Антон Чехов
Недобрая ночь
– Настасья! – слышится крик.
– Барыня проснулась, – говорит Гаврила-лакей. – Постой, братцы, я ей наставление сделаю. Пущай дозволит мне взять лошадей и рабочих, сколько их есть, я поеду в Крещенское и живо там это самое… Народ непонимающий, дубовый, надо распорядиться, как и что.
– Ну да, ты распорядишься! Распоряжаться хочет, а у самого зубы щелкают. И без тебя там народу много… Чай, и становые, и урядники, и господа съехавшись.
На террасе со звоном отворяется стеклянная дверь и показывается сама барыня.
– Что такое? Что за шум? – спрашивает она, подходя к трем силуэтам. – Семен, это ты?
Не успевает Семен ответить ей, как она в ужасе отскакивает назад и всплескивает руками.
– Боже мой, какое несчастье! – вскрикивает она. – Давно ли это? Где? И отчего же меня не разбудили?
Вся южная сторона неба густо залита багровым заревом. Небо воспалено, напряжено, зловещая краска мигает на нем и дрожит, точно пульсирует. На громадном багрово-матовом фоне рельефно вырисовываются облака, бугры, оголенные деревья. Слышен торопливый, судорожный звон набата.
– Это ужасно, ужасно, – говорит барыня. – Где горит?
– Недалече, в Крещенском…
– Ах, боже мой, боже мой! Николай Алексеича нет дома, и я не знаю, что делать. Управляющий знает?
– Знают-с… Они с тремя бочками поехали туда.
– Бедные люди!
– А главное, барыня, реки у них нет. Есть поганый прудишко, да и тот не в самой деревне.
– Да нешто водой потушишь? – говорит лакей Гаврила. – Тут, главное, надо, чтоб огню ходу не давать. Нужно, чтоб которые понимающие распоряжались избы ломать… Дозвольте мне, барыня, ехать.
– Незачем тебе ехать, – отвечает Марья Сергеевна. – Ты там только мешать будешь.
Гаврила обиженно кашляет и отходит в сторону. Семен и другой Гаврила, не терпящие интеллигентности и высокомерного тона лакея в пиджаке, очень довольны замечанием барыни.
