«Исправляющий должность судебного следователя и уездный врач ехали на вскрытие в село Сырню. По дороге их захватила метель, они долго кружили и приехали к месту не в полдень, как хотели, а только к вечеру, когда уже было темно. Остановились на ночлег в земской избе. Тут же, в земской избе, по случайности, находился и труп, труп земского страхового агента Лесницкого, который три дня назад приехал в Сырню и, расположившись в земской избе и потребовав себе самовар, застрелился совершенно неожиданно для всех; и то обстоятельство, что он покончил с жизнью как-то странно, за самоваром, разложив на столе закуски, дало многим повод заподозрить тут убийство; понадобилось вскрытие…»
В моей жизни случилось два постижения Чехова, первое длилось почти всю жизнь, и имело формат случайного и неорганизованного знакомства с его произведениями, в результате которого я перечитал большинство его творений, но не без пропусков. Сейчас же, уже второй год, длится неспешное систематическое чтение полного собрания сочинений, недавно перешел уже к 11 тому.И вот, если читать Чехова в «организованном порядке», то начинает складываться ощущение, что читаешь одну – большую, многоплановую, но логически структурированную книгу. Прослеживается изменение личности автора во времени, наблюдаешь транзит тем, одни уходят, другие появляются, на третьи меняется точка зрения.К концу 90-х годов в творчестве Чехова наметился акцент на рассмотрение вопросов личной ответственности человека за несовершенство уклада общественной жизни. Практически все рассказы, составляющие 9-10 тома ПСС, так или иначе касаются этой темы под разными углами. Скажу о самых ярких примерах. Атрофия и перерождение нравственной ответственности даются в «Крыжовнике» и «Человеке в футляре», нравственная деградация представлена в «Ионыче». Пробуждение и проявление нравственной осознанности раскрывается в «Учителе словесности», «Невесте», «Случае из практики», в какой-то мере в «Даме с собачкой». Рассказ «По делам службы» один из самых показательных в этом ряду.Саму сюжетную коллизию о самоубийце-неврастенике Чехов вынашивал уже давно. Еще в 1888 году, полемизируя с Григоровичем, он перечислял причины, которые, как ему кажется, могут подтолкнуть к самоубийству русского человека: «…необъятная равнина, суровый климат, серый, суровый народ со своей тяжелой, холодной историей, татарщина, чиновничество, бедность, невежество, сырость столиц, славянская апатия и проч.».Всем этим элементам нашлось место в обсуждаемом рассказе, но главный акцент был смещен с самого самоубийства на осознание ответственности за него совершенно непричастного к трагедии человека. Таким человеком предстает судебный следователь Лыжин, приезжающий в деревню Сырню по делу самоубийства страхового агента Лесницкого.Здесь, в грязной земской избе, рядом с трупом самоубийцы, Лыжин переживает что-то вроде катарсиса. Он, конечно, слышал о той безысходности и мрачности провинциальной жизни, удаленной от сверкающих проспектов столиц и крупных городов, представлял, что люди живут несколько иными запросами и интересами, но по настоящему смог это осознать, только столкнувшись с реальностью нос к носу. Картину усиливает грязь и неопрятность земской избы, унылость самой деревни, разыгрывающаяся метель, усиливающая чувство оторванности и обреченности. А самым ярким штрихом, дополняющим картину, выступает беседа с сотским, или, как он сам себя называет, «цоцким» – крестьянином Лошадиным, сама фамилия которого символизирует характер его жизни – лошадиную долю, наполненную тяжелым трудом.Слушая рассуждения Лошадина, Лыжин проникается беспросветностью жизни, наполненной постоянными обязательствами, когда каждый день представляет собой безрадостную рутину. Возникает какая-то странная, доселе непонятная ему гармония взаимосвязанности человеческих страданий, в которую гармонично вписывается и неудачник страховой агент Лесницкий. Более того, в понимании Лошадина то, что случилось с Лесницким, абсолютно логично, это ему расплата за грехи предков, обобравших своих же крестьян.В рассказе у Лыжина есть альтер эго – доктор Старченко, человек очерствевший, принимающий жизнь как она есть, не утруждающий себя мыслями о справедливости и ответственности. В момент, когда Лыжин начинает проникаться новым пониманием жизни, Старченко вырывает его из земской избы и увозит в соседнее имение к фон Тауницам.Несмотря на свою впечатлительную душу, Лыжин все же слабый человек, в гостях у Тауницов он забывается, веселится, как будто пару часов назад не переживал глубокого внутреннего потрясения. И этот штрих определяет Чехова как тончайшего психолога, понимающего, что от мысли до поступка в большинстве случаев лежит непреодолимая пропасть.Но возмездие настигает Лыжина в качестве сна, в котором два страдальца – Лошадин и покойный Лесницкий бредут по глубокому снегу и поют унылую песню:
Вы в тепле, вам светло, вам мягко, а мы идем в мороз, в метель, по глубокому снегу… Мы не знаем покоя, не знаем радостей… Мы несем на себе всю тяжесть этой жизни, и своей и вашей… У-у-у! Мы идем, мы идем, мы идем…И, как в своей время семинарист Великопольский переживал откровение, осознавая, что всё в истории взаимосвязано, так и Лыжин приходит к осознанию, что в жизни нет каких-то отдельных «кусков», все действия и события теснейшим образом связаны, и сытость и благоденствие одних окупается унижением и лишениями других. И это осознание ложится тяжким бременем на душу молодого следователя, он проникается мыслью, что его стремление к яркой и беспечной жизни в столице возможно только в случае, если эти измученные люди возьмут на себя всё самое тёмное и тяжелое, если будут случаться новые самоубийства, продиктованные безнадежностью и безысходностью.И, кажется, Лыжину никуда не уйти от своей стучащей молотом совести, ведь он не в состоянии что-то изменить в своей жизни, он будет мучиться, страдать, но продолжать пользоваться результатами чужих стараний и трудов. Это подчеркивается в последней сцене, когда Лыжин и Старченко пропускают целый день, боясь возвращаться в Сырню в метель, а в холодной земской избе их ждёт труп страхового агента и понятые. И тогда всё тот же Лошадин приходит пешком в усадьбу Тауница, чтобы «благодетели явили божью милость» и поспешили к исполнению своих служебных обязательств.
«В этой жизни, даже в самой пустынной глуши, ничто не случайно, всё полно одной общей мысли, всё имеет одну душу, одну цель, и, чтобы понимать это, мало думать, мало рассуждать, надо еще, вероятно, иметь дар проникновения в жизнь, дар, который даётся, очевидно, не всем».Делами службы в рассказе занимаются молодой следователь Лыжин и уездный врач Старченко, а также – деревенский сотский Лошадин, называющий себя «цоцкай». Этот интереснейший старик, убеждённый в том, что на свете неправдой не проживёшь, неоднократно сравнивается с «колдуном в опере».
Героев свело вместе расследование самоубийства страхового агента Лесницкого, произошедшего при странных обстоятельствах. При исполнении служебных обязанностей они проявляют разные реакции в зависимости от характера, темперамента и других индивидуальных особенностей личности: Старченко морально негодует из-за своего нарушенного комфорта, Лошадин примиряется с любыми обстоятельствами, а Лыжин склонен рассматривать одну и ту же ситуацию с разных точек зрения, пытаясь докопаться до истины. Именно молодой следователь и является типичным чеховским персонажем, занимающимся поисками правды и смысла жизни. Сначала он, мечтая о карьерном успехе и популярности в высшем обществе, мысленно стремится туда, где нас нет (например, в Москву, подобно трём сёстрам из одноимённой пьесы Чехова), как будто географическое перемещение в пространстве способно решить внутренние проблемы. Лыжин ошибочно «полагал, что если окружающая жизнь здесь, в глуши, ему непонятна и если он не видит её, то это значит, что её здесь нет вовсе». Однако, встреча думающего следователя с другими мировоззренческими установками приводит его к переосмыслению своего отношения к жизни. После разговоров с обездоленным Лошадиным, смирение и покорность которого не знают границ, Лыжина начинают преследовать ночные кошмары. В снах этих отражается взгляд на мир сотского, безропотно идущего по самым разным (порой – бессмысленным) поручениям: «Мы идём, мы идём, мы идём… Мы не знаем покоя, не знаем радостей… Мы несём на себе всю тяжесть этой жизни, и своей, и вашей…».И следователь вдруг осознаёт всю узость однозначного и однобокого взгляда на человеческое существование, не учитывающего все индивидуальные случаи и важнейшие мелочи. Он приходит к мнению, что жизни всех людей – это «части одного организма, чудесного и разумного, для того, кто и свою жизнь считает частью этого общего и понимает это». Эта давняя затаённая мысль только теперь обрела в его сознании ясные очертания. То, что раньше казалось Лыжину отрывочным и случайным, превратилось в его восприятии в часть единого целого. «И он чувствовал, что это самоубийство и мужицкое горе лежат и на его совести». И уже возникают у следователя сомнения в правильности его прежних ориентиров и мечтаний о светлой, шумной жизни среди счастливых и довольных людей. Финал открыт. Процесс поиска молодым человеком ответов на вечные вопросы будет продолжаться и дальше… «Никто не знает настоящей правды» («Дуэль») и «виноваты все мы» (из письма Суворину) – устойчивые представления и излюбленные темы позднего Чехова. И у каждого из героев рассказа своя правда и свой взгляд на мир. Если доктор смотрит на всё с точки зрения собственного комфорта, а сотский с наивной улыбкой склоняется перед каждым встречным, то следователь не удовлетворён жизнью, стремится проникнуть в неё глубже, чтобы больше понять и изменить к лучшему. Не без косвенного участия сотского Лошадина, похожего на «колдуна в опере», молодой Лыжин успешно развивает присущий ему «дар проникновения в жизнь».
Подобный сюжет уже использовался Чеховым для написания рассказов. По делам службы судебный следователь Лыжин и уездный врач Старченко едут в небольшое село Сырню на вскрытие покончившего с собой страхового агента Лесницкого. Непогода сорвала их планы управиться в этот же день, и им приходится разделиться. Следователь остаётся в земской избе на ночлег, а доктор отправляется к знакомому фон Тауницу. Но ближе к ночи Старченко возвращается за Лыжиным, которого пригласил фон Тауниц. На следующий день вьюга разгулялась так, что не было никакой возможности вернуться в Сырню. Только на следующий день с утра они отправятся на вскрытие. Казалось бы, нехитрый сюжет , но, благодаря гениальности Чехова, в нём заложено большое количество смыслов, историй различных человеческих судеб.Если доктор мужчина средних лет, то следователь, всего два года назад закончивший учёбу, поэтому больше похож на студента. Для опытного Старченко с самоубийством всё ясно. Он возмущается лишь местом его совершения – «Стреляться в земской избе – как это бестактно!… Пришла охота пустить себе пулю в лоб, ну и стрелялся бы у себя дома, где-нибудь в сарае». У доктора готов диагноз – «Эти истерики и неврастеники большие эгоисты… Когда неврастеник спит с вами в одной комнате, то шуршит газетой; когда он обедает с вами, то устраивает сцену своей жене, не стесняясь вашим присутствием; и когда ему приходит охота застрелиться, то вот он стреляется в деревне, в земской избе, чтобы наделать всем побольше хлопот. Эти господа при всех обстоятельствах жизни думают только о себе. Только о себе!»Для следователя понятна разница в прежних и нынешних самоубийцах, если раньше «порядочный человек стрелялся оттого, что казенные деньги растратил, а теперешний – жизнь надоела, тоска… Что лучше?» По ходу рассказа именно размышления и переживания Лыжина Антон Павлович покажет наиболее подробно.
В земской избе их встречает сотский Лошадин, мужчина лет шестидесяти, который последние тридцать лет занимает эту хлопотную должность в деревне, название которой он проговаривает, как «цоцкай». (Примечание. Сотский в России выборное (обычно от 100 дворов) должностное лицо от городского посадского населения (XVI- XVIII вв.), государственных крестьян (кон. XVIII в. – 1861 г.) и всех категорий крестьян после реформы 1861 г. для выполнения общественных, а также полицейских обязанностей).Старый, сгорбленный, очень худой Лошадин рассказал Лыжину историю своей жизни. Что был достаточно зажиточным – «были две лошади, три коровы, овец штук двадцать держал, а пришло время, с одной сумочкой остался, да и та не моя, а казенная, и теперь в нашей Недощотовой, ежели говорить, мой дом что ни на есть хуже». А на вопрос следователя, отчего он так обнищал отвечает старой российской историей, что сыны водку пьют шибко – «Так пьют, так пьют, что сказать нельзя, не поверишь». И показывает Чехов на примере сотского, как по-разному люди переживают несчастье. Один, такой как Лошадин, впрягся в тяжёлые обязанности деревенского сотского. Другой, как самоубийца Лесницкий, не справился с обрушившейся на него бедой. Лошадин подробно объяснил Лыжину, как барин, отец Лесницкого, в своё время нарушил завещание своей сестры, сжёг его в печке. Только доставшаяся ему земля на пользу не пошла «на духу лет двадцать не был, его от церкви отшибало, значит, и без покаяния помер, лопнул. Толстючин был. Так и лопнул вдоль». У сына же его, молодого барина Лесницкого отняли всё за долги, дядя его пристроил в страховые агенты, но подобная участь не удовлетворила его. Видимо, поэтому он и покончил с собой. Весьма ярко выражается Лошадин по поводу изменения человеческой участи – «У Мокея было четыре лакея, а теперь Мокей сам лакей. У Петрака было четыре батрака, а теперь Петрак сам батрак».Лыжин ещё очень молод, он весь наполнен планами и мечтами. «Родина, настоящая Россия – это Москва, Петербург, а здесь провинция, колония; когда мечтаешь о том, чтобы играть роль, быть популярным, быть, например, следователем по особо важным делам или прокурором окружного суда, быть светским львом, то думаешь непременно о Москве. Если жить, то в Москве, здесь же ничего не хочется, легко миришься со своей незаметною ролью и только ждешь одного от жизни – скорее бы уйти, уйти. И Лыжин мысленно носился по московским улицам, заходил в знакомые дома, виделся с родными, товарищами, и сердце у него сладко сжималось при мысли, что ему теперь двадцать шесть лет и что если он вырвется отсюда и попадет в Москву через пять или десять лет, то и тогда еще будет не поздно, и останется еще впереди целая жизнь». А пока приходится ложиться спать в черной половине земской избы, так как в светлой господской комнате лежит труп Лесницкого. Но уснуть ему так и не дал приехавший за ним доктор Старченко. А у фон Тауница, всего в трёх верстах от Сырни он был поражён сказочным превращением своего пребывания из ужасной промозглой черной половины земской – «куча сена в углу, шорох тараканов, противная нищенская обстановка, голоса понятых, ветер, метель, опасность сбиться с дороги, и вдруг эти великолепные светлые комнаты, звуки рояля, красивые девушки, кудрявые дети, веселый, счастливый смех». Надо сказать, что размышления Лыжина мешали ему веселиться, так как он продолжал думать – «кругом не жизнь, а клочки жизни, отрывки, что всё здесь случайно, никакого вывода сделать нельзя; и ему даже было жаль этих девушек, которые живут и кончат свою жизнь здесь в глуши, в провинции, вдали от культурной среды, где ничто не случайно, всё осмысленно, законно, и, например, всякое самоубийство понятно, и можно объяснить, почему оно и какое оно имеет значение в общем круговороте жизни. Он полагал, что если окружающая жизнь здесь, в глуши, ему непонятна и если он не видит ее, то это значит, что ее здесь нет вовсе».Ещё больше характеризует молодого следователя сон, который приснился ему в эту ночь. «…будто Лесницкий и сотский Лошадин шли в поле по снегу, бок о бок, поддерживая друг друга; метель кружила над ними, ветер дул в спины, а они шли и подпевали:– Мы идем, мы идем, мы идем… Вы в тепле, вам светло, вам мягко, а мы идем в мороз, в метель, по глубокому снегу… Мы не знаем покоя, не знаем радостей… Мы несем на себе всю тяжесть этой жизни, и своей, и вашей…» Впечатления, пережитые за вечер, произвели на Лыжина очень сильный эффект – «И он чувствовал, что это самоубийство и мужицкое горе лежат и на его совести; мириться с тем, что эти люди, покорные своему жребию, взвалили на себя самое тяжелое и темное в жизни – как это ужасно! Мириться с этим, а для себя желать светлой, шумной жизни среди счастливых, довольных людей и постоянно мечтать о такой жизни – это значит мечтать о новых самоубийствах людей, задавленных трудом и заботой, или людей слабых, заброшенных, о которых только говорят иногда за ужином с досадой или с усмешкой, но к которым не идут на помощь…» Здесь Антон Павлович приводит фразу, что у Лыжина – «Точно кто стучит молотком по вискам», которая напоминает о его же выражении из рассказа «Крыжовник» – «За дверью счастливого человека должен стоять кто-нибудь с молоточком, постоянно стучать и напоминать, что есть несчастные и что после непродолжительного счастья наступает несчастье». Так что мысли молодого следователя не дают ему успокаиваться только на мечтах о популярности и успешной карьере.Фраза – «Есть, конечно, и добрые, да что с них возьмешь, только насмехаются и разные прозвания. К примеру, барин Алтухин; и добрый, и, глядишь, чверезый, в своем уме, а как увидит, так и кричит, сам не понимает что. Прозвание мне такое дал. Ты, говорит… Администрация!»Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 393