Кипарисовый ларец – Иннокентий Анненский

И.Ф. Анненский – «Кипарисовый ларец» (книга стихов, 1910 г.)Книга стихов Иннокентия Анненского «Тихие песни» стала единственной книгой поэта изданной им при жизни.

30 ноября (13 декабря по новому стилю) 1909 года Анненский умер.

В 1910 году его сын издал подготовленный поэтом новый сборник стихотворений «Кипарисовый ларец».

Состоит книга из прозаического введения и последующих «трилистников».

Трилистниками поэт назвал объединение своих стихов (связанных тематически) в группы по три в каждой. Здесь нас встречают «Трилистник ледяной», «Трилистник весенний», «Трилистник сумеречный», «Трилистник огненный» и многие другие.

Стихам Анненского никогда не была свойственна весёлость, но эта посмертная книга на редкость мрачна. Не удивительно, что поэт умер, не успев опубликовать и, очевидно, дописать её – предаваться столь мрачным настроениям на протяжении нескольких лет нельзя безнаказанно.

Дар поэта никуда не делся, и мы даже увидели некоторые новые его грани (как поэт И.Ф. продолжал развиваться до самой смерти), но как много здесь тоски и скорби!Полюбил бы я зиму,

Да обуза тяжка…

От неё даже дыму

Не уйти в облака.Эта резанность линий,

Этот грузный полёт,

Этот нищенски синий

И заплаканный лёд!..

(из стихотворения «Снег»).…Только мне в пасхальном гимне

Смерти слышится призыв…

(из стихотворения «Дочь Иаира»).Под гулы меди – гробовой

Творился перенос,

И, жутко задран, восковой

Глядел из гроба нос…

(из стихотворения «Чёрная весна»).…И мёртвых бабочек мне страшно трепетанье.

(из стихотворения «В зацветающих сиренях»).… Листы пожелкли, обгорели…

То гнёт ли неба, камня ль гнёт, -

Но говорят, что и в апреле

Сирень могилы не цветёт.Да и зачем? Цветы так зыбки,

Так нежны в холоде плиты,

И лёг бы тенью свет улыбки

На измождённые черты……Дрожат листы кустов-калек,

Темнее крест на старом камне.

(из стихотворения «Сирень на камне»).Я на дне, я печальный обломок,

Надо мной зеленеет вода.

Из тяжёлых стеклянных потёмок

Нет путей никому, никуда…

(из стихотворения «Я на дне»).Как видим, поэту в последние годы жизни было совсем невесело. Но умения творить поэтическую гармонию, чувствовать и передавать читателю КРАСОТУ, пусть и больную, надломленную, И.Ф. не утратил.Тоска припоминанияМне всегда открывается та же

Залитая чернилом страница.

Я уйду от людей, но куда же,

От ночей мне куда схорониться?Все живые так стали далёки,

Всё небытное стало так внятно,

И слились позабытые строки

До зари в мутно-чёрные пятна.Весь я там в невозможном ответе,

Где миражные буквы маячут…

… Я люблю, когда в доме есть дети

И когда по ночам они плачут.В юности я обожал предаваться тоске и безнадёжности. Не страдал от этих чувств, а, наоборот, наслаждался ими. Может быть, поэтому стихотворения Анненского были мне всегда такими близкими, заменяя подчас все другие виды счастья.СпутницеКак чисто гаснут небеса,

Какою прихотью ажурной

Уходят дальние леса

В ту высь, что знали мы лазурной…В твоих глазах упрёка нет:

Ты туч закатных догоранье

И сизо-розовый отсвет

Встречаешь, как воспоминанье.Но я тоски не поборю:

В пустыне выжженного неба

Я вижу мёртвую зарю

Из незакатного Эреба.Уйдём… Мне более невмочь

Застылость этих чётких линий

И этот свод картонно-синий…

Пусть будет солнце или ночь!..Свою тоску, своё бессилие, свою страшную муку поэт смог перелить в столь прекрасные и СОВЕШЕННЫЕ строки. Каким гением, какой МОЩЬЮ натуры надо было обладать, чтобы добиться этого!В стихотворении «О нет, не стан» есть мысль, которая прокрадывалась у меня (может, потому, что в юности я увидел её в этой самой книге?), но которую до сих пор я нигде не встречал: «А если грязь и низость – только мука / По где-то там сияющей красе…»

А разве это не так? Почему мы часто творим зло, впадает в ярость или слякоть? Разве не потому, что нам НЕ ДАЮТ со всей силой души отдаться красоте и счастью? Разве юноша, приходящий в мир с желанием свернуть горы и сделать жить прекрасной, не натыкается тут и там на глупость, грязь, безверие и бездарность? И разве не серые безликие люди и чувства наваливаются на него всей массой, облепляют, ослепляют, не давая прорваться к Мечте и Полёту? И он со всей данной ему животной силой окунается в бездну порока и бессердечия…

Но как бы ни старались обмануть нас бесы, вся власть на небе и на земле отдана КРАСОТЕ и ГАРМОНИИ. И эти совершенные сущности ТОРЖЕСТВУЮТ в каждом стихотворении поэта, даже если стихотворение это создаётся в преддверьи гроба.Я думал, что сердце из камня,

Что пусто оно и мертво:

Пусть в сердце огонь языками

Походит – ему ничего.И точно: мне было не больно,

А больно, так разве чуть-чуть.

И всё-таки лучше довольно,

Задуй, пока можно задуть…На сердце темно, как в могиле,

Я знал, что пожар я уйму…

Ну вот… и огонь потушили,

А я умираю в дыму.

«Я твердо держался глубоко запавших мне в душу слов моего брата Николая Федоровича: „До тридцати лет не надо печататься“, и довольствовался тем, что знакомые девицы переписывали мои стихи и даже (ну, как было тут не сделаться феминистом!) учили эту чепуху наизусть.

В университете, – как отрезало со стихами. Я влюбился в филологию и ничего не писал, кроме диссертаций. Потом я стал учителем, но увы! До тридцати лет не дождался – стишонки опять прокинулись, – слава богу, только они не были напечатаны».

Так писал в своей автобиографии Иннокентий Аннинский. Подумать только… придерживайся поэт версии о том, что его стихи всего лишь стишонки и чепуха, мы могли бы никогда не познакомиться с его творчеством…

Тем не менее, первая, дебютная книга Анненского «Тихие песни» была встречена прохладно. К примеру, Александр Блок счел ее чьим-то робким дебютом, назвал «угаром декадентских форм», препятствующих «чистым ощущениям» «человеческой души, убитой непосильной тоской». Не менее, снисходительным оказался и Валерий Брюсов.Да, в стихах Анненского очень много этого. Безверие, отчаяние, одиночество. Оторванность от мира, от людей.Я на дне, я печальный обломок,

Надо мной зеленеет вода.

Из тяжелых стеклянных потемок

Нет путей никому, никуда…Но он просто другой. Он чувствует именно так. Преломляет мир через такие чувства.Я – слабый сын больного поколенья

И не пойду искать альпийских роз,

Ни ропот волн, ни рокот ранних гроз

Мне не дадут отрадного волненья.

Но милы мне на розовом стекле

Алмазные и плачущие горы,

Букеты роз увядших на столе

И пламени вечернего узоры…"Кипарисовый ларец" вышел в свет в апреле 1910 года – спустя четыре месяца после смерти его автора. Брюсов продолжал считать стихи Анненского и сам сборник с его делением на трилистники претенциозными, но у поэта появились и почитатели. Бальмонт, после прочтения, восторженно говорил об «ощущении музыкальности души». Для Ахматовой корректура «Кипарисового ларца» послужила поэтическим напутствием: она «была поражена и читала ее, забыв все на свете». Как жаль, что узнать Анненскому об этом не довелось. Многогранная личность – директор гимназии, в которой учился Николай Гумилев, поэт-модернист, известный критик, заинтересованный ритмами Бальмонта, знаток французской литературы, переводчик Эврипида… Казалось бы, жизнь тоже должна быть многогранной, интересной, бьющей эмоциями. Но, читая сборник «Кипарисовый ларец», помимо красоты и лиричности эпитетов и метафор, чувствуешь невыразимую грусть, тоску, усталость, человека, написавшего строки:Бесследно канул день. Желтея, на балкон

Глядит туманный диск луны, еще бестенной,

И в безнадежности распахнутых окон,

Уже незрячие, тоскливо-белы стены.

Сейчас наступит ночь. Так черны облака…

Мне жаль последнего вечернего мгновенья:

Там все, что прожито,– желанье и тоска,

Там все, что близится,– унылость и забвенье.

Здесь вечер как мечта: и робок и летуч,

Но сердцу, где ни струн, ни слез, ни ароматов,

И где разорвано и слито столько туч…

Он как-то ближе розовых закатов.И все же, все же, все же… Еще будучи совсем девчонкой, первые стихи, которые я заучила наизусть, были стихи не любимой теперь Ахматовой или обожаемой всегда Цветаевой, это были строки:Среди миров, в мерцании светил

Одной Звезды я повторяю имя…

Не потому, чтоб я Ее любил,

А потому, что я томлюсь с другими.

И если мне сомненье тяжело,

Я у Нее одной ищу ответа,

Не потому, что от Нее светло,

А потому, что с Ней не надо света.И поэтому я продолжаю с упоением перечитывать Анненского, а каждому, кто считает его очень скучным и серым поэтом, пишущим только о смерти и тоске, предлагаю прочесть одно из своих самых любимых стихотворений – «Смычок и струны» из сборника «Кипарисовый ларец». Чем не роман-метафора в шести строфах?Какой тяжелый, темный бред!

Как эти выси мутно-лунны!

Касаться скрипки столько лет

И не узнать при свете струны!

Кому ж нас надо? Кто зажег

Два желтых лика, два унылых…

И вдруг почувствовал смычок,

Что кто-то взял и кто-то слил их.

«О, как давно! Сквозь эту тьму

Скажи одно, ты та ли, та ли?»

И струны ластились к нему,

Звеня, но, ластясь, трепетали.

«Не правда ль, больше никогда

Мы не расстанемся? довольно…»

И скрипка отвечала да,

Но сердцу скрипки было больно.

Смычок все понял, он затих,

А в скрипке эхо все держалось…

И было мукою для них,

Что людям музыкой казалось.

Но человек не погасил

До утра свеч… И струны пели…

Лишь солнце их нашло без сил

На черном бархате постели.