Договорить дед не успел. Вика, чувствуя себя в безопасности ввиду большого количества куда-то спешивших или просто прогуливающихся прохожих, взвилась и ядовито зашипела прямо в физиономию обалдевшего от неожиданности ветерана:
– А тебе, мухомор старый, что надо? Тебе мое филе на борщ или на последние радости? А?! Может, у вас тут гнездо?!
Старик испуганно отшатнулся и посеменил прочь, тряся авоськой. Вика оглянулась, чтобы посмотреть, не осталось ли что-нибудь на скамейке, и уперлась взглядом в большой лист с надписью «окрашено!».
Она густо покраснела и понеслась за дедом извиняться. Бедный старик, с удивлением оглядывавшийся по мере удаления от ненормальной девицы, заметив ее марш-бросок, довольно резво поскакал от нее по проспекту, ловко огибая встречных пешеходов.
«Удачный день», – удрученно констатировала Вика и поплелась домой.
Ближе к вечеру про нее вспомнила Маринка:
– Викусик, ну как? Киснешь?
– Тухну.
– Я что случилось? Облом на любовном фронте?
– Какой облом? Фронт еще не развернут, – грустно сообщила Вика, с удивлением глядя в телевизор, где какой-то хитромордый зверек с пачкой порошка в лапах заглянул Золушке под юбку и сообщил всем интересующимся, что у нее там чисто.
– Слышь, Золушка, – неожиданно в тему парировала Маринка, – твой принц еще не приехал, но он уже близко.
– Знаешь, Марина, принцы бывают разные, – не разделила оптимизма подруги Вика, почему-то подумав, что при ее везении вместо принца ей обязательно попадется такой вот гибрид с пачкой порошка.
– Не суть. Главное, что они иногда попадаются, а ты пасешься на колхозном дворе, куда они даже не заглядывают.
– Я так понимаю, что ты меня в очередной раз хочешь вывести в поля, – проницательно констатировала Вика. – Тебе не надоело?
– Ты, Муравьева, останешься куковать в девках с таким подходом к жизни. Счастье надо строить своими руками, а не ждать выигрыша в лотерею. Я не спорю, люди выигрывают, но иногда они до старости выигрывают по мелочи, так и не оторвав у судьбы крупный куш! Ты так хочешь?
– Я не хочу позориться, – выпалила Вика. – Мне надоело быть посмешищем!
– Ой-ой-ой! Откуда у нас эти комплексы! Не хочешь – не будь! Если ты сама перестанешь потешаться над собой, то, будь уверена, и другие перестанут. Тем более что все эти проблемы надуманны! Давай одевайся, мы через полчаса за тобой заедем!
– Что опять?
– Едем в клуб. Кавалер для тебя уже упакован и перевязан ленточкой.
Вика почему-то представила руку в гипсе и заволновалась:
– Что еще за кавалер?
– Все в порядке. Без сюрпризов. Ему нравятся блондинки с большой грудью.
Вика расхохоталась:
– Это ты ему меня так описала? И еще у тебя язык поворачивается говорить, что без сюрпризов! Вот парню сюрприз-то будет!
– А что, разве ты не блондинка или у тебя сиськи сдулись?
– Знаешь, Бульбенко, если я скажу, что у кого-то большие глаза, длинные ноги и рыжий хвост, ты про кого в первую очередь подумаешь?
– Про себя, – самодовольно хмыкнула Марина.
– Вот именно, а я имела в виду лошадь. Так что все относительно.
– Сама ты лошадь! Ты что, в клуб не хочешь?
– Хочу!
– Вот и не выпендривайся. Не понравится тебе мужик, подцепишь другого!
Вика вздохнула: у Маринки все было просто.
– Марин, а если я ему не понравлюсь?
– Если ты заранее так настроишься, то можешь даже не сомневаться в провале операции, – подтвердила ее опасения подруга. – Ты идешь не себя предлагать, а на него посмотреть: понравится – берешь, не понравится – значит, ему не повезло.
– Хорошо бы и ему кто-нибудь вдолбил это в голову, – пробормотала Вика.
– Давай не тяни, – поторопила ее Маринка. – Мы скоро приедем. Да, забыла предупредить: надень юбку.
– Зачем? – испугалась Вика. – Чтобы облегчить доступ к телу?
– Нет, ему нравятся девушки с нехудыми ногами. Товар надо показывать лицом!
– У меня лицо в другом месте! – съехидничала Вика. – И вообще, ты сказала, что это я иду выбирать, а не он! Так вот пусть он товар лицом и показывает!
– Муравьева, ну не до такой же степени! И учти на будущее: у мужиков главное – не лицо!
– А что? – машинально спросила Вика.
– Надеюсь, что хотя бы сегодня ты это выяснишь! – рявкнула Марина и отсоединилась.
Вика вытянула ноги, чтобы разглядеть свой товар. Ножки были крепкими, с круглыми аккуратными коленками, плавно переходящими в широкие икры. Бедра разглядывать не хотелось, поскольку они огорчали своим объемом. Пошевелив пальцами, она решила, что педикюр еще вполне свеж, а вот лишние волоски могут неприятно уколоть нежную душу неведомого кавалера.
Когда Бульбенко позвонила, Вика находилась на середине процесса бритья.
– Где ты? – прочирикала Маринка, пребывавшая, судя по кокетливому тону, в мужской компании.
– В ванной.
– Ты обалдела? – изумилась подруга, забыв добавить в голос жеманства. – Мы уже внизу. С каких щей ты намываться решила?
– О, Ромка, девушка-то серьезно готовится к походу. Может, я вас домой закину, зачем вам в клуб? – хохотнул Дима.
Его друг довольно покраснел и кивнул в сторону возмущавшейся в трубку Марины:
– Вторая-то хоть ничего? Типа твоей?
– Слушай, вот убей – не помню я ее! Помню, что тяжелая, а вот лицо…
– Да ладно, плевать на лицо. Главное, чтобы не очень страшная.
Он задумчиво хмыкнул, почесав коротко стриженную макушку. Парень был невысокого роста, крепкий и с намечающимся брюшком. Его волосы имели какой-то грязно-рыжий оттенок, а вся доступная для обозрения кожа была покрыта веснушками, похожими на старческие пигментные пятна. Серовато-водянистые глаза были маленькими и блеклыми, а нос торчал посреди лица круглой мясистой картошкой. В его лице было что-то бабье, простодушно-хищное. Дополняли картину крохотные оттопыренные уши, аккуратно прилепленные строго перпендикулярно к маленькой голове.
Маринка взлетела по лестнице и налегла на звонок, одновременно молотя в дверь кулачком.
– Ты чего как на пожар, – Вика открыла, блестя мокрыми ногами. От ванной тянулась цепочка влажных следов.
– А ты чего банный день устроила? Я же тебе сказала, что мы сейчас приедем!
– Но ты еще сказала, что он мои ноги будет смотреть, – оправдывалась Вика, торопливо вытираясь.
– Ага, и ты решила их помыть. А не свиданка, так ты бы еще месяц не мылась!
– Не ори, я их брила. Вон, даже порезалась.
Марина хлопнула глазами:
– Даже боюсь спросить, какой у тебя эпилятор! Вероятно, газонокосилка в масштабе один к десяти!
– Не остри, у тебя фигово получается, – обиделась Вика. – Обычная бритва. Ты позвонила, я вздрогнула и поцарапалась.
– Слушай, темнота, ты кремами пользоваться не пробовала? Ты бы еще садовыми ножницами стриглась, деревня!
– Какими кремами? – раздраженно поинтересовалась Вика, осторожно рисуя контуры глаз. – Этими изобретениями из застенков гестапо? Мажешь, приклеиваешь, а потом – хрясь! И у тебя в руках пушистое ковровое покрытие. Или скальп.
– Ну, если ты полоски на башку клеишь, то, конечно, можно и скальп снять.
– Не умничай, – пробормотала Вика, внимательно оглядев себя в зеркало. Сегодня отражение ей нравилось больше, чем обычно. – Ну пошли, что ли. Заценю товар.
– Наконец-то. Как бы он не потерял кондицию, пока нас на солнцепеке ждал.
Девушки, жизнерадостно переругиваясь, сбежали по лестнице.
Парни томились у красивой серебристой иномарки. Вика сразу поняла, что рыжий непрезентабельный юноша отведен ей. А еще она поняла, что влюбилась. Это неожиданное чувство вдруг ударило ее изнутри. У нее перехватило дыхание и больно сжалось сердце, захотелось плакать, смеяться и снова плакать. Она уже знала, что это то самое, что бывает один раз в жизни. И счастье, если чувство взаимно или хотя бы есть шанс на взаимность. Вике не повезло. Она смотрела в голубые глаза высокого темноволосого парня, уже зная, что именно он и есть тот самый Дима, просто потому, что рыжее недоразумение никоим образом не могло заинтересовать разборчивую Маринку. Она всегда ждала от судьбы чего-то страшного, потому что мелкие уколы фортуны были слишком слабыми и привычными. Раз уж судьба ее невзлюбила, то от нее следовало ожидать именно такого сокрушительного удара.
Рыжий подобрался и, совершенно не замечая, что девушка прилипла взглядом к Диме, расправил и без того широкие плечи, принимая более устойчивую позу, словно боялся, что новая подруга будет штурмовать его с разбега.
– Поздравляю, – воодушевленно шепнула ей в ухо Маринка. – Ты ему понравилась!
– Кому? – машинально спросила Вика, ощущая тяжелую пустоту внутри.
– Ромику! А ты думала кому? Соседу?
Вика с трудом оторвалась от созерцания брюнета и уткнулась взглядом в своего кавалера. Первое, что пришло ей в голову, – это гнусное воспоминание о давным-давно виденном импортном фильме про Цахеса Ценнобера. Потом подсознание услужливо подкинуло образ Леприкона. Возможно, она смогла бы воспринять Рому позитивно и легко нашла бы в нем массу плюсов, но на фоне ее нового чувства к чужому жениху бедный Ромик маячил, как муха в чае, раздражая и вынуждая как-то на него реагировать.
– Вау, – медленно и обстоятельно выговорил рыжий, подстраиваясь под молодежный стиль. Он недавно отметил свой тридцатилетний юбилей, слегка приуныл, наслушавшись речей про то, что половина жизни прожита, и с тех пор немного комплексовал, пытаясь удержаться рядом с более молодым поколением. – Виктория, я именно такой вас себе и представлял!
Еще вчера она поплыла бы от радости и непременно поддержала бы эту волнительную тему, а сегодня хотелось только одного: чтобы рыжий немедленно замолчал и остаток вечера не подавал признаков жизни.
– Мариша, перестань таращиться на Ромку, – хмыкнул Дима, – а то я ревную. Давайте все по местам, и полетели.
– Мы с Викторией, пожалуй, сядем сзади. Вы как, не возражаете?
Вопрос был адресован Вике, но отреагировала на него Бульбенко:
– А впереди и не получится, если только вы не собираетесь бежать перед машиной.
Шутка показалась ей удачной, и довольная Маринка залилась счастливым смехом.
Вика уловила только одно: Дима ревнивый. Почему-то она наивно полагала, что мужики не берут первое, что попало под руку, а норовят отбивать добычу друг у друга, поэтому и зарятся исключительно на чужое. Эта замечательная мысль трансформировалась в отчаянное намерение привлечь внимание Дмитрия, заинтересовав его друга. Логика была чисто женской, а оттого непредсказуемо интуитивной.
– Я люблю ездить сзади, – протянула Вика и попробовала красиво сесть. Отсутствие опыта водружения собственного тела в иномарки не замедлило ее подвести, и девушка с треском обрушилась на неожиданно низкое сиденье. Вспомнив недавнюю трагедию в троллейбусе, она замерла, думая, как бы срочно проверить целостность юбки. Шарить руками по тылам было неудобно, а просить посмотреть Рому – слишком экстравагантно.
– Мне сесть тебе на руки, или ты подвинешься, – с грубоватой фамильярностью поинтересовался рыжий, решив, что надо идти на сближение, иначе весь вечер придется пожертвовать на «выканье» и романтику, сильно тормозящую процесс достижения цели.
– А ты как предпочитаешь? – неожиданно для себя пошутила осмелевшая Вика. Почувствовав прилив уверенности от откровенного мужского внимания, она раскраснелась, похорошела и перестала кукожиться. Тем более что ей удалось незаметно сесть на собственную руку и убедиться, что юбка цела.
– Хм, – Роман засунул голову в машину, неожиданно оказавшись лицом к лицу с Викой и обдав ее терпким запахом сигарет и какой-то еды вперемешку с мятной жвачкой. – Я тебе обещаю, что позже ты подробно ознакомишься со списком моих предпочтений.
Его блеклые глазки съехали к носу, и он внимательно изучил содержимое декольте.
– И как? – нахально спросила Вика, краем глаза поймав Димин взгляд. Он обернулся, чтобы выяснить причину задержки, и с интересом посмотрел, чем так занят друг.
– Поверхностный осмотр мало что дал, – с наигранным сожалением сообщил Рома. – Здесь еще работать и работать!
– Закрывай двери, работник! – засмеялся Дима, явно вспомнив что-то из общего прошлого. Рома тоже довольно загоготал, а Вика начала напряженно размышлять, что мог значить этот смех и насколько это замечание важно в данный момент с точки зрения перспектив.
Она пока не умела просчитывать все варианты, поэтому слегка переборщила, привлекая Димино внимание. Рома плотно придвинулся к девушке и, видя, что дама не возражает, начал действовать по обычному сценарию, тихо удивляясь про себя, почему Марина просила не форсировать события и не пугать подругу. Девица, похоже, была не из пугливых, и, судя по улыбкам и хихиканью, скромностью явно не отличалась. Смеялась она громко и с подвизгиванием, волнуя ухажера своей доступностью. Вика так увлеклась шумовым оформлением и так радовалась, ловя в зеркале заднего вида быстрые и заинтересованные Димины взгляды, что пропустила момент, когда Рома приступил к более детальному осмотру даров природы, упакованных в тесную маечку.
Она пришла в себя только тогда, когда в проеме кресел увидела, как водитель начал хватать за коленки веселящуюся Маринку. Это ее слегка отрезвило и вернуло в угрюмую действительность.
– Ты что? – изумилась Вика и возмущенно отпихнула поросшую рыжими волосами лапу.
– Ну здрасьте вам! – искренне удивился Рома, которого, по неизвестной причине, прервали не в начале процесса, а значительно позже. Вздрогнувший от Викиного окрика Дима тоже испуганно отдернул руку от Маринки.
– Ты куда руки суешь? Я тебе что? – у нее навернулись слезы, но не от обиды на насупившегося Ромку, а от стыда, что она положила глаз на парня своей подруги, что она теперь вынуждена быть свидетелем интимных отношений, имевших место на переднем сиденье, и, в конце концов, от неизбежности разборок с обнадеженным рыжим.
– У меня просто руки замерзли, – неловко пошутил Рома, переставший соображать, что можно, а что нельзя. Девчонка ему очень нравилась, но она была то ли не в себе, то ли просто заторможенная, и реагировала на все, как жираф. – И потом, ты же меня тоже за ноги щиплешь, а я терплю, хотя мое дворянское воспитание бунтует против подобного общения.
Вика в ужасе отдернула руку, которая, по неизвестной причине, действительно лежала на каменной ляжке рыжего.
– Я… это… я не щипалась, – промямлила она.
– Нет, щипалась, – еле сдерживая смех, насупился Рома. – Но, так и быть, я не в обиде. Теперь мы квиты. Просто я думал, что тебе нравится такой стиль общения. Вы, девушки, такие все разные.
– А что, ты видел много девушек? – Вика совсем упала духом, вдруг поняв, что его повышенное внимание к ней объясняется только одним: желанием пополнить список своих побед. Даже этот рыжий не чувствует к ней ничего особенного. Точно мама сказала, сглазил ее кто-то…
– Ты что, обалдела? – округлила глаза Маринка, обернувшись к ним. – Ромик у нас домашний мальчик, ты у него первая! Так что не ударь в грязь лицом и не опозорь весь женский пол!
Вика в страхе начала отползать от «домашнего мальчика», чувствуя себя жертвенной овцой. Такое чувство, что эти трое уже все за нее решили!
– Слушай, Муравьева, – снова обернулась хихикающая Маринка. – Что-то мне выражение твоего лица не нравится. На всякий случай сообщаю: я пошутила.
– Да, – подтвердил Рома и улыбнулся, как обожравшийся крокодил. – Мариша пошутила. Небольшой опыт у меня все-таки есть. Я пару раз целовался, а один раз даже водил девушку в кафе-мороженое. Хочешь со мной в мороженицу, Виктория?
Слово «мороженица» он произнес так, что у окаменевшей Вики по спине поползли мурашки размером с теннисные мячи.
– Нет, я мороженое не люблю, – пискнула она, забившись в самый угол и старательно подтягивая к себе голые коленки.
– Рома, перестань шутить, а то девушка сейчас на проезжую часть выпадет, – заступился за нее Дима. И от звука его голоса Вика немедленно пришла в себя, тут же начав разбирать его короткую фразу по составляющим, выискивая скрытый смысл.
– Слушай, Муравьева, перестань вести себя как идиотка, – прошипела Маринка, когда они на минуту остались вдвоем уже в холле клуба. – Мне перед мужиками неудобно! Он тебе не нравится? Тогда разворачивайся и дуй домой! По-моему, нормальный мужик. Особенно в сравнении с остальными твоими кавалерами!
– С какими кавалерами? У меня же никого нет! – удивилась Вика.
– Да что ты говоришь?! – картинно захлопала глазами Бульбенко. – Вот с этим «никем» и сравнивай! Иногда и козий пух за норку сходит!
– А я не хочу козий пух, – разулыбалась Вика, наблюдая за приближающимся к ним Димой.
– Чтобы получить норку, надо сначала обваляться в козьем пуху, – наставительно сообщила Маринка. – И нечего мне так лыбиться, ты Ромику хоть разок улыбнись, а то он приклеится тут к кому-нибудь, ты нажрешься, и нам тебя опять придется волочь домой. Имей в виду: в этот раз я тебя брошу!
– Не сомневаюсь, – надулась Вика.
– Займись делом, хотя бы потренируйся!
Этот совет не следовало отвергать, поскольку тренироваться на Роме было не страшно: даже если ничего не получится, расстаться с ним будет не жалко. С другой стороны, как отвязаться от него, если все пойдет удачно, Вика не знала, а задумываться об этом было уже некогда.
– Чего изволят дамы? – Рыжеволосая лапа по-хозяйски улеглась на Викину талию. И она снова уловила запах мяты и терпкого табака. Судя по интенсивности амбре, курил он только что. – Пить, петь, плясать?
– Я думаю, чтобы спеть и сплясать, надо сначала выпить, – со знанием дела порадовала кавалеров Маринка.
– Я дешевое вино не пью! – тут же поделилась недавним опытом Вика, строя из себя бывалую светскую львицу.
– Не переживай, здесь дешевого и нет! Клуб дорогой, – горделиво кивнул Рома.
– Викуле много не наливать, – тут же влезла Бульбенко. – Ее носить тяжело.
– Своя ноша не тянет, – обрадовался Рома и еще крепче прижался к изнывавшей от избытка чувств Вике.
– Еще – в своем глазу бревна не видать, и свое не пахнет! – жизнерадостно заржала Маринка, потянув Диму к стойке.
– О чем она? – удивился Рома.
– О тебе, – процедила Вика, пытаясь отделиться от кавалера.
Но Дима уже пропал из виду, и она потеряла интерес к текущему моменту. Пользуясь ее индифферентностью, Рома начал активно накачивать девушку спиртным, обилие которого смазало воспоминания о дальнейшем веселье. Сначала Вика бдительно отслеживала пропорции сока и мартини, но по мере наполнения организма алкоголем бдительность ее притупилась, в результате единственное, что она хорошо помнила, – это то, что было чрезвычайно весело, а Рома оказался вполне милым и приятным собеседником, с которым они умудрились обсудить популярное телешоу, ежедневно записываемое Ромой на видео, видимо, с целью насладиться просмотром в старости. А Вика, наоборот, старательно обходила своим вниманием перипетии этой молодежной передачки, брезгливо переключая каналы, едва наткнувшись на очередную полусемейную разборку. Это не помешало им довольно долго общаться на заданную тему, стараясь не обидеть оппонента своим мнением, в результате чего каждый из них остался при своем. В такси они сладко заснули, обнявшись на заднем сиденье, и, по неизвестной причине, приехали домой не к кому-нибудь, а именно к Вике.
Постояв некоторое время на проспекте, как две березы на ветру, они медленно двинулись в глубь двора, вдыхая пронизанный летней романтикой теплый ночной воздух. Посреди детской площадки они устали и сели под грибок.
– Хорошо бомжам живется, – Рому вдруг потянуло на философию. – Спят под звездным небом…
Дальше доводы про то, почему бомжам хорошо, иссякли, и они замолчали, распираемые пронзительными эмоциями.
– А ты мне сначала не понравился, – доверительно прошептала Вика, старательно выговаривая слова. Но чем больше она старалась, тем менее членораздельные звуки вылетали в прозрачную ночную темноту. – Мне Димка понравился.
– Он всем нравится, – согласился Рома, ничуть не обидевшись. В его голосе была даже плохо объяснимая гордость за такого замечательного друга.
– А ты теперь тоже ничего.
– Не бывает некрасивых мужиков, бывает мало водки, – гоготнул Рома и вдруг с шумом куда-то пропал.
– Ой, – медленно икнула Вика. – Ты что, расстроился?
– Грибок-то – червивый, – пояснил он откуда-то из темноты, кряхтя и постанывая.
Вике вдруг захотелось похулиганить, и она на ощупь отыскала в сумочке пластиковые вампирские клыки, подаренные ей Маринкой. Нацепив их, она начала возбужденно подхихикивать, представляя, как будет весело, когда ухажер полезет целоваться. Но Рома не торопился, ползая где-то в темноте.
– Чего ты там застрял? – не выдержала Вика.
– У меня ключ выпал, найти не могу, – жалостливо проныл он и вдруг оглушительно чихнул. – Фонарик нужен.
– Мужик всегда должен иметь при себе фонарик, – мстительно ответила Вика, расстроенная перспективой поиска ключа вместо поцелуев. – Ладно, сиди тут, сейчас схожу домой, принесу фонарь.
Она с трудом оторвалась от грибка и бодро пошагала к арке, влекомая вперед силой тяжести и непонятно откуда взявшимся в голове противовесом, который норовил уронить весь организм. Падать на асфальт с голыми коленками не хотелось, тем более что Рома любил красивые ноги.
Воспоминание о Роминых пристрастиях очень ее развеселило, и через арку Вика шла, жизнерадостно похохатывая и периодически ударяясь плечом то об одну, то о другую стену.
– Ночной дозор, всем выйти из сумрака, – дорогу ей заступили два великовозрастных оболтуса в одинаковых черных майках с большими белыми черепами на тощих животах.
Это было последней каплей, и Вика начала хохотать в голос, всхлипывая, заливаясь слезами и широко разевая рот, продемонстрировав «дозорным» так кстати прицепленные клыки, на концах для пущего эффекта приукрашенные производителем алыми каплями пластиковой крови. Ее хохот спятившей летучей мышью метался под сводами арки, смешиваясь с дробным стуком подошв улепетывавших пацанов, один из которых бежал молча и сосредоточенно, а другой тихо повизгивал от ужаса, ощущая позорно-теплую влагу в штанах. Привлеченный шумом Роман поднялся из-за скамейки именно в тот момент, когда мальчишки поравнялись с ним. Заинтересованный этим ночным марафоном и обрадованный тем, что ключи все-таки нашлись, он доброжелательно окликнул бегунов, чтобы узнать, почему его девушка так страшно веселится, словно гиена, пугая затихшую фауну двора.
Его тихое «эй!» имело фантастические последствия. Теперь парни выли в два голоса, унося ноги.
Он покачал головой и пошел портить настроение Вике, пока разбуженные жители не вызвали милицию.
По лестнице они поднимались долго и весело. Так же весело искали тапки в темной прихожей. Так же легко и весело начали целоваться. Сквозь пьяные разводы дымящегося сознания Вику кололо навязчивое беспокойство: а надо ли и зачем ей это надо? И как это будет? И как будет завтра?..
Она долго и нервно намывалась в ванной, боясь выключить воду, подсознательно стараясь оттянуть момент возвращения в комнату, где на разобранном диване остался лежать блаженно улыбающийся Роман. Кроме всех переживаний, Вику беспокоило еще и невозможно надоевшее хихиканье, выплескивавшееся из нее по любому поводу, будь то выскочивший из рук кусок мыла или ее собственное падение на пол при попытке ловко выскочить из ванны. Последнее событие развеселило ее так, что она только с четвертого раза попала в рукава халата. Даже мысль о грядущей ночи не смогла прервать эти жизнерадостные судороги.
Рома спал. Он дрых, аккуратно вытянувшись у стены и мечтательно приоткрыв рот, из которого с тихим свистом доносилось почти младенчески-спокойное дыхание. Вика с удивлением поняла, что ни радости, ни облегчения при виде спящего кавалера она не почувствовала. Более того, ей стало так обидно, что она захотела немедленно пнуть обнаглевшего мужика, обнадежившего ее своим нахрапистым поведением, а теперь уползшего в кусты отсыпаться.
«Нет, я не понимаю, как так можно? Рядом с ним практически голая девушка, а он свистит и причмокивает! Тоже мне, Буратино! Бревно неотесанное! Вот паразит!»
Она вздохнула, скинула халат и осторожно легла рядом. Рома посапывал в той же тональности. Полежав пару минут, Вика начала ворочаться, бдительно отслеживая изменения в его дыхании: с одной стороны, ей не хотелось, чтобы он проснулся и подумал, что она тут изнывает от своей неоприходованности, а с другой – нельзя же вот так, просто лечь рядом с мужиком, в кои-то веки раз затащенным в постель, и заснуть. А как она должна будет вести себя утром? Делать вид, что это нормально? Или утешать его, что ничего страшного и она не обиделась? Так как же не обиделась, когда не просто обиделась, а обозлилась до крайности. Вот лежит она тут, вся такая молодая, свежая и голая, причесанная и с несмытым макияжем, а он во сне то ли других баб ловит, то ли вообще пиво пьет. Она вдруг представила, как рыжий во сне пьет пиво, и ее разобрал смех. Смешного в этом абсолютно ничего не было, но эта картина чем-то невероятно развлекла Вику. В далеком-далеком детстве в игрушечных магазинах продавались «мешки со смехом». Внутри находился механизм, включавшийся от любого толчка и воспроизводивший громкое хихиканье. Так вот у нее сейчас было такое ощущение, что в ночном клубе вместе с неумеренными количествами мартини она заглотила именно такого «хохотунчика», который теперь бродил по организму и жутко ржал, натыкаясь на внутренние органы.
Рома заворочался, пробормотал что-то неразборчивое и повернулся к подрагивавшей Вике спиной, выставив на обозрение трусы. Вике стало интересно: если Рома улегся голым, то вполне возможно, что что-то он все-таки планировал. Это несколько сгладило бы назревающий конфликт. Мучительные размышления – смывать или не смывать косметику, поскольку не было гарантии, что Рома не пробудится от спячки и не доведет задуманное до конца, плавно перешли в глубокий сон.
Всю ночь ей снилось, что за ней гоняется огромный строительный «КамАЗ», с плохо различимым водителем, прятавшимся за стеклом грязно-оранжевой кабины. К утру он ее все-таки догнал и с удовольствием проехался по голове. Вика проснулась от собственного вопля. Она подскочила и тут же рухнула на диван. Голова превратилась в металлическую тарелку, по которой только что от всей души треснул ударник-авангардист: в ушах звенело и пощелкивало. Но даже ощупать себя Вика была не в состоянии, каждое движение начиналось и заканчивалось взрывом в ушах. Перед глазами мелькали искры, а попытки сосредоточиться на определении собственного «я» и своей позиции в мировой системе координат вызывали резкую головную боль.
– Слушай, у тебя пиво есть?
Голос был неожиданно мужским и жалостливым. Воспоминания вдруг начали аккуратно накручиваться на ссохшееся за ночь сознание.
– Рома, рыжий, заснул, паразит… – всплыло в мозгу параллельно с образом соленого огурца, влажного от рассола, покрытого пупырышками и исходящего острым ароматом. Образ овоща был намного ярче и сочнее смытой из памяти Роминой физиономии. Судя по тону, отсутствие пива должно было расстроить его намного больше, чем смазанный о подушку макияж, превративший Викино лицо в некачественную тряпку, постиранную в горячей воде: все краски чудовищным образом перемешались, и она стала похожа на больного колобка за залитым дождем стеклом.
– Вика! Пиво?
«Надо же, – со слабым самодовольством подумала она. – Имя помнит…»
Она разлепила губы и ответила сакраментальной фразой из советских времен:
– Пива нет!
– Чего, чего ты там шепчешь? Я не слышу. Только открой сама, мне плохо.
– Можно подумать, мне хорошо, – проворчала она, пытаясь сесть. Голова кружилась, и ощущение было такое, словно ночью ей во лбу пробили дырку и основное содержимое забрали для опытов. Зубы мешали и казались какими-то огромными и горькими на вкус.
– Хороша! Челюсть не забудь! – вяло хихикнул Рома. – Вот так люди и ошибаются с диагнозами. Сейчас я мог бы подумать, что у меня белая горячка.
– У меня зубы свои, так что сам свои челюсти не забудь, пень старый! И башку проветри, а то у тебя шутки тухлые!
– Угу. В зеркало глянь, Белоснежка.
Вика обиделась:
– Я там себя каждое утро вижу, так что ничего нового там не будет!
– Да, вот почему у тебя такой характер противный, – понимающе прогундел Рома. – Каждый день начинать с такого зрелища – никакого оптимизма не напасешься! Клыки сними, любовь моя шепелявая!
Вика машинально дотронулась до распухших губ и тут же вспомнила вчерашних дозорных:
– Я же могла ими ночью подавиться! – Она с отвращением вытащила маскарадный пластик и бросила на полку. – Как это я забыла?
– А не надо было пить! – просипел Рома.
– А не надо было поить! – парировала она, довольная своей находчивостью.
– Пиво есть? – занудничал он, слабо постанывая.
– Ты что – алкоголик? Начинать день с пива – это… это…
– Это производственная необходимость, – помог ей Роман. – У тебя дома кто-нибудь есть?
– А что? – Вика вдруг представила, как они пошлют за пивом маму, если она вдруг случайно окажется дома. Ей снова стало смешно, но смех был горьким и болезненно отдавался по всему телу. – Какой сегодня день?
– Плохой. Просто ужасный сегодня день. Безвозвратно вырванный из жизни, – простонал он.
– День недели какой?
– Зачем тебе? – с отчаянием и тоской спросил Рома, старательно отгоняя видение холодной пивной бутылки, по которой скатываются холодные капли влаги, а из горлышка лезет нежная пена…
– Тогда я тебе скажу, есть ли кто-нибудь дома.
– А-а-а… А какой был вчера?
– Свободен, – махнула рукой Вика и прислушалась. Ромин скулеж мешал определить, дома ли мама. Вика знала, что мама ругаться не будет и наличие в квартире рыжего парня ее не сильно впечатлит: после недавней истории с маминой близкой подругой, дочь которой повергла в шок родственников и знакомых сообщением о своей нетрадиционной ориентации, мама начала переживать, что рядом с Викой вместо кавалера постоянно отирается Бульбенко. Но все-таки ей было неудобно, что маму придется знакомить не с интеллигентным мальчиком за чашкой чаю, а с похмельно-опухшим Ромой, требовавшим пива.
– Мне фейс не начистят? – вдруг заволновался кавалер, в котором медленно начинали просыпаться рефлексы, и первым пробудилось чувство самосохранения.
– А есть за что? – ядовито поинтересовалась Вика, с отвращением прислушавшись к собственному голосу. В нем была обида, разочарование и подчеркнутые жирной красной чертой комплексы.
– Кхе, если надо, то будет, – примирительно зашептал Рома, слегка покраснев. – Я вчера тебя чего-то не дождался, сморило меня, не дуйся!
– Не дуйся?! – Она треснула его подушкой, наплевав на ломоту в теле и какофонию в голове. – Да кому надо дуться? На что? Да я только рада, что так получилось!
В ее голосе зазвенели слезы.
– Щас, погоди, я покурю и все сделаем в лучшем виде. И попью… слушай, выясни в конце концов, есть кто дома или можно гулять по коридору?