Арина Ларина
Жених эконом-класса
При этом он так проникновенно вздохнул, как может вздыхать только голодный Барбос при виде сахарной косточки, торчащей из щей.
Вечером Катя в эйфории металась по квартире, пугая родителей безумным блеском в глазах и невнятным бормотанием, сдабриваемым странными и многозначительными улыбками.
– Катюша, – не выдержала мама, – может быть, не стоит так уж на него рассчитывать?
Катя резко затормозила на очередном витке вокруг стола в гостиной:
– Он вам не понравился?
Вера Яковлевна испуганно покосилась на мужа, но тот быстро спрятался за развернутой простыней бесплатной рекламной газеты.
– Не понравился, – сама себе ответила Катерина.
Собственно, тот факт, что Саша не приглянулся родителям, еще ничего не значил, и она все поняла еще тогда, в дверях, по их скучным лицам. Катя была уверена: это обычный родительский инстинкт подсознательно отторгать любого, кто пытается прибрать к рукам единственное и горячо любимое чадо.
– Ну что ты. Очень приятный… мужчина! – У Веры Яковлевны язык не повернулся назвать приходившего юношей. Быстро поставивший в коридоре сумки Саша показался ей слишком худым, слишком пижонистым и совершенно ненадежным. Тем более что он довольно быстро распрощался, не пожелав остаться на «чаепитие с пристрастием».
– Черноватый он какой-то, – неопределенно буркнул папа, чтобы хоть как-то отметиться в диалоге. – Местный?
– Да местный! – запальчиво крикнула Катя, понятия не имевшая, местный ее новый знакомый или приезжий. – А что? С каких пор ты стал делить людей по национальному признаку?!
– Не ори на отца! – Егор Константинович отложил газету. – Я его национальные признаки впотьмах не разглядел. Не всякий признак разглядишь, у некоторых он вообще в штанах базируется. Меня больше волнует его прописка и планы! На тебя.
– Я свободная женщина, – взвизгнула Катя. – И имею право встречаться, с кем захочу и когда захочу! Мне скоро тридцатник, а вы меня все опекаете, как будто я дебильная и сама не разберусь!
– Надеюсь, что понятие «свободная женщина» мы трактуем одинаково, – хмыкнул отец. – В противном случае ты рискуешь нарваться на конфликт с представительницами древнейшей профессии: у них нынче все места уже распределены.
– Егор, что ты несешь! – охнула Вера Яковлевна. – Он еще ничего плохого не сделал.
– Лучше предупредить проблему, чем потом ее решать! – отрезал супруг.
– Вы спятили. Оба, – обреченно констатировала Катя. – Вместо того чтобы радоваться шансу устроить мою жизнь, вы обсуждаете, как меня, дуру набитую, могут кинуть. А что, по-вашему, мужчины могут мной интересоваться только из корыстных соображений?
– Дело не в тебе, – вспыхнула мама. – Да о такой, как ты, многие мечтают. Дело в мужчинах. Они же все повыродились.
– Ну да, ну да. Вот и бродят вокруг меня сплошные выродки, а прекрасные принцы либо в дальних странах, либо уже прибраны к рукам. Пап, хоть бы ты продемонстрировал мужскую солидарность и за сильный пол заступился.
– Ладно, не все выродки. Но этот мне не понравился. И все. Дело твое, выбор тоже твой, но мы свое мнение высказали. – Окончив речь, папа задернул занавес в виде газеты, демонстрируя свой выход из диалога.
– Мы же не против, пусть в гости приходит, поговорим, – решила смягчить резюме беседы мама.
– Понятно. В гости – на допрос. Не дождетесь. Все и так понятно.
– Да, нам нравится Борис, – снова подал голос Егор Константинович. – И что в этом такого? Мы его знаем уже много лет, знаем его семью. И знаем, чего от него ожидать.
– Ясно, чьи интересы вы лоббируете. Кто бы сомневался! Конечно, только кривоногий плюгавый хоббит с двухкомнатной квартирой и еврейской мамой может составить счастье вашей дочери!
– Эмма Львовна – интеллигентнейшая женщина, – взвился папа. – И дело не в квадратных метрах, а в личности человека!
Когда позвонила Кротова, скандал был уже в разгаре.
– Чего за вопли на заднем плане? – поинтересовалась она таким тоном, что сразу было ясно: ей больше хочется рассказать о своих приключениях, чем получить исчерпывающий ответ на свой вопрос.
– Им не понравился Саша, – дрожащим голосом сообщила Катя.
– Уже! – изумилась Лизавета и уточнила: – Напился?
– Можно подумать, самое страшное, что может сделать мужик, – это напиться! Ты зациклилась на этом.
– Просто у тебя еще не было опыта совместного проживания с алкашом, – пояснила Лиза снисходительно, словно утка, обучающая утенка плаванию.
– Да я вообще не понимаю, где ты таких берешь?!
– Каких – таких? Их всего-то было два. А твой единственный опыт, Боря, не пил только потому, что у него язва. Непьющих нет, есть пьющие умеренно и терпимо, а есть нажирающиеся. Хотя твой Шурик мог напиться от волнения.
– Да в том-то и дело, что он только поставил сумки и сразу ушел. Не пил он!
– А попрощаться-поздороваться с потенциальными родственниками?
– Все было. Предельно вежливо. Он сказал, что у него вечером дела и, к сожалению, остаться не сможет.
– Да знаем мы их дела. Баня, водка, бабы.
– Лиза, хоть ты-то не начинай!
– А я не в духе. Мой до мамы даже не дошел. Расстались на подходах.
– Насовсем? – ахнула Катя с сочувствием.
– Не знаю. Но я его немного стукнула, – призналась Кротова, виновато засопев.
– Кошмар. Ушел-то на своих двоих или увезли? – осторожно пошутила Катерина, представив себе Елизаветино «немного».
– Обижаешь. Я ж рукой, а не ногами. Да ну, вообще. Где на мне написано: «Лапайте на здоровье»? Почему все меня считают легкодоступной?
– Может, он просто проверял почву?
– Тогда пусть считает, что почва оказалась неплодородная.
– Болото, что ли?
– Сама ты болото, – надулась Кротова. – Он меня прямо в маршрутке тискать начал. Гадость такая. Меня, взрослую женщину, с высшим образованием, педагога, как какую-нибудь дешевую соплюшку! Он, видишь ли, думал, что женщинам нравятся смелые и решительные. Идиот.
– То есть вы больше не будете встречаться? – уточнила Катерина.
– Ну почему сразу «не будете». Любишь ты крайние меры. У него еще есть шанс. Меня еще можно завоевать.
– Интересно, а он об этом догадывается? – оторопело пробормотала Катя, представившая загипсованного Толика, быстро, по-тараканьи отползающего в окоп, и Кротову, несущуюся на него с флагом.
– Я уже битая жизнью и на мужскую догадливость не рассчитываю. Этому примитиву все разложено по полочкам. Он готов исправиться.
– Лиз, а зачем он тебе, раз идиот, примитив, и вообще… Если бы меня лапали при людях, я бы, наверное…
– Ты бы тогда в девках так и сидела. Ибо твой Борюсик не в счет. Небось, как барсук, посопит в темноте пару минут, и все? А мне таки нравятся смелые. Пусть дерзает. Боксеры тоже на шишках учатся.
– Фу, Лизка. Где твое воспитание? – засмеялась Катя. – Найди себе приличного.
– А то они стадами по улицам бегают. Идеальных нет. Я для себя решила: лучше, чтобы мужик с руками, чем сморчок с воспитанием.
– А я влюбилась, – очень непоследовательно сообщила Катерина, обнаружив, что родители ушли обсуждать ее личную жизнь в кухню.
– Быстро это ты. Хотя я бы в такого тоже влюбилась. Красивый мужик. И достойно себя ведет. Чего было?
– Ты что?! Ничего не было! Мы продукты купили и домой принесли. Больше ничего такого!
– Надо же, какая ты испорченная. Я ничего особенного и не имела в виду. Что он про себя рассказывал, как себя вел, как ухаживал?
– Как-как? Сумки нес. Молча.
Катя вспомнила, как Саша покорно таскался за ней по рынку с сумарями, даже пытался торговаться. Еще он давал достаточно дельные советы в части качества приобретаемых продуктов. В этом было что-то надежное, такое пронзительно семейное, будничное и одновременно перспективное, что ей захотелось почувствовать себя хозяйкой, суетящейся у плиты, чтобы накормить этого обстоятельного и симпатичного мужчину.
– Вообще молча? – потрясенно переспросила Кротова.
– Нет. Говорил, как картошку выбирать, откуда мясо брать и как смотреть, чтобы не обвешивали.
– Я фигею, дорогие товарищи, – простонала Лиза. – Какая прелесть, какая идиллия. Натуральная пастораль. Знаешь, Катюха, это тебя так от отсутствия других кандидатур заносит. Было б из чего выбирать, ты бы сейчас такую чушь не болтала. Но я тебя понимаю: мужик фактурный. Надо его довести до ума, а то на следующем этапе, минуя романтику, сумки будешь таскать уже ты. И я вообще удивлюсь, если он после такого умопомрачительного вояжа по рынку тебе позвонит. Мужикам тоже, как и нам, хочется сказки. Поэтому все мы, независимо от пола, замахиваемся на великое, а довольствуемся тем, что обломится. Я имею в виду умных. Дураки, они так всю жизнь ластами и машут в ожидании достойной пары. Сначала надо брать, а потом уже отделять зерна от плевел…
Он позвонил. Через два дня, вечером, когда усталая Катя вернулась с работы и уже ничего хорошего от жизни не ждала. Все воскресенье она провела у телефона, периодически хватая трубку и выслушивая в очередной раз кротовские размышления на тему взаимоотношения полов. К вечеру воскресенья Лиза тоже приуныла, так как ее Толик тоже не отзвонился.
Понедельник – гнусный день. И не только для похмельных субъектов, мучимых коктейлем из жажды, головной боли и суровой необходимости нести трудовую вахту. Для одиноких девушек, в очередной раз не получивших за истекшие выходные ожидаемых от жизни подарков, этот день тоже похож на горькую пилюлю. Особенно когда понимаешь, что выбрала не ту работу: не в том месте, не с теми людьми и не по призванию. Прошли те времена, когда должность библиотекаря была не таким уж плохим вариантом для молодой девушки. Хотя Катерина была уверена, что такие времена и не наступали. Она уже не надеялась, что однажды по дороге в эту избу-читальню ее подвезет прекрасный принц на лакированном авто или что в один прекрасный день она встретится в автобусе взглядом с тем единственным, который составит счастье всей ее жизни. Или хотя бы какой-нибудь моложавый доктор наук или перспективная звезда российской науки забредет в их библиотеку в поисках нужной книги. Эти наивные мечты испортили ей несколько лет жизни, оставив в душе унизительное ощущение собственной глупости и бездарно потерянного времени.
Весь день она проверяла старенький мобильник в надежде, что Саша все-таки звонил. Аппаратик был настолько древним и ненадежным, что очень часто у него не хватало сил протренькать бессмертную мелодию Моцарта. Но бездушный кусок сильно потрепанной пластмассы был глух к Катюшиным мольбам.
– Значит, есть во мне что-то, что отталкивает мужиков, – вынесла она себе суровый вердикт, глядя в заплеванное мокрым снегом стекло автобуса. Кособокие снежинки нехотя съезжали по грязным окнам, превращаясь в мутные слезы. Словно плач бомжа, вместо жалости вызывающий брезгливость. Катя не жалела себя. Ей было противно смотреть на носатое отражение, на собственные грустные глаза, с какой-то коровьей печалью и покорностью плывшие за мутным стеклом, на белокурые лохматые пряди, пристойно выглядевшие только с утра перед зеркалом после ночи, проведенной в бигуди. Все было не так. И сама она была не такая, и все это видели.
Самобичевание продолжалось ровно до того момента, пока трубка вдруг не ожила и завибрировала, наполняя прихожую настырным звоном ключей. Если бы не ключи, случайно брошенные рядом, Катерина вообще не услышала бы его.
– Привет, Катюша. Ты уже дома?
Конечно, она дома. А где еще может быть одинокая, незамужняя, несимпатичная девица с материальными и моральными проблемами?
– Ой, а я уже собиралась уходить! Ты меня в дверях поймал, – беззаботно чирикнула она, строго сведя брови в ответ на мамин изумленный взгляд. Елизаветины уроки не прошли даром. С Борей уловки были не нужны, так как он не собирался воевать с судьбой за свое счастье и на запасной аэродром заглядывал лишь изредка, видимо, чтобы проверить, не разворовано ли имущество. А Саша с самого начала должен воспринимать ситуацию так, что это не он, а ему делают одолжение. Хотя спугнуть случайно забредшую на огонек судьбу тоже было страшно.
– А ты куда собралась? – В его голосе звучало неподдельное удивление. – Я думал, ты по вечерам дома сидишь…
– …носки вяжешь, – завершила его мысль Катя, снисходительно хихикнув. – Это у меня еще впереди, когда мне дети внуков настрогают.
– У тебя есть дети?
Нет, определенно: мужчина с серьезными намерениями все воспринимает буквально, дабы извлечь из каждого слова максимум полезной информации, и любые приступы остроумия следует приберечь на потом.
– Нет, но будут.
– И скоро? – в его тоне стремительно пропадал интерес к общению.
– Года через два-три. Мне так кажется, – очень серьезно и проникновенно сообщила Катя. Конечно, она могла бы сказать, что дети будут, когда она встретит любимого человека, но это прозвучало бы как примитивный намек.
– Тогда, может, сходим куда-нибудь? – Саша был в замешательстве. Он действительно был уверен, что понравился, и рассчитывал на более откровенную радость от своего звонка. Во всяком случае, несмотря на бурно проведенные выходные, про большеглазую пухленькую блондинку он не забывал и не позвонил ей утром только потому, что забыл взять на работу мобильник.
– Ну, не знаю. Я как-то не думала…
Если учесть, что последние пару дней она только об этом и думала и даже набрала несколько вариантов времяпрепровождения на случай, если кавалер впадет в замешательство, то фраза прозвучала совершенно неискренне.
– Может, просто погуляем?
С удивлением посмотрев в темное окно, за которым ветер трепал голые ветви тополя, Катя поежилась: Александр, похоже, пошел на попятную и откровенно нарывался на отказ.
– Давай, – радостно согласилась она.
– Ну, давай, – кавалер ответил неуверенно, словно это не он минуту назад предложил потоптать вместе мартовскую слякоть.
Саша не умел ухаживать. Абсолютно. И от этого все его действия казались трогательными и чистыми. Он гулял с ней по городу, дарил веточки мимозы, рассказывал про достопримечательности, словно Катерина не родилась здесь, а была заезжей туристкой.
Как истинная женщина, Катерина тут же начала строить планы, мешавшие ей спать по ночам и сосредотачиваться на работе. Но в планах зияла существенная брешь: было совершенно неясно, где, как и на какие деньги можно в ближайшем будущем наслаждаться своим счастьем. После прогулок Саша неизменно приводил ее к подъезду, нежно целовал в щечку, смотрел долгим проникновенным взглядом и молчал. Когда молчание затягивалось, Катерина быстро улыбалась и убегала домой, смущенно помахав рукой.
– Ты особо-то пузыри не пускай, – сурово одергивала ее щебет Лиза. – Либо он в постели ноль, поэтому хочет сначала жениться, а потом сделать сюрприз…
– Какая пошлость!
– Не пошлость, а правда жизни! – обрубала попытки мятежа Елизавета. – Но есть еще вариант: он тянет время до мая, чтобы обвесить тебя романтическими соплями и устроить пикник на природе.
– Почему это «соплями»?
– Потому что. Когда нет жилплощади, на которой можно спокойно заниматься любовью, начинают придумывать всякую муть с соловьиным щебетом и плетением венков, вроде как это интереснее, чем банальная ночь в городской квартире. Особенно впечатляет купание в ледяной воде вместо нормального душа.
– Можно подумать, тебя купали, – обидчиво пробормотала озадаченная Катя.
– Пытались. Но не на ту напали.
– Скучно ты живешь, Лизка!
– Главное, чтобы потом не было чересчур весело, – назидательно бубнила Кротова. – Не будь дурой, выясни сначала все, убедись, что не врет, а потом уже можно и на природу!
– Да он и не звал меня ни на какую природу! И вообще, у меня есть жилплощадь, меня его прописка не интересует.
– Не у тебя, а у тебя с родителями. Учитывая тот факт, что они спят и видят, как бы сбагрить тебя к Борюсику, привод на их территорию не полюбившегося им зятя чреват военными действиями.
– Они примут любой мой выбор!
– Угу. Вопрос в том, как они его примут.
Такие беседы очень портили настроение, поскольку Катя допускала, что в чем-то Елизавета может оказаться права. Отстаивать добрые намерения Александра, имея в активе только ворох эмоций и никакой фактической информации, было довольно сложно.
Единственное, что было ясно: Саша был весьма и весьма небогат. После памятного похода в кафе он угощал ее только мороженым и делал подарки дорогие в моральном плане, но никак не в материальном.
– Тоже не факт, – отвергла ее сомнения Кротова. – Может, он жмот. И с самого начала хочет держать тебя в черном теле, чтобы потом не тратиться.
– Ты думаешь, что он все-таки планирует со мной что-то серьезное? – восторженно охнула Катерина.
– Слушай, ты не о том думаешь! Ты лучше прикидывай, как его правильно подвести к тому, что надо тебе. Не всякий результат – результат. Ясно?
– Нет. Я его люблю и хочу замуж. Поэтому замужество или хотя бы гражданский брак для меня результат.
– Нет. Результат – это то, как вы будете жить, а не сам факт совместного проживания. Вот слышишь вопли?
Тихие, едва различимые крики действительно долетали вместе с громким голосом Елизаветы.
– Вот. Это Василий Михалыч опять приперся на рогах. А маман учит его жизни. Это не есть результат. Это облом.
Василий Михайлович был гражданским мужем Елизаветиной матери. Дядька он был добродушный, но трезвым Катя его ни разу не видела.
– Саша не такой, – она даже задохнулась от возмущения. – Нашла с чем сравнивать!
– Ты сначала выясни, какой он, а потом обсудим. Хватит делать вид, что тебя не интересует его зарплата и прописка. Не такая же ты дура в самом-то деле.
Если смотреть правде в глаза, то Катю, конечно, слегка интересовала материальная сторона вопроса. Но как начать столь щепетильный разговор, она не представляла. Ведь Саша-то не спрашивал, где она работает и сколько получает. С другой стороны, он хотя бы видел, где и как она живет.
Собравшись с силами, Катя пошла от обратного и в один далеко не прекрасный вечер, когда они, основательно продрогнув в парке, ехали в полупустом автобусе домой, она вдруг торопливо и с жаром начала вываливать на любимого человека все те подробности, которые хотела бы услышать от него. Вообще-то речь, подготовленная дома, должна была звучать несколько иначе: более непринужденно и менее насыщенно. Но ее рассуждения на тему слишком низкой оплаты труда современного библиотекаря вызвали совсем не ту реакцию, на которую Катерина рассчитывала.
– Конечно, мало, – с печальной задумчивостью констатировал Саша. – А чего ж ты там сидишь? Надо искать другую работу, с нормальной зарплатой.
– Ты думаешь? – только и сумела прошептать Катюша, затравленно глядя себе под ноги. Поднять глаза на Сашу она не решилась.
– Разумеется. По-моему, это яснее ясного. Сама подумай: женщина, которая приносит в семью такие крохи, обрекает своих детей на полунищенское существование. У них же сейчас такой период, когда зависть к более состоятельному однокласснику может нанести ребенку тяжелейшую психическую травму. А модная одежда? Я уже не говорю для тебя, а для ребенка! Мне приятель рассказывал, ботинки для сына стоят дороже, чем для него. Если с нищетой не бороться собственными силами, то так и будешь прозябать в социальных низах.
Момент был очень удачным, чтобы выяснить его методы борьбы и стратегию, а заодно и материальный уровень на сегодняшний день. Но позиция Александра была настолько неожиданной, а мысль сменить работу настолько логичной, что Катя сбилась с верного курса и, обалдело выкатив глаза, весь остаток пути рассматривала свои старые сапожки, соображая, почему ей самой не пришло это в голову.
Как-то так сложилось, что изначально ни в какую библиотеку она не собиралась. Параллельно с обучением в институте культуры она окончила языковые курсы и даже получила диплом гида-переводчика. Но к моменту, когда Катерина уже вознамерилась начать водить группы по городу и получать нормальные деньги, как и было обещано на курсе, вдруг выяснилось, что трудоустроиться без связей нет никакой возможности. Пару лет она методично искала работу, пока родителям не перестали платить зарплату, выдавая лишь какие-то крохи и грозя сокращением. Потом маму все-таки сократили, и искать хорошее место стало некогда. Да и опыт уже подсказывал, что шансов нет. В школу, где в качестве учителя начальных классов трудилась Кротова, ее не взяли, так как диплома курсов оказалось все-таки недостаточно. Поэтому из возможных вариантов остались только места продавцов на рынке, нянечки в яслях и библиотекаря. Катя выбрала последнее и сложила лапки. Живя с родителями весьма скромно, она привыкла довольствоваться малым и ждала своего простенького счастья, не рассчитывая на что-то роскошное. Мама всегда ориентировала ее на то, что основным добытчиком в семье является муж, поэтому Катерина покладисто опустила руки и поплыла по течению. Лиза тоже считала, что удел женщины – очаг, а дрова для очага обязан добывать супруг. Мнение потенциального супруга кардинально разошлось с мнением близких ей женщин. Упрекнуть его было не в чем, поскольку его собственные планы так и остались за кадром, зато нахально выпятился Катин инфантилизм во всей своей красе.
– Николаева, ты меня утомляешь, – выдохнула Лиза. – Да я бы его живо к стенке приперла. Тоже мне! Больно много он про детей знает, кстати.
Катю тоже волновал этот момент.
– Во-первых, у его друга сын, поэтому Саша в курсе. А во-вторых, я готова любить его детей!
– А его бывшую жену? И хорошо, если бывшую. Ты вообще уверена, что он не женат?
Катя едва удержалась, чтобы не сказать слишком умной Кротовой, что тогда Саша сидел бы дома, а не ухаживал за ней. Конечно, для Лизы это не объяснение, она только посмеется, поскольку совершенно не знает Александра. По мнению Елизаветы, все мужчины в первую очередь подлецы, а если и нет, то уж не без дефектов – точно! К дефектам относились дети от предыдущих браков, склонность к спиртному, слишком авторитарные мамы, маленькие зарплаты и много других ключевых моментов. Мириться Лиза могла только с курением.
– Лизка, ты лучше скажи, что ты думаешь про работу? Он ведь прав абсолютно. Вот что значит настоящий мужик: сразу в точку.
Кротова считала, что настоящий мужик зарабатывает сам, а не дает любимой женщине советы, как и куда ей устроиться, чтобы получать побольше.
Науськанная Елизаветой, Катя не стала искать работу по дешевым объявлениям, а сразу пошла в солидную фирму по трудоустройству. Внесение ее кандидатуры в банк данных прибавило ей комплексов.
Румяная барышня с гладко зализанными волосами и темно-коричневыми губами пояснила Катерине ее ценность, вернее, дешевизну на рынке рабочей силы. Оказалось, что достоинств у соискательницы с гулькин нос, зато дефектов – как головастиков в деревенском пруду. У работодателей не котировались незамужние и бездетные, у которых в любой момент семейные обстоятельства могут измениться к лучшему, от чего у сотрудниц напрочь сносит крышу, и они резко выныривают из трудовых будней, с головой окунаясь в личную жизнь. Институт культуры тоже был не особо престижным вузом. Что касалось опыта работы, то тут сотрудница бюро весьма неделикатно фыркнула и уточнила, действительно ли Екатерина Егоровна имела в активе только должность библиотекаря в районном очаге культуры. В результате ей посоветовали претендовать не на тысячу долларов, как велела Кротова, а долларов на двести-триста в лучшем случае. Торговаться не получилось, так как ей ясно дали понять, что просить-то можно сколько угодно, а вот дадут ли, это большой вопрос. Причем вопрос риторический, так как все ясно уже с первых строк анкеты.
Толик объявлялся у Елизаветы по какому-то замысловатому графику, вызывая смутные подозрения и чувство неудовлетворенности. После первой же совместной ночи, которая случилась непосредственно при втором свидании, Анатолий печально, но твердо сообщил, что работа превыше всего, а посему придется считаться с наличием частых командировок.
Он еще плохо знал Лизу, иначе не предложил бы ей считаться с чем-либо и не рискнул бы урезать ее свободу в части выбора времени встреч.
Кротова с ее опытом и интуицией вполне могла бы служить в разведке. Она обнюхивала, обыскивала, проверяла телефон и задавала провокационные вопросы. Но Толик либо был чист, как слеза младенца, либо являлся виртуозом своего дела. Улик не было.
– Лиза, хватит искать ловушки на ровном месте, – смеялась Катерина. – Ты себе этим вынюхиванием всю жизнь испортишь. Кто ищет, то всегда найдет.
– Не каркай. А жизнь скорее испортит отсутствие нужной информации, нежели ее избыток. Лучше свои новости вываливай. Я тебе сейчас тоже советы буду давать. Это самый незатейливый вариант помощи: и тебе польза, и мне приятно.
Наверное, впервые в жизни Кате было чем гордиться. Судьба словно компенсировала ей все разочарования последних десяти лет.
Разговор о зарплате, оставивший неприятный осадок и пищу для размышлений, так и остался всего лишь разговором. Зато между делом выяснилось, что Саша работает техническим директором в небольшой фирме. Оклад там был маленьким, но, как гордо сказал сам Александр, он работал не за зарплату, а был совладельцем. Это подняло его в глазах Катерины на недосягаемую высоту и позволило небрежно бросить родителям за ужином, когда папа ехидно поинтересовался, как развиваются отношения:
– У Саши сейчас проблемы с бизнесом, работы много. Он же не на чужого дядю работает, а на себя.
– Так он бизнесмен? – оживилась мама. Рейтинг Борюсика падал с неумолимой быстротой.
– Да, – равнодушно пожала плечами Катя, словно это был ничего не значащий факт. А в душе бушевало торжество: вот оно! Ей самой было не так уж важно, где и кем он работает, но перед окружающими хотелось гордиться. Катерину просто распирало от самодовольства: в кои-то веки она оказалась права. Наверное, так могли себя чувствовать жены помилованных декабристов. Любовь оказалась сильнее общественного мнения, в данном случае – родительского, и прошла все преграды. Развитие событий смахивало на примитивную мелодраму: Саша сделал ей предложение и предложил жить вместе. Чрезмерную сладость происходящего разбавляли лишь два момента: как именно было сделано предложение и особенности места жительства.
– Да уж, – резюмировала Елизавета, выслушав все подробности. – Не дай нам бог такого счастья!
– Почему это? – запальчиво воскликнула Катя, обиженная тоном и задетая реакцией, поскольку и самой ей нравилось далеко не все. Некоторые моменты просто-таки сводили на нет все радостные эмоции по поводу начала новой жизни.
Предложение руки и сердца прозвучало совсем не так, как представлялось в девичьих снах. Вернее даже сказать, что никто никому ничего не предлагал. Одним весьма непогожим промозглым вечером, когда влюбленные коротали время на автобусной остановке в ожидании пропавшего где-то общественного транспорта, Саша задумчиво пробормотал:
– А что, если нам пожениться?
Фраза прозвучала неуверенно, не торжественно и крайне неразборчиво, побудив целую лавину встречных вопросов, которую Катя с неимоверным трудом сдержала, чтобы не демонстрировать слишком явную заинтересованность в теме. Это походило на мысли вслух, а неопределенность интонаций затрудняла понимание. Катерина растерянно замерла, соображая, пора радоваться или погодить. Особенно расстроило отсутствие коленопреклоненной позы, цветов и прочего сопутствующего антуража. Тем более что совершенно некстати подошел автобус. Когда они умостились на продранных сиденьях, продолжить животрепещущую беседу не представлялось возможным, так как в самом начале салона пьяный, вполне прилично одетый мужик исполнял нечто оперное, параллельно выделывая па из «Яблочка». Саша начал хихикать вместе со всеми и даже дирижировать. Больше всего на свете Кате хотелось, чтобы этот Карузо из районной самодеятельности немедленно вышел и дал договорить спокойно.
До дома они шли молча, а у самого подъезда Саша вдруг спросил:
– Ну так как?
Катя даже не стала делать вид, что не понимает, о чем речь, боясь, что вредная фортуна обязательно помешает довести диалог до конца. Так общаются люди, у которых садится батарейка на мобильном: в телеграфном стиле.
– Мне надо подумать. Но я, наверное, согласна.
Вторым разочарованием было гнездышко, в котором им предстояло строить свое счастье. Жить с Катиными родителями Александр не собирался.
– Милая, я уже вышел из того возраста, когда живут с родственниками, особенно пожилыми, – объявил он невесте и повез ее к себе.
Она тоже хотела жить только вдвоем. Елизавета всегда говорила, что первейшая угроза личному счастью – чужое мнение. А жить с родителями и не быть в курсе их мнения не получилось бы ни при каких обстоятельствах.
– У меня, конечно, не хоромы, но разве это главное? – подбодрил ее Саша, ковыряясь ключом в огромной деревянной двери. Цвет у нее был довольно несимпатичный, больше всего этому безрадостному колеру подходил эпитет «неожиданный».
К огромному изумлению Катерины, квартира оказалась коммунальной, и не просто коммунальной, а каким-то реликтовым монстром эпохи ударного построения социализма. Длинный облезлый коридор с мутной лампочкой, висевшей на обмотанном изолентой шнуре, напоминал часть некоего муниципального учреждения типа заштатной больницы или общественной бани, где снует туда-сюда масса полуодетого народа из социальных низов.
Первым навстречу выплыл дядька в широченных семейных трусах. Другой одежды на его тщедушном теле не имелось, зато физиономию жильца украшали два желто-фиолетовых фингала, делавших его похожим на лемура. Он степенно поклонился, сделав пару вихляющихся движений корпусом, видимо, ловил равновесие, и, не имея сил на произнесение торжественной речи, изобразил гостеприимный жест, приглашая проходить в глубь квартиры.
– Я тебя потом со всеми познакомлю, – Саша ловко обошел аборигена и дернул Катерину за собой.
– А обувь снимать? – прошептала Катя.
– В комнате, а то сопрут, – пояснил кавалер и толкнул ближайшую к выходу дверь.
Узкая, похожая на часть коридора комната потрясала воображение. Из мебели там имелась лишь раскладушка и глянцевая обложка журнала, пришпиленная к стене. С обложки улыбалась молоденькая поп-звезда.
– А вот и я! – пробасил кто-то за спиной и пихнул парочку в помещение.
– Шнырь, – обрадовался Саша и троекратно расцеловался с мужиком, похожим на давно не бритого колобка.
«Сейчас я проснусь, и ничего этого не будет!» – закрыла глаза Катя, ощущая дурноту и жгучие слезы.
Все оказалось не так плохо, как могло бы быть. Хорошее познается в сравнении. Не начнись переселение со столь сильного потрясения, дальнейшее не вызвало бы столь бурной радости.
В «куске коридора» жил Шнырь. Он был лучшим другом, бывшим одноклассником и почти родным человеком для Саши. Величали Шныря тоже Александром, но население коммуналки, дабы не путать фигурантов, с давних пор именовало одного Шнырем, а другого Ползуном.
