Антон Владиславович Фирсов
Девятигранник
Девятигранник (иногда используется название эннеаэдр) – это многогранникс девятью гранями. Существует 2606 видов выпуклыхдевятигранников, каждый из которых имеет свою уникальную конфигурацию вершин, рёбер и граней. Ни один из этих многогранников не является правильным.
Википедия
Случайных совпадений не существует. Совпадения требуют какого-то дополнительного объяснения, кроме утверждения о некой «случайности». За знаменательными совпадениями стоит необъяснимый естественными причинами принцип, название которому синхронистичность.
Карл Густав Юнг
Пролог
Все персонажи этой книги вымышлены, любое совпадение абсолютно случайно.
Сколько раз уже вам доводилось читать подобные строки? Десять? Пятьдесят? Сто? Абсолютно стандартная клишированная фраза, которой автор снимает с себя возможные юридические последствия своей литературной деятельности. Никто никогда в нее не вчитывался, и понять смысл не собирался. Но не в этот раз. Друзья. Давайте начнем читать эту книгу именно с пролога и постараемся вникнуть в скрытый смысл типичных фраз. Кто знает? Возможно, открывая для себя страницу за страницей, вам еще не раз захочется вернуться к самому началу и перечесть эти строки, но уже с новым содержанием. Учитывая знание, которое вы получите в процессе чтения. Я открою вам первый секрет, дорогие читатели. Книга, которую вы держите в руках, не совсем особенная. Скорее даже совсем НЕ особенная. Каждый из вас найдет в ней ответы на давно мучившие вас вопросы. Каждый вынесет из нее новый способ решения старых проблем. Но это будет потом, а сейчас давайте вернемся к первому предложению и разберем его по косточкам.
Все персонажи книги вымышлены. Ответьте, дорогие друзья, у вас тоже бывало ощущение, будто мы с вами персонажи огромной Книги Жизни? День за днем вписываем в нее страницу за страницей своими делами, достижениями, и даже своими мыслями. Все эти мини странички потом вклеиваются, вшиваются, добавляются в огромные тома, которые хранятся в гигантской непостижимой нашему разуму библиотеке. В той, где ничего и никогда не теряется. В той, откуда каждый при желании может взять для изучения нужную страницу и получить важную информацию. Для этого достаточно лишь уметь прикоснуться к этим Вселенским Знаниям.
Все персонажи книги вымышлены. Друзья, а что есть вымысел писателя как не попытка воссоздать возможную цепь развития событий. Неосознанное желание вписать в Книгу Жизни ту страницу, которая так и не была написана, но, тем не менее, возможно могла таковой стать? Ведь ежедневно и ежечасно миллиарды персонажей раз за разом делают выбор в ту или иную сторону и тем самым формируют общую для всех нас реальность. А представьте себе так на минуточку, что в различных сторонах нашего необъятного мира люди вдруг сделали иной выбор? Новый выбор слегка отличный от предыдущего? Эта длинная цепь событий приведет к тому, что текущая реальность изменится кардинально и решительно. И знаете что самое интересное? Мы – живущие здесь и сейчас – даже не поймем, что ситуация могла бы сложиться совершенно иначе. День за днем, минуту за минутой мы с вами, дорогие друзья, своими поступками формируем общую для всех реальность. И что характерно, первичные изменения нашей реальности начинаются с нас самих. Изменения общей картины мира начинаются с наших с вами личных изменений. И в конечном итоге формируют Книгу Жизни, о которой я писал выше.
А из всего вышесказанного можно сделать абсолютно простой вывод. Случайных совпадений не существует. От слова совсем. Все то, что мы с вами называем совпадением, везением либо невезением – всего лишь результаты наших ежечасных выборов. И ничего более. Мы все с вами участвуем в грандиозном по объему и масштабу квесте всех времен и народов. История, которую вы сейчас прочтете – самое яркое тому подтверждение.
Круг первый
Мария
С утра как-то все слишком достало. Я согласна, у меня каждый день совсем не праздник, но сегодня все как то особенно мерзко. Бывает у вас такое, что все ломается, валится из рук и настроение серое как цвет неба в октябре? Вот у меня как раз такой день. Будильник сегодня не зазвенел. Я и в мирное то время от этого обстоятельства завелась бы не на шутку, а тут как назло еще и день особенный. У младшего сына в школе контрольная, причем какая – то особенно важная. Кто их вообще придумывает эти особо важные контрольные. Ведь сидит кто-то и тратит свое время, думая, как бы детей нагрузить особенными контрольными. Как будто им обычных контрольных работ мало. А средняя дочь в Олимпиаде участвует. И везти ее для этой благой цели надо на другой край города. Тоже казалось бы тема для разговора. Вот у вас Олимпиада. Берите детей, организовывайте все и вперед. А по факту то все наоборот. Находят таких родителей как я безотказных и насилуют вволю. Хорошо хоть, что старший уже в том возрасте, кода его возить никуда не надо. Сам готов кого угодно повозить. И кстати возит регулярно. Только и слышишь от него «дай машину» и «дай машину». К отцу, главное, не подходит. А от меня не отлипает, пока ключи не получит. Вот и сегодня явился только под утро. Я еще одним глазом отметила, что четвертый час ночи. Утром хотела с ним, наконец, поговорить серьезно. И проспала. Пока мелкие дети делили ванную, я как могла по кухне побегала, что успела, то собрала на завтрак, чайник включила. У меня вообще этот сценарий до автоматизма отработан. Я всегда ко всему готова. Мама троих детей это в нынешнее время вроде как работник Балда из сказки Пушкина. Все могу, все умею. Дом на мне.
Еле успела себя привести в порядок, выскочили на улицу. Врываемся в машину, рассаживаемся, я поворачиваю ключ, а в ответ – тишина. Точно. Старший мой любитель красивой жизни забыл вчера фары выключить. Тихо ругаюсь, командую детям на выход и вызываю такси. Сейчас мы с ним покатаемся. В кармане куртки дребезжит телефон.
– Алло!
– Мария Степановна?
Этот тихий вкрадчивый голос принадлежит ненавистной мне математичке – той, что затеяла Олимпиаду.
– Да, Юлия Аркадьевна, здравствуйте!
– Как ваши дела? Уже выехали?
– Да вот как раз едем. Не волнуйтесь, будем вовремя.
– Да мне собственно, что волноваться? Это в первую очередь нужно вам, вашему ребенку. Но я не об этом. Вы ведь на машине?
– Да (внутри растет раздражение и предчувствие какой-то очередной подставы)
– Тогда будьте добры, сделайте небольшой крюк. У Сонечки Смирновой мама не может поехать. Захватите ее пожалуйте с собой.
Я испытываю огромное желание выругаться вслух. Небольшой крюк. Да как у нее язык то повернулся. Это мне из Медведково на метро Сокол и потом снова в Медведково. И это утром в час пик. Да мне б тогда просто успеть на Олимпиаду. Но пока я это все в голове кручу, губы сами собой послушно повторяют:
– Конечно, захватим. Дайте маме мой телефон. Мы созвонимся.
– А я уже дала. Я знала, что вы не откажете. Спасибо и удачи на Олимпиаде.
Последние слова она произносит особенно дежурно фальшиво. Вот честное слово, когда-нибудь я этой дамочке все выскажу, что внутри накопилось. А пока что поворачиваюсь к водителю и командую:
– У нас изменение маршрута. Сейчас внесу в телефон.
Тот в ответ флегматично кивает головой. Ему то что? Наши деньги – его время. Кстати! Время!
Лихорадочно быстро меняю в заказе маршрут, выхожу из программы и набираю номер мужа. Послушно жду, пока в трубке нудно и протяжно звучат длинные гудки. Потом наконец-то до боли родной голос неприветливо бурчит в трубку:
– Да. Что-то срочное?
– Нет, не очень, – я внутренне съеживаюсь. Начало разговора не располагает к информации, которую я хотела донести.
– Маша, – муж начинает говорить тихо и быстро, – у меня совещание через пять минут, и тебе об этом очень хорошо известно. (Еще бы мне неизвестно, я когда – то на этих совещаниях присутствовала). Если по делу, то говори, если просто поболтать, то я перезвоню, как только будет свободная минута.
Эх, мне бы сейчас заявить резко в ответ, что этих свободных минут у него с каждым днем для меня все меньше и меньше. Мне бы здесь и сейчас донести до него, что достало меня такое к себе мебельное отношение. Заорать, что я тоже человек и что на данный момент самый близкий ему человек. Вместо этого скороговоркой сообщаю.
– Костик, я буквально два словечка. Сегодня приходи пораньше, пожалуйста. Я мясо приготовлю твое любимое. Ты ведь помнишь, какая сегодня дата?
В ответ тягостное молчание. И чем дольше это молчание длится, тем острее я понимаю, что мой любимый муж и отец троих наших деток попросту забыл о годовщине нашего знакомства. О празднике, который мы исправно отмечали все эти годы нашей непростой совместной жизни.
– Да, Маша, – наконец выдавливает из себя мой благоверный, – конечно помню. Но тут такое дело…
– Не надо, – перебиваю его я, чтоб не дать ему еще и наговорить мне с три короба, – дела они всегда одинаковы. Ты как обычно за полночь? Еду как обычно в микроволновке оставлю. Хорошего тебе дня, милый.
И нажимаю на отбой. Вот ведь. А рука то трясется немного. Быстро набираю еще один номер.
– Алло, Амалия Павловна, вечер у меня освободился, вы все еще на массаж ко мне собираетесь? Ждете, не дождетесь? Ну, вот и отлично. Тогда в шесть часов я у вас. Хорошего дня.
Потом несколько раз моргаю, чтоб не разреветься в такси и начинаю думать об Олимпиаде, которая так нужна моему ребенку. Нет. Так дальше продолжаться не может.
Максим
Я даже не заметил, что окончательно стемнело. Мы со Светкой удрали от всех с выпускного вечера и решили сходить на озеро. Оно неподалеку, всего несколько минут ходу по тропинке через редкий лес. Наши одноклассники как-то очень быстро начали напиваться. Нам подобные компании никогда не нравились. Нет, ребят то чего зря винить. Прощание со школой – такое дело, только раз в жизни бывает. Все через это проходили. И, наверное, я бы тоже присоединился к друзьям, чтоб белой вороной не выглядеть, если б не Светка. Она как обычно незаметно подкралась ко мне сзади, наклонилась к самому уху и тихонько шепнула: – Давай сбежим?
Я никогда не мог спокойно слышать ее шепот. Он у нее какой – то мягкий, вкрадчивый и все же какие – то железные нотки в нем присутствуют. То есть слышать то ее приятно, но волей неволей начинаешь подчиняться. Наверное, вот таким голосом и очаровывали заблудившихся в ночном лесу путников женщины тролли из скандинавских саг. Я кстати очень большой поклонник всех этих древних сказаний. Одно время настолько увлекался, что даже на костюмные вечеринки ездил. Где совсем обычным делом было встретить какого-нибудь пьяного орка, самому при этом представиться в роли эльфа. Как вариант. Светлана почему-то этого моего увлечения не одобряла. Не то чтоб она мне запрещала или сцены закатывала. Ее удивляло, что я вместо того, чтоб с ней на концерт поехать, собирался весь вечер в лесу мечом шишки сшибать, думая, что прорубаю себе путь через копи гномов.
– Дон Кихот, – фыркала она, – такой большой мальчик, а все с мельницами воюешь.
В таких случаях я ехал на концерт какого-нибудь пианиста с мировым именем, а меч меня дожидался на стене в ножнах.
В общем, когда мы вышли из школы, начинало темнеть. Я вообще очень люблю июньские ночи. Они и на ночи то не похожи. Вот, к примеру, зимой. Половина жизни проходит в темноте. А тут не успел отгореть закат, как на другой стороне неба уже начинает колготиться серое невнятное свечение. Тьма рассасывается сама собой и ясно, что уже скоро буквально час максимум два и к нам снова вернется солнце. Да еще какое. Летнее. Ласковое. Жаркое.
– На озеро пойдем, – тихо, но со своими железными нотками произнесла Света, – хочется на воду посмотреть.
Я чуть было не ляпнул, что вроде поздновато уже на что-то смотреть. Темень скоро настанет кромешная. Но промолчал. А она протянула мне руку и крепко ее сжала.
– Пойдем, – добавила она и тряхнула челкой. Она всегда так делала, когда принимала очередное важное для себя решение.
Так мы и шли. Молча и держась за руки. И лишь когда мы буквально вплотную подошли к берегу а ноги стали утопать в мягком песке, Светка резко отпустила почти выдернула свою руку из моей ладони, повернулась ко мне лицом и, глядя на меня своими огромными глазами снизу вверх с вызовом произнесла:
– Хочу купаться. Ты со мной?
У меня отчего-то сразу пересохло во рту.
– У меня плавок нет, – глупо произнес я слегка охрипшим голосом.
– У меня тоже, – доверительно сообщила она и вдруг как то молниеносно выскользнула одновременно из красивого белого платья, сшитого специально для выпускного бала. Затем легко сбросила на песок туфли.
– Холодно, – она чуть поежилась и придвинулась ко мне почти вплотную, – ну, – она взяла двумя руками мою ладонь и прижала к своей щеке, – так и будешь стоять? А, капитан?
Она вдруг начала увеличиваться в росте, голос ее стал грубым и требовательным, она выпустила мою ладонь. Положила свою руку мне на плечо и начала с силой тормошить меня.
– Капитан! Товарищ капитан! Проснитесь!
Я открыл глаза, резко сел на кровати и огляделся. Первые лучи солнца пробивались через окно в палатке. Сильно пахло спиртом и чем-то еще затхлым.
– Товарищ капитан, вы велели разбудить, когда разведка вернется.
Рядом с моей койкой неуверенно мнется на месте молодой солдат. Дневальный. Как там его? Остроухов вроде. У нас только неделю как. Я кивнул головой, нащупал на койке флягу с водой, отвинтил крышку и сделал глоток. Так я всегда помогаю себе проснуться.
– Вернулись?
– Да, – в голосе нотки торжества и настороженности.
– Языка взяли.
С меня мгновенно слетают остатки сна, я набираю в ладонь немного воды из фляги, протираю ей лицо. Это бодрит. Не слишком, но это лучше, чем ничего. Такой радости как спать раздетым я не получал уже целую вечность. Поэтому времени на одевание тратить не приходится. Затем я быстро поднимаюсь с койки, подхватываю одной рукой бронежилет (он висит на металлической спинке), в другую руку беру автомат (он стоит тут же в изголовье) и быстрым шагом иду к выходу из палатки впереди дневального. Тот пытается не отстать, но видимо, это ему дается нелегко. Я слышу его сопенье и тяжелое дыханье. Да, парень. С такой слабой подготовкой тебе у нас придется трудновато.
– Они в медпункте, – слова солдату даются нелегко. Он и так еле за мной успевает. Поэтому я кивком головы показываю ему, что я его услышал и машу ему рукой, чтоб он возвращался на пост, не дожидаясь меня. Солдат замедляет шаг и сворачивает в другую сторону. А я иду в медпункт. Это еще одна палатка в нашем временном лагере. Ну, разве что чуть чище и менее прокуренная. При входе внутрь на пустом ящике сидит один из вернувшихся разведчиков. Автомат на коленях, за кажущейся расслабленностью буквально нутром я чувствую насколько человек, что называется готов к бою.
– Здравия желаю, – он поднимается, увидев меня, и рот его растягивается в довольной улыбке. Еще бы. Такую работу ребята провели. Все дело в том, что мы в этом бутылочном горле уже три с лишним неделе сидим. Наколочка такая поступила начальству, что из этого района будут уходить боевики. А тут рельеф такой, что другой дороги кроме как мимо нас у них попросту нет. Потому что идут они не налегке. Что-то важное с собой провезти собираются. И это непонятное «что-то» настолько всех наверху интересует, что нас по тревоге сюда десантировали, и мы половину ночи на месте укреплялись. И тут тишина. Никаких духов, никаких караванов. И что характерно, почти сразу же пропала связь со штабом. И вот сидим мы тут три недели, едим, что осталось, или что в горах найдем. Хорошо хоть, что родник с водой неподалеку нашли, не то давно бы тут передохли все. Днем вокруг тишина, а вот ночью наблюдается шевеление. Будто кто-то к нам присматривается. Никаких следов не оставляют, что характерно. Но такое ощущение, что нас крепко собираются прижать. Они же о нас тоже, скорее всего, мало знают. Кто мы, что мы сколько нас. Они думают и мы думаем. У кого думалка круче тот и выживет. Две ночи подряд группы уходили проверять, что это за шорохи такие в ночи нам слышатся. Безрезультатно. А сегодня вот притащили кого-то. Ай да разведка. Ай да молодцы. Хлопаю парня по плечу, он, продолжая улыбаться, садится на ящик.
Захожу внутрь. Там еще несколько таких же запыленных и улыбчивых парней, как и тот, с кем я только что поздоровался. Среди них на стуле связанный по рукам и ногам с кляпом во рту сидит еще один человек, одетый в ту же форму, что и на нас. Я удивленно смотрю на командира разведгруппы, тот в ответ, на мой взгляд, протягивает мне автомат. Точный брат близнец тех, что мы носим на себе.
– У него отобрали, – поясняет мне командир, – документов у него никаких. А оружие и обмундирование нашего производства.
Я перевожу взгляд на пленного, тот безучастно смотрит куда-то мимо меня. Такое ощущение, что он вообще где-то в другом месте и нас в упор не видит.
– Мы его на месте не допрашивали, – продолжает рассказывать мне разведчик, – он по тропе как по бульвару топал. Мы его повели немного, а как он за камень отошел по нужде, чуть придушили и сюда. Он вон, какой тощий мы даже не запыхались, пока его несли.
И после паузы спрашивает: – Переводчика будить?
– А зачем? – я в упор смотрю на связанного солдата, – оружие наше, форма наша, так что ж он и по-нашему не разговаривает? Ты ведь нас понимаешь?
Я подхожу вплотную и пристально смотрю в лицо пленному. У него чуть кривится в усмешке уголок рта.
– Понимаешь, – удовлетворенно тяну я, – и сейчас ты мне кое-что объяснишь.
– Вытащите кляп, – командую я.
Один из разведчиков ловко освобождает языка от тряпки во рту. Тот несколько раз прокашливается, потом сплевывает себе под ноги.
– Ну, – говорю я, – я жду.
– А чего ты ждешь? – голос у пленного чуть хриплый. Говорит он без акцента, – что я тебе открою страшную воинскую тайну как тот мальчиш Кибальчиш?
Он вдруг начинает смеяться и кашлять одновременно. Есть в этом что-то похожее на карканье ворона. Причем до того похожее, что я поневоле вздрагиваю.
– Я тебе открою тайну, капитан, – он не перестает смеяться и кашлять. Как же это меня начинает бесить, – вы к рассвету все тут сдохнете. Как собаки сдохнете. Никто вас сюда не звал, явились на нашу землю так в ней и останетесь. Ты думаешь, вас случайно сюда отправили? По доносу по наводке?
Он начинает смеяться все сильнее. И вместе с его смехом во мне начинает подниматься волна самого настоящего гнева.
– Без связи, без еды, без четкой задачи?
– Заткнись, – говорю вдруг я.
– Зачем заткнись? – удивляется он, – ты же поговорить хотел? Вот и поговори. О себе поговори. О молодой жене поговори. О детях своих поговори? Есть у тебя дети, Максим?
Я вздрагиваю и невольно оглядываюсь по сторонам. Как странно. В палатке не осталось разведчиков. Все они вышли?
Чья-то рука вдруг ложится мне на плечо. Я поворачиваюсь и с ужасом вижу, что пленный уже свободный от веревок стоит рядом со мной лицом к лицу. И это его рука сейчас возле моей шеи.
– Нет у тебя детей, капитан, – злобно шипит он мне, – и не будет. Потому что жена твоя боится тебя. Потому что ты всего лишь жалкий сумасшедший, который до сих пор в плену своей вечной войны. Зачем ты тогда не умер, Максим? Был бы сейчас мертвый герой, как и твой отец…
– Заткнись, – я сбрасываю его руку со своего плеча и в свою очередь хватаю его за горло, – заткнись, слышишь?
– Максим, – он вдруг жалобно смотрит на меня и хрипит, – Максим, Максим…
Голос его вдруг становится тонким и плаксивым. У меня перед глазами все плывет, очертания палатки теряют свою форму, и я вдруг с ужасом понимаю, что нахожусь сейчас в своей квартире. В своей спальне и руки мои сейчас на горле у женщины, которую я люблю больше всего на свете. Она хрипит и бьется, пытаясь вырваться. Я отшатываюсь назад и упираюсь спиной в стену. Светка бессильно сползает с кровати и на четвереньках медленно ползет к двери. А меня начинает трясти. Сначала слегка, потом сильнее и вот меня уже всего колотит, как в самый лютый мороз. Сам не знаю, чего я сейчас хочу больше всего на свете. Разрыдаться или умереть. Нет. Так дальше продолжаться не может.
Маргарита
Вверх. Вниз. Еще раз вверх. Еще раз вниз. Я медленно, смакуя каждый миг, опускаюсь и поднимаюсь. Какое же это удовольствие. Какое же это блаженство. Кто же это все придумал. Дыхание учащается. Где-то внутри начинает расти маленькое пламя, которое постепенно охватывает меня всю. От пяток до макушки. Руки и ноги начинают мелко трястись. Движения я уже не контролирую, и они становятся резкими, порывистыми. Вот сколько раз я уже испытывала подобные ощущения, а они как были для меня новыми и удивительными, так и остались. Вверх. Вниз. Быстрее. Еще быстрее. Голова уже полностью отключается от процесса, сознание где-то там внутри. Вообще нет никакого дела до всего, что происходит вокруг. Кажется, мне сейчас голову отрежь я и не замечу. Быстрее. Еще быстрее. Взрыв. Как будто внутри меня стартовал новогодний салют и меня всю с головы до ног охватили эти разноцветные огоньки. Тело сводит сладкой судорогой, стоны сами собой рвутся наружу, как же мне сейчас хорошо. Я без сил скатываюсь со своего мужчины и на недолгое время замираю.
– Марго, – Паша осторожно трогает меня ладонью, – ты там не совсем уснула?
– Ммм, – мычу я в ответ, – Саврасов, будь человеком, дай отдохнуть. Мне еще в зале сегодня с взрослыми тетками в салочки играть.
– Да мне то что, – фыркает мой сосед по кровати, – спи хоть до утра. Просто если ты сейчас не встанешь, то на работу опоздаем оба. Ты уже два часа как храпишь.
– Как два часа? – я рывком поднимаюсь на кровати, хватаю с тумбочки телефон. На его равнодушном экране время. 17.30.
– Одевайся, – вскакиваю с кровати и начинаю судорожно метаться по комнате в поисках трусов, носков и всего остального, что хаотично разбросано вокруг, – ты вообще с головой дружишь? Сейчас муж вернется. Зачем мне так долго спать дал? Вообще от своих анаболиков отупел?
– А чего сразу я? – Паша тоже одевается набегу, его вещи тоже, где попало. Ох, сколько раз я зарекалась, что буду аккуратнее раздеваться, да видно не судьба. Каждый раз крышу буквально сносит, ничего не соображаю, да и не нравился мне никогда этот педантизм и занудство. Мама помнится, мне в детстве постоянно мозг выклевывала, чтоб я в комнате прибиралась. Даже кукол заставляла по росту выстраивать. Я почему-то еще тогда в детстве себе сказала, что когда вырасту, то перестану вообще в комнате убираться. Наверно, это и мужа то больше всего раздражает сейчас. Муж! У двери предательски пискнул домофон. А это может значить только одно. То, что Сергей уже в подъезде. Паша замер и смотрит на меня. Я закрываю глаза и делаю три глубоких вдоха. Три секунды и решение само приходит в холодную голову.
– В душ! – командую я, и на цыпочках лечу в ванную.
– Прятаться? – уточняет Павел. Он почти уже оделся, только куртку свою спортивную держит в руке.
– Мыться, – огрызаюсь я, – будешь сантехником.
– Кем? – от удивления Паша даже рот приоткрыл. Вот интересно, все спортсмены такие медленно соображающие?
Я влетаю в ванную, открываю кран и слегка разбрызгиваю душем воду, создавая видимость аварии. Потом достаю под ванной чемоданчик с инструментами и вываливаю содержимое прямо на пол. Павла, который застрял в дверях и с интересом наблюдает за моими действиями, я хватаю за шиворот и вталкиваю внутрь.
Потом выскакиваю из ванной сама и бросаю ему через плечо: – Чини.
– Что чинить то? – Павел уже, похоже, понял, что от него требуется и копается в инструментах.
– Что хочешь, то и чини.
В этот самый момент дверь открывается и на пороге возникает мой Сережа. Причем, не один. За его спиной хихикает какая-то крашеная блондинка в более чем коротком платье и на вызывающе высоких каблуках. При виде меня лицо у моего мужа вытягивается.
– Привет, – выдавливает он из себя изо всех сил стараясь сохранять беззаботное выражение, – а ты что это не на работе?
– А у нас кран прорвало, – сухо отвечаю я, разглядывая девушку, которая перестала хихикать и теперь жмется за спиной у мужа, – я сантехника вызвала, сейчас он закончит и поеду.
И в свою очередь задаю встречный вопрос.
– А кто это с тобой, милый?
– Медсестра, – быстро отвечает Сергей. Реакции ему не занимать. Он у меня бывший боксер. Мы с ним познакомились на сборах в спортивном лагере. Кажется, с тех пор уже целая вечность прошла. Какой он тогда был. Какая я тогда была. А теперь…
– Заболел? – я выражаю лицом сочувствие, – а чего только медсестру вызвал, а не доктора?
– Витамины мне назначили, – сухо отвечает муж, – медсестра мне укол поставить пришла.
– Классная форма у нынешних медицинских работников, – я смотрю прямо в лицо девушке.
Та слегка краснеет, но тут же берет себя в руки.
– А у меня все с собой, – с вызовом отвечает она и показывает сумку, которую держит в руке. В ней действительно просвечивается что-то белое, похоже на медицинский халат, – не в спецодежде же мне по улицам разгуливать. Сейчас ваш сантехник ванную комнату освободит, и я переоденусь.
Слова «ваш сантехник» она едва заметно выделяет. Ровно настолько, что я все поняла, а до мужа не дошло. Умная девочка. Эх, дать бы тебе сейчас по рогам. Присматриваюсь к ней внимательней. Молоденькая совсем. Ну, может лет двадцать ей. Держится с вызовом, значит, не просто так на минутку зашла. Скорее всего, это затяжные отношения и на моего мужа у нее серьезные планы.
В эту минуту дверь в ванную открывается и на пороге появляется Павел. На лице выражение человека с честью выполнившего свой долг.
– Все сделал, – радостно отвечает он, – трубу прочистил, можете пользоваться.
– Ты же говорила, что кран прорвало, – язвительно произносит муж и поворачивается к «сантехнику», – я вам что-нибудь должен, товарищ мастер?
– Не, – Павел отрицательно трясет головой, – ваша жена уже рассчиталась.
На этих словах мой муж начинает хохотать. Громко, во всю ширину рта, я давно не видела его в таком веселом расположении духа. Потом я приглядываюсь к нему. Да у него же самая обычная истерика. Девушка медсестра пытается ему что-то негромко сказать, он жестом руки показывает ей, что ничего говорить не надо и продолжает смеяться. Так проходит минута за минутой. А дверь, кстати, еще не закрыта. Они как были на пороге так на нем и застряли. И я даже отсюда слышу, как смех моего мужа эхом разносится по всему подъезду. Решительно подхожу к нему и изо всех сил даю ему пощечину. Он как то хрюкает, перестает хохотать и смотрит на меня со смешанным чувством удивления и ненависти. Да. Самой настоящей ненависти. Потом он поворачивает голову к Павлу и спрашивает:
– Скажите, я не мог вас раньше где-то…
– Видеть? – заканчиваю я за него предложение, – видел наверняка. Он работает в той же поликлинике, что и твоя медсестра.
И уже обращаясь к Павлу, говорю: – За мной на выход.
Выхожу из квартиры, Павел семенит следом. Мы пешком спускаемся по лестнице, я толкаю дверь, выхожу на улицу и с наслаждением вдыхаю свежий майский воздух. Нет. Так дальше продолжаться не может.