Без заглавия – Антон Чехов

Я слегка вздрогнула, когда перелистнула страницу томика Чехова в предвкушении очередного рассказа и увидела такой заголовок. Однажды его аналог у Куприна нечаянно отправил меня в кратковременный, но грустный отпуск от этого сайта… Но, в сторону предрассудки, вперёд любопытство! И что там у нас? Аааа… Мой любимый монастырь. Ой, люблю я эту тему… Вспоминается Дидро с «Монахиней», Тургенев и его – моя любимая Лиза в «Дворянском гнезде», мелькают воспоминания из наивной юности… Впрочем, я отвлеклась от притчи, которую напоминает данный рассказ Антона Павловича.Какая красота и певучесть в языке в начале рассказа, даже на Чехова немного не похоже – он же не сладкоголосый писатель. Что это с ним было? – подумала я. Аааа… Он немного гиперболизирует, несколько насмехается над придуманной и неестественной жизнью отшельников в выдуманном ими мире. Орган, на котором играет монах – настоятель, ублажая послушников, пение птиц, пустыня, беззаботность… Всё замечательно, если бы не один забредший путник, нарушивший эту, уже наскучившую монахам, гармонию бытия. А путник – то прав : отчего вы тут сидите в праздности? Раз святые – несите веру в народ, всё какая-то польза!Ну а дальше – ящик Пандоры открыт, и монахи побежали в мир за грехами, чтобы было что отмолить потом, ибо раскаявшийся грешник Богу дороже, верно? А в чём каяться, когда твой единственный грех – уныние? Всё это, конечно, и смешно и грустно, и я тоже слегка уже ёрничаю, как любит говорить мне иногда один мой остроумный друг. А если серьёзно, то я думаю, что в монастырь нужно идти по призванию, когда душа созрела сбежать от мира (будем честны), а не по принуждению. Хотя этого не учитывали в пятом веке, про который речь в рассказе, оно понятно…Не мы создавали себя, а природа, поэтому к ней все вопросы. Нет, я не имею ввиду, что нужно отдаться естеству и исключить воспитание и культуру, которые вместе с интеллектом оттачивают наши натуры, внося изменения даже в гены на протяжении веков. Но и душой кривить нельзя, называя грехом то, что в нас заложено природой и то, что мы иногда хотим стереть, словно опечатку в тексте. Бог и Дьявол правят миром? Да, совершенно верно, и они оба живут в нас, располагая свои резиденции в наших душах. Так вот, по мне лучше виртуозно найти баланс между этим двоевластием и называться просто человеком, а не обманывать себя и окружающих собственной святостью в монастырских стенах. Если Богу всегда дороже раскаявшийся грешник, то мне – честный мирянин, а не выдуманный святой, который ещё не родился на этот Свет.

Законно молить Бога, чтобы он не дал нам впасть в искушение; но незаконно избегать тех искушений, которые нас посещают. @СтивенсонЧеловек, наделенный даром вести за собой должен тщательно выбирать свои слова, поскольку несёт ответственность за всех.

Сам Господь Бог не говорил с иудеями напрямую. Его слово могло оглушить, а его вид – ослепить. Свою волю он передавал через косноязычного заику Моисея. Чтобы оставалась только содержание, без формы.

Почему же настоятель, зная силу своего слова, не подумал о том эффекте, который возымеет его рассказ?

.

Природа не меняется. Собственно с этого и начинается рассказ Чехова. Он говорит, что и в 5 веке каждое утро поднималось солнце, пели птицы и т.д. Но, думается, что на самом деле он говорит – не меняется природа человека. И если говорить человеку как прекрасно зло, то он в первую очередь услышит «прекрасно», и только потом «зло».

.

Сила слова у Чехова сопоставима с описываемым настоятелем. И спасибо ему, что со своей паствой он говорит (через 130 лет) тщательно подбирая и взвешивая каждое слово, создавая гениальный сплав формы и содержания

Несколько неожиданная вещь для Чехова.

Мы привыкли, что в своих произведениях он исследует природу человека, не выходя за рамки современного ему общества: герои всегда граждане Российской империи и события происходят на рубеже XIX-XX веков.

И вдруг V век, неопределенная местность – то ли Передняя Азия, то ли Южная Европа, но в любом случае – не Россия.Рассказ о силе мирского соблазна, о том, что всё познаётся в сравнении: не предавшись пороку нельзя искренне следовать по пути святости.Противоборство проповедей. Старый монах уходит проповедовать святость среди грешников, но, потерпев фиаско в своем начинании, и вернувшись в отдаленный монастырь, рассказав братьям о том, что он увидел в «греховном» мире, он, по сути, выступает с проповедью о том, какой он соблазнительный этот грех.

И, удивительным, образом, вот это проповедь, полная осуждения, оказывается намного эффективнее той проповеди, с которой он шел к грешникам. Настоятель выступил в роли сирены, сам того не желая. Здесь рассказ перекликается с другим чеховским шедевром «Сиреной», поднимая тему соблазна.Но Чехов пишет не о противостоянии святой и грешной жизни, он пишет о противостоянии существования и жизни в полном смысле этого слова. Монахи уходят в город, наслушавшись рассказов настоятеля, потому что влачат в монастыре скучное и однообразное существование. И даже страх наказания Господня за греховность не останавливает их, ведь настоятель вернулся, значит, и они смогут вернуться и отмолить грехи – Богу, как известно, раскаявшийся грешник дороже не прошедшего искушения праведника.Зато они смогут познать, какова она – настоящая жизнь. Вспоминается старый ералашевский сюжет, когда домашнему мальчику запрещали дружить с дворовым хулиганом, потому что он может научить плохому. Так этот «домашний», встретив «хулигана» пристал к нему как репей с просьбой «Научи меня плохому!»Так что речь идет о противостоянии жизни (город) и смерти (монастырь), активности и инертности, цветения и увядания. Чтобы прийти к святой жизни, нужно знать цену мирской, нужно знать и понимать – отчего и почему отказываешься.Так было полторы тысячи лет назад, так есть сейчас, так будет всегда…