Анна Велес
Любовное проклятие
© Велес А., 2017
© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017
Пролог
Черная громада неба пульсировала дождем. Капли мерно стучали по железному подоконнику и глади окна, играя какой-то странный марш. Бушующая стихия не могла проникнуть в комнату, но ее дыхание все же заполняло маленькое пространство, маленький мирок, спрятавшийся в коробке стен.
Электричество не включали, зато вместо огромных неживых ламп горели свечи. Их маленькие огоньки были не в состоянии разогнать тьму, но окрашивали ее в сумрак. Язычки пламени дрожали, и странные вытянутые тени плясали по стенам. Ночь за окном, стук дождя, свет свечей – все это рождало атмосферу таинственности и волшебства, заставляло отрываться от действительности и уходить куда-то в глубь тайн природы и Вселенной.
Он любил такие вечера. Их магию, их напряженный покой и ритуальный уют. Он полностью растворялся в них и был счастлив. Но только не в этот вечер.
Сегодня атмосфера сумрака давила на него, пугала, заставляла тревожиться. Он вжался в глубины кресла и напряженно ждал чего-то ужасного, непостижимого. Возможно, смертельного.
Напротив него в таком же кресле сидела она. Хрупкая и нежная с виду, эта девушка излучала невиданную силу. Сила составляла истинную сущность его гостьи. И сила эта была темной. Именно она сломала покой и уют, именно она превратила его мирок в страшную, смертельную ловушку.
Девушка смотрела ему в глаза злым, пронзительным взглядом, от которого холодный пот выступал у него на лбу. Она медленно, плавно подносила к губам бокал, наполненный красным вином. И его терзала шальная мысль, будто вместо терпкого сока винограда она пьет его кровь. Странная гостья представлялась ему сейчас частью тьмы, что рвалась в окна, что плясала на стенах в виде безумных теней. И этот шаманский танец был наполнен ритмом дыхания женщины, которая сидела напротив.
Она улыбалась, неприятно, жестко. Она чувствовала, как растет его страх, вытесняя сознание. И она помогала этой жути завоевать его душу. Ловушка почти захлопнулась, и он метался, как загнанный зверь, он не сдавался, надеясь на чудо.
– Александр. – В устах женщины его имя звучало протяжно и мягко, как песня, но, слыша его, он терял силы, будто получал удар острием кинжала. – Я даю тебе выбор. Мое предложение несет огромную выгоду. Власть. Разве ты не хочешь власти, Александр?
Ее вкрадчивый, тягучий говор завораживал, отнимал волю, подчинял. Но он не хотел ее слушать. Не было у него выбора. Не нужна ему та власть, которую она предлагает. Слишком глубока та Тьма, что стоит за странной гостьей. Не может быть власти, только кабала, вечное рабство, которое хуже смерти.
В горле пересохло, и говорить он не мог. Лишь отчаянно замотал головой. А она читала его мысли, пила его страх. Нет, ей нельзя подчиняться. Это хуже, чем продать душу Дьяволу.
Она рассмеялась. Торжествующе, зло. Она была уверена, что выиграет. И этот смех дал ему волю к сопротивлению. В его измученной и запуганной душе родилась ненависть. Так бывает, когда раненого зверя загоняют в угол. Он уже знает, что ему суждено умереть, но свою смерть собирается продать задорого. Унести с собой несколько жизней врагов.
Александр понимал, что его сил недостаточно, чтобы ее уничтожить. Но все же ненависть давала шанс вырваться. Что-то глубокое, древнее вспыхнуло в душе, заглушая страх и оттесняя власть Тьмы. Александр почувствовал, как разум затягивает новая паутина. На этот раз более знакомая, спасительная, такая важная в этот момент. И он позволил себе упасть в сети новой силы, отдал себя ей. Откуда-то пришли слова, они сами сплетались во фразы. Непонятные, незнакомые, они несли силу, обещали освобождение. Пришло ликование, казалось, победа так близка…
Но все внезапно прекратилось.
– Неплохо, – оценила его мучительница. – Я даже не думала, что ты можешь такое. Но, прости, это бесполезно.
Разочарование и отчаянье нахлынули удушающей волной. Слезы защипали глаза. Ужас возвращался. И теперь он был беспомощен перед Тьмой. От нее не убежать.
– Мне очень жаль, – проговорила гостья, но жалости-то в ее словах, конечно, не было. Только сила. Только злой расчет. – Ты сделал свой выбор. Теперь остается только попрощаться.
Она взмахнула рукой. И мир начал рушиться. Не для всех, лишь для него.
Сумрак вдруг обрел плоть. Начал сгущаться и давить на Александра. Перехватило дыхание, немой крик застрял в горле. Взгляд гостьи стал еще пронзительнее. Как блестящий холодный клинок, он впивался в мозг, причиняя боль. Повеяло холодом. А сумрак продолжал сгущаться, набирал обороты жизни.
Безумные тени отделялись от стен, меняли формы, оживали. В агонии задергались язычки свечей. Что-то гулко ударило в окно.
Александр резко дернулся на звук. В сознание вплыли образы Булгакова. Несчастный и измученный, он ждал, что сейчас распахнется форточка, потянет запахом тины и зеленая, неимоверно длинная рука потянется к шпингалету. Но Геллочки в окне не было.
Тьма не признавала сказок. Ее подарки были страшнее. Тени полностью ожили. Громадными силуэтами выстроились они вдоль стен. И Александр начал различать их лица. Осознание стрелой пронзило мозг. Нет, он не знал этих теней, но откуда-то из глубин памяти пришли их имена. Ужас поглотил все. А мертвецы шагнули вперед. Холод и смрад лишили тело подвижности. Александр окаменел. И только сердце билось в клетке холода. Часто-часто. Оно все наращивало темп. Будто шаманский барабан во время кульминации обряда. Душа следила за бешеным ритмом, как будто чего-то ждала. И вот… удар пропущен. Миг тишины и небытия. А потом боль. Целый океан резкой, колючей боли. Что-то белесое мелькнуло перед мысленным взглядом, что-то новое, иное пронеслось по черному фону меж желтоватых огоньков. И все…
Она наблюдала, как обмякло в кресле его тело. Она улыбалась все той же победной, злой улыбкой. Все кончено. Допив вино, она встала, сладко потянулась, как кошка после долгого и приятного сна. Пора уходить.
Тьма умчалась в ночь, а тени встали на место.
Глава первая
Очередной скучный мартовский день. Пасмурный, сырой и какой-то серый. Вернее, окрашенный во всевозможные оттенки этого бездушного, безжизненного цвета. Пустое, белесо-блеклое небо, облупившиеся однообразные домики позапрошлого века, сгрудившиеся, прижатые друг к другу в центре города, грязный осевший снег, позабывший былую девственно-чистую искрящуюся белизну, выползающий из-под него грубый потрескавшийся асфальт – все это казалось застывшим, притаившимся, замершим в испуге. И на фоне этой бездвижности острее чувствовался пульс города. Шорох шагов, нервозный гул моторов. Резкие крики растревоженных ворон и порывы злого весеннего ветра, уже лишенного зимнего холода, но по-прежнему острого и колючего.
Такие дни навевают скуку или возрождают тянущие душу воспоминания о чем-то несбывшемся, но таком желанном, недостижимом. Но ей нравилась эта застывшая серая жизнь, так похожая на «сумрак» романов Лукьяненко. Она не верила в книжный мир магии, порождающий истину, но ей нравилась сама идея «сумеречного» марева, в котором скрыта реальная действительность. В такие дни она чувствовала себя спокойно. Даже умиротворенно. Серость действительности своими правильными линиями средневековых гравюр чем-то походила на ее собственный сумеречный внутренний мир. Такая гармония микро- и макрокосма ее вполне устраивала.
Она свернула под арку, пересекла дворик, сиротливо обрезанный со всех сторон кирпичом офисных зданий, построенных все в том же позапрошлом веке, перепрыгнула очередную лужу, машинально поздоровалась с облезлым одноухим черным котом и взбежала по ступенькам любимого кафе.
В зале царил полумрак. Искусственные сумерки, нерушимые в любое время суток. Было пусто, как всегда по утрам. Играл джаз. Элла Фицджеральд пела знаменитую «Summertime», такую подходящую к нарисованным на потолке звездам и абстракционизму множества миниатюр, рассеянных по стенам. Пахло свежесвареным кофе. Тоже очень подходяще.
Он вышел из курилки. Молча кивнул. Так же молча помог ей снять пальто. На столике, покрытом шотландской клеткой, стояли чашки и два бокала. В полумраке зала вино казалось темно-бордовым, как всегда – цвета крови.
– Кто? – спросила она. Равнодушно. Чуть устало. Смирившись заранее.
– Александр Михайлов. Помнишь такого?
Она кивнула. Взглянула в окно. Молча выпили. Не чокаясь.
– Когда? – опять спросила она, продолжая созерцать серый пейзаж унылого дворика.
– Вчера ночью.
– Как? – Она поморщилась. Ответ был очевиден.
– Убийство.
Кивнула. По-прежнему не глядя на него. Он молчал, вглядывался в ее лицо. Казалось, она мечтала о чем-то своем, мирном, спокойном, таком же сером, как и весь сегодняшний день, о сумеречном и прекрасном. Только морщинки у глаз стали чуть заметнее. Хотя, может быть, это от усталости. Или у нее приближался приступ мигрени. Он поморщился. Пауза затягивалась, ему в таких ситуациях всегда становилось неуютно.
– Его нашли в половине пятого утра. Повешен на люстре.
– Ну, что ж. – Она наконец-то подняла глаза, пожала плечами. – Банально и очевидно. Он, стоило ему принять лишнего, всегда рассказывал, что мечтает покончить счеты с жизнью именно так.
– Видимо, это он сообщал всем, кому ни попадя, – так же пожав плечами, прокомментировал он. – Как ты любишь повторять нашим клиентам, нужно быть осторожными в своих желаниях, иначе они могут исполниться.
– Но это, конечно же, не самоубийство. – В серых глазах мелькнула искра интереса. Он кивнул.
– Естественно, нет.
– А почему? – Она насмешливо улыбнулась. – Угол падения стула не тот, или тапка лежала не там, где должна?
– О тапках не знаю. Но экспертиза показала, что в петлю его засунули уже мертвым.
– Остановка сердца?
– Конечно.
– Понятно.
Она опять отвернулась к окну. Ему подумалось, что их разговоры со стороны выглядят очень странно. Будто двое незнакомцев делят столик по стечению обстоятельств. Или усталые любовники говорят о погоде, боясь произнести: «Прости. Я тебя разлюбил». Ему это не понравилось.
– Ты хоть что-нибудь чувствуешь?
Она посмотрела ему в глаза. Устало, почти равнодушно, как и в самом начале разговора. Пожала плечами.
– Только сожаление, – усмехнулась. – А чего ты ожидал? Слез и причитаний?
– Нет, но…
Ничего он не ожидал. Просто его немного пугала ее холодность, равнодушие, спокойствие. Еще хуже становилось от того, что он знал: это искренне, реально, а потому жестоко. Впрочем, ее саму в нем пугало то же отсутствие эмоций. Он знал и об этом, и это успокаивало.
Она легко дотронулась до его ладони. Почти машинально. По привычке.
– Это прошлое, далекое прошлое. Как другая жизнь. Хотя… любая смерть огорчает.
– Избавь меня от лекций по философии, – отмахнулся он. – Что делать будем?
– Ничего, – спокойно улыбнулась она. – Допьем кофе и пойдем на работу.
– Но, Елена, он уже третий. Неужели тебя это не настораживает?
– Настораживает. И что?
– Да ничего. – Он незаметно для себя перешел на нравоучительный тон, который она ненавидела. – Вот объясни мне. Зачем нужен этот цинизм? Эти зверские инсценировки? Повешенье, там, и прочее. Извращенная жестокость!
– Ты становишься высокопарным, – насмешливо заметила она. – Это жестокость, не спорю. Извращенная, и с этим не поспоришь. А причина… Неужели ты не понимаешь? Это вызов.
– Кому? Миру? Вселенной? Господу богу?
– Всего лишь нам.
Она устало потерла шею, чуть склонив голову. Он потрясенно молчал.
– Ты знаешь, – продолжила Елена, вертя в руках пустой бокал. – На каждый случай у нас стопроцентное алиби. Нас не подставляют. Нас не трогают вообще. Мы зрители.
– Нет, конечно, не трогают, – язвительно отозвался он. – Убиты трое твоих бывших любовников. Квартира каждого забита оккультной литературой и еще черт знает чем. Убийство совершают не совсем обычным способом. Тут у кого угодно появится мысль заняться нами. И вообще! Почему полиция тобой не интересуется?
– А тобой?
– Я-то тут при чем?! Я же с ними не спал.
– Ревность, милый. Не учел? – Ее глаза блеснули лукавством.
– А ведь правда. – Он по-мальчишески широко улыбнулся в ответ. – Я, по-моему, Александра и в глаза не видел. А вот Костика запросто мог убить. Лет, эдак, пять назад…
– И, кстати, в петлю-то она его не одна засовывала, – уже серьезно заметила Елена. – Их двое, Алек. А может, и больше.
Они закончили завтрак в молчании, не мешая друг другу размышлять. Зная, что потом все равно поделятся выводами. Как всегда.
Из-за стола поднялись одновременно, молча оделись и вышли на улицу. Она машинально взяла Алека под руку. Он привычно приноровился к неспешному шагу Елены. Она улыбнулась и глубоко вдохнула буйный мартовский воздух. Он украдкой взглянул на нее, чуть слышно усмехнулся и полез в карман за сигаретами.
* * *
Анатолий уже около года проработал охранником в «Бюро магических услуг», но так и не смог привыкнуть к местной публике. Трудно сказать, кто нервировал его больше, хозяева этой странной конторы или их ненормальные клиенты. Все-таки, наверное, больше клиенты. Анатолий опасливо покосился на странного человека, закутанного в черный балахон. Посетитель сидел посередине холла, по-турецки скрестив ноги. Глаза его были полузакрыты, он что-то бормотал и раскачивался из стороны в сторону. На темно-сером паласе ярко выделялась полоса круга, начерченного мелом. Из какой-то подозрительной склянки, стоящей у ног этого странного субъекта, валил дым. Едкий запах сводил Анатолия с ума.
– Что он делает? – спросил он у демонолога Женьки, который устроился с сигаретой на перилах лестницы.
– Шаманит, наверное.
– Черт… – Анатолий еще раз обошел странного посетителя кругом, стараясь не наступать на меловую полосу. – Жень, перестань курить. Это запрещено.
– Да брось ты, – отмахнулся демонолог. – Здесь так воняет, что никто ничего не заметит.
Анатолий не очень ему поверил. Но сейчас было не до споров.
– Кто только выдумал это дурацкое правило, что дежурный маг может являться на работу на час позже?! – Анатолий опять обошел «шамана» и посмотрел на часы, висевшие над входом.
– Я придумал, – сознался Женька. – И долго отстаивал его на общем сборе.
Анатолий посмотрел на него с легкой неприязнью. А потом опять уставился на часы.
– Да не переживай ты так, – попытался успокоить его демонолог. – Она никогда не опаздывает.
– А Алек?
– Тут сложнее. Но надежда есть.
Они появились ровно в десять. Похожие на этот мартовский день. От них веяло собирающимся дождем, весенним ветром и какой-то скрытой угрозой.
– Ну, слава богу! – обрадовался охранник. – Елена Васильевна!
Анатолий указал на «шамана».
– Вызови санитаров и уборщицу, – улыбаясь, распорядилась хозяйка «Бюро», поправляя темные очки.
Охранник бросился к телефону, стараясь в очередной раз не задумываться, почему она всегда скрывает свои глаза. Алек кивнул Анатолию и поздоровался с Женькой за руку. Остановившись на нижней ступеньке, Елена вопросительно смотрела на демонолога.
– У нас все в порядке, – иронично отрапортовал Женька. – В отделе снятия сглаза и порчи очередь. Но Людон обещала справиться. По адресам – ничего из ряда вон выходящего. У Юльки пара истериков. Она извела уже целый флакончик валерьянки. Больше половины, по-моему, на себя. Все как обычно.
Для убедительности он пожал плечами и обнял деревянную статую – уменьшенную копию тех, что стоят на острове Пасхи, за то место, где предполагалась талия.
– Жень? Тебя сколько раз просили не курить в «Бюро»? – сердито поинтересовалась Елена.
– Откуда знаешь? – хитро прищурился он.
– Пепел, – тихо заметил Алек.
– Черт! – Женька отлепился от статуи и стал носком ботинка затирать пепел.
– Я тебя слушаю, – требовательно напомнила Елена.
– Ну, покурил. Ну, ладно тебе, – забубнил демонолог.
– Хватит! – резко оборвала она его.
– Хорошо. – Женька сразу стал серьезным. – Их двое. Одному где-то тридцать пять. Другому ближе к пятидесяти. Ждут в твоем кабинете.
– Они, естественно, в штатском? – уточнил Алек.
Женька кивнул.
– Только ее? – опять спросил Алек.
Демонолог криво усмехнулся.
– Понятно.
Алек начал подниматься по лестнице, хмуро взглянув на свою дорогую подругу.
– Давно ждут? – обратилась Елена к Анатолию.
– Минут сорок, – встревоженно ответил охранник.
– Хорошо. – В ее голосе прозвучали чисто ведьминские стервозные нотки.
Она поспешила за Алеком.
* * *
Эти в «штатском» Алеку не понравились. Ему вообще не нравились сотрудники ФСБ, как в принципе любому россиянину, изучавшему, хотя бы и в школе, историю родной страны. Но эти двое… Что-то в них было совсем уж не так. Алеку они напоминали двух манекенов, которых дергает за невидимые веревочки искусный мастер. Хотя, если у него возникло такое впечатление, значит, кукловод не так уж и искусен. Алек решил пока не ломать голову над личностью этого мастера. Достаточно было просто понять, что же в этих «штатских» так ему не понравилось. Тем более что он прекрасно знал, если эти ребятки не понравились ему, значит, они не понравились и Елене. Как всегда, поддаваясь старому как мир азарту, он надеялся раньше своей дорогой подруги вычислить, в чем «штатские» прокололись. Точнее, в чем прокололся невидимый мастер.
В принципе это было практически очевидно, по крайней мере для Алека. Этих двоих прислали к Елене специально. Именно их. Потому что такой типаж мужчин Елене нравился. С небольшой поправкой… Раньше нравился. Лет эдак пять-шесть назад. Мастер здорово просчитался. Теперь подобные ребята вызывают у Елены раздражение, если у подруги нет должного настроения. Хотя, возможно, мастер как раз и рассчитывал, что Елена догадается, кто он, пообщавшись с этими двумя.
Старшему было где-то под пятьдесят. Эдакий старый ловелас, с благородной сединой в буйной гриве когда-то смоляных волос, с бархатным взглядом и нежной улыбкой в усталых уголках губ. Впрочем, такие мужчины нравятся Елене и сейчас. Раньше у нее частенько были эдакие элегически-платонические романы с подобными ловеласами. Теперь эти стареющие бабники быстро превращались в любящих дядюшек, которые души в Елене не чаяли, и баловали ее, как родную дочь.
Второй – что называется, совсем запущенный случай. Ну, просто картинка, а не мужчина. Элегантен до жути, надменен в той же мере. Эдакий английский рафинированный лорд, в костюме с иголочки, причесанный волосок к волоску. И что самое гадостное, по мнению женщин – красивый. Вкрадчивая манера говорить полуинтимным шепотом, в глазах огонек, обещающий рай на земле. И полное отсутствие манер, как бывает у людей, которые привыкли, что их требования выполняются беспрекословно. Женщинами. По таким, как этот, Елена когда-то сходила с ума. Для нее они были вызовом, который она просто не могла не принять. Она их ненавидела и любила одновременно. Раньше.
А потом вдруг все прекратилось. Потом у его милой подруги как глаза открылись. Алек не знал, что такого произошло, почему вдруг для нее все изменилось. Это было в один из тех редких периодов, когда Елена отказывалась с ним общаться. Уходила, сбегала, делала глупости, или наоборот… Она никогда не рассказывала об этих периодах. Просто возвращалась изменившейся. Не к нему, к жизни. Еще более усталой, жесткой и равнодушной.
Сейчас она смотрела на «штатских» с милой улыбкой. В меру вежливой, в меру лукавой. Будто хотела позаигрывать с ними, но не решалась на это из-за стеснения. По крайней мере, так воспринимали сейчас его дорогую подругу эти незваные гости. И на них это действовало. «Дядюшка» уже купился на Еленин шарм, уже пылал к ней пламенной симпатией. «Божок» улыбался, мило, ласково, будучи уверенным, что она не обратит внимания на расчетливый блеск в его глазах. Елена предпочитала общаться больше с «дядюшкой», лишь изредка поворачиваясь к «божку», чтобы одарить многообещающей улыбкой, состроить глазки. Как того и требовали правила. Алек чувствовал, что в данный момент его подруга развлекается по полной программе. Подобные игры в «кошки-мышки» были ее излюбленной манерой беседы с такими, как эти двое. После утреннего разговора в кафе такая встреча, по мнению Алека, была просто подарком. Очень уж он не любил, когда Елена впадала в состояние равнодушного спокойствия, когда начинала общаться со всеми ровно, вежливо и как-то отстраненно.
Разговор был протокольно-ритуальным. Так назвала бы его Елена. Алек улыбнулся, вспоминая теорию своей дорогой подруги о том, что вся жизнь человека, поминутно, как раз и состоит из таких вот ритуалов.
«Штатские», естественно, обозначили цель визита, посочувствовали по поводу таких скоропостижных кончин аж трех Елениных знакомых. Очень тактично поинтересовались, где госпожа Давыдова, а кстати, и господин Калашников находились в те печальные вечера происшествий.
Алек с Еленой красиво разыграли сцену воспоминаний, листая ежедневники и обзванивая по внутренней связи коллег. Конечно, у них было алиби, подтвержденное несколькими людьми: и коллегами, и клиентами. Конечно, представители службы Железного Феликса ничуть не сомневались, что госпожа Давыдова, как и господин Калашников никакого отношения к смертям Елениных приятелей не имеют. Спросили, не помнит ли Елена Васильевна, не было ли у невинно убиенных ее знакомых проблем со здоровьем, у всех троих, причем одинаковых? Конечно, не было. И других знакомых, общих у убиенных, также не было. По крайней мере, Елена о том не знала.
Алек почувствовал даже некоторую гордость за себя и за свою дорогую подругу. Им прислали не просто «шестерок». Эти «штатские» были профессионалами. Умели подстраиваться под собеседника, не запугивали тупо своей печально знаменитой конторой и тайными сведениями о явной причастности хозяев «Бюро» к этому делу. Они просто вели беседу, непринужденную, почти ненавязчивую, с легким флиртом – в сторону Елены, конечно. Алек с нетерпением ожидал дальнейшего развития сюжета. Пора было «мастеру» приподнять маску.
– Елена… Васильевна, – с полуинтимной многозначительной паузой – явно не единожды применяемый прием – обратился к Елене «божок». – Вы нам поможете, вспомните, кто из ваших коллег, скажем так, не был занят какими-либо делами в те вечера?
Елена перестала улыбаться, выпрямилась в кресле.
– Не хотелось бы вас обижать, – ровно-вежливым, официальным тоном начала она, – но вопрос несколько глупый. Неужели вы думаете, что я сейчас начну тут сдавать своих коллег? Жаль, я уж было подумала, что ваша контора начала исправлять свою не очень-то хорошую репутацию. Но, видимо, замашки НКВД остались.
– Интересно, – Алек иронично улыбнулся, – вас в ФСБ по специальным тестам отбирают, по определенному строению мозгов? Проводят проверки на генетическую память? Устанавливают, что в прошлой жизни такие, как вы, были инквизиторами, а склонности остались и в этой жизни? Эдакая проверка на профпригодность?
«Божок» кисло улыбнулся. Не Алеку, Елене.
– Мы просто надеялись, что вы несколько облегчите нашу работу, посоветуете, с кем бы мы могли еще переговорить. Вот и все.
– Не все, – тем же малодружелюбным тоном возразила Елена. – Врете вы неубедительно. Вам уже было сказано, что у убитых нет общих знакомых, кроме меня.
– Вы сказали, что не знаете о других общих знакомых, – напомнил «божок».
– Тогда ваш вопрос про моих коллег становится еще более глупым, – отпарировала Елена.
– Неужели вы так ручаетесь за своих коллег? – как можно более вежливо спросил «дядюшка». – Я верю, что вы не хотите доставлять им неприятности, но сами понимаете, какое дело…
– Понимаем, – ответил Алек. – Но стучать не приучены.
Елена поморщилась.
– Просто нам не о чем вам сообщить. В коридоре висит расписание полетов. Там четко можно увидеть, что незанятых сотрудников в те вечера у нас не было. И вообще не бывает.
– Спасибо, – поблагодарил «дядюшка» и вздохнул с облегчением. – Разрешите задать еще один неприятный вопрос?
– Даже если я скажу, что не разрешаю, вы его все равно зададите, – усмехнулась Елена.
– К сожалению, вы правы. – «Дядюшка» почти искренне выглядел виноватым. – Но все же… Я вынужден поинтересоваться, кто из ваших коллег обладает достаточной силой, чтобы…
Алек улыбнулся. «Штатский» реально не знал, как спросить. Трудно старому работнику конторы задавать вопросы о магии и прочем, рассуждать о паранормальности смертей. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Участие в этом деле несло с собой головную боль. В общем-то, Алеку искренне было жаль «дядюшку», но помогать ему он не собирался.
– Трое, – ответила Елена, не заставляя его мучиться. Ответила спокойно, улыбаясь. Она чувствовала себя хозяйкой положения, она уже знала, что окунет этих двоих, как кутят. Алеку было знакомо это чувство, пьянящее, азартное, когда кажется, что одним жестом, одним словом можешь вершить судьбы мира. Когда приходит сила. – Однако, – после некоторой паузы продолжила она, – возможность сделать это имела только я.
В кабинете стало что-то меняться, настроение разговора, казалось, передалось даже стенам, рассеялось по кабинету. Будто они уже не в офисе, а в зале уютного кафе или где-то в комнате, где притушен свет, и интимный полумрак располагает к романтике, стихам, прикосновениям и поцелуям.
– Вы говорите так, будто точно знаете, как их убили. – «Божок» наклонился вперед, посылая Елене свои самые завлекающие взгляды, самые медовые улыбки, поддаваясь странному, такому неожиданному настроению, будто сам уже стал частью этой романтической сказки.
– Знаю, – в тон ему, так же наклонившись вперед, ответила Елена. Будто и не об убийствах шла речь, будто готова она была раскрыть что-то сокровенное, мысли, а может, и чувства. – Сначала им обеспечили сердечный приступ, а уж потом изобразили иллюзию самоубийства. Для каждого свою.
Атмосфера в комнате накалялась. Алек почувствовал, как растет предвкушение. Холодок пробежал по спине. Елена плела чары. И все происходило, как в замедленной съемке. Вот «дядюшка» зачем-то уставился в окно, на осколки снега, примерзающие за доли секунды к оконному стеклу, на серое безрадостное небо. Его рука что-то машинально выводила в блокноте. «Божок», не отрываясь, смотрел на Елену. Алек чувствовал, как сбилось его дыхание, как он начал нервничать в ожидании откровения, которое ему пообещали.
– На это нужна сила, огромная, темная, – нараспев произносила Елена. – И время, и знание.
– У вас его достаточно, – через силу заметил «божок». – Откуда у вас эти знания?
– Свои источники, дорогой. – Даже Алеку голос его дорогой подруги показался необычайно чарующим. – Я должна это знать. Это мой город, мои люди, неужели я допущу, чтобы что-то здесь происходило без моего ведома?
Она говорила искренне! Алек был в восторге. Он обожал такие сцены. Казалось, что сейчас Елена сама верит в свои слова, сама поддается на свой Зов, является частью этого Зова. Искренность обычного человека может творить чудеса, а искренность ведьмы…
– Ты знаешь слишком многое, дорогая. – «Божок» опять улыбнулся своей коронной улыбкой победителя. – А не боишься, что тебя могут подтянуть за базар?
Она улыбнулась, ласково, чуть лукаво, приподняв брови в немом удивлении. Алек понял, что он плохой психолог. Неужели женщинам и правда нравится, когда мужчины переходят в разговоре с ними на такой вот жаргон? Наверное, он общался не с теми женщинами.
– Ты считаешь? – Елена осторожно положила руку на ладонь «божка». Их было только двое. В этом мирке, в центре этой сказочно нежной иллюзии.
Алек готов был идти за букетом. Спектакль удался!
– Сними очки. – «Божок» сполз до шепота.
– Будьте осторожны в своих желаниях, они могут исполниться, – промурлыкала Елена. – Ты не боишься узнать слишком многое?
«Жертвенный козленок» лишь улыбнулся.
Медленно, нарочито медленно, она сняла очки…
В первый момент его охватила радость. Он все же этого добился! Она сняла эти чертовы очки! У нее были самые обычные глаза. Серые. Серо-стального оттенка. Холодные. Она смотрела на него внимательно, очень внимательно, будто хотела увидеть его мысли. И ей было все равно, кто он, что он. Безразличны его желания и эмоции. Она просто замораживала взглядом. Глаза у нее все-таки какие-то уж слишком блестящие. И взгляд неприятный, давящий. Даже стало трудно дышать. Да нет… Взгляд здесь ни при чем. Просто душно. И темно. Кто-то закрыл шторы? Наверное, гроза. Неуютная комната. По углам будто тени клубятся. Краем глаза видно. Будто шевелятся. НЕТ! Они на самом деле шевелятся! Они растут. Темные, очень темные, как ее зрачки. Странно… Что-то происходит за спиной. Стоит оглянуться. НЕТ! Не стоит. Там что-то есть. Именно что-то. Это не человек. Нет, это… это тень! Тени, они везде. Они ЖИВЫЕ. Они подходят все ближе. Но этого не может быть! Надо сматываться отсюда! Но почему так трудно пошевелиться? Сил нет… Только бы не дотронулись. Только не это! Господи, холодно-то как. Они холодные, комната холодная. ЕЕ взгляд. Очень холодно. И невозможно пошевелиться… Тени продолжают двигаться… Нет! Так не бывает. Тени не ходят. Все это мерещится от холода. Только бы не тронули. Запах… Как в могиле… В МОГИЛЕ?! Господи, да что же это? Не смейте трогать! Не смейте! НЕТ!!! Почему они так близко? Почему так темно? Да что же происходит? Силуэты… Это не тени… Это… НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! ИХ НЕТ!..
Елена отклонилась в кресле назад. Надела очки.
Алек глубоко вздохнул, успокаиваясь, как всегда, когда уходила сила, когда кончалось зачаровывание. Трудно с Еленой все-таки. Когда она решает вот так при нем использовать чары, кажется, что сам сидишь на месте жертвы. Часть созданной ею иллюзии накрывает и его. Надо будет поговорить с ней об этом. Алек поежился, отходя от ощущения холода. Счастье, что ему досталось лишь по касательной, а вот «божку»… Хотя молодец парень, Алек не мог этого не признать. «Штатский» быстро взял себя в руки. Не трясся, не орал. Сидел молча, сильно побледневший, растерявший половину своих аристократических понтов, но держался. Алек против воли испытал к нему уважение. Мало кто вел себя в подобной ситуации так достойно.
– Елена Васильевна! – «Дядюшка» очухался. На его лице читалось некоторое недоумение. Он никогда не отвлекался от задания. – Очень вас прошу, помощь ваша нужна. Все же вы специалист. И ваши коллеги…
– Милейший. – Тон у Елены был уже совсем не дружелюбный. – Для того чтобы мы смогли вам помочь, вы должны предоставить нам все материалы дела, фото с мест убийства, результаты осмотра тел, беспрепятственный вход в квартиры убитых, все протоколы допросов и прочее-прочее.
– Но Елена Васильевна! Я просто не имею права привлекать частных лиц к такому делу! И вообще, я такие вопросы не решаю! – Как ни странно, «дядюшка» завелся не на шутку. Вроде отказывать такой милой девушке нехорошо, да и начальство распорядилось быть вежливым, а тут…
