Анти Анон
Скетчбук. Часть 1
День третий. БАО
Мысль третья: «Топографический кретинизм».
Когда я приезжаю в новый город, больше всего меня поражают его жители. Люди – это, в принципе, главная достопримечательность любого места, и никогда нельзя забывать об этом. Перед тем, как уехать в свой «Гранд-вояж», я делилась возмущением со своими друзьями на тему того, какие в нашей первопрестольной работают упыри в сфере массового обслуживания, которых надрессировали быть вежливыми только с иностранцами в период международных мероприятий. Для надёжности, как истинный паникёр, я решила сразу обменять рубли на нужные мне валюты. Но оказалось, что не так-то просто найти в Москве место, охотно готовое предоставить банкноты любых вариаций и разновидностей. Искомый набор обнаружился только в операционном зале для физических лиц на «ул. Вавилова, д. 19», который, к слову сказать, больше напоминал то ли терминал аэропорта, то ли дворец с фонтаном и статуей очень сомнительного человека. Никогда там не была раньше, поэтому, заплутав в подземных переходах, обратилась за помощью к женщине с красной форменной миской на голове. «Иди отсюда! – чуть ли не накинулась она на меня. – Шляются тут вечно, сволочи». Мне ничего не оставалось, как моментально перейти на её способ коммуникации для преодоления вербального барьера.
«Хамский» – особый язык, русские начинают изучать его с ранних лет, и со временем, кому-то он даже становится как родной. В детских садах, поликлиниках, общественном транспорте, заодно в какой-нибудь паспортный стол затащат в очереди постоять – неизбежно на ещё не осквернённом бранными словами организме оседают споры хамства. Их нельзя уловить глазом, они витают в воздухе, как частички отмершего эпидермиса. И в наших силах лишь стараться чаще бывать на солнце, подвергаясь воздействию ультрафиолета, чтобы не создавать им благоприятной среды для выхода из дремлющего состояния.
С другой стороны, жить в России и не знать «хамский» в некотором смысле опасно и может оказаться чревато последствиями. Видимо это уже давно впиталось в хроматин русского человека, и сцеплено наследуется из поколения в поколение. Бессмысленно это пытаться исправить, ведь так, стоит сколько-то почувствовать привкус власти и превосходства над кем-то, выместив свою незначительность, на субъективно ещё более незначительных – мы получаем успокоение. В чём ещё найти радость обычному пролетарию? Иначе из-за накопленного напряжения пришлось бы устраивать очередной бунт или, того гляди, революцию, как у нас водится.
В других населённых пунктах, как туристка, на грубость я натыкалась не часто, но есть одно явление, действительно не дающее мне покоя, а именно практически всеобъемлющая краеведческая безграмотность. В Алматы, к примеру, в относительной доступности, всего три пункта достойных внимания в списке «обязательных к посещению»: парк Кок-Тобе, Медеу и Большое Алматинское озеро. Всё остальное – либо не так существенно, либо располагается на достаточном расстоянии. Три, пусть и довольно значительные, но всё-таки только три грёбаные достопримечательности. Но при расспросе у местных о способах до них добраться наиболее удобным способом, большинство, смотрит на тебя растеряно, как котята. «Вы серьёзно? Вы, правда, не знаете, как доехать до БАО? Вы там никогда не были? Для вас действительно самым интересным местом считается недавно открывшийся торговый центр?» Ладно, если бы это касалось только Казахстана, но это явление встречается практически повсеместно. Всё-таки путешествия – принципиально важная штука, и дело совершенно не в разнообразии своих обывательских будней. Путешествия – это, в первую очередь, расширение своего мировосприятия и образование. Причём образование не столько историко-географическое, сколько социально-психологическое, а точнее этическо-нравственное. Поднимать свой зад с дивана чрезвычайно важно, даже если нет возможности выезжать за пределы своей губернии. Хотя бы непродолжительные профилактические прогулки в выходные по городу уже будут оказывать благотворное влияние.
Есть у меня подозрение, что именно так зарождается скотство. Безразличие, безучастие и безграмотность – закон трех «Б», каждое из которых взращивается окружением. Узкий спектр восприятия позволяет мусорить на территории памятников природы, оставлять в лесах непотушенные костры и даже разрушать то, с чем приходится сталкиваться практически каждый день. Раньше дисциплины в школьной программе на подобии природоведения, ОБЖ и МХК казались мне бессмысленными. И сейчас моё мнение поменялось не сильно, но теперь я хотя бы в состоянии оценить попытку системы привить хоть какие-то ценности.
За неугасающую с годами страсть к дикой природе я могу благодарить своего отчаянного классного руководителя и многочисленные экскурсионные поездки с ежегодными походами по Карелии и Кольскому полуострову. «Надо ехать обязательно! Сами вы потом по России и СНГ никогда не поедете, будете только заграницу летать» – и вот, что мы имеем в итоге. Большая удача, что мне посчастливилось получить сносное образование, но всё-таки главным институтом в жизни каждого человека, всё равно, остаётся семья. С раннего детства мне, чуть ли не насильно прививали, может и не любовь, но интерес к окружающему пространству. Я всегда была среди карт, которые использовались на даче вместо обоев, до тех пор, пока их не заменили вагонкой. Было здорово засыпать летом, уткнувшись носом в Финский залив, и представлять, что акватория Балтийского моря – носатый муравьед. Мама, с того момента, как я научилась ходить, наматывала со мной километры во время субботних променадов с параллельным аккомпанементом познавательных справок и историй из молодости. Такое воспитание гораздо ценнее, и, в моём конкретном случае, оно имело колоссальное значение для дальнейшего формирования личности.
31 июля 2019 г.
Путь на БАО оказался тем ещё испытанием. Жара плюс тридцать, может быть выше, и дорога в гору под испепеляющим солнцем. Тем, кто пишет в «интернетах», что пешком совсем не тяжело – желаю насыщенных впечатлениями прогулок в аду. Конечная остановка автобуса от Парка Первого Президента находится примерно в тридцати километрах от озера, а не в двенадцати, как было заявлено.
Скооперировавшись с бабками-активистками, мы договорились взять на троих машину до «Трёх медведей» – это, приблизительно, десять километров за тысячу тенге. Там наши пути разошлись, и для моей кожи начался третий пояс седьмого круга по Данте. Только после первого часа, усилием воли я надела лонгслив – к тому моменту, я была уже рассыпчатая, как булочка из песочного теста. Мимо, каждые пять минут, проезжали внедорожники, забитые под завязку, и подбирать меня явно не входило в их планы.
– Сколько ещё до озера? – я подошла к колымаге, остановившейся на обочине, за рулём которой с измученным видом сидел казах.
Из машины выскочили три женщины, и, кудахча, побежали в сторону леса.
– Километров пятнадцать. Сейчас самая тяжёлая дорога пойдёт. Можете по трубе, так быстрее, – он показал на почти вертикально уходящую вверх кишку трубопровода.
«Твою мать!» – и я поплелась к дорожной развилке.
Стоило хотя бы попробовать. И пусть я всегда ненавидела стиль автостоперов, паразитирующих на других людях, но тогда у меня не оставалось другого выбора. В обратку – часа три по жаре, наверх – целую вечность. Самое сложное для меня – перебороть смущение, ведь я даже дома маршрутки стесняюсь ловить. «Большой палец вверх и погнали» – решила я, и развернулась к встречному потоку машин.
Все проносились, не обращая на меня никакого внимания. Чувство неловкости иногда заставляло смотреть в противоположную сторону, как будто в кустах кого-то высматриваю, а не пытаюсь найти средство передвижения. За сорок минут остановилась только белая нива с какими-то турками. И те, на мой вопрос: «Не подкинете ли вы меня на БАО?» – в ответ пробурчали что-то невнятное, и, по-моему, не совсем цензурное.
«Не очень-то и хотелось, – успокаивала я себя. – Автостоп, явно, не для меня, и я уже успела свыкнуться с этой мыслью». Но стоило мне опустить руку, как тормознул белый кроссовер Suzuki.
– Вам куда? – с водительского сиденья мне улыбалась миниатюрная девушка азиатской внешности в белоснежной футболке.
– Да, мне куда угодно, лишь бы сократить путь до БАО, – не веря своему счастью, я замерла, будто бы могла спугнуть лань.
– Садитесь. Мы не туда, но сейчас попробуем что-то придумать. Я Женя, а это Рейка, – на заднем сиденье в детское кресло была упакована очаровательная девочка.
– Привет! – помахала я маленькому пирожку. – Павла – очень приятно. Спасибо вам огромное, что подобрали, а то я уже думала, что расплавлюсь тут, как сырок.
– Вы что, от самой автобусной остановки шли? – искренне сочувствуя, спросила золотистая девушка с санскритскими надписями на внутренней стороне левого запястья.
– Ага…
– Вы откуда? – было заметно, в каком она волнении и предвкушении от знакомства с иноземцем.
– Из Москвы, – Женя не выглядела человеком, который мог бы меня за это побить.
– А зачем в Казахстан приехали? – она ловко управлялась с рулем на резких поворотах горного серпантина.
– Просто всегда мечтала тут побывать, решила, наконец, проехаться по давно запланированному маршруту.
– Серьезно? – засмеялась она, не поверив моим словам.
– Природа у вас очень красивая, – поспешила я аргументировать свой, видимо, не самый очевидный выбор.
– И правда, – она тяжело вздохнула и на минуту задумалась.
– Жаль только, люди её не берегут. Вчера на Чимбулак поднималась. Там столько мусора. Пока спускалась, несколько пакетов пластиковых бутылок успела собрать. Что-то с этим миром явно не так.
– Это точно, люди вообще существа странные. Казахи народ специфический – кочевники всё-таки, – она сбавила ход, пытаясь разъехаться с очередным джипом, практически ползком протискиваясь через узкое горло. – В них до сих пор сидят эти привычки, не берегут ничего. Они же раньше, как жили – поживут какое-то время на одном месте, все ресурсы израсходуют, и на новое – пока природа сама собой не восстановится.
Мы проезжали мимо отвесных каменных стен, которые сменяли внезапные окна из покоряющих своим простором долин.
– Я же не отсюда…
– Правда? А откуда, если не секрет? – первичная неловкость постепенно спала, и разговор начал казаться наощупь более гладким.
– Мама татарка, а папа, – её речь споткнулась на этом месте, давая понять, что с папой, как обычно, что-то не так. – Папа кореец.
– Прикольно! – я действительно не ожидала такого ответа.
– Ага, – засмеялась она. – Решили тут выбраться на пикник, последний день июля отметить, так сказать. А вы чем занимаетесь?
– Я? В принципе, я – психолог, наверное.
Мне было сложно себя как-то идентифицировать, весь смысл этого путешествия состоял в попытке узнать, кем я являюсь. Но уже стало понятно, что в ближайшее время мне придётся довольно часто отвечать на этот вопрос. «Кто я?» – да, чёрт его знает. Я – это просто я. В принципе, условия позволяли мне быть практически кем угодно – ведь, люди, с которыми мне предстояло встречаться, не знали обо мне ничего, и это давало большую свободу для творчества. У меня даже имя могло быть любым.
– Работа моей мечты! – как правило, так говорят испытывающие нужду в дезинфекции головы.
– Правда? Но ещё я довольно долгое время проработала в туристической фирме, даже на Бали съездить успела, – мне хотелось как можно скорее уйти от тем, связанных с психологией. – Вы много где были?
– На Бали я два раза была. Но место такое уже – слишком избитое. Мне в Непале больше понравилось. Там такая страна, знаете… – она на секунду прервалась для поиска подходящих слов. – Как бы сказать, я оставила там частичку себя.
– Да, Непал – это мечта, – промычала я под нос, уткнувшись взглядом в ремень безопасности, который я непроизвольно мяла руками с той самой секунды, как села в машину.
– Не знаю, я долго пыталась понять, чем хочу заниматься. Думала пойти в художественный, дома сказали: «Не перспективно». Тогда я решила, буду психологом – они спросили: «Что это вообще за профессия?»
«Действительно. Справедливо» – непроизвольно проскочило через весь мой мысленный ряд.
– Поэтому пошла на журналистику. Пять лет работала на телевидение, пока не разочаровалась во всей индустрии. Сейчас ушла в рекламу, копирайтинг, и ещё иногда иллюстратором подрабатываю. У меня вообще переходный сейчас период, – мы подобрались к моему самому «любимому» моменту во всех разговорах. – Развелась недавно с мужем, с которым прожила десять лет.
Стоит сказать кому-нибудь слово на букву «п», и всем начинает хотеться укусить кусочек от этого пирога. До сих пор не могу понять, это попытка убедиться в правдоподобности столь громкого заявления – ну раз уж сам назвался, полезай в мой бездонный колодец, или просто спонтанный порыв воспользоваться бесплатной услугой. Иногда мне и самой нравится получать этот «VIP-билет» на право узнавать подробности частной жизни других людей. Истории, наполненные болью и драмой, сначала поражают, потом кажутся любопытными, но, рано или поздно, наступает момент, когда ты начинаешь терять к ним интерес, становишься безразличным и невнимательным. Наверное, это и есть то самое выгорание, которым всех пугали университетские преподаватели.
– Главное, заниматься тем, чем действительно хочется. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на то, что приносит вам лишь неприятные переживания. Всё дело в расстановке приоритетов.
Максимально заурядный и шаблонный ответ, на который я была только способна. Конечно, это было неправильно игнорировать её упоминание о разводе, она же не просто так об этом сказала, но как же мне не хотелось проводить сеанс психотерапии в полях.
– Да, согласна. Но всё-таки хочется и комфорта, материальной стабильности.
«Вами выбрана опция перестройки маршрута беседы».
– Вечно эта Пирамида потребностей Маслоу, которую все трактуют, как им заблагорассудится. Он имел в виду совсем не то, что, если не освоишь первые ступени, о более высоком уровне можешь и не мечтать. Всё как раз таки наоборот, – надо же было показать хоть какие-то знания.
– Я не очень верю в эту пирамиду его, если честно. Нет, конечно, духовные ценности очень важны…
– Жил когда-то такой человек – Виктор Франкл…
«Добро пожаловать на передачу «Минутка эрудиции». Докажи, что от высшего образования есть хоть какая-то польза».
– О, я читала его, как раз после развода. Хотелось заняться саморазвитием, как-нибудь измениться.
– Он создал так называемую Логотерапию, или, если более простым языком – смыслотерапию. Основная суть её заключается в том, что в любой вашей деятельности всегда должен быть какой-то смысл. Индивидуальный, именно ваш, но смысл. Ведь вся суть в мотивации, правильно же?
«Молодец, задача сказать что-то умное выполнена».
– Да, после развода мне было, правда, достаточно тяжело найти, чем бы себя занять.
«Поздравляю, вы вернулись на прежний маршрут».
– Всегда нужно находить какой-то смысл, даже в такие непростые моменты.
«Женщина, откуда мне знать, что такое развод? Мне двадцать шесть лет, я никогда не была замужем, у меня нет детей, я даже не встречалась толком ни с кем. Все, что я могу – это просто выслушать. Почему создается ощущение, что ты ждёшь от меня, что я скажу, как тебе дальше жить? Есть только один ответ: «Никак. Нужно просто жить. Считай, это новый уровень в симуляторе реальности».
– Зачем вам цепляться за прошлые переживания? У вас открылись новые перспективы. Если люди расходятся – значит вместе они не испытывают былого счастья, и им больше не по пути. Возможно, стоит смотреть на это, как на освобождение, а не утрату.
– Конечно…
«Неужели, этот ответ был недостаточно хорош, и пауза – свидетельство её неоправданных ожиданий?»
– Вы когда-нибудь думали о переезде?
«А почему бы и нет? Может это мой контрперенос нашёл наконец сеть и подключился?»
– Постоянно, – рассмеялась она, что невольно заставило меня с облегчением выдохнуть.
– А где бы вы хотели пожить? – очень аккуратно спросила я, убавив громкость голоса почти вдвое.
– Где-нибудь в Скандинавии: в Норвегии или Швеции. Я бы поменяла что-нибудь в жизни, но уже сложно с двумя детьми, – её рассеивающийся в дорожном полотне взгляд опустел. – Давайте, мы тоже на БАО поедем? Мы, всё равно, ни к чему не привязаны – просто гуляем.
– О, не стоит менять ваши планы из-за меня, – мне резко стало неудобно из-за её предложения.
– Всё нормально, мы просто хотим хорошо провести время и поесть клубники в красивом месте. Да, Рейка? – улыбаясь, она посмотрела на дочку в зеркало заднего вида.
Минут через пятнадцать мы были у огромного мутно-бирюзового озера, похожего на плошку инопланетного молока. Стоянка была забита под завязку внедорожниками и микроавтобусами. Там же велась активная торговля сладостями и сувенирами, можно было даже сфотографироваться с облезлым соколом, привязанным ниточкой к жёрдочке. Спуск на побережье затруднялся крутым уклоном, и непрерывными потоками из людей, курсирующими по тропинкам вдоль низкорослых сосен.
– Давайте, я вас сфотографирую? – Женя потянулась за моим телефоном, заметив с какой жадностью я начала искать лучший ракурс в экране.
– Нет, лучше уж я. Хоть как-то отплачу вам за помощь – побуду вашим личным семейным фотографом.
После нескольких минут обязательных «Insta-процедур» Женя убежала вниз по склону за Рейкой.
– Пойдёмте с нами на пикник с клубникой? Там купаться нельзя, пограничники всех гоняют, но ближе к воде можно спуститься.
– Спасибо большое, не хочу вам мешать, вы же хотели побыть вдвоём.
Мгновение спустя, я отвлеклась на телефон, а Рейка уже успела убежать вперед своей мамы. Ещё один взгляд на экран, и они растворились среди остальных белых футболок и джинсовых шорт. В Казахстане так много детей, почему-то в Москве я никогда не замечала такого количества бегающих и визжащих маленьких человечков. А там их просто тьма, только и делай, что варьируй в обход, чтобы не задеть их и не затоптать, как Годзилла.
Когда машин и автобусов с туриками стало больше, чем пространства на смотровом пяточке, я решила начать своё шествие в обратную сторону. Эта идея уже до начала её воплощения казалась невыносимо печальной, но снова навязываться кому-то мне не хотелось. «Спускаться – не подниматься, как-нибудь вывезу», – подбадривала я себя. Так, почти незаметно, пролетел целый час моего моциона вдоль трубы, протянутой по ароматным и цветущим горным подножиям, а я даже ещё не дошла до той развилки, где решилась начать получать квалификацию автостопера. Вездеходы всех комплектаций вылетали из-за моей спины один за другим. И смотря вниз на петляющую дорогу, я снова поражалась тому, что кто-то назвал этот путь совершенно не сложным.
Пока я пыталась сделать очередное селфи на фоне завораживающих пейзажей в стиле «путешественника-фрирайдера», сзади послышался звук тормозов. Наверное, со стороны это действительно смотрелось глупо. Я обернулась – Женя, как и при первой встрече, улыбалась мне с водительского сидения.
Мы вернулись в город довольно быстро. Я и не заметила, как природные пейзажи вновь сменились на городскую застройку. Накануне отъезда до меня доходили сообщения в СМИ о митингах, происходящих в Казахстане, но особого внимания я им не придала.
– Вам не нравится здесь жить? – не ожидая ответа, я задала вопрос, подвесив его в воздухе, и продолжала цепляться глазами за проносящиеся в окне улицы.
– Нравится, – спокойным задумчивым голосом отозвалась Женя. – Только не хватает перемен.
– Из-за власти?
– Молодым здесь дышать нечем, сложно развиваться при нынешних обстоятельствах.
Продолжать не хотелось – у меня отсутствовала собственная точка зрения. Намного проще занять позицию любознательного ребёнка, чем принимать чью-то сторону. К тому же, ехать молча пришлось нам не долго – на проспекте Назарбаева мы с Женей расстались. Я закрыла за собой дверь, помахав на прощание, и белый кроссовер вернулся в течение, как будто мы с ним никогда не встречались. «Так вот значит, что такое автостоп» – заключила я, и, взявшись обеими руками за лямки рюкзака, побрела к ближайшему переходу.
Декабрь 2013 г.
До Нового года оставалось пару недель, чувствовалось, что все в офисе были в предвкушении зимних каникул. В отдел бизнес-администрирования поступили коробки без опознавательных знаков с фирменными подарками, которые собирались дарить партнерам и контрагентам. Мне очень хотелось посмотреть, что внутри, но разрешения никто не давал, а спрашивать было как-то неловко. «Интересно, а работникам тоже будут дарить? – изводила я себя, наблюдая за тем, как М.В. пересчитывала аккуратно выстроенные в башенки белые кубики. – Мне, наверное, точно ничего не подарят».
Напротив, на месте, которое раньше всегда пустовало, сидела рыжеволосая девушка с химией. Шурша обёрткой, она открыла румяную слойку, и направила уголок, с осыпающимися с него тестом, ко рту.
– Знакомься, это специалист договорного отдела, – не отрываясь от бумаг со списками, М.В. подошла к нам.
Девушка подняла на меня глаза, и я тихо сказала: «Здравствуйте».
– Она, наконец, вернулась с больничного, и теперь тебе будет здесь не так одиноко.
Я бы и не сказала, что мне было одиноко, теперь её клоунская голова лишь заслоняла обзор на кабинет начальника и стол леопардицы. Проглотив последний кусочек булки, она скомкала целлофановую упаковку и бросила её под стол в нашу общую урну. Ничего не говоря, она смотрела на меня с недоумевающим видом, в котором читались нотки пренебрежения. М.В. прильнула ко мне ближе, и, так, чтобы никто не заметил, заговорщицки, произнесла:
– Можно тебя попросить выйти? Нужно кое-что обсудить.
– Да, конечно, – ответила я, и, вставая со своего места, разорвала зрительную цепь, образовавшуюся между мной и соседкой.
Мы направились в сторону дальней лестницы, через которую можно было попасть в финансово-экономический отдел. Когда я была здесь в первый раз, я как-то не обратила внимания на то, что окна здесь выходили на сортировочные пути. Даже через стеклопакеты было слышно, как трепыхаются составы из котлов и цистерн.
М.В. прошла на один пролёт вниз, и остановилась на ближайшей площадке. Я спустилась следом за ней, и почему-то оказалась в углу, уютно заслоняемая широкоплечим туловищем своей начальницы.
– Мне прислали распоряжение, отобрать сотрудников для планового сокращения.
Один из угольников дёрнулся, и раздался пронзительный скрежет металлических колёс о рельса. Будто переключившись с официального тона на общечеловеческий, теплее она продолжила:
– В этом нет ничего такого. Они проводятся практически каждый год.
Я стояла молча и смотрела на методично поднимающихся и спускающихся работников с болтающимися на красных лентах белыми карточками пропусков. Они прикладывали их к электронному замку, и под писк резко открывали дверь на этаж, которая потом медленно закрывалась при помощи доводчика.
– Понимаешь, в нашем отделе уже давно все, а ты пришла совсем недавно, и работаешь неполный день, – я будто очнулась, когда она положила руку на моё плечо. – Конечно, со всеми поручениями ты справлялась, и я думала начать давать тебе ещё кое-какие задания – расширить твои обязанности, так сказать. Ты могла бы многому у меня научиться. Я помню, что у тебя там была запись про бухгалтера, но не хватало времени, чтобы проверить твои способности.
Не стоило рассказывать, что запись, о которой она говорила, сделана рукой моей мамы и подкреплена печатью с её работы. Когда стало понятно, что с пустой трудовой книжкой, на нормальную работу меня никто не возьмёт, она написала мне, как и моему старшему брату, что я полгода числилась бухгалтером в её организации. Нельзя сказать, что это полностью был обман – чему-то она меня обучить пыталась. Всё, что я запомнила из той «лекции»: «Дебит, кредит, сальдовый остаток, проводка… Экономику создали немецкие евреи. Ты голодная?». Закончилось это тем, что мы пошли в столовую за пирожками и чаем. А когда вернулись, давились от смеха из-за несуразной шляпы её подчиненной, которую мама между нами называла «Человек-подосиновик». Мама у меня самый настоящий главбух, системный и ответственный, с кучей архивных папок с накладными и счетами посреди джунглей из комнатных растений, но преподаватель из неё вышел так себе, и на этом моё постижение премудростей бухгалтерии временно прекратилось. Я всегда препиралась с ней на тему того, что ни при каких обстоятельствах не стану бухгалтером, а она только и ждала того дня, когда я оставлю все эти метания, и наконец пойму, что бухгалтерия всегда обеспечит меня куском хлеба.
– Это не увольнение по собственному желанию, – внезапно воодушевилась М.В., и её голос приобрёл оптимистичные нотки, – А сокращение. Следовательно, тебе выплатят три оклада – как раз на праздники.
До меня начало доходить, что меня впервые в жизни увольняли, и я понятия не имела, как нужно реагировать, поэтому просто продолжала стоять, и изо всех сил делать вид, что смотрю на своего руководителя, хотя взгляд мой буравил насквозь.
– Я хотела накопить денег, чтобы куда-нибудь съездить, – впервые за всё время, что мы стояли на лестнице, отозвалась я, и, не выдержав внезапного перепада давления в мыслях, всё-таки опрокинула взгляд на кафельный пол.
– Вот видишь, – ухватившись за эту спасительную верёвку, она даже повеселела. – Так бы тебе тут ещё работать и работать, чтобы накопить хоть на что-то, а сейчас всё разом получишь, и отпускные к тому же. Как удачно сложилось!
– Наверное…
Когда М.В. говорила о том, что плановые сокращения происходят регулярно в конце года, я как-то и не подумала, что речь шла о конце календарного. До последнего не верилось, что меня заставят приезжать в офис подписывать необходимые документы 31ого декабря. Но именно так всё и было. Во второй половине дня, пока все придавались предпраздничной суете – носились по магазинам, докупая майонез и горошек, а кто-то, просто гуляя и фотографируясь возле наряженных ёлок, я ехала увольняться.
Взяв обходной лист, я начала блуждать по коридорам с этажа на этаж в поисках нужных фамилий. Служба безопасности и ответственный за всевозможную охрану расписались быстро, но остальных пришлось поискать. Часам к пяти я принесла бумажку с отметками вместе с пропуском в отдел кадров, соседствующий с бухгалтерией, и получила обратно из плена свою трудовую книжку.
Напоследок я решила заглянуть к «своим» и попрощаться. Офис был уже практически пуст, кто-то наверняка взял отгул. В отделе бизнес-администрирования была только М.В. со своей напарницей.
– Я всё…– они обернулись на мой голос. – Зашла сказать вам: «До свидания».
– Вот держи, – она протянула одну из коробок, которые не давали мне покоя весь последний месяц.
Я взяла её, не глядя, и неожиданно для себя самой в уголках глаз у меня выступили слёзы. Поблагодарив за подарок, я натянула улыбку, и поторопилась уйти.
– Подожди! – окрикнула, безымянная женщина в яичном джемпере.
– Не расстраивайся…
Они с М.В. старались догнать меня, но я чувствовала, как вот-вот потеряю лицо, поэтому как можно быстрее протиснулась в уже смыкающиеся двери, оставив позади себя: «Ещё раз с Новым годом!».
Как только я оказалась на улице, телефон завибрировал, оповещая о зачислении на карту положенной мне компенсации. Хоть и был Новый год, домой совсем не хотелось. Я бесцельно брела по улицам, не зная, куда себя деть, пока всё-таки не спустилась в метро. Мне требовалось срочно себя чем-то подбодрить, поэтому я решила выйти на станцию раньше, чтобы заглянуть в «Мак». Но даже «Хэппи Мил» вряд ли бы поднял мне настроение. Уже стемнело, и зажглись манящие ночные огни вывесок, но количество людей по-прежнему не убавлялось. «Макдак» был через дорогу – надо было просто перейти по переходу, и уже загорелся зелёный, но я развернулась и пошла в обратную сторону. «В такие моменты лучше помогает Киндер-сюрприз» – подумала я, открывая дверь торговых рядов на цокольном этаже ближайшего дома.
Ничего интересного, кроме «Перекрестка» там не было. Да и в самом «Перекрестке» ничего интересного не было тоже. Посмотрев на подарочные наборы конфет и алкогольных напитков с бокалами, я вышла ни с чем. В остальных прозрачных ларьках продавалась всякая нужная китайская лабуда: начиная от носков, заканчивая наушниками и чехлами для телефонов. В конце благоустроенного полуподвала, по звукам работающего фена было понятно, что расположилась парикмахерская. «Может сделать маникюр и подстричься? – в тот вечер я была в скверном расположении духа и при деньгах. – Почему бы и нет».
Парикмахерская – сильно сказано, комнатка на два кресла, с перегородкой в глубине под техническое помещение. Бородатый армянин в синей рубашке под джинсу заправленной в брюки активно орудовал расчёской и феном, делая укладку пожилой женщине, голова которой была отрезана от остального тела плащевым пеньюаром. Чуть дальше, за маникюрным столиком, сидела армянка с красивой, как по лекалу, формой бровей и длинными черными ресницами, обрамляющими глубоко посаженные тёмно-карие глаза. Над её головой висел небольшой плоский телевизор, в котором уже вовсю начали крутить Новогодние огоньки.
– Я бы хотела подстричься, – они оба отвлеклись от своих занятий и одновременно повернулись ко мне. – И сделать маникюр с обычным покрытием. Пожалуйста.
– Конечно! – просияла женщина, приподнимаясь. – Сейчас, муж скоро закончит. Может, начнём с маникюра? Как раз высохнет, пока будете стричься, – она жестом показала мне на белый диванчик.
Я прошла вперёд и села напротив неё, утонув в обтянутом искусственной кожей облаке.
– Вы ведь принимаете карты? – кладя кисти рук на потёртый валик, спросила я.
– Конечно, – она взяла мою правую руку, и внимательно начала рассматривать мои неухоженные слегка перемороженные крабовые палочки.
– Прекрасно, – ответила я, и с непривычки отдёрнула руку.
Цена меня не интересовала. Над её головой нафталиновые звёзды чокались бокалами и проговаривали за суфлёром стандартные поздравления. Она потянулась за моей левой рукой, и я покорно опустила её на подушку. Армянка смотрела на меня ясным взглядом, ласково улыбаясь мне словно родственнику.
– Вам разве не надо торопиться домой, чтобы успеть накрыть стол? – с недоверием, спросила я.
– Так ещё же почти три часа… – сомневаясь, она обернулась назад, чтобы взглянуть на часы. – Там всё накроют, – поморщив нос, она махнула рукой, и снова ласково мне улыбнулась.
Пока она доставала нужные инструменты из стерилизатора, я повернулась и посмотрела на её мужа.
– Мы совсем недавно переехали, поэтому живём сейчас у родственников, – ответила она на вопрос, который я не задавала, но, вполне вероятно, что она выудила его прямиком из моих мыслей.