Муж – Антон Чехов
Другой формат
«По селу бегут мальчишки,
Девки, бабы, ребятишки
Словно стая саранчи,
В трубы дуют трубачи!
Раздаются тары-бары:
"К нам приехали гусары!"
Все красавцы, усачи…
В трубы дуют трубачи!
Слышен голос командира:
"Размещаться по квартирам!"
Да, вот, как в этой песне, в рассказе Чехова в уездный городишко К. остановился на ночёвку N-ский кавалерийский полк. «Такое событие, как ночевка гг. офицеров, действует всегда на обывателей самым возбуждающим и вдохновляющим образом». Торговцы сбывают залежалый товар, трактирщики не закрывают своих заведений всю ночь, полиция в ажиотации… Но больше всех возбуждаются дамы – «с дамами делается чёрт знает что!»
Ещё не успевают офицеры решить свой квартирный вопрос, женщинам известно всё о них – «что командир женат, но не живет с женой, что у старшего офицера родятся ежегодно мертвые дети, что адъютант безнадежно влюблен в какую-то графиню и даже раз покушался на самоубийство». Главное же, вечером будет танцевальный вечер!
В девятом часу перед клубом гремел духовой оркестр, в самом клубе офицеры танцевали с дамами. «Дамы чувствовали себя на крыльях. Упоенные танцами, музыкой и звоном шпор, они всей душой отдались мимолетному знакомству и совсем забыли про своих штатских. Их отцы и мужья, отошедшие на самый задний план, толпились в передней около тощего буфета. Все эти казначеи, секретари и надзиратели, испитые, геморроидальные и мешковатые, отлично сознавали свою убогость и не входили в залу, а только издали поглядывали, как их жены и дочери танцевали с ловкими и стройными поручиками».
Казалось бы прекрасный вечер … но Чехов не был бы самим собой, если бы не поведал нам грустную концовку. Чтобы показать ужасную пустоту обывательской жизни маленького городка, Антон Павлович рассказал нам обыденную ситуацию с акцизным Кириллом Петровичем Шаликовым и его женой Анной Павловной. Он, «существо пьяное, узкое и злое, с большой стриженой головой и с жирными, отвислыми губами. Когда-то он был в университете, читал Писарева и Добролюбова, пел песни, а теперь он говорил про себя, что он коллежский асессор и больше ничего». Она, «маленькая брюнетка лет тридцати, длинноносая, с острым подбородком, напудренная и затянутая, танцевала без передышки, до упада. Танцы утомили ее, но изнемогала она телом, а не душой… Вся ее фигура выражала восторг и наслаждение».
Нет, Кирилл Петрович не ревновал свою жену, ему было просто неприятно от того, что из-за танцев негде было играть в карты, не любил он духовой музыки, к тому же, как ему казалось, военные слишком небрежно и свысока обращаются со штатскими, ещё его возмущало выражение блаженства на женином лице. Бывают такие люди, которым плохо, когда другим хорошо. Он не мог перенести удовольствие жены от танцев, то, что «не одно только лицо, но уже всё тело выражало блаженство… Акцизному стало невыносимо; ему захотелось насмеяться над этим блаженством, дать почувствовать Анне Павловне, что она забылась, что жизнь вовсе не так прекрасна, как ей теперь кажется в упоении…» И он потребовал от жены, чтобы она немедленно отправлялась с ним домой, иначе, пообещав устроить скандал. Бедная Анна Павловна пыталась уговорить его, но натолкнулась на тупое, раздражительное требование возвращаться домой. Поразительно, что по мере того, как «выражение блаженства сползало с лица жены, … у него стало как будто легче на душе». Никакие уговоры «шепотом, с улыбкой, чтобы публика не подумала, что у неё с мужем недоразумение» не помогали, так как муж угрожал скандалом.
И Анна Павловна от разговоров с мужем «осунулась, похудела и постарела», отправилась домой за мужем. Кирилл Петрович шёл за ней и испытывал победное чувство, был рад и доволен. Более того, ему ещё хотелось, чтобы и всем оставшимся в клубе было плохо и скучно, «чтобы все почувствовали, как ничтожна, плоска эта жизнь, когда вот идешь в потемках по улице и слышишь, как всхлипывает под ногами грязь, и когда знаешь, что проснешься завтра утром – и опять ничего, кроме водки и кроме карт!» Вот такой тяжелый человек…
Фраза – «Мелкие чувства зависти, досады, оскорбленного самолюбия, маленького, уездного человеконенавистничества, того самого, которое заводится в маленьких чиновниках от водки и от сидячей жизни, закопошились в нем, как мыши…»
Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 282