Антонио Менегетти
Бытие и существование
Анализ множества теорий или докладов, услышанных мною на различных международных конгрессах, убедил меня в том, каждый говорит, передавая другим то, что услышал от других. Все говорят, но никто не видел того, о чем говорит. В результате все верят и хронически боятся провести верификацию. Существует наука того, что «было сказано». И это наука «цитирования цитат».
Даже с учетом того, что вселенная бесконечна и мы, человеческие существа, являемся лишь одной из многих форм жизни, тем не менее, остается неизменным тот факт, что каждый может достичь всего, если будет совершенствовать самого себя.
II.
Благодаря тщательному интроспективному анализу психической деятельности, я обнаружил, что многие ее следствия легко объясняются при помощи концепций, описанных теологией.
Под «теологией» я в данном случае понимаю синтез умозаключений, созданный всеми великими религиозными течениями прошлого.
К сожалению, многие теологические утверждения передавались, оставаясь не понятыми, поскольку для их понимания требовались психологические знания высокого уровня. Я в частности обращаюсь к такому теологическому понятию, как «состояние благодати» и «состояние греха» и трактату «Слово о воплощении Бога-Слова», особенно проработанного христианской теологией. Я не пытаюсь погрузить психологию в теологию, но хочу задействовать определенные теологические знания для расширения знания психологического. Если, к примеру, взять архитектуру, ее нельзя понять, если не прибегнуть к рассмотрению логического порядка, выстроенного за предыдущие столетия религиозными течениями как монотеистического, так и политеистического характера. Даже великая архитектура черпала свое вдохновение в теологии: поэтому в кирпичах и камнях зданий нужно читать не только антропологическую функцию, но и метафизическую потребность.
III.
«Метанойя»: улавливать за пределами ума, или менять ум, или улавливать там, где ум интенционирует конечную цель, или улавливать ту трансцендентность, которой он наделяет любой свой объект. Ум улавливает и выстраивает собственный объект и затем трансцендирует его. «Ум» означает: «активный принцип измерения, измеряющий принцип, критерий измерения».
Любой из нас определяет ум по его следствиям, то есть по тому, что было измерено. Также и понятие разума представляет собой соединение элементов в соответствии с предустановленной пропорцией. Суждение есть заключительное действие разума. Ум – это то, что создает пропорцию, что создает меру для вещи. Таким образом, ум суммирует, обращаясь к великому порядку вещей. Любая совокупность, в которой присутствует порядок, предполагает ум. Мы обнаруживаем присутствие истины в той мере, в которой присутствует синхронность первичному самодвижению вещей.
Вся психология рассуждает о психической деятельности. Фактически же она сходит с рельсов, растекаясь в нечетких формулировках или скатываясь до животных эмоций, или описанию законов «до и после» без понимания причинной связи. Психика является непознанной в первую очередь для самой психологии.
Заслугой любой теологии является инициация, приобщающая к тому, кто пишет. В процессе герменевтического прочтения внешних факторов для создания науки (=знания «как» действия), в определенный момент улавливается тот, кто пишет, кто прочитывает реальность с научной точки зрения, и этот пишущий выстраивает себя в действии, которое осуществляет непрерывную трансценденцию.
Итак, как только субъект отдает себе отчет о бытии, присутствующем в инновационном действии, в действии самопорождающем, никогда не повторяющемся в истории (комплекс же напротив фиксирован на повторении), у него возникает потребность исторически реализовать бытие как онтическое сознание. И это так, начиная от виртуальности психического цикла до ин-се жизни как онто Ин-се: отражение есть вещь, феноменология зависит от проекции априорного «Я» субъекта. Онто Ин-се тотально осознается в логико-историческом «Я». На этой стадии логико-историческое «Я», реализовав свою потенциальную функцию (отражение акта как он есть, от феноменологии до трансценденции), благодаря которой реализуется «да будет так» («воплощается интенциональность, которая может реализоваться в моем здесь и сейчас») и происходит откровение или воплощение бытия как сознания. Маленький исследователь постигает смысл написанного, встречает написавшего это, и сам становится его непосредственным словом.
К сожалению, говоря о человеческом существе, мы должны констатировать его жесткую ограниченность стереотипами. Стереотип – это выстроенный модуль, который «Я» использует в неизменном виде, несмотря на новизну исторических стимулов. Сердцевиной многих (если не всех) традиций многих семей, многих идеологий, всей системной и семейной рациональности является доминантный стереотип, который затем констеллирует другие стереотипы. К сожалению, при рассмотрении человека с точки зрения онтопсихологии мы видим, что всю его личность можно свести к двум-трем стереотипам. Даже если вначале стереотип должен был выполнять роль модуля, функционального для жизненной экономики субъекта, вследствие рефлективной матрицы, в процессе становления личности он стал ограничивающим фактором.
Следствиями стереотипов являются те следы или образы, что идентифицируют стиль жизни как индивида, так и коллектива. Их немного, всего около десяти или двенадцати[2]. Узнав их, мы можем глубоко понять любую культуру, кочевого или урбанистического характера, индивидуальную или коллективную, древнюю или современную, патологическую или общепризнанную. Это знание стереотипов позволяет при помощи минимального алфавита, состоящего из слов и жестов, контролировать любую антропологическую типологию, существующую на данной планете. Однажды постигнув язык и поведение в рамках стереотипа племени, можно вести диалог, не задействуя самих себя, то есть личностной ценности. Речь идет просто о включении стартера смысла местного доминантного стереотипа. И это может быть отнесено как к сфере политической, так и правовой, религиозной, чувственной, художественной, коммерческой, эротической. Поэтому для осуществления коммуникации не так важно осуществление семантического опосредования от первого лица. Мудрец владеет этой техникой и использует ее каждый раз, для внешней синхронизации с другим человеком.
В норме стереотипы являются парапатологическими. Даже мифы представляют собой стереотипы. Человек живет и погибает во имя собственных мифов. По своей сути стереотип должен быть инструментом реализации психической причинности. В силу присутствия рефлективной матрицы, обусловленной монитором отклонения, в детстве устанавливается модуль нашей базовой структуры (до 6 лет), и в дальнейшем субъект следует модели существования, соответствующей заложенной типологии. Возбуждение стереотипных сценариев угнетает онтическую интенциональность субъекта, заставляя его играть заданную партию на шахматной доске существования человеческого коллектива. Индивиды как пешки сменяют друг друга в непрерывной игре реинкарнации атрофирующих их стереотипов.
Профсоюзные идеалы, социо-экономико-политические интересы, семейные объединения, культурные традиции, проблемы отцов и детей, психодраммы страстей, легально-правовые установки, благотворительные движения, структуры, занимающиеся сбором и передачей информации, и т. д. могут быть точками силы в открытой эволюционной диалектике, но все это лишь заковывает человека в жесткие рамки индивидуальных и социальных связей, и приводит к бесконечному пустому повторению истории человечества.
Чтобы из этого выйти, следует использовать клиническую методику, созданную онтопсихологической школой: нужна абреакция, осознание рефлективной матрицы, а затем должен быть восстановлен контакт между онто Ин-се и «Я» логико-историческим.
Уточню, что «Ум» или «душа» и онто Ин-се – это одно и то же. Когда я говорю «Ин-се», я обращаюсь к сущностной радикальности любой психической феноменологии. Ин-се очевидно лишь для немногих, для большинства же оно представляет собой интуицию или научную дедукцию, выводимую на основе анализа его следствий. Истинные, изначальные причины не могут быть описаны рациональными параметрами, поскольку эти параметры отягощены и ограничены модулями понимания, прошедшими фильтр монитора отклонения. Но если мы восстановим восприятие и интеллектуальные способности в соответствии с изначально заданным порядком, тогда человек сможет постигать все, просто в силу того, что он есть, и наблюдать с очевидностью собственное онто Ин-се.
IV.
Метанойя и стереотипы при создании собственного универсума: работы, учебы, субъективной картины смыслов.
Помимо базового образования, которое дают институты, передающие системные знания, в распоряжении каждого есть возможность постижения истины, дающей ему реализацию и удовлетворение. Несмотря на непрерывное подавление со стороны социального «Сверх-Я», у каждого отдельно взятого индивида остается интегральная ответственность, которая позволяет создавать себя заново изнутри, выходя за пределы экзистенциальной тоски.
Освоив минимальные модели легально-социального плана, субъект формирует модели познания максимального характера, достигая видения непрерывной взаимосвязи между существованием и бытием. Субъект обретает способность использовать модели метафизического восприятия благодаря самостоятельным усилиям. В этом процессе онтопсихологическая психотерапия является незаменимой. Требуется много времени и постоянная решимость, а также рациональные способности. И эта задача не из легких, поскольку субъект, лишенный общепринятых стереотипов, теряет равновесие. Без них субъект теряет способность к реакции и усвоению, поскольку ему не хватает определенной структуры, которая бы его идентифицировала в самом себе. По этой причине психотерапия прежде всего дает понимание того, что оказывает удушающее воздействие, затем указывает на скрытый потенциал, и затем, получив сознательное согласие со стороны клиента, приводит его к осознанию и отказу от определенных кодов, заменяя их другими, более открытыми и прогрессивными. Спустя три года умный и деятельный клиент, выстраивает заново собственное сознание, а значит и способность «Я» логико-исторического к непрерывному самораскрытию.
Такое поведение представляет собой практику метанойи: необходимо перестать вкладываться в прошлое, выстраивая себя на основе функционального действия здесь и сейчас.
Метанойя на практике никогда не похожа на предвидение, это действие в порыве творческого свершения. Она похожа на постоянно изменяющийся чистый речной поток, в который нельзя попасть дважды.
Стереотип же, напротив – вначале кажется чем-то индивидуальным, но на самом деле запечатлен в неизменном виде как элемент культуры. Например, открывая «новый» роман, мне достаточно прочесть любую его страницу, чтобы уловить, какие структуры выражены внутри текста: выделив стереотип, легко определить все его модусы, следуя динамической механике комплекса. Роман – это всегда внутреннее путешествие индивида в рамках ограниченной реальности, которую я свожу к определенной связке структур. Определив эту схему, нужно лишь проследить, куда она ведет. Эта схема является одобряемой внешне, но не дающей внутреннего решения. Это всегда один и тот же галстук, у которого меняются лишь цвета и способы завязывания.
