Анна Ви
Четвёртое измерение
В целом, сумев пройти на одном обещании всего-то пару часов, она всё-таки сдалась своим мыслям, вывесив белый флаг поражения: присела над очередным пухлым синим растением, изучая его. Попробовала подковырнуть нуклеусом у стебля, чтобы вытащить корни – но не тут-то было! Сидело оно там намертво, как приклеенное. Линда потянула за пухлый синий лист – приклеен суперклеем, не меньше. Поскребла его, попробовала поцарапать, покрутить – лист нехотя согнулся, а потом резко «хлоп!» – и лопнул, брызнув из разрыва синим вонючим соком. Линда отскочила. Вдохнув обжигающие пары цветочного сока, она едва не потеряла сознание.
– Блин! – взвизгнула она отчаянно, едва удержав равновесие. Вряд ли это можно есть. Хорошо, что на неё не попала жидкость, скорее всего, она не только ядовитая, но ещё и разъедает к чертям кожу.
Что ж, осталось проверить дерево: обойдя его пару раз вокруг, она оторвала один из листьев. Дерево свои листья отдавало полегче, в отличие от суккулента. А в нос, тем временем, ударил крайне неприятный запах. Нет, определённо и это дело ядовито, по-другому и быть не может.
«А если засушить, может яд пропадёт?» – не унималось сознание.
– Боже, да что же это такое! – всхлипнула она. – Ну что мне делать?! Я не хочу тут умирать!
Ответа не последовало.
Голодная и уставшая, она уныло потащилась вперёд. А позади неё также уныло тащился механизм, скрипя несмазанными гусеницами и равномерно мигая маячком. В голове звенела мелодия из автобуса, который остался, возможно, где-то вообще в другой галактике.
«Я тогда по полю, вдоль реки. Света – тьма, нет бога! А-а-а в чистом поле васильки-и, дальняя дорога…»
Конец у любой дороги всегда один и тот же.
IV
– Глаза разуй, что ли, здесь полно еды, – услышала она злой голос, очень напоминавший ей голос профессора. – Ходишь тут, ноешь на всю планету, чего ноешь? Бери да ешь, тоже мне, проблема!
Линда стояла посреди ресторанного зала неназванного шикарного курортного отеля. Шведский стол ломился от яств: перед нею было всё, что только можно себе вообразить: салаты, супы, жаркое в посуде, подогреваемое снизу горелкой, корзинки с фруктами, вырезанные разнообразными узорами, тарелки с сырами, ветчиной, колбасами, паштеты и соусы, булочки и пирожные, мороженое и торты, рыба вяленая, жареная, тушёная, соки, сладкая вода… Желудок свело, и она, согнувшись, застонала от всего увиденного. Запахи вскружили голову. Столько еды! Боже, какое счастье!
Набросившись с разбегу на стол, без разбору впихивая в рот всё, что попадалось под руку, она словно обезумела: виноград, рыба, пирожок с картофелем, следом салат из тунца – всё хваталось руками и панически набивалось в рот. Сок апельсиновый, следом виноградный – часть пролилась на футболку и на штаны – руки в соусе по локти… Быстрее, быстрее, пока всё не пропало!
– Уверена, что не ядовитое? – вдруг хохотнул невидимой голос. Линда остолбенела с набитым ртом. И почувствовала, с великим вселенским сожалением, что всё съеденное лезет обратно.
От ощущения сильного пинка Линда дёрнулась и открыла глаза: оказывается, она всё-таки упала в обморок, и теперь лежала ничком, расквасив лоб об сланец. А это всё был, к большому или нет сожалению – лишь сон, или, что ещё хуже, галлюцинация. Слишком реальная галлюцинация, может, из-за недостатка кислорода в крови, питающей мозг? В ушах всё стоял злой голос профессора. Как обидно, всё было таким реальным: ощущения еды во рту, запахи свежих булочек до сих пор кружили вокруг носа, в руке всё ещё был пирожок с картошкой… Нет, это не пирожок, это камень. Камень из её мира. Она чуть не взвыла от горечи; обхватив колени руками, свернувшись в грязный комок, зарыдала. Слёз только уже не было, высохли. Если у неё уже начались галлюцинации, что же дальше будет? Ко всем уже имеющимся в арсенале страхам прибавился страх сумасшествия.
Ржавая железяка безутешно стояла в нескольких шагах и мерцала своей мигалкой без единой капли сожаления к чужому горю.
Она потеряла счёт дням.
Чуть погодя Линда с разбитым лбом снова брела по тошнотворному ландшафту уже без определённого направления – куда ноги несли: одинаковые кусты, цветы, деревья преследовали её по пятам – то большие, то маленькие, однотипные и монотонные – никаких живых существ, никакой еды, ничего. Только она, робот и проклятые одинаковые кусты. Наверное, это конец. Может весь этот мир, вся эта фиолетовая планета такая – из однообразных кустов, песка и сланца. Если обойти её всю хоть три раза от одного полюса к другому – ничего не изменится, нет здесь больше ничего. А робот, может, обычный разведывательный зонд типа марсохода или лунохода – какой-нибудь «синюхоход», почему нет? Почему не назвать эту мерзкую планету Синюхой, с её несъедобными синими кустами и деревьями, фиолетовыми закатами и восходами. Планета Синюха. Глупо? Не глупее созвездия Лисичка в северном полушарии земного неба, или её звёздного скопления – Вешалка. Кто вообще придумывает эти названия?
А если это не она, а он? О, как вам, например, планета Фингал? Ха-ха! Нормально будет, подходяще под это тяжёлый и запущенный случай. А этот ползуче-скрипящий забытый кем-то «фингалоход» на солнечных батареях с ржавыми гусеницами, ездит тут уже тысячу лет сам по себе и посылает сигналы, фотографии и окружающую температуру туда, где уже тоже никого давно нет…
«Мне конец».
«Скрипач не нужен, родной…»
– Это мой робот-разведчик, – раздался мужской голос.
Линда подпрыгнула на месте, случайно прикусив язык. Встав как вкопанная, прижав по-детски руки к груди, она посмотрела на источник звука: впереди почти рядом вдруг откуда ни возьмись стоял человек. Живой человек. Как он там оказался? Хотя… она ведь давно не смотрела на горизонт, да и в обмороке была неизвестно сколько. Проглядела.
– Посылает сигналы не куда-то, а через старую орбитальную систему связи, или попросту СОСС, мне, – продолжил спокойно он. – И не на солнечных батареях, а на радиоизотопном термоэлектрическом микрогенераторе, который, в принципе, уже тоже подустарел.
Линда стояла, бешено вращая глазами, не зная, как ей поступить. Тряхнула головой, но человек не пропал. Она боялась, что это очередная галлюцинация, наваждение, и это первый признак настигшего её сумасшествия. Половину слов, которые он сказал, она вообще не поняла.
– Прости, дорогая, я немного залез в твою голову, уж слишком ты громко думаешь. Чем сильнее эмоции, тем громче мысли. Кстати, не будущее.
Человек стоял, упёрши руки в бока. Был он тоже весь пыльный, и одежда у него какая-то старомодная – кожаная, явно ручной, но добротной работы, пошитая крупными стежками, а вот на ногах высокие кожаные сапоги вполне современного вида с железными вставками, явно производства фабричного. Опоясан он был широким поясом, к которому крепились ножны с опасно выглядывающей рукояткой, небольшая верёвка, цепь, фляга, что-то похожее на рацию – она не смогла узнать все предметы. Рядом на земле лежала большая дорожная сумка: человек явно путешествует и довольно долгое время.
Пришлось ей осторожно подойти поближе, чтобы рассмотреть получше: да, перед ней был мужчина неопределённого возраста, но совсем без морщин, наверно молодой; лицом бледен, хотя и весьма симпатичен, черты лица скорее утончённые, чем грубые, а волосы чёрные короткие, но уже с очень заметной проседью. Руки две, ноги тоже. Вроде бы обычный мужчина, но что-то в нём не так – это не мужчина с планеты Земля, вот что не так. И никак это невозможно объяснить словами: лишь некое внутреннее свербящее чувство, смотришь и видишь – вот, это чужой человек, не твоего роду и племени.
Увидишь такого – и хочется просто бежать без оглядки, потому что «чужое» – но у Линды сил не было даже ноги переставлять, какой уж там бег. Посему она просто вопросительно смотрела на чужака, борясь с нарастающей паникой, рисуя в воспалённом сознании разнообразные страшные картины развития событий. Робот же больше не следовал за ней и даже перестал мигать – обогнул её по дуге и, противно скрипя, подъехал к своему хозяину.
Тот совершенно невозмутимо открыл лежащую рядом дорожную сумку, достал свёрток, перевязанный резинками, и солнце отразилось бликом от содержимых в нём инструментов. Бросив его на сланец и подняв облачко пыли, он принялся извлекать оттуда необходимое. Дальше последовал обычный процесс ремонта: чёткими слаженными движениями мужчина отключил робота через набранную команду на передней панели управления, протёр корпус от пыли и ржавчины тканью, открутил отвёрткой шурупы, снял наружные панели, подтянул клеммы, закрепил разболтавшиеся торчащие провода, панели вернул обратно. Покрыл спреем пятна ржавчины. В конце перебрал гусеничные ленты и ведущие колёса, смазав контактирующие детали машинным маслом.
Линда смотрела на это всё молча не в состоянии ни оторваться, ни даже пошевелиться – такое внезапное появление человека ввергло её в настоящий ступор. Она не знала радоваться ей наконец или ужасаться. В итоге, ей не без труда удалось выжать из себя пару слов:
– П-простите, а В-вы кто?
Промолчав наверно целых пять мучительных для неё минут, за которые она придумала и посмотрела в своём воображении целый фильм ужасов, он вдруг ответил:
– Хм, хороший вопрос, дорогая. Я – собиратель. Да в принципе, можешь меня обозначать так. – Судя по ответу, он отвечать вообще не собирался, но что-то его подтолкнуло к этому шагу.
– А что Вы здесь… собираете? – испуганно продолжила она, не понимая, что можно собирать в месте, где вообще ничего нет. Ещё через пять мучительных минут он нехотя ответил:
– Хм, тоже хороший вопрос, прямо, можно сказать, вопрос в лоб. Собираю я, хм… так сказать, биоматериал.
Он уже заканчивал с роботом: выудил из кармана на поясе электронное устройство, похожее на маленький монитор от телевизора (у Линды при этом глаза полезли на лоб от удивления, в её время такого ещё не изобрели), что-то набрал на нём пальцем, принялся укладывать инструменты обратно в свёрток. Робот, обновлённый и даже повеселевший, включился, мигнул пару раз, развернулся и уже без скрипа и скрежета быстро поехал куда-то прочь. Скорее всего, на очередные поиски. Мужчина посмотрел внимательно на Линду. Подумал, взвесил надуманное, и вдруг начал говорить:
– Хорошо, что девятый наткнулся на тебя так рано. Обычно на этой чёртовой планете они находят одни засохшие скрюченные мумии, и шлют мне их занимательные фотографии. Она чересчур огромная, понимаешь ли, эта планета. Да и разведчиков у меня всего девять тут, маловато конечно. И растения ядовитые, и экология нестабильная. Ядро остывает, кора трескается, соединения тяжёлых металлов из разломов выбрасывает в и без того загрязнённую атмосферу. Так что… редко здесь кто-то живым и невредимым попадается… Давно никого отсюда не вытаскивал. Да, и не Синюха, а Старая Мачеха. Так её называют уже почти официально, считай. Такая же злая, старая и недобрая баба, – хмыкнул он. – Иди-ка сюда, дорогая, что-то ты совсем плохая, а нам ещё надо двигаться, и весьма быстро. У меня тут есть для таких доходяг как ты еда, и неплохая.
Линда, сама себе удивляясь, пошла к нему как послушный глупый ослик, влекомый морковкой. Ей уже было плевать, в общем-то, на всё. Главное, что у него была еда. Даже если это обман, и странный человек сейчас начнёт её убивать – не имеет значения. У НЕГО ЕСТЬ ЕДА. И ей нужна эта самая еда во что бы то ни стало. Плохая, хорошая – не важно.
Подойдя на расстояние метров пяти, она поняла, что человек был реально чужим. Чужеродным. Что-то в нём было совсем не так. То ли нос, то ли глаза, а может уши не такие? Непонятно. Нет, ни то, ни другое, ни третье. А движения, мимика и даже голос. Да. Движения необычные, другие, очень плавные и одновременно чёткие, будто досконально продуманные, и мимика такая… отсутствующая. Она как-то читала, что у медведей почти нет мимических мышц на морде, и потому смотря прямо на него совершенно непонятно, что зверь собирается делать – то ли он прямо сейчас нападёт и разорвёт тебя в клочья, то ли пройдёт мимо лакомиться малиной… не угадаешь. Здесь ситуация выглядела именно так – лицо, которое совершенно невозможно прочесть.
Голос тоже странный. Вроде и человеческий, но интонации были ей абсолютно непривычны, а ещё он ставил ударения в некоторых словах не там, где они должны быть. Хотя говорил он по-русски, но вот это смещение ударений ясно говорило, что это его не родной язык. Хотя Линде до таких умозаключений сейчас совершенно не было дела. Её занимало только наличие еды у человека.
Мужчина присел, порылся в своей большой дорожной сумке, сшитой из кожи какого-то неземного животного, зашуршал, и вытащил ещё один большой свёрток. Развернул. Линда жадно уставилась, продолжая медленно по-черепашьи подходить. Из свёртка появилась широкая стальная чашка. В неё он бросил большую белую таблетку, затем из квадратного пакетика досыпал с пол чашки серого порошка. Далее поставил на землю некое миниатюрное походное устройство, отвернув заранее ножки в стороны, повернул защитный рычажок и сверху водрузил чашку с содержимым. Из фляги с пояса аккуратно долил воды. Сидя по-турецки и помешивая ложкой содержимое, которое стало сразу же набухать и булькать, он поглядел на стоявшую словно солдат на строевом смотре Линду. От запаха еды у той чуть не случился очередной голодный обморок.
Кажется, все действия пока ей знакомы: переносная горелка, растворимая еда в порошке… Вроде бы всё нормально на первый взгляд, без подвоха. Она всё ещё не была полностью уверена, что это не мираж и не галлюцинация измождённого мозга. Предыдущая галлюцинация была не менее реальной, чем эта.
Чашка тем временем нагрелась, жидкость внутри набухла, увеличилась в размере втрое до самых краёв и запахла бульоном с овощами и приправами. Он выключил горелку и протянул Линде чашку с ложкой. На его лице при этом не было никаких эмоций вообще. Похоже, что это для него было многолетней рутиной. Она ждала по привычке улыбки или любого эмоционального человеческого посыла, но ничего такого не было и в помине.
А еда пахла, от неё шёл приятный будоражащий сознание аромат и горячий пар, и у оголодавшей полностью отключилось самообладание. Она сорвалась с места. Вся она превратилась в желание есть. «Как там мало, мне же этого не хватит», – пронеслось у неё в голове, когда глаза заглянули в чашку с содержимым, хотя содержимое едва не выплёскивалось через край. Но дрожащие руки будто забыв обо всех нормах и правилах приличия жадно вцепились в добычу, вырвав её из рук мужчины, лихорадочно зачерпнули ложкой «кашу из порошка», и отправили первую порцию в рот. Тёплая субстанция не имела, однако, яркого вкуса, и больше напоминала белковое или мясное детское питание, но пахла реально бульоном с овощами, хорошо и легко прошла по пищеводу, улеглась счастливо в желудке. Тот, в свою очередь, стал довольно и громко переваривать, наконец, что-то другое, а не самого себя. Линда жадно хватала из чашки, набивая полный рот, измазав губы, щёки и даже нос. Мужчина молча смотрел. Похоже, что он это видел уже раз тысячу, а то и больше.
Наконец, добравшись до дна, она поняла, что, оказывается, умудрилась насытиться. Видимо это были сбалансированные засушенные в порошок витамины, микроэлементы, клетчатка, белки-жиры-углеводы – всё вместе, что нужно организму, по словам врачей. Вычистив стенки и донышко дочиста, облизав ложку два раза, и следом чашку, она поставила посуду на сланец.
– Спасибо, – сказала она растерянно и неожиданно, и тут же вдруг расплакалась.
Иногда одна чашка горячей каши может изменить мир.
Мужчина не ответил, даже бровью не повёл. Облизанную чашку и ложку, вытер тканью и начал складывать всё обратно. На его лице по-прежнему не было никаких эмоций. На её взгляд, выглядел он относительно молодо, может быть, лет под тридцать-сорок ему и было. Определить как-то не удавалось. Глаза говорили одно, что человек живёт сотню лет как минимум, а кожа – другое, что он весьма ещё юн. У него были немного удлинённые пальцы, по сравнению с человеческими, и утончённые руки. Он совершенно не походил на какого-нибудь бандита или плохого человека. Но внешность могла быть обманчивой.
Она встретилась с ним взглядом и сразу отвела его. Не выдержала. Его – тяжёлый, опасный, пугающий, ложился древней каменной плитой, и её – едва проклюнувшаяся не в том месте и не в то время глупая весенняя пролеска, пока вовсю ещё снег. Этот человек, судя по всему, пожил достаточно, и видел слишком много, чтобы с ним так опрометчиво связываться.
Пища тем временем растеклась теплом, соками и питательными веществами по всему организму, пропихивая ржавые гвозди вниз по кишечнику, и Линду стал морить сон. Она осознавала, что это крайне опасно и ни в коем случае спать нельзя. Мало ли что там задумал этот незнакомец, умеющий читать чужие мысли. Но глаза стали сами собой слипаться, выдавая требования организма – он ведь почти не спал последнее время, не отдыхал. К тому же пережил такой сильный стресс. Эпически борясь со сном, она встала на ноги, чтобы взбодриться, но тут же зашаталась.
Мужчина вытащил из сумки шарик из ткани. Нажал на внутреннюю кнопку, бросив его на землю. Шарик раздулся, со свистом всасывая воздух, и через несколько секунд превратился в самый что ни на есть настоящий односпальный матрац весёлой и яркой фабричной расцветки с цветочками. Весёленький матрац выглядел совершенно нереально и фантастически на фоне всего происходящего, веющего какой-то первобытной древностью.
Линда хотела поразмыслить над несоответствием всего этого: человек в старомодной одежде, вооружённый ножом, неизвестные технические устройства в его руках, цветной матрац самонадувающийся… это же бред сивой кобылы! Но голова отказывалась нормально работать, проваливаясь в сон.
– Кто такая «сивая кобыла», местный фольклор? – вдруг поинтересовался он, правда, без интереса в голосе. – А, ты и сама не знаешь.
Линда открыла было рот, закрыла и ничего так и не сказала по этому поводу. Воевать с собой дальше смысла не было. Она плюхнулась на матрац и отключилась намертво. Снов, на этот раз, не было.
V
Старая Мачеха, кряхтя, подставила свой тёмный бочок к солнцу. Занялся фиолетовый рассвет, а масляная роса легла на несъедобные листья кустов и деревьев, наполняя их скудной, но жизнью. Обе луны-сестрицы, бывшие почти пять дней назад лишь половинками, теперь почти созрели, налились и стали округлыми и симпатичными. Третья – постоянно исчезающая за горизонтом старшая – опять появилась на небосводе в надзирание младшим. Наверняка здесь имелась легенда по этому поводу, но некому уже было её рассказать.
Карликовые деревца постепенно всасывали живительную влагу и наполнялись свежими ядовитыми соками. Древняя планета уже многие столетия медленно и степенно завершала свой жизненный цикл. Раньше её населяли полчища интересных живых существ и растений разнообразных видов, форм и размеров, имелись реки, озёра и моря, происходили всевозможные события: войны, эпидемии, засухи и пожары. Люди сновали туда-сюда, перемещаясь между планетами, то торгуя, то воюя. Строили переходы, потом ломали их, снова строили и снова ломали. Жизнь бурлила всей буйной палитрой возможных цветов и оттенков.
Теперь же она изжила своё – её ядро остывало, магнетизм ослаб, воздушная шапка редела день ото дня, улетая в ненасытные просторы космоса, делая планету беззащитной перед солнечным ветром и космическим излучением. Озёра испарились, моря исчезли. Космос забирал обратно то, что некогда чистосердечно сам и подарил. Скоро она растеряет всю свою атмосферу, остынет, и превратится в никому не нужный кусок мёртвого камня, бесполезно и бесконечно совершающий обороты вокруг солнца. Но пока же на ней всё ещё теплилась скудная жизнь, намертво держась за умирающую обезвоженную планету, и пока ещё на ней происходили кое-какие события.
Линда проснулась, сладко потянувшись и села, собирая в памяти паззлы произошедших событий. Мужчина всё также сидел рядом, по-турецки, совершенно без эмоций на лице, и уже приготовил вторую чашку еды, будто знал, когда она проснётся. Внезапно у Линды скрутило внутренности, желудок подпрыгнул к горлу… Она едва успела отскочить на четыре шага, как содержимое желудка выплеснулось наружу. В глазах аж помутнело.
– Воду здесь, что ли, нашла, – спросил он невопросительно.
– Чуть-чуть, – крякнула Линда, и вывернула остатки ржавых гвоздей.
«Господи, не понос, так золотуха!» – подумала она, уползая в синюшные кусты, чтобы освободиться от гвоздей с другой стороны, которые уже революционно подпирали.
Вернувшись в лагерь, она медленно села, держась за живот, который ныл, горел и возмущался. Ей было очень неудобно, но что она могла поделать?
– Здесь высокая степень бактериального загрязнения у любой воды. Инфицирующая доза патогена – десять бактерий на глоток. – Он протянул три разноцветные таблетки, – на, прими-ка их все. Разжуй. Смотрю, у тебя ещё и щитовидная железа не справляется.
Линда судорожно прожевала предложенные таблетки, после тут же взялась опустошать чашку с едой, резко выхватив ту из его рук. Случайно. Да, она смутилась своей резкости, но не смогла себя удержать. Это было что-то подсознательное. Аппетит был зверским, невзирая на все события. Хорошая это была еда: вроде бы ничего не жуёшь, не грызёшь, а всё равно насыщаешься.
Наевшись до отвала, она заглянула внутрь себя – еда хорошо усвоилась, приятная теплота бродила по пищеводу и желудку. Организм весь ликовал, получив питательные вещества в нужных пропорциях. Ржавые гвозди из желудка практически исчезли.
Мужчина протянул следом свою флягу с водой. Линда взяла, на этот раз контролируя свои руки, отпила часть, потом ещё, и ещё, нехотя вернула. Фляга была почти полной, и вода была хорошая – студёная, чистая, явно не из этих мест, без привкуса железа и машинного масла. Чувствовала она себя куда как лучше. Силы всё прибывали.
– Ожила поди? – спросил он вдруг, но вопроса в голосе не было. И непонятно, вопрос это был или нет. Но, кажется, вопрос.
– Ага…, – ответила робко та, уже полностью уверившись, что это не галлюцинация и не сумасшествие.
– Хороший биологический профиль, кстати.
– Что?
– Делай свои органические дела, и пойдём. И так уже подзадержались.
Он скоро собирал вещи, сдул матрац и упаковал всё в сумку. Сумка оказалась одновременно рюкзаком. Линда ещё раз посетила синие кусты. Она, правда, очень испугалась, увидев ржаво-тёмный цвет своей мочи. Интересно, как скажется это на её здоровье?
Через пятнадцать минут они двигались практически в том же направлении, в котором брела сама Линда, разве, может, чуть левее. Робота больше нигде не было видно. Что ж, она интуитивно верно выбрала курс. Это радовало, и значит, она вовсе не никудышная походница.
– А куда мы идём? – бодро начала Линда, чтобы завязать диалог. Но ожидаемого ответа не последовало, при этом мысленно дав ей понять, что отвечать он не хочет и, скорее всего, не будет. Её это ужасно раздосадовало. Она не общалась с людьми уже, считай, неделю, и ей было нужно с кем-нибудь поговорить, и пожаловаться особенно.
Молча шли они друг за другом по неменяющемуся ландшафту аж до самого полудня. Ей хотелось задать примерно пару тысяч разнообразных вопросов, крутившихся в голове и не дающих покоя: от «всё-таки, куда мы идём», «как я сюда попала» до «далеко ли эта планета от моей планеты». Но не задала ни один.
В обед всё повторилось. Только на этот раз чашки были две, и один пакетик серого порошка был поделён надвое. Теперь и он ел свою часть. Линда поняла, что стала к нему привязываться, хотя он ничем не проявлял свою заботу, на автомате выполнял определённые действия и всё, да и знала она его буквально меньше суток. Видимо так сказывалось на ней одиночество и безысходность, а может просто хотелось к кому-то привязаться, ведь уже столько дней она совершенно одна, ну не считая того дурацкого робота.
После полудня, однако, ожидаемого отдыха не последовало, и снова они продолжили путь. Шли и шли вперёд, к неизменному горизонту, на котором ничего не было – только деревья и кусты одних и тех же размеров и форм. Он впереди – она следом, рассматривая его сапоги, рюкзак, волосы, думая миллион вопросов и придумывая за него миллион ответов.
– А как Вы сюда попали? – не выдержала она и спросила, перебрав из всех мучающих её вопросов один более-менее полезный.
Мужчина молчал, но, потом всё ж ответил, не оборачиваясь:
– Чисто физически, почти так же, как и ты, дорогая, в общих чертах если судить. – Казалось, что он отвечает через силу и совершенно не хочет никаких диалогов.
– Значит можно, по идее, отсюда как-то выбраться? – в голосе послышались радостные нотки. Линда не сдавалась, пытаясь расположить попутчика к себе. Хотя, положа руку на сердце, он её крайне пугал. Он был опасным. Невидимая глазу аура будто покрывала его сверху донизу, не давая приблизиться, прикоснуться.
Не ответил. Но уже что-то. Уже какая-то хотя бы маломальская информация. Идти теперь стало как-то веселее, что ли. У неё в душе затеплилась надежда, которая, якобы, предательски умерла ещё на второй день нахождения в этом странном месте. Как он, говорил, его зовут? Собиратель… биоматериала. Интересно, что это значит? Может он тоже вроде палеонтолога или биолога. А может, конечно, это чёрный юмор. Лучше об этом пока не думать. Пока всё идёт хорошо. Но как-то неудобно обращаться к нему так. Может, у него есть какое-то своё имя, а это лишь странный инопланетный титул или звание?
Вечером последовал ещё один привал. Всё повторилось – две чашки, горелка, еда. Пару минут отдыха, сбор.
– Надо ускориться, мы опаздываем. Пойдём ночью, – констатировал он.
– Ладно, я… ладно, хорошо, пойдём, – сразу ответила она, радуясь, что с ней опять заговорили. Но продолжения диалога не последовало, как бы ни хотелось.
А вот ночью идти, как оказалось, не так уж и радостно. Где-то через два часа после наступления фиолетовых сумерек, её стало кидать в сон, борьба с которым велась с переменным успехом. Пару раз она спотыкалась в полусне о цветы, которые, однако, разве что скособочились, но не сломались. Один раз чуть совсем не упала, едва не угодив в очередную расщелину в сланце, но всё же удержалась на ногах. Мужчина, похоже, вообще не чувствовал усталости – шагал вперёд в совершенно одинаковом темпе. Для Линды же эта ночь превратилась в сущую пытку. Ноги сильно болели, но глаза вели себя хуже всех – просто отказывались открываться. Ей даже пришлось неоднократно щипать себя до боли, чтобы разбудить организм. Мужчина часто останавливался и ждал, пока она добредёт в полудрёме до него, и снова продолжал идти. Не говорил он при этом ну совсем ничего. Наконец, слава всем существующим богам, на горизонте стало появляться светло-фиолетовое марево.
Воздух увлажнился, и Линда даже слегка озябла. Но это лишь от нарушения механизма терморегуляции, так как поры её кожи полностью забила плотная масляная корка, которая не счищалась даже бесконечным чесанием.
Увидев забрезживший рассвет, она несказанно обрадовалась. В войне с искушением всё бросить, плюнуть на всех и лечь спать прямо на пути, она начала одерживать верх. А когда солнце выползло из-за горизонта, неуёмное желание сна стало постепенно исчезать, оставляя её победителем в этой изнуряющей ночной схватке. Трудно даже примерно предположить, сколько километров за ночь они отмотали в таком темпе. Немало.
Когда же, наконец, наступило долгожданное утро, мужчина, спасибо ему, остановился, и снова принялся за свой ритуал – открыл сумку, достал горелку, чашки. Он, может быть, тоже подустал, но то ли не подавал виду, то ли для него это было вообще не расстояние. Скорее, второе.
Линда завалилась на матрац тяжело дыша, с огромным удовольствием растянула ноги, стянула кроссовки с носками. Носки украшали большие дырки на пятках и больших пальцах. Наконец-то отдых! Какое счастье, люди добрые!
От снятых кроссовок, правда, воняло как от старой помойки, а от футболки несло метров на сто старым засохшим потом с прогорклым маслом. Голову она уже не трогала, чтобы та не дай бог опять не начала чесаться. В волосах происходило невообразимое: они жили будто своей собственной жизнью, жирные и слипшиеся, как в паутине. На лбу уже сформировалась плотная корочка от раны. «Наверно я жутко выгляжу со стороны», – подумала тоскливо она. Неловко как-то сидеть и вонять возле мужчины всем, чем только можно вонять. Но что она могла поделать в данной ситуации? Мыться тут негде. Дезодорант она с собой не прихватила.
Он выглядел куда как лучше, чище, и от него совершенно ничем не пахло.
Мужчина молча протянул горячую чашку с вкусной едой, и они оба принялись завтракать. Она украдкой поглядывала на него, пока ела. Но ей больше не удавалось поймать его взгляд, как она ни старалась.
Роста он был относительно высокого, метр восемьдесят пять имелось точно, комплекции, скорее, стройной, ближе к худой. При этом ни капли неуклюжести из-за роста не было. Она постоянно отмечала разность их движений: плавные и очень точные, будто механические, или досконально продуманные и натренированные у него, тогда как она всё делала как обычный человек, могла и ложку уронить. И даже два раза подряд и ещё наступить сверху.
Бросив взгляд на горизонт, она вдруг заметила далеко впереди одно единственное ёршиковидное дерево, торчащее выше остальных своих собратьев. Очень уж оно выделялось на фоне всего остального одномерного ландшафта.
Спать он снова не дал возможности, и, само собой разумеется, они уже спешно шли по направлению к сему объекту. Линда чувствовала, как у неё опухло лицо, глаза, скорее всего красные, как у крысы-альбиноса, а мешки под глазами прощупывались пальцами. Хорошо, что у неё не было с собой зеркала – вряд ли бы она сама выдержала собственный восхитительный видок.
– Долго нам ещё идти? – очередной вымученный вопрос в воздух.
– Нет, если не будешь плестись как сухопутная черепаха, – внезапно ответил он.
Линда слегка обиделась, но прибавила темп. Она ведь и так шла на пределе своих возможностей. Если бы не этот тяжёлый масляный воздух, она смогла бы идти быстрее.
Дерево ничем не отличалось от своих собратьев, кроме как размером. Большое, синюшное – оно торчало мохнатыми палками и являлось, судя по всему, хотя бы каким-то возможным ориентиром на этой абсолютно неприглядной местности. А то, что это был именно ориентир – Линда поняла сразу. Мужчина также подтвердил её догадки, дойдя до дерева и резко сменив курс движения вправо. Теперь они шли в другом направлении, что было немного непривычно, но вскоре она уже не обращала внимания – виды-то оставались прежними.
