bannerbannerbanner
Берег Живых. Буря на горизонте

Анна Сешт
Берег Живых. Буря на горизонте

Полная версия

Ладья Великого Управителя полностью соответствовала его высокому положению. Огромная, она позволяла вместить в себя и воинов, и свиту. Искусные росписи с защитными символами украшали её борта. Паруса были по краям окрашены в синий и золотой – цвета императорской семьи. Полностью сине-золотые паруса были только у ладьи самого Владыки. Око Ваэссира, окружённое кобрами, было тщательно выписано в центрах полотнищ для отражения всякого зла. На палубе был возведён большой полотняный шатёр для высоких гостей, чтобы путешествие их было приятным, несмотря на дневной зной.

Ладья Хатепера носила имя «Серебряная» – по всей видимости, в честь серебряной ладьи Аусетаар, восходившей ночью. Кто-то, правда, шептался, что это имя имело отношение к прозвищу эльфийской королевы Ллаэрвин Тиири Серебряной Песни, но вслух о том говорить не решались. Великий Управитель был слишком уважаемым рэмеи, чтобы его осуждать. Да и, в конце концов, если бы он хотел – мог назвать ладью хоть «Серебряной Песнью», никто бы и слова не сказал.

Ладья поменьше сопровождала первую – более лёгкая и манёвренная, под ало-белыми парусами. Её борта были украшены изображениями кобр – таких же, как на доспехах имперских воинов. Царевна и Великий Управитель путешествовали под надёжной защитой. «Гнев Ваэссира» был одним из самых быстрых рэмейских военных кораблей, а отряды, поднявшиеся на его борт, отбирал лично сам Владыка.

Дворцовая челядь и праздные горожане высыпали на пристань, чтобы посмотреть, как отходили ладьи. Сам Император и царица, к величайшей радости собравшихся, вышли проводить Хатепера и Анирет и благословить их путешествие. Владыка выглядел удовлетворённым, и его спокойная радость наполняла подданных уверенностью.

Солнце ярко сияло над Великой Рекой, отражаясь ослепительными бликами в индиговой глади. Волны мягко ударялись о борта ладей, и паруса трепетали на лёгком ветру.

В последний раз Анирет посмотрела на белокаменную столицу, Город ста врат и ста дорог, утопающий в зелени. Она вскинула руку, прощаясь с подданными. Десятки ликующих голосов провожали её, желая лёгкого и благополучного пути. Подчиняясь командам кормчего, могучие гребцы заработали вёслами, и «Серебряная» заскользила по водам Великой Реки на юг, к верхним сепатам[10].

Позади осталась Апет-Сут, последние сады и пригородные имения. По обоим берегам потянулись пальмовые рощи, сменявшиеся плодородными полями. Сейчас подходило время собирать урожай. Таур-Дуат щедро вознаграждала свой народ за труды. Последний разлив был обильным и принёс богатые плоды. Рэмеи и люди славили Секенэфа, заботливого хранителя, в руках которого процветала земля.

Замечая ладью с сине-золотыми парусами, крестьяне отрывались от дел и провожали её приветственными возгласами, рыбаки на тростниковых лодках махали вслед. Анирет радостно улыбалась. Богатства родной земли, процветание народа – ради этого жил её род. Пока течение энергий было гармоничным, Великая Река была полна рыбы, рощи – богаты дичью, а житницы ломились от обилия хлебного золота. Защитить, сохранить, приумножить, позаботиться о том, чтобы мужчины и женщины чувствовали себя в безопасности и радовались своим трудам, чтобы дети могли беспечно играть в заводях, чтобы мастера возводили новые прекрасные храмы, чтобы Боги улыбались, любуясь своим творением, сокровищем в оправе песков Каэмит. Из рук Секенэфа ей предстояло принять процветающее государство. Перед ней не стояло задач тех, что стояли когда-то перед отцом – восстановить страну после войны, отладить все прежние процессы, исцелить раны и заново вдохнуть в Империю жизнь. Но Анирет не питала иллюзий. В неумелых руках без должной заботы так легко было погубить всё, что сделано. Империя была цельным живым организмом, но функционировал этот организм не сам по себе, а благодаря многим, соединённым между собой в единую разветвлённую систему – под мудрым управлением чиновников, жрецов и, прежде всего, Императора, опиравшегося на них. Живое бьющееся сердце земли должно было быть сильным и знающим. От здоровья его зависело здоровье и страны, и всех, кто жил здесь. Сейчас, когда мрачные тени сгущались на горизонте, а равновесие хоть и не пошатнулось пока, но дрогнуло, совершить неверный шаг было слишком легко. Анирет действительно не знала, что делать, но ей и не нужно было, потому что были отец и мать, был дядя и были все верные им мудрые мужчины и женщины, служившие общему благу. Тяжесть принятия решений не лежала на ней – пока не лежала. Она должна была лишь со всем возможным усердием перенять их опыт. А пока можно было радоваться богатствам Империи, плодам трудов правителей, которые она сейчас видела перед собой.

Детали путешествия уже были оговорены. Анирет спокойно наблюдала, как ладьи изменили курс и стали причаливать к небольшой пристани. По берегу у воды раскинулись буйные рощи, но за ними виднелись красноватые скалы некрополей и далёкие силуэты храмов. К одному из из тех храмов и лежал её путь.

Заслышав и почуяв приближение ладей, утки и ибисы с возмущёнными криками взмыли в воздух из тростниковых зарослей, а гревшиеся в заводи крокодилы поспешили уйти глубже под воду. Под крики кормчего матросы и гребцы искусно выровняли ладью, и работники пристани помогли ей мягко причалить. Высоких гостей уже встречали несколько жрецов и сам почтенный Кеваб из вельможного рода Руйи, управитель сепата Сутджа, к которому относилась столица. В обязанности Кеваба, в частности, входила и забота об императорских некрополях, раскинувшихся на много миль в окрестностях Апет-Сут. Радушно, в самых цветистых выражениях, он приветствовал прибывших, предлагая брату и дочери Императора разделить с ним трапезу в его имении, в тени плодовых деревьев, но Анирет и Хатепер не спешили принимать любезное предложение. Прежде девушка должна была исполнить то, что наказал ей предок. Дядюшка переговорил с управителем сепата сам, чинно заверив, что они с радостью присоединятся к трапезе вечером и продолжат путь уже завтра. Все церемонии были соблюдены. А потом Хатепер наклонился к чиновнику и тихо объяснил, зачем им нужен был проводник. Глаза Кеваба слегка округлились, и он перевёл взгляд на Анирет. Царевна вежливо улыбнулась, сохранив на лице бесстрастность.

– Нечасто наши гости посещают те места, да и дорога, хоть и мощёная, изрядно заросла, – пробормотал чиновник, а потом хлопнул в ладоши, подзывая к себе какого-то худощавого юношу-жреца, украдкой разглядывавшего Анирет. – Проведи высочайших гостей кратчайшей дорогой, и смотри, чтоб даже тень неприятностей не коснулась их, Тахири.

Юноша глубоко поклонился.

– Я верно понимаю, что высочайшие желают пройти к храму? – тихо уточнил он.

– К тому храму, да, – нетерпеливо кивнул Кеваб.

– Честь и радость для меня, – молодой жрец улыбнулся, снова поклонившись.

– Тахири вроде как сказитель, – пояснил управитель сепата, обращаясь уже к Хатеперу и Анирет. – Страсть его к истории Владык, воплощающих его Бога, велика, так велика, что он и запретов никаких не боится. Лучшего проводника вам не найти. Даже я сам знаю тропу не так хорошо.

На том они распрощались до вечера. Анирет и Хатепер пошли за Тахири в сопровождении нескольких воинов, в числе которых был и Нэбмераи, официально носивший титул первого стража царевны. Храм лежал ближе, чем некрополи, но и до него было никак не меньше пары часов пути. Управитель сепата поспешил выделить лошадей и повозки, на которых можно было преодолеть часть дороги до храмовых рощ, но дальше лучше было идти пешком.

Когда-то, четыре поколения Владык назад, здесь были ухоженные рощи и сады. Но уже давно эти деревья и кустарники не знали заботы садовников, хотя лишить их воды никто не посмел. Ирригационная система осталась и поддерживалась, но никто не входил в рощи, чтобы подрезать ветви или собирать плоды. Со временем здешние места обросли сомнительной славой, как и всё, что было заброшено. Жители сепата Сутджа считали, что в забытых храмовых рощах обитали недобрые обиженные духи, вызванные проклятием. Долгое время входить сюда было запрещено, а потом большинству уже и не хотелось.

Забвение. Таков был приказ Владыки Тхатимеса Эмхет, известного как Тхатимес Завоеватель – Императора, при котором пределы Таур-Дуат расширились больше, чем когда-либо. Он был известен многими свершениями и прежде всего – усовершенствованием армии, величайшим со времён упадка, один из которых пережила Империя где-то за три поколения до него. И, пожалуй, не менее значимым его поступком было то, что он попытался стереть из истории следы правления Владыки, предшествовавшего ему… точнее, Владычицы. Но разве возможно погрузить в забвение целую эпоху правления, в которую земля процветала? История говорила сама за себя. Тхатимес присвоил часть свершений Владычицы и запретил упоминать её имя. В народе его уже и не употребляли, но роды Эмхет и Таэху помнили, как помнили и жрецы Ваэссира. Владычица не совершала преступлений против Божественного Закона, и потому не могла быть наказана забвением, но что Император сумел сделать законно, то он исполнил. Народ Таур-Дуат более не решался славить имя Владычицы в открытую. На части статуй и обелисков её имя и титулы и вовсе были заменены на имя Тхатимеса. Так поступал не он один. По сути, каждый Владыка являлся воплощением Силы Ваэссира, и, стало быть, деяния одного могли быть приписаны и другому. Власть цариц в Таур-Дуат была велика. Часто они становились регентами при своих родственниках, а иногда в политике решали больше, чем действующий Император. Но случаев, когда женщина принимала в себя Силу Ваэссира и воцарялась на троне, за всю историю рэмейского государства было лишь несколько. И ни одна из них не правила так долго, как Владычица Хатши Эмхет Справедливая. Император Тхатимес и его сторонники распространили слухи, что женщина на троне Таур-Дуат неизбежно принесёт в страну несчастье, поскольку попытка вместить Силу Ваэссира в неподходящий сосуд повлечёт за собой дисбаланс сил. Разумеется, такие теории существовали и задолго до него, но при Тхатимесе пыль веков с них стряхнули и придали им официальный статус. Кто-то из наиболее ретивых его сторонников даже предпринял попытку вскрыть гробницу Владычицы и осквернить, но их жестоко покарал уже сам Император. Каковы бы ни были его отношения с предшественницей, а Закон он чтил и защищал.

 

Анирет была Эмхет, и потому о предках своих знала. Отец специально подобрал для неё немало свитков эпохи правления Императрицы, ибо если с кого-то ей и следовало брать пример, так это с Хатши. Не просто так Секенэф ещё в одну из самых первых бесед упомянул её имя, а во время ритуала Ваэссир указал Анирет на её храм.

Небольшой отряд пробирался через заросшую рощу по разбитым плитам дороги, сквозь которые пробивались корни и трава. Тахири вёл их наиболее удобными тропами, но кое-где воинам приходилось прорубать путь через переплетавшиеся ветви, чтобы царевна и Великий Управитель прошли беспрепятственно.

Ветер шептался в рощах, стеная о похороненных здесь тайнах и незаслуженно нанесённых обидах. Иногда краем глаза можно было заметить мелькавшие среди стволов тени. Но, разумеется, когда Анирет оборачивалась, чтобы рассмотреть их внимательнее, её взгляд выхватывал только деревья. Игра лучей и игра воображения, если не знать о Местах Силы больше. А всякий храм был построен на Месте Силы, и этот не был исключением.

Анирет не чувствовала опасности для себя, но ощущала, как земля погрузилась в неизбывную печаль. Неудивительно, что сюда мало кто любил приходить. Девушку защищала родная кровь – она была прямой наследницей Хатши и Тхатимеса, – но другие ведь не были Эмхет. Оставалось только восхищаться смелостью Тахири, который приходить к храму, похоже, очень любил и бережно хранил сказания о Владычице.

Украдкой Анирет смотрела на дядю. Хатепер был спокоен и собран и шёл с достоинством, не показывая ни усталости, ни озабоченности. Узнав, где царевна хотела сделать первую остановку, он всячески поддержал её и вызвался сопроводить. Поймав взгляд племянницы, Хатепер ободряюще улыбнулся ей.

Тахири меж тем вывел их на широкую тропу под сенью ветвей, вдоль которой среди зарослей выступали обломки статуй из розового гранита.

– Аллея сфинксов, – выдохнула царевна чуть слышно, подходя к одному из изваяний.

Сфинксы считались посланниками Амна и были одним из Его зримых обликов. Изображались они, как правило, с лицом Ваэссира как прямого проводника Божественного Закона на земле или с лицами Владык, правивших во время возведения того или иного храма. Анирет опустилась на колени и ладонью расчистила от травы и земли разбитое лицо статуи, голова которой была как будто отсечена и лежала в паре шагов от постамента. Сквозь века на неё смотрело благородное лицо, женственное и утончённое. Не оставалось сомнений, чей облик имели эти сфинксы, хоть знаки с именем и были сбиты с постаментов. Изуродовать изображение означало лишить силы того, кому изображение принадлежало.

– Мы почти пришли, – возвестил молодой жрец и почтительно осведомился: – Высочайшие гости позволят мне произносить имена открыто?

– Разумеется. Мы не забыли нашу историю, – ответил Хатепер.

– Мы пришли сюда, чтобы почтить память, – добавила Анирет, поднимаясь, и кивнула на подношения, которые несли воины.

Лицо Тахири просветлело, а взгляд сделался мечтательным, пронзающим невидимые дальние пределы, как бывает у музыкантов и сказителей, когда они погружаются в пространство своих историй.

– Тогда позвольте, я поведаю вам…

Он сделал несколько шагов по разбитым плитам дороги, раздвинул ветви… Ослепительный солнечный свет брызнул в тень рощи, отражаясь от белых камней тропы, заставляя искриться вкрапления слюды в обломках гранита.

– Сторонники Владыки Тхатимеса разрушили аллею на подступах к храму, – торжественно и скорбно произнёс Тахири. – Они разбили статуи на первой террасе, а бо́льшую часть их сбросили в Великую Реку. Но завоевать сам храм они так и не смогли. Священная обитель Справедливой по-прежнему возвышается над временем, защищённая Богами… и великой любовью.

У Анирет захватило дух от величия открывшегося перед ней зрелища. Её воображение дорисовало аллею сфинксов и ухоженный сад вместо одичавших рощ, подступавший к широкому каменному пандусу. Внутренним взором она видела торжественную священную процессию, шествовавшую от давным-давно разрушенных врат через священную рощу, через аллею сфинксов и вверх по наклонной каменной тропе.

Храм, вырубленный в теле известняковых скал, состоял из трёх огромных террас, располагавшихся одна над другой. На каждой террасе по обе стороны от пандуса находились открытые дворы, упиравшиеся в крытые помещения с портиками. За колоннами прятались святилища, уходившие в толщу скал. Пандусы соединяли все три уровня храма. Вдоль колонн выстроились величественные погребальные изображения Ваэссира в высоких венцах, с Жезлами и Плетьми в их скрещённых руках. Почти все изображения на первом уровне были сбиты, как и сказал Тахири, но вторая и третья терраса остались нетронутыми. Амбары и жилища жрецов вокруг храма давно пришли в запустение. И сейчас не длинная процессия, а лишь маленькая группа гостей совершала восхождение по забытому пути.

– Сами Боги отразили её образ на лике скал над храмом, – сказал Тахири и вскинул руку, указывая на верхние террасы и на скалы над ними. – Посмотрите! Отсюда видно очень хорошо.

Анирет прищурилась, проследив, куда он указывал. Рельеф скал был неоднородным и при долгом рассмотрении складывался в причудливые очертания. Возможно, это было лишь игрой воображения или танцем лучей на камнях… но она вдруг действительно сумела различить силуэт коленопреклоненной женщины в длинном калазирисе и клафте[11], простиравшей руки вперёд, точно совершая подношение невидимым Богам.

– Сенастар, носивший титул Великого Управителя во время правления Хатши Эмхет Справедливой, не на жизнь, а на смерть защищал храм и сокрытую в его недрах гробницу. Немало его воинов и верных жрецов полегло тогда, прежде чем Владыка отдал приказ отступить и не трогать последнюю обитель Императрицы, – услышала царевна печальный голос Тахири. – Но это были последние жрецы Ваэссира, совершавшие здесь ритуалы… и сам Сенастар, лишённый уже и богатств своих, и титулов, вскоре встретил в храме свои последние дни, когда задача его была исполнена. Здесь же, подле своей Владычицы, он был упокоен, но прежде наложил на это место проклятие, изгоняющее тех, кто приходит сюда с недостойными помыслами.

Подчинившись порыву, Анирет шагнула вперёд.

– Волей моей сегодня мы пройдём священной процессией и принесём подношения так, как подобает, – сказала она и развернулась к своим воинам. – Великий Управитель Хатепер и царевна Анирет, жрецы Ваэссира, поведут вас сегодня. Пусть в этот день вновь зазвучат слова ритуальных гимнов.

Она натолкнулась на взгляд Нэбмераи, вдруг потеплевший и наполнившийся пониманием.

– Нэбмераи Таэху, посвящённый воин Владычицы Таинств, присовокупляет свою силу к вашей, – сказал он, склоняя голову, и поставил перед собой кувшин с вином, который нёс на плече.

С благодарностью она улыбнулась ему.

– Да будет так, – подтвердил Хатепер. – Веди нас, царевна.

Анирет сама выстроила своих воинов в небольшую процессию, которую возглавили Хатепер и Нэбмераи. И пусть сегодня по тропе предстояло подняться лишь маленькой группе, всё должно было пройти так, как следовало.

Царевна встала перед Хатепером и Нэбмераи, лицом к храму, и вскинула руки в жесте приветствия, а потом поклонилась, коснувшись ладонями колен. Остальные повторили её жест и после подхватили подношения – корзину с хлебом и фруктами, кувшин с вином и немного благовоний. Анирет глубоко вздохнула и запела, взывая к Богам, моля их обратить свой взор на храм, который не должен был быть забыт. И когда она сделала первые несколько шагов по камням уходящей вверх тропы, девушка почувствовала, что плиты как будто ответили приглушённой вибрацией.

Голос царевны зазвучал сильнее, к нему присоединились глубокие низкие голоса Хатепера и Нэбмераи и неуверенный поначалу хор воинов, повторявших последние строки гимнов. Эхо подхватывало песнь, отражая её от стен храма, давно не слышавшего ни гимнов Богам, ни прославления таланта зодчего, этот храм сотворившего, ни восхищения Владычицей, которую воспевало сие творение. Песнь захватывала ярус за ярусом, ступень за ступенью, пробуждая священное присутствие в древних стенах, пока каждый камень здесь не вспомнил, зачем и во имя чего был уложен, и каждая колонна и плита не завибрировали скрытой силой. Маленькая процессия остановилась лишь у сокрытых дверей в сердце верхнего святилища, чтобы зажечь огонь, воскурить благовония и оставить там подношения. К тому времени свет памяти уже прокатился по каждому помещению, и, казалось, даже краски на рельефах и статуях засияли ярче.

Украдкой Анирет посмотрела на Тахири, который гармонично влился в процессию и пел гимны Ваэссиру, вплетая в них прославление Владычице. Его звонкий голос звучал твёрдо, глаза сияли, а по лицу катились слёзы.

Когда их небольшой ритуал завершился, царевна вышла на верхнюю террасу и вдохнула полной грудью, чувствуя, как пробудилась спавшая здесь несколько веков энергия. Она уже знала, что эту ночь хотела провести здесь, в храме, пусть даже жилища жрецов и были уже давно заброшены и плохо подходили для обитания. Девушка шла по колонной галерее, разглядывая рельефы, на которых Владычица, изображённая как Император-мужчина, совершала подношения Богам. На других рельефах оживали картины её жизни и её свершений. Она несла в Таур-Дуат процветание. Она примиряла народы. Она была единственной, кто сумел совершить экспедицию в далёкие джунгли за сепатом Нэбу и примирить рэмеи с тамошними обитателями, а затем вернуться с щедрыми, невиданными до той поры дарами. Священная роща перед храмом была символом этой гармонии и дружбы – многие растения были привезены из тех дальних земель и посажены рядом с растениями Таур-Дуат.

Анирет остановилась перед одной из статуй у колонн, похожей на прочие. Как и показал ей Ваэссир в видении, эти статуи имели и его лик, и лик Владычицы Хатши, запечатлённый мастерами в камне. И чем дольше смотрела царевна в лицо статуи, таинственно ей улыбающееся, тем больше ей начинало казаться, что она смотрела в глаза своего отражения. Потом статуя завибрировала и пошатнулась. Анирет охнула и отскочила, но то было лишь видением. Подчинившись порыву, девушка подошла к статуе и обняла её, прижавшись лбом к горячему камню. Её разум раскрылся многочисленным ярким видениям, как случалось иногда в ходе ритуалов. Образы сменяли друг друга слишком быстро, чтобы она успела поймать ответ, и всё же кое-что царевна уловила. Медленно, как во сне, она побрела вниз по тропе, а потом в одно из глубинных святилищ, к сокрытым в самом сердце храма гробницам. Она уже знала, что на нижних уровнях были похоронены верные жрецы и воины, но её призывали хозяйка и зодчий.

У небольших запечатанных дверей Анирет остановилась и положила ладони на створы. Это было единственное место, где Сенастар позволил себе запечатлеть их с Владычицей вместе. Здесь Хатши была изображена такой, какой он видел её, – прекрасной сияющей женщиной, Богиней, которой он поклонялся. Весь этот храм, спроектированный его творческим гением, воздвигнутый его фантазией и руками лучших мастеров, был памятником его любви к Владычице. Памятником… воплощённой памятью. Анирет чуть улыбнулась, чувствуя, как подступают непрошеные слёзы. Её переполняли чувства, для которых не было слов. Она коснулась соединённых ладоней Владычицы и Великого Управителя, которого Императрица никогда так и не смогла назвать своим супругом. Здесь, в своей последней обители, они были вместе. Царевна верила, что Ануи, справедливый Судия, даровал им единение и у Вод Перерождения, ведь разве могло быть иначе? Разве могла кануть в памяти веков такая любовь?

Услышав шаги за спиной, Анирет не обернулась. Ей было всё равно, кто пришёл сюда вместе с ней. В тишине этот кто-то тоже прошёл к дверям и положил ладонь на створы чуть в стороне от её руки.

 

– Сенастар был рождён человеком, – тихо проговорил Нэбмераи, – и он был одним из самых талантливых зодчих нашей земли. Его род был ни беден, ни возвышен. Кто мог представить тогда, что он станет опорой Императрицы? Вопреки всему он возвысился, и его уважали как политика. Злые языки говорили, что лишь через ложе Владычицы он добился своего высокого положения, но большинство судили по его деяниям и видели: это было не так.

– Он так и не смог стать ей супругом…

– Не смог. Им бы этого не простили – они оба это понимали. Императрице и так пришлось доказывать, что она была в своём праве. Супруг-человек обрёк бы на гибель их обоих… И всё же именно Сенастар стал её советником, единственным Великим Управителем – человеком.

– При единственной Императрице, правившей столько лет, – Анирет слабо улыбнулась. – Она ведь в итоге провела его через ритуал крови… сделала рэмеи.

– Но никто не забыл его происхождения. И всё же таланты его зачаровывали умы, затмевали все противоречия. Народ чтил его, а этот храм по праву стал одной из самых драгоценных жемчужин зодчества Таур-Дуат.

– Забытая жемчужина в оправе из зарослей и камней… Они не заслужили забвения, Нэбмераи.

– Мы не забыли их, – веско возразил Таэху. – И вы не забыли.

Они встретились взглядами.

– Тебе странно находиться здесь? – прямо спросила Анирет. – Я должна повторить путь Владычицы Хатши. Но ты – не Сенастар, и соединяют нас совсем иные… условия.

– Я помню, – мягко ответил Нэбмераи и чуть подался вперёд, оказавшись вдруг очень близко. – Но именно я буду подниматься с тобой на императорскую ладью во время Ритуала Разлива. Я буду проводником Богов для тебя, когда придёт время призвать душу в новое тело – тело наследника. И я буду напоминать тебе о том, какой ты хочешь быть…

Анирет почувствовала, как кровь прилила к лицу. Она видела каждую его чёрточку и даже своё отражение в глубине его глаз, тёмно-синих, как воды Великой Реки. Его резко очерченные губы тронула улыбка. Она ощутила его ладонь на своей, поверх соединённых рук Хатши и Сенастара на рельефе.

– Чтобы стать всем этим для Владычицы, я должен любить её, – шёпот Нэбмераи был не громче его дыхания, обжигавшего её кожу, и вместе с тем отдавался рокотом крови в её висках. – Да, мне странно находиться здесь… но не более странно, чем тебе самой.

Спустя несколько томительных мгновений он отнял ладонь и ушёл, а девушка осталась одна у дверей в гробницу. Она села, прислонившись спиной к створкам, обняла себя за колени и откинула голову, закрывая глаза. Сердце гулко стучало о рёбра. Ему было тесно и так больно от непонятной невыразимой тоски. Анирет судорожно вздохнула, наполненная чувствами, которые не могла вместить в себя и не знала, как выплеснуть.

Так её и нашёл дядюшка Хатепер. Ни о чём не спрашивая, он просто сел рядом с ней и обнял. Анирет уткнулась в его плечо, и он гладил её по волосам своей горячей родной ладонью, понимая всё лучше, чем она сама.

– Я должна буду стать, как она… могучей, непогрешимой, прекрасной… А потом меня тоже обрекут на забвение, да? – прошептала царевна.

– Нет, моя звёздочка. Что когда-либо было любимо, не может умереть в памяти.

– Но у меня…

«… у меня рядом не будет Сенастара… и никто не запечатлеет в вечности камня ни свершения мои, ни любовь…»

Анирет не сумела произнести это вслух, но Хатепер понимал и так. Нежно он поцеловал девушку между рогами. В тишине и полумраке святилища он в полголоса напевал ей любимый, знакомый с детства мотив. Она уже плохо помнила слова – только образы, прокрадывавшиеся потом в её сны.

 
Не плачь, ясная звёздочка,
Из зеркала вод я выловлю тебе серебряную лодочку,
И застелю её лепестками лотосов, растущих в заводях дворца.
Ночь понесёт твою лодочку на восток,
Туда, где восходит солнечное судно,
Где Богиня вплетёт золотые нити в твои волосы,
Пока я буду ждать тебя на берегу…
 
10Сепат – область государства в Древнем Египте. Более поздний греческий аналог – номос, ном, означавший «округ» или «область».
11Клафт – полосатый головной плат. Сине-золотой клафт, украшенный змеёй-уреем, в Древнем Египте был одним из символов власти египетских фараонов.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31 
Рейтинг@Mail.ru