих безжизненных развалин.
Слетев с коней, они мигом исчезли в замке; во дворе под дождем остались только несколько человек, присматривающих за лошадьми.
Рэндери скрипнул зубами и взялся за эфес меча.
Роберт Лев смотрел на замок и ждал.
Шут снова попытался сползти с коня, и снова железная рука трубадура удержала его в седле.
С тех пор, как шапарцы скрылись в развалинах, прошло несколько бесконечных мгновений – и вот Роберт Лев приподнялся на стременах, махнул рукой и крикнул:
– Пора!
Рука графа еще не успела опуститься, как Рэндери с хриплым воплем, который он так долго сжимал в себе, вырвал меч из ножен и бросил коня в галоп вниз по склону холма.
Слева и справа от него в призрачных вспышках молний скакали другие рыцари – они с трудом направляли коней, скользящих по мокрой траве, выдергивали мечи из ножен и кричали, захлебываясь дождем:
– Да здравствует Ребекка Кетская! Альмира Дио! Франсуаза из Сен-Аллара!
– Да здравствует фея Фата-Моргана! – проревел Рэндери, направляя коня в пролом.
Стрела ударила в доспехи на его груди и отскочила, и белый конь с диким визгом ворвался в толпу чужих лошадей – низкорослых и лохматых, покрытых лишь обрывками шкур. Лошади шапарцев шарахнулись кто куда, их ржание смешалось с криками рыцарей, раскатами грома и воплями язычников, призывающих на помощь своих.
Но вопли быстро смолкли, едва рыцари заполонили двор, и Роберт Лев крикнул:
– Не давайте им выйти из замка, кончайте их там! Эй, ублюдки, огня сюда, живей!
Слуги, умудрившиеся посреди грозового потопа сохранить несколько десятков горящих факелов, вслед за рыцарями бросались в замок, освещая им узкие коридоры.
Кристиан Рэндери спрыгнул с коня, сдернул на землю шута и схватил за шиворот первого попавшегося слугу, который закрывал шалашом из своего камзола чадящий из последних сил факел.
– Свети! – крикнул трубадур слуге и ввалился в потайную дверь замка, втолкнув перед собой шута.
16
Из рева ветра и дождя, из сверкания молний и грохота грома они окунулись в тишину и темноту развалин, как окунулись бы во внезапную глухоту и слепоту. Но тишина продлилась недолго: вскоре впереди послышались крики и звон мечей – то рыцари дрались с шапарцами в дальних комнатах и галереях.
Кристиан Рэндери быстро шагал по коридору с обнаженным мечом в руке, за ним бежал слуга с факелом, а последним шел шут, прощаясь с жизнью; со всех троих потоками стекала вода.
Слабым бывает только трус – да, может быть! – и никогда еще шут не чувствовал себя таким беспомощным и слабым. У него подкашивались ноги и звенело в ушах, и не было такого проклятья, какое он не посылал бы в адрес странствующего рыцаря, затащившего его в эту смертельную ловушку. Господи, почему он не остался на поляне Волшебного Дуба вместе с Кристиной?!
Рэндери зарычал от нетерпения, прибавил шагу, и почти сразу дикий вопль подбросил шута на полметра в воздух, а выскочивший откуда ни возьмись приземистый косматый шапарец занес для удара копье. Коротким взмахом меча странствующий рыцарь перерубил копье пополам, вторым неуловимо быстрым движением швырнул шапарца на пол с разрубленной головой. Рэндери громко крикнул, будя в коридоре эхо, перепрыгнул через труп и бросился вперед…
Но тут в коридоре стало очень тесно.
Не успел рыцарь Фата-Морганы пробежать и десяти шагов, как отголоски эха заглушил жуткий визг, и из-за поворота вывалила груда одетых в шкуры широколицых людей с копьями и луками. Нестерпимый визг прошивал голову насквозь, как раскаленная игла, в раскосых черных глазах шапарцев метались отблески факельного огня; торопясь дотянуться копьями до груди врага, язычники мешали друг другу в тесноте коридора.
Слуга отшатнулся и наткнулся на шута, шут упал на колени и зажал уши руками.
– Свети!!! – яростно проорал Рэндери, и шапарцы на секунду притихли, пораженные этим громовым воплем.
Слуга вздернул факел вверх, и меч Рэндери засверкал, как язык застывшего холодного пламени. Первым же движением трубадур обрубил нацеленные ему в грудь наконечники копий – кроме копий самым опасным оружием шапарцев были ножи, так как луки были почти бесполезны в узких кривых коридорах. Обрубки древков с глухим стуком ударились о доспехи на груди рыцаря, тот покачнулся, но устоял и дотянулся мечом до самозабвенно визжащего язычника, который был к нему ближе других.
– Да славится фея Фата-Моргана! – рявкнул Рэндери и сплеча ударил другого. – Свети! – снова гаркнул он слуге, отшвырнул в сторону обломки копий, упиравшиеся ему в грудь, и наконец-то прорвался в ближний бой.
Визг шапарцев, заменявший им имена дам сердца, сменился воплями ярости, когда они тщетно пытались дотянуться ножами до врага, и стонами раненых и умирающих, которых топтали ногами товарищи, избавляя трубадура от необходимости их добивать. Не сумев прикончить противника на расстоянии, шапарцы попытались навалиться на него всей сворой, но меч Рэндери поспевал всюду, и его нельзя было обойти в коридоре, где едва могли разминуться два человека.
Визжащая волна нахлынула было – и откатила, оставив под ногами странствующего рыцаря четыре трупа и целую груду обрубленных изломанных копий. Рэндери остался невредим, хотя стоял в луже крови, опустив меч и тяжело дыша.
Шапарцы, которых осталось человек пять, сгрудились вне пределов досягаемости его меча, дрожа от ярости и сжигая трубадура злобными взглядами.
– Что, устали, ребята? – обратился к язычникам Рэндери, испугавшись их взглядов не больше, чем раньше испугался истошного визга. – Э-гей!
Его голос странно прозвучал в тишине коридора и словно встряхнул растерявшегося на миг врага.
Один из шапарцев, который до сих пор прятался за спинами остальных, вдруг буквально взлетел на плечи товарищей и – всё это заняло едва ли пару секунд – вскинул маленький лук, прицелился и пустил стрелу.
Стрела коротко свистнула, шут увидел, как ее наконечник на три пальца вышел из спины слуги. Слуга без единого звука рухнул к ногам шута, факел выпал из его руки и зашипел в кровавой луже.
Визг, которым шапарцы встретили темноту, был похож на их прежний визг, как вой гиены на нежное щебетанье ласточки, и с этим торжествующим кличем язычники навалились на Рэндери.
– Свети, шут! – успел прокричать рыцарь, но крик его оборвался, перейдя в задушенный хрип.
Шут уже наполовину был на том свете.
Он вжался в крохотную нишу в стене, а над ним словно бесновался табун грызущихся лошадей, только чудом не задевая его копытами. Шут не сомневался, что вот-вот из черного комка визга, топанья и ударов вынырнет нож и для него…
Крик Рэндери вырвал его из предсмертного оцепенения.
Факел с последними еле шевелящимися язычками пламени валялся рядом с нишей, и шут понял: если эти язычки погаснут, он никогда больше не увидит света. Протянув руку в сторону, он подхватил факел, отстранил его как можно дальше – и пламя снова весело затрещало и осветило коридор.
Кристиан Рэндери яростно метался, вырываясь из рук повисших на нем шапарцев. Вот рыцарь ударил наугад мечом, кулаком в железной перчатке, встряхнулся, как собака, выходящая из воды, – и освободился.
– Свети!!! – проревел он и бросился за отступающим врагом, даже не оглянувшись на шута.
Шут перепрыгнул через корчащегося умирающего язычника, который попытался укусить его за ногу, и побежал за трубадуром.
Оставшиеся в живых шапарцы бесследно канули в лабиринт переходов.
Со всех сторон доносился приглушенный шум далеких схваток, словно за обладание развалинами сражались полчища призраков; иногда в боковых коридорах мелькали чьи-то быстрые тени, и острие меча Кристиана Рэндери тотчас нацеливалось туда, готовое в любой момент отразить внезапный удар.
Шут прятался за широкой спиной рыцаря, перекладывая факел из руки в руку и подскакивая при каждом неожиданном звуке. Он с тоской думал о свежем воздухе, дневном свете и просторе полей, где не надо на каждом шагу ждать, что в тебя воткнется стрела или нож…
– …Свети! – вдруг рявкнул Рэндери.
Шут высоко вскинул факел – и увидел нацеленное на него острие копья.
Но он не успел попрощаться с жизнью: спина Рэндери заслонила от него копье, раздался звук удара, потом – глухой стук падения тела, и рыцарь удовлетворенно крикнул:
– Готов!
Трубадур пинком отбросил труп шапарца к стене, а в следующий миг шут подпрыгнул и снова поднял факел высоко над головой: совсем рядом из-за поворота вынырнул яркий огонь.
Бежавший сломя голову рыцарь споткнулся о труп и с трудом удержался на ногах. За рыцарем еле поспевал оруженосец с факелом – такой же яростно-оскаленный, перемазанный кровью и дрожащий от возбуждения, как и его господин.
– А, это вы! – воскликнул рыцарь при виде Рэндери. – Прикончили мерзавца? Отлично!
– Что слышно? – отозвался Рэндери. – Драчка, похоже, кончается?
– Черта с два! В боковых коридорах этой нечисти еще полным-полно, там сейчас развлекается Роберт Лев. А в большом зале язычники кишат на лестнице, стреляют из луков, визжат и сбрасывают на нас с галереи скамьи и дубовые брусья! Дьявол, жаль, граф не захватил с собой собак – стоило бы натравить на дикарей свору, а потом пойти с рогатинами, как на медведей, и повыпускать им кишки! Разойдемся, рыцарь, – говорят, где-то есть обходная галерея, и я хочу малость прижечь мерзавцам зады…
Рыцарь с оруженосцем с трудом протиснулись мимо, и трубадур крикнул им вслед:
– Эй, а даму нашли?
– Кого? – переспросил рыцарь, выглянув из-за плеча оруженосца. – А! Черт ее знает, Льву сейчас не до нее, а остальным и подавно!
Он побежал по коридору с той скоростью, какую позволяли развивать его доспехи, и вскоре скрылся за поворотом.
Рэндери посмотрел на шута, шут посмотрел на Рэндери – и чуть не выронил факел.
Лицо рыцаря казалось маской из красной тряпки: кровь сплошь заливала его, вытекая из раны на голове, на лбу висел сорванный кусок кожи, кровь капала с подбородка на доспехи. Рэндери улыбнулся шуту сквозь эту страшную маску, снял перчатку и вытер ладонью глаза.
– Ну что, малыш? – непривычно тихо спросил он. – Вперед, во славу феи Фата-Морганы?
От этой улыбки шут вытянулся в струнку и поднял факел как можно выше....
А Рэндери снова надел перчатку, повернулся и зашагал по коридору, все так же чутко ловя каждый шорох и держа наготове меч.
17
В начале двух расходящихся под прямым углом коридоров они наткнулись на труп рыцаря со стрелой в горле.
Рэндери нагнулся, сорвал с рыцаря шлем, приладил на место содранный на лбу кусок кожи и прижал его, надев шлем. Потом привалился плечом к стене, вытер лицо и оглянулся на шута.
Должно быть, глаза шута снова напомнили ему выпотрошенную на турнире лошадь, потому что он ободряюще прохрипел:
– Держись, малыш! Ничего, сейчас отыщем твою сестрицу… Давай показывай, в какую сторону идти!
Шут не сразу понял, что сказал трубадур… А когда понял – страх покинул его, и он сжал свой факел с яростной старательностью древнего хранителя огня.
– Кристину? – спросил он, глядя на страшное лицо Рэндери уже не лошадиными, а собачьими глазами. – Да ведь она сейчас…
Но он не успел сказать, что Кристины, слава богу, нет сейчас в этом проклятом замке, что она в лесу, под защитой диких торни и альков…
В конце коридора стремительно сгустились тени, воздух с тонким свистом разрезало несколько стрел.
Факел в руке шута, спасавший от гибели в ближнем бою, теперь послужил ориентиром для прицела.
Одна стрела ударилась о нагрудник Рэндери и отскочила, вторая вонзилась в правую руку трубадура выше локтя, третья оцарапала предплечье шута. Шут, шарахнувшись в сторону, выронил факел, и снова дикий визг, к которому невозможно было привыкнуть, прошил его голову от уха до уха.
– Свети, мерзавец!!! – проревел Рэндери.
Этот рев ударил шута больней, чем шапарский визг и все испепеляющие ругательства Роберта Льва; он подхватил факел и снова высоко поднял над головой.
Возможно, секундная темнота как раз и спасла их.
Короткого мгновения хватило шапарцам на то, чтобы подбежать к врагу, но не хватило, чтобы пустить в ход ножи… А в следующий миг Рэндери уже опустил меч на голову ближайшего язычника, и шут содрогнулся, когда струя горячей крови окатила его голую руку.
Но потом ему стало некогда содрогаться и ловить огонь ярости в раскосых черных глазах. Его дело было светить – и он светил, прыгая за спиной Рэндери и поднимая факел то над одним, то над другим его плечом, – светил так, словно сам превратился в факел, в то время как рыцарь, заслоняя его собой, в пляшущем хороводе теней изо всех сил рубил направо и налево. Рэндери некогда было даже вытащить стрелу из плеча, кровь стекала из-под козырька шлема ему в глаза, но все-таки он умудрялся медленно теснить визжащую толпу, сражаясь за каждый дюйм коридора так, как Роберт Лев не сражался за Палангут.
Лишь один раз, когда чей-то нож нашел прореху в его доспехах, трубадур сделал шаг назад, но тут же с воплем:
– Фата-Мор-ргана! – отыграл этот шаг, и его рука с мечом и с торчащей в ней стрелой вновь стала двигаться, как заведенная.
Рэндери шел и шел вперед по скользкому от крови полу, по трупам, по захлебывающимся воем раненым шапарцам – однако врагов как будто не убывало. Он оставил позади метров двадцать, на каждом шагу заглядывая в раскосые глаза нетерпеливой Смерти, и вдруг увидел слева маленькую дверь в стене. Трубадур саданул в нее ногой, но дверь была заперта.
– Зови сестру, малыш! – прохрипел он и ударом кулака отбросил шапарца, поднырнувшего под меч.
Шут прекрасно знал, что ему некого звать в этом замке, но, обезумев от всего, что творилось вокруг, послушно крикнул: «Кристина!» – почти так же, как рыцарь Рэндери орал: «Фата-Моргана!» – когда ему было не отразить направленный на него удар.
Рыцарского крика у Юджина не получилось. Его голос потонул в какофонии визга, лязга оружия и звуков ударов – он и сам себя не услышал.
– Тихо, вы! – вдруг рявкнул Рэндери шапарцам. – Ма-а-алчать!!!
Вот от этого грохочущего рыка язычники отшатнулись и на мгновение даже примолкли.
В наступившей тишине Юджин крикнул еще раз: «Кристина!» – но тут дикари очухались, сообразили, что рев рыцаря их не прикончил, и обрушились на Рэндери приливной волной.
Трубадур не удержался на ногах, откинулся к двери и прижал к ней шута. У шута осталась свободной только рука с факелом; он увидел совсем близко кулак дикаря с ножом, направленным в бок Рэндери, и хлестнул по кулаку факелом. Дикарь завопил, дернулся вбок и исчез, отвратительно запахло паленой шерстью.
Шут не успел восхититься своим геройством: Рэндери все крепче прижимал его к двери, у Юджина уже трещали кости и захватывало дух, он оглох от воплей и жуткого визга, ему казалось, что он ранен по крайней мере десять раз и удивлялся, почему все не умирает.
– Да здравствует фея… – сорванным голосом прохрипел над ним рыцарь Рэндери.
У Юджина мелькнула мысль, что сейчас самое время воззвать не к Фата-Моргане, а к деве Марии – но дверь за ним вдруг распахнулась, и он полетел спиной вперед в кромешную темноту.
– Господи помилуй! – завопил он, потому что знал, что летит прямиком на тот свет – но все-таки не выпустил факел…
Вслед за шутом в темноту ввалился Рэндери, тут же привстал на одно колено и что было сил налег плечом на дверь.
Юджину некогда было удивляться, что вход в загробный мир оказался снабжен дверью: она шаталась под напором рвущихся следом шапарцев, и шут, бросившись на помощь Рэндери, торопливо задвинул засов. Массивный засов с лязгом вошел в скобу, Рэндери ослабил хватку, быстро задышал и припал к двери, как к груди красотки Клеменс.
– Вырвались! – сипло сказал он. – Повезло…
На голую руку шута упала капля смолы с факела, Юджин вздрогнул и медленно встал…
Нет, кажется, это было все-таки не потустороннее царство и он все еще был жив!
В странном оцепенении шут поднял факел повыше, чтобы выяснить, куда же они попали.
То был каменный коридор с низким потолком, темный, как погреб, и почти такой же холодный, заканчивающийся метров через десять закрытой дверью – один из многих потайных ходов замка, названный по имени обитающего здесь привидения «ходом бедняги Пью». А в трех шагах от шута, прижавшись спиной к стене, стоял белый призрак и смотрел на него огромными темными глазами, чернеющими, как две запекшиеся раны, на бледном лице.
– Господи! – пискнул шут, шарахнулся было назад – но тут же понял, что это не Пью, а Кристина.
Она сжимала в опущенной руке кинжал и смотрела в лицо Юджину своим теперешним напряженно-внимательным взглядом.
Шут, ослабев, распластался по стене и опустил факел.
– Юджин, ты цел? – тихо спросила Кристина.
Шут осторожно шевельнулся, ища свои десять смертельных ран, но не нашел ни одной. Он целым и невредимым вышел из страшной рубки, если не считать царапину на предплечье. Правда, руки и ноги у него все еще дрожали от напряжения, в ушах до сих пор звенел ужасный визг, а сердце так и норовило провалиться в желудок при каждом ударе в дверь, за которой бесновались упорные шапарцы…
«Что ты здесь делаешь, Кристина?» – хотел спросить он, но сумел выдавить лишь невнятное мычание.
Кристина молча подошла к брату и так же молча ткнулась лбом в его плечо.
– По-почему ты не в лесу? – собравшись с силами, наконец просипел шут.
– Что там творится, Юджин? – шепотом спросила Кристина.
– Шапарцы, – ответил он и почувствовал, как сестра вздрогнула.
Шапарцами их пугали с детских лет, но последний раз степные язычники появлялись в Торнихозе лет двадцать назад, еще до рождения Юджина и Кристины.
– Почему ты здесь? – уже почти внятно спросил шут. – Ты должна была остаться на п-поляне в лесу…
– Я хотела забрать книгу и папин кинжал. А заодно попробовать на старухе новое зелье, которое дала мне Лан…
– С вами все в порядке, госпожа? – вдруг подал голос Кристиан Рэндери.
Кристина выглянула из-за плеча брата и широко распахнула глаза при виде чудовища с окровавленным лицом, в искореженных доспехах, с торчащей из руки стрелой.
– Где мы, шут? – выдохнул трубадур.
– Это по-подземный… – Юджин громадным усилием воли справился с заплетающимся языком и продолжил: – Подземный ход, он ведет в поле, за стену замка. Только вторая дверь заколочена, и ее не открыть…
– Посмотрим! – Рэндери рывком встал и двинулся по проходу.
Когда он поравнялся с Кристиной, та спряталась за спину Юджина, а потом прошептала:
– Кто это, Юджин?! Его послал Роберт Лев?!
О чем бы ни шел разговор, ее мысли постоянно возвращались к Роберту Льву.
А вот шут совсем забыл о нем – впервые за долгое время – и резко ответил:
– При чем здесь Лев? Это Кристиан Рэндери, странствующий рыцарь, он…
– А где Роберт Лев? – перебила Кристина.
– Не знаю! Развлекается где-то в замке…
– Может, его убьют? – с отчаянной надеждой спросила Кристина.
– Черта с два! – мрачно откликнулся шут.
Рэндери несколько раз саданул сапогом в дверь, с трудом удержался на ногах – и пошел обратно, то и дело натыкаясь плечом на стену.
– Да, она и вправду заколочена будь здоров, – пробормотал трубадур, остановившись рядом с Кристиной и шутом. – А шапарцы, должно быть, нескоро отсюда уберутся. Я знаю этих тварей, они…
– Я никуда отсюда не пойду! – взвизгнула Кристина, вцепившись в локоть брата.
Рэндери, похоже, ее не расслышал – его опять шатнуло, он прислонился к стене и закрыл глаза.
– Боюсь, нам придется подождать, пока всех язычников перебьют, – виновато сказал он. – Я могу не уберечь вас, если мы попытаемся пробиться сквозь этот сброд… Простите, госпожа.
Он побрел обратно к двери, за которой квакающими голосами перекликались шапарцы, опустился на пол возле порога и с коротким рычанием сломал наконец стрелу, торчащую из руки.
– Юджин, куда ты?!.
Но шут решительно сунул факел сестре, подошел к Рэндери, встал на колени и принялся помогать ему расстегивать застежки исковерканных доспехов.
– Вы бы лучше отошли, госпожа, – сквозь зубы проговорил трубадур. – Сейчас будет много крови!
Шут оглянулся и увидел, что Кристина внимательно смотрит на рыцаря; в слабом свете факела он заметил промелькнувшее на ее лице выражение злорадного удовлетворения.
Отвернувшись, шут снова принялся сражаться со скользкими застежками доспехов, а когда наконец расстегнул их и Рэндери распахнул набухшую от крови стеганую куртку, Юджин понял, что было бы с ним, если бы рыцарь не заслонял его от всех стрел, копий и ножей.
Крови, как и предупреждал Рэндери, было много. У шута во рту стало сухо и горько при виде сложного узора ран и кровоподтеков, покрывающего грудь, руки и плечи трубадура, и даже Кристина тихонько ойкнула.
– Не бойтесь, госпожа! – сказал Рэндери, потому что в этот миг опять раздались безнадежные удары в дверь, сопровождаемые яростным визгом. – Им сюда не войти!
– Я не боюсь! – резко отозвалась Кристина.
Рэндери ободряюще улыбнулся, нащупывая на поясе кожаный мешочек, в котором была склянка с резко пахнущей мазью. Мазь останавливала кровотечение и успокаивала боль; рыцарь размазывал ее по груди и по плечам, больше, чем от боли, страдая от пристального взгляда госпожи.
– Надо поберечь факел, – сказал он шуту. – Попробуй-ка запалить ту трухлявую палку!
Шут послушно выдернул из гнезда древний факел, проторчавший тут бог знает сколько лет, и после нескольких безуспешных попыток сумел зажечь на его конце крохотный огонек.
– Отлично, теперь затуши второй, – прохрипел Рэндери. – И нащепли из стрелы лучину, может, пригодится!
Шут затушил второй факел о земляной пол; содрогнувшись, поднял скользкие от крови обломки стрелы…
– Вот спасибо нехристям, удружили! – внезапно захохотал Рэндери, и шут подпрыгнул от неожиданности.
По его разумению, человек, на котором не было живого места, должен был или стонать, или уж терпеть молча, но никак не хохотать, словно монах во хмелю.
– Следи за огнем, – распорядился Рэндери почти в полной темноте. – Смотри, если погаснет!..
Он не договорил, наконец-то стащив шлем и захлебнувшись кровью, хлынувшей из раны на лбу. Теперь в коридоре был виден только слабый огонек на конце факела да светлый плащ
Кристины – кутаясь в него, она прикрывала свое рваное перепачканное платье.
– Ничего, госпожа… – выдавил Рэндери, когда снова сумел заговорить. – Подождем… Я уверен, с этой нечистью скоро покончат…