Антон Чехов
Иванов (драма в четырех действиях)
V
Те же и Боркин (одетый франтом, со свертком в руках. подпрыгивая и напевая, входит из правой двери. Гул одобрения).
Барышни. Михаил Михайлович!..
Лебедев. Мишель Мишелич! Слыхом-слыхать...
Шабельский. Душа общества!
Боркин. А вот и я! (Подбегает к Саше.) Благородная синьорина, беру на себя смелость поздравить вселенную с рождением такого чудного цветка, как вы... Как дань своего восторга, осмеливаюсь преподнести (подает сверток) фейерверки и бенгальские огни собственного изделия. Да прояснят они ночь так же, как вы просветляете потемки темного царства. (Театрально раскланивается.)
Саша. Благодарю вас...
Лебедев (хохочет, Иванову). Отчего ты не прогонишь эту Иуду?
Боркин (Лебедеву). Павлу Кириллычу! (Иванову.) Патрону... (Поет.) Nicolas-voilа, го-ги-го! (Обходит всех.) Почтеннейшей Зинаиде Саввишне... Божественной Марфе Егоровне... Древнейшей Авдотье Назаровне... Сиятельнейшему графу...
Шабельский (хохочет). Душа общества... Едва вошел, как атмосфера стала жиже. Вы замечаете?
Боркин. Уф, утомился... Кажется, со всеми здоровался. Ну, что новенького, господа? Нет ли чего-нибудь такого особенного, в нос шибающего? (Живо Зинаиде Саввишне.) Ах, послушайте, мамаша... Еду сейчас к вам... (Гавриле.) Дай-ка мне, Гаврюша, чаю, только без кружовенного варенья! (Зинаиде Саввишне.) Еду сейчас к вам, а на реке у вас мужики с лозняка кору дерут. Отчего вы лозняк на откуп не отдадите?
Лебедев (Иванову). Отчего ты не прогонишь эту Иуду?
Зинаида Саввишна (испуганно). А ведь это правда, мне и на ум не приходило!..
Боркин (делает ручную гимнастику). Не могу без движений... Мамаша, что бы такое особенное выкинуть? Марфа Егоровна, я в ударе... Я экзальтирован! (Поет.) «Я вновь пред тобою...»
Зинаида Саввишна. Устройте что-нибудь, а то все соскучились.
Боркин. Господа, что же вы это в самом деле носы повесили? Сидят, точно присяжные заседатели!.. Давайте изобразим что-нибудь. Что хотите? Фанты, веревочку, горелки, танцы, фейерверки?..
Барышни (хлопают в ладоши). Фейерверки, фейерверки! (Бегут в сад.)
Саша (Иванову). Что вы сегодня такой скучный?..
Иванов. Голова болит, Шурочка, да и скучно...
Саша. Пойдемте в гостиную.
Идут в правую дверь; уходят в сад все, кроме Зинаиды Саввишны и Лебедева.
Зинаида Саввишна. Вот это я понимаю – молодой человек: и минуты не побыл, а уж всех развеселил. (Притушивает большую лампу.) Пока они все в саду, нечего свечам даром гореть. (Тушит свечи.)
Лебедев (идя за нею). Зюзюшка, надо бы дать гостям закусить чего-нибудь...
Зинаида Саввишна. Ишь свечей сколько... недаром люди судят, что мы богатые. (Тушит.)
Лебедев (идя за нею). Зюзюшка, ей-богу, дала бы чего-нибудь поесть людям... Люди молодые, небось проголодались, бедные... Зюзюшка...
Зинаида Саввишна. Граф не допил своего стакана. Даром только сахар пропал. (Идет в левую дверь.)
Лебедев. Тьфу!.. (Уходит в сад.)
VI
Иванов и Саша.
Саша (входя с Ивановым из правой двери). Все ушли в сад.
Иванов. Такие-то дела, Шурочка. Прежде я много работал и много думал, но никогда не утомлялся; теперь же ничего не делаю и ни о чем не думаю, а устал телом и душой. День и ночь болит моя совесть, я чувствую, что глубоко виноват, но в чем собственно моя вина, не понимаю. А тут еще болезнь жены, безденежье, вечная грызня, сплетни, лишние разговоры, глупый Боркин... Мой дом мне опротивел, и жить в нем для меня хуже пытки. Скажу вам откровенно, Шурочка, для меня стало невыносимо даже общество жены, которая меня любит. Вы – мой старый приятель, и вы не будете сердиться за мою искренность. Приехал я вот к вам развлечься, но мне скучно и у вас, и опять меня тянет домой. Простите, я сейчас потихоньку уеду.
Саша. Николай Алексеевич, я понимаю вас. Ваше несчастие в том, что вы одиноки. Нужно, чтобы около вас был человек, которого бы вы любили и который вас понимал бы. Одна только любовь может обновить вас.
Иванов. Ну, вот еще, Шурочка! Недостает, чтоб я, старый, мокрый петух, затянул новый роман! Храни меня бог от такого несчастия! Нет, моя умница, не в романе дело. Говорю, как пред богом, я снесу все: и тоску, и психопатию, и разоренье, и потерю жены, и свою раннюю старость, и одиночество, но не снесу, не выдержу я своей насмешки над самим собой. Я умираю от стыда при мысли, что я, здоровый, сильный человек, обратился не то в Гамлета, не то в Манфреда, не то в лишние люди... сам черт не разберет! Есть жалкие люди, которым льстит, когда их называют Гамлетами или лишними, но для меня это – позор! Это возмущает мою гордость, стыд гнетет меня, и я страдаю...
Саша (шутя, сквозь слезы). Николай Алексеевич, бежимте в Америку.
Иванов. Мне до этого порога лень дойти, а вы в Америку... (Идут к выходу в сад.) B самом деле, Шура, вам здесь трудно живется! Как погляжу я на людей, которые вас окружают, мне становится страшно: за кого вы тут замуж пойдете? Одна только надежда, что какой-нибудь проезжий поручик или студент украдет вас и увезет...
VII
Те же и Зинаида Саввишна.
Зинаида Саввишна выходит из левой двери с банкой варенья.
Иванов. Виноват, Шурочка, я догоню вас...
Саша уходит в сад.
Зинаида Саввишна, я к вам с просьбой...
Зинаида Саввишна. Что вам, Николай Алексеевич?
Иванов (мнется). Дело, видите ли, в том, что послезавтра срок моему векселю. Вы премного обязали бы меня, если бы дали отсрочку или позволили приписать проценты к капиталу. У меня теперь совсем нет денег...
Зинаида Саввишна (испуганно). Николай Алексеевич, да как это можно? Что же это за порядок? Нет, и не выдумывайте вы, бога ради, не мучьте меня несчастную...
Иванов. Виноват, виноват... (Уходит в сад.)
Зинаида Саввишна. Фуй, батюшки, как он меня встревожил!.. Я вся дрожу... вся дрожу... (Уходит в правую дверь.)
VIII
Косых.
Косых (входит из левой двери и идет через сцену). У меня на бубнах: туз, король, дама, коронка сам-восемь, туз пик и одна... одна маленькая червонка, а она, черт ее возьми совсем, не могла объявить маленького шлема! (Уходит в правую дверь.)
IX
Авдотья Назаровна и 1-й гость.
Авдотья Назаровна (выходя с 1-м гостем из сада). Вот так бы я ее и растерзала, сквалыгу... так бы и растерзала! Шутка ли, с пяти часов сижу, а она хоть бы ржавою селедкой попотчевала!.. Ну, дом!.. Ну, хозяйство!..
1-й гость. Такая скучища, что просто разбежался бы и головой об стену! Ну, люди, господи помилуй!.. Со скуки да с голоду волком завоешь и людей грызть начнешь...
Авдотья Назаровна. Так бы я ее и растерзала, грешница.
1-й гость. Выпью, старая, и – домой! И невест мне твоих не надо. Какая тут, к нечистому, любовь, ежели с самого обеда ни рюмки?
Авдотья Назаровна. Пойдем, поищем, что ли...
1-й гость. Тсс!.. Потихоньку! Шнапс, кажется, в столовой, в буфете стоит. Мы Егорушку за бока... Тсс!..
Уходят в левую дверь.
X
Анна Петровна и Львов (выходят из правой двери).
Анна Петровна. Ничего, нам рады будут. Никого нет. Должно быть, в саду.
Львов. Ну, зачем, спрашивается, вы привезли меня сюда, к этим коршунам! Не место тут для нас с вами! Честные люди не должны знать этой атмосферы!
Анна Петровна. Послушайте, господин честный человек! Нелюбезно провожать даму и всю дорогу говорить с нею только о своей честности! Может быть, это и честно, но, по меньшей мере, скучно. Никогда с женщинами не говорите о своих добродетелях. Пусть они сами поймут. Мой Николай, когда был таким, как вы, в женском обществе только пел песни и рассказывал небылицы, а между тем каждая знала, что он за человек.
Львов. Ах, не говорите мне про вашего Николая, я его отлично понимаю!
Анна Петровна. Вы хороший человек, но ничего не понимаете! Пойдемте в сад. Он никогда не выражался так: «Я честен! Мне душно в этой атмосфере! Коршуны! Совиное гнездо! Крокодилы!» Зверинец он оставлял в покое, а когда, бывало, возмущался, то я от него только и слышала: «Ах, как я был несправедлив сегодня!» или: «Анюта, жаль мне этого человека!» Вот как, а вы...
Уходят.
XI
Авдотья Назаровна и 1-й гость.
1-й гость (выходя из левой двери). B столовой нет, так, стало быть, где-нибудь в кладовой. Надо бы Егорушку пощупать. Пойдем через гостиную.
Авдотья Назаровна. Так бы я ее и растерзала!..
Уходят в правую дверь.
XII
Бабакина, Боркин и Шабельский.
Бабакина и Боркин со смехом выбегают из сада; за ними, смеясь и потирая руки, семенит Шабельский.
Бабакина. Какая скука! (Хохочет.) Какая скука! Все ходят и сидят, как будто аршин проглотили! От скуки все косточки застыли. (Прыгает.) Надо размяться!..
Боркин хватает ее за талию и целует в щеку.
Шабельский (хохочет и щелкает пальцами). Черт возьми! (Крякает.) Некоторым образом...
Бабакина. Пустите, пустите руки, бесстыдник, а то граф бог знает что подумает! Отстаньте!..
Боркин. Ангел души моей, карбункул моего сердца!.. (Целует.) Дайте взаймы две тысячи триста рублей!..
Бабакина. Не-не-нет... Что хотите, а насчет денег – очень вами благодарна... Нет, нет, нет! Ах, да пустите руки!..
Шабельский (семенит около). Помпончик... Имеет свою приятность...
Боркин (серьезно). Но довольно. Давайте говорить о деле. Будем рассуждать прямо, по-коммерчески. Отвечайте мне прямо, без субтильностей и без всяких фокусов: да или нет? Слушайте! (Указывает на графа.) Вот ему нужны деньги, минимум три тысячи годового дохода. Вам нужен муж. Хотите быть графиней?
Шабельский (хохочет). Удивительный циник!
Боркин. Хотите быть графиней? Да или нет?
Бабакина (взволнованно). Выдумываете, Миша, право... И эти дела не делаются так, с бухты-барахты... Если графу угодно, он сам может и... и я не знаю, как это вдруг, сразу...
Боркин. Ну, ну, будет тень наводить! Дело коммерческое... Да или нет?
Шабельский (смеясь и потирая руки). B самом деле, а? Черт возьми, разве устроить себе эту гнусность? а? Помпончик... (Целует Бабакину в щеку.) Прелесть!.. Огурчик!..
Бабакина. Постойте, постойте, вы меня совсем встревожили... Уйдите, уйдите!.. Нет, не уходите!..
Боркин. Скорей! Да или нет? Нам некогда...
Бабакина. Знаете что, граф? Вы приезжайте ко мне в гости дня на три... У меня весело, не так, как здесь... Приезжайте завтра... (Боркину.) Нет, вы это шутите?
Боркин (сердито). Да кто же станет шутить в серьезных делах?
Бабакина. Постойте, постойте... Ах, мне дурно! Мне дурно! Графиня... Мне дурно!.. Я падаю...
Боркин и граф со смехом берут ее под руки и, целуя в щеки, уводят в правую дверь.
XIII
Иванов, Саша, потом Анна Петровна.
Иванов и Саша вбегают из сада.
Иванов (в отчаянии хватая себя за голову). Не может быть! Не надо, не надо, Шурочка!.. Ах, не надо!..
Саша (с увлечением). Люблю я вас безумно... Без вас нет смысла моей жизни, нет счастья и радости! Для меня вы всё...
Иванов. К чему, к чему! Боже мой, я ничего не понимаю... Шурочка, не надо!..
Саша. B детстве моем вы были для меня единственною радостью; я любила вас и вашу душу, как себя, а теперь... я вас люблю, Николай Алексеевич... С вами не то что на край света, а куда хотите, хоть в могилу, только, ради бога, скорее, иначе я задохнусь...
Иванов (закатывается счастливым смехом). Это что же такое? Это, значит, начинать жизнь сначала? Шурочка, да?.. Счастье мое! (Привлекает ее к себе.) Моя молодость, моя свежесть...
Анна Петровна входит из сада и, увидев мужа и Сашу, останавливается как вкопанная.
Значит, жить? Да? Снова за дело?
Поцелуй. После поцелуя Иванов и Саша оглядываются и видят Анну Петровну.
(B ужасе.) Сарра!
Занавес
Действие третье
Кабинет Иванова. Письменный стол, на котором в беспорядке лежат бумаги, книги, казенные пакеты, безделушки, револьверы; возле бумаг лампа, графин с водкой, тарелка с селедкой, куски хлеба и огурцы. На стенах ландкарты, картины, ружья, пистолеты, серпы, нагайки и проч. – Полдень.
I
Шабельский, Лебедев, Боркин и Петр.
Шабельский и Лебедев сидят по сторонам письменного стола. Боркин среди сцены верхом на стуле. Петр стоит у двери.
Лебедев. У Франции политика ясная и определенная... Французы знают, чего хотят. Им нужно лущить колбасников и больше ничего, а у Германии, брат, совсем не та музыка. У Германии кроме Франции еще много сучков в глазу...
Шабельский. Вздор!.. По-моему, немцы трусы и французы трусы... Показывают только друг другу кукиши в кармане. Поверь, кукишами дело и ограничится. Драться не будут.
Боркин. А по-моему, зачем драться? К чему все эти вооружения, конгрессы, расходы? Я что бы сделал? Собрал бы со всего государства собак, привил бы им пастеровский яд в хорошей дозе и пустил бы в неприятельскую страну. Все враги перебесились бы у меня через месяц.
Лебедев (смеется). Голова, посмотришь, маленькая, а великих идей в ней тьма-тьмущая, как рыб в океане.
Шабельский. Виртуоз!
Лебедев. Бог с тобою, смешишь ты, Мишель Мишелич! (Перестав смеяться.) Что ж, господа, Жомини да Жомини, а об водке ни полслова. Repetatur[4]! (Наливает три рюмки.) Будемте здоровы...
Пьют и закусывают.
Селедочка, матушка, всем закускам закуска.
Шабельский. Ну, нет, огурец лучше... Ученые с сотворения мира думают и ничего умнее соленого огурца не придумали. (Петру.) Петр, поди-ка еще принеси огурцов да вели на кухне изжарить четыре пирожка с луком. Чтоб горячие были.
Петр уходит.
Лебедев. Водку тоже хорошо икрой закусывать. Только как? С умом надо... Взять икры паюсной четверку, две луковочки зеленого лучку, прованского масла, смешать все это и, знаешь, этак... поверх всего лимончиком. Смерть! От одного аромата угоришь.
Боркин. После водки хорошо тоже закусывать жареными пескарями. Только их надо уметь жарить. Нужно почистить, потом обвалять в толченых сухарях и жарить досуха, чтобы на зубах хрустели... хру-хру-хру...
Шабельский. Вчера у Бабакиной была хорошая закуска – белые грибы.
Лебедев. А еще бы...
Шабельский. Только как-то особенно приготовлены. Знаешь, с луком, с лавровым листом, со всякими специями. Как открыли кастрюлю, а из нее пар, запах... просто восторг!
Лебедев. А что ж? Repetatur, господа!
Выпивают.
Будемте здоровы... (Смотрит на часы.) Должно быть, не дождусь я Николаши. Пора мне ехать. У Бабакиной, ты говоришь, грибы подавали, а у нас еще не видать грибов. Скажи на милость, за каким это лешим ты зачастил к Марфутке?
Шабельский (кивает на Боркина). Да вот, женить меня на ней хочет...
Лебедев. Женить?.. Тебе сколько лет?
Шабельский. Шестьдесят два года.
Лебедев. Самая пора жениться. А Марфутка как раз тебе пара.
Боркин. Тут не в Марфутке дело, а в Марфуткиных стерлингах.
Лебедев. Чего захотел: Марфуткиных стерлингов... А гусиного чаю не хочешь?
Боркин. А вот как женится человек, да набьет себе ампоше[5], тогда и увидите гусиный чай. Облизнетесь...
Шабельский. Ей-богу, а ведь он серьезно. Этот гений уверен, что я его послушаюсь и женюсь...
Боркин. А то как же? А вы разве уже не уверены?
Шабельский. Да ты с ума сошел... Когда я был уверен? Пес...
Боркин. Благодарю вас... Очень вам благодарен! Так это, значит, вы меня подвести хотите? То женюсь, то не женюсь... сам черт не разберет, а я уж честное слово дал! Так вы не женитесь?
Шабельский (пожимает плечами). Он серьезно... Удивительный человек!
Боркин (возмущаясь). B таком случае, зачем же было баламутить честную женщину? Она помешалась на графстве, не спит, не ест... Разве этим шутят?.. Разве это честно?
Шабельский (щелкает пальцами). А что, в самом деле, не устроить ли себе эту гнусность? А? Назло! Возьму и устрою. Честное слово... Вот будет потеха!
Входит Львов.
