Арина Ларина
Женить нельзя помиловать
– Уберите сумку!
– Куда я её дену? Если только вам на голову!
Визгливые женские голоса разбили усталую тишину вечернего автобуса, который неторопливо вёз утомлённых трудовыми буднями горожан по заснеженным городским проспектам.
Народ слегка оживился. Ничто так не скрашивает неуютную зимнюю поездку в общественном транспорте, как чужой скандал. Вроде и живенько, и весело, и лично тебе в глаз вряд ли дадут. Самому скандалить – сил жалко, да и чревато последствиями. Что ещё делать в автобусе после рабочего дня? Читать – темно, общаться – не с кем. А вот послушать чужие разговоры или, и того лучше, разборки – куда как интереснее.
– Она мне мешает! Куда вы её пихаете? – завелась яркая брюнетка, отталкивая средних размеров сумочку, болтавшуюся у неё над головой и слегка утюжившую брюнеткину меховую шапку. Шапка была похожа на пышную чёрную кочку, сооружённую из песца. Сумочка, висевшая на сгибе локтя стоявшей над брюнеткой дамы, словно случайно сползала всё ниже и того гляди могла начать уже не утюжить, а выдавать пассажирке подзатыльники. Хозяйка сумки, ухоженная женщина бальзаковского возраста – не в том смысле, что с неё песок уже сыпался, а в том, что лет ей было что-то около сорока, – раздражённо переминалась на высоченных каблуках и распространяла флюиды гнева. То ли у неё на работе случились какие-то неприятности, то ли просто хотелось сесть, так или иначе «бальзаковская тётка» самозабвенно зацепилась с брюнеткой языками и сдаваться не собиралась.
– А вы уступите мне место и едьте с комфортом! – посоветовала она, увеличив амплитуду размаха сумочки. В том, что место ей никто не уступит, она не сомневалась. Так не для этого разговор был затеян.
– Понаехали, хабалки! – Брюнетка яростно поправила шапку и придвинулась к взволнованной бабульке, сидевшей рядом. Судя по физиономии и напряжённой позе, бабулька то ли плохо слышала и боялась пропустить представление, то ли опасалась, что в случае драки её заденут.
– Ой, тю! Антиллихентка нашлась! – презрительно процедила «бальзаковская».
– Да, причём коренная!
– Коренные, милая моя, бывают зубы и лошади!
– Сама лошадь!
– Кобыла!
Народ зашевелился и начал стягиваться к дамам, уплотняя ряды.
Светлана, понимающе усмехнувшись, отвернулась и уставилась в окно. Подобные скандалы она наблюдала почти каждый вечер. И была сыта по горло и общественным транспортом, и нервными соплеменниками, и вообще всей своей какой-то скучной и однообразной жизнью.
Единственным светлым моментом в этих поездках был проезд мимо памятника, рядом с которым часто кучковались молодожёны. Похожие на экзотические белоснежные цветы невесты – все в облаках тончайших кружев и в окружении восхищённых гостей; нервные женихи, пугливо прислушивающиеся к внутренним ощущениям и бодро выпячивавшие грудь – мол, вот я орёл, я это сделал, и тут же испуг в глубине взгляда – а оно мне надо? Сосредоточенно-счастливые или деловито-озадаченные родители, сканирующие публику «противной» стороны, чтобы понять, а в какой табор, вообще, они отдают свою кровиночку. Света обожала смотреть на эти кусочки праздника – той новой жизни, частью которой однажды станет и она (в этом у девушки не было никакого сомнения).
За окнами автобуса пролетали иномарки, сыто блестевшие лаковыми боками и увозившие в тёплых, уютных салонах счастливиц, которым по странному стечению обстоятельств повезло больше, чем Свете. У них была любовь, деньги, налаженный быт и не было рядом удивительной мамы, которая умудрялась перевешивать своим наличием все позитивные моменты бытия, вместе взятые.
Светлана Рощина, худощавая блондинка двадцати шести лет от роду, приятная внешне, работавшая преподавателем немецкого языка в частном образовательном центре и нормально зарабатывавшая, была безнадёжно одинока и жила с мамой. Характером маменька обладала чудовищным, дамой была крайне неуживчивой, но с активной жизненной позицией. И по любому, кто её мнение не поддерживал, легко прокатывалась асфальтовым катком, оставляя от несчастного безмолвный гладкий блин. Проще говоря, спорить с Дарьей Антоновной было делом бесперспективным и бессмысленным. Она могла переорать любого, растоптать его морально или вывернуть наизнанку все комплексы оппонента, после чего он выбывал из спора. Линию поведения она выбирала исходя из ситуации и, видимо, будучи в душе отличным психологом, никогда не ошибалась.
Благодаря мне Света считала себя ходячим скопищем комплексов, неким конструктором «лего», собранным из мельчайших недостатков и сомнений. И если с возрастом девушка и догадалась, что далеко не всё, что озвучивает родительница, нужно принимать как руководство к действию, то совсем не учитывать мамино мнение у неё не получалось.
В том, что Дарья Антоновна творит добро и наносит пользу от искренней и слепой материнской любви, Светлана не сомневалась. Другое дело, что многие родители любят детей так сильно, что это скорее похоже на моральное изнасилование. Особенно этим грешат мамы мальчиков. Но сейчас речь пойдёт о маме двух взрослых дочерей.
Дарья Антоновна ещё в юности была девушкой горячей, решительной и волевой. Поэтому первый же молодой человек, которого она полюбила, был её волей сломлен и затащен в ЗАГС. Не успел молодой муж оглянуться, как стал отцом и главой семьи. Вернее, это юная жена твердила ежедневно, что он глава, а посему должен, должен, должен. Как оказалось, должен он был столько всего, что инфантильное мужское воспитание не оставило иного выхода, как бросить крикливую супругу с не менее крикливой дочерью и бежать. Так из жизни Дарьи Антоновны пропал первый муж – мерзавец и негодяй.
К выбору второго супруга она подошла уже более основательно и достойную кандидатуру выбирала пару лет. Удивительное дело, но юную Дашеньку совершенно не беспокоило мнение самой кандидатуры. Она всегда точно знала, кому и что нужно. Просто окружали её недалёкие и непонятливые люди, которым это приходилось объяснять.
Увы, сценарий повторился. Только на сей раз молодой отец сбежал он напористой жены ещё до появления дочери на свет.
В итоге Дарья Антоновна растила дочерей одна, всё сильнее озлобляясь на белый свет. И именно брачными неудачами и объяснялась её стойкая ненависть к мужскому полу.
– Хорошо, что вы у меня девочки, – любила она говорить дочерям. – Были бы мальчиками, я б вас… ух!
При всём этом дочерей она любила. Безумно и исступлённо. И столь же исступлённо желала им добра. Именно поэтому старшая дочь Таня выскочила замуж в девятнадцать лет. Она не столько любила супруга, сколько хотела вырваться из-под тяжёлого материнского крыла. Хотя с мужем ей всё же повезло, как ни странно. Но маму было не провести. Она прекрасно знала, что от неё что-то скрывают и в семье старшей дочери всё плохо. Это было темой ежедневных разговоров со Светой.
– Таньку не уберегла, так хоть тебя сохраню, – печально говорила Дарья Антоновна, скорбно глядя куда-то за горизонт.
«Можно подумать, что Татьяну отдали на съедение дракону!» – хихикала про себя Света, но вслух ничего не говорила. Период наивной веры в возможность диалога с мамой уже прошёл. Для Дарьи Антоновны, как в анекдоте, существовало только два мнения – одно её, другое – неправильное.
Но не стоит думать, что Светино одиночество являлось результатом маминой заботы. Света хоть и не была неуправляемой мегерой, но характер имела. Проще говоря, если б ей приспичило замуж, то никто бы её не остановил. Благо пример сестры маячил перед глазами.
Конечно, часть заботливо культивируемых маменькой комплексов дала в Светлане буйные всходы. Так, она знала, что чересчур тоща, а мужики любят мясистых. Это, конечно, шло вразрез с общественным мнением, но куда ему до Дарьи Антоновны!
– Хорошенькая ты, но все рёбра наружу, – скорбно качала рыжими кудряшками маменька. – И живот уж очень впалый. Из-за худобы и ноги кажутся кривоватыми. Носи-ка ты брюки, чтобы людей не смешить. А то ты у меня как глистик…
Вроде говорилось всё довольно доброжелательно, но представьте себе, к каким результатам это может привести, если объектом критики становится шестнадцатилетняя наивная дурочка.
Света хоть и не считала себя красавицей, но и на звание «глистика» не соглашалась. Однако после маминых замечаний ей приходилось объективно оценивать себя. Света подходила к зеркалу, смотрелась. И делала вывод, что мама права: ножки тонюсенькие, рёбра – как стиральная доска, ручки – веточки.
Тем более, что и знакомые, для многих из которых борьба с лишним весом ещё в подростковом возрасте стала идеей фикс, азартно подтверждали Светланины сомнения. Даже самые близкие подруги под влиянием переменчивого дамского настроения могут брякнуть такое, от чего вы ощутите себя распоследним убожеством. Что уж говорить о просто знакомых девицах. Они с удовольствием потопчутся на ваших комплексах и с радостью поддержат все ваши сомнения, подтолкнув поближе к пропасти.
Но Свете повезло. У неё была подруга Катька, которой были неведомы перепады настроения. Катерина всегда искрилась позитивом, жаждой жизни, и её отличное настроение волнами сшибало всех окружающих. Она единственная ржала над Светиными переживаниями и честно, по-белому, завидовала.
– Дура ты, Рощина! – умильно улыбалась Катька. – Счастья своего не ценишь и не видишь. Маманя твоя, дай ей бог здоровья, из ума уже выживает. Нет бы гордилась, что такую красавицу вырастила. Ты хоть сама подумай. Ну как можно слушать человека, который сам себе противоречит? Татьяне она полирует мозг, что Танька толстая, сиськи отрастила, попу отъела, морда шире кастрюли… Да не мычи, я сама слышала. А с тобой всё строго наоборот. Думаешь, я не знаю, что она про меня говорит? Ха! Знаю. Поэтому не я к тебе в гости хожу, а ты ко мне. Я нервные клетки берегу, они не восстанавливаются. Съезжала бы ты от мамули своей, пока она тебе всю психику не поломала.
Но Света лишь примирительно улыбалась. Все же мама – это мама. Да и нерационально снимать квартиру. Дешевле накопить денег и купить свою. А если снимать, то копить будет уже не с чего.
В принципе, саму идею о раздельном проживании Света не отрицала.
Кроме недовольства дочкиной фигурой Дарья Антоновна не скрывала и крайнего разочарования в её причёске.
– Слабые у тебя волосы, тонкие, да и жидкие, – говорила она. Глядя на средней густоты, но ровные и блестящие волосы дочери, которые та торопливо затягивала резинкой. – Надо с этим что-то делать. Ты в отца пошла. У него тоже ещё по молодости плешка была. Он так, знаешь, бывало, сидит утром перед зеркалом и свои три волосинки аккуратно веером по кочешку раскладывает. Ты бы хоть завивку сделала, а то смотреть тоскливо. Вечно залижешь всё, хвост шнурком повесишь и рада. Женщину украшают волосы.
Если слушать маму, то у Светы вообще всё, что должно украшать женщину, отсутствовало. Но Дарья Антоновна готова была над этим работать. Даже если чадо будет отбиваться.
Таким образом, совершенно понятно, что Света себя недооценивала. Но и мужчин она не идеализировала, поэтому не обилие комплексов служило причиной её одиночества.
Света ждала любви. В том, что что-то такое есть, она не сомневалась ни грамма. Разумеется, все мужики – грубые животные, которые живут лишь инстинктами – жрать, спать, баба. Но! У любого правила должны иметься исключения. Тем более что муж сестры как раз и был таким исключением. Света была уверена, что Таньке безусловно повезло, чего бы там ни говорила мама.
А раз повезло сестре, то повезёт и самой Свете. И дело было даже не в закономерности, которую Светлана, возможно, придумала для собственного спокойствия. А в том, что нормальные мужчины всё же в природе существовали. И рано или поздно она такого найдёт. И уж тут мамино мнение не будет иметь никакого значения, поскольку мнение родительницы о противоположном поле Света знала наизусть.
Время в запасе пока было. Хотя у Дарьи Антоновны и на этот счёт имелось своё, как водится, строго противоположное мнение. Тут она вступала сама с собой в противоречие, так как, с одной стороны, дабы уесть всех товарок и соседей, хотела, чтобы у дочери всё было как у людей. А с другой – категорически не желала видеть в семье ещё одного паразита. При этом (на данном моменте она настаивала особо!) внук без отца был бы страшной трагедией и позором. В общем – неразрешимый когнитивный диссонанс.
Про себя Света, конечно, подхихикивала над мамиными противоречиями, но вслух соглашалась на всё. И жила она до поры до времени более-менее терпимо, изредка вступая в стычки с родительницей или оказываясь на линии огня, когда маменька ссорилась с сестрой.
Спокойная жизнь закончилась в один миг, обрушившись на Светлану необычайно яркой реальностью.
Дабы разнообразить жизнь, протекавшую под тотальным маминым контролем и в мамином же обществе, Света решила записаться в фитнес-клуб. И вовсе не для того, чтобы похудеть, или, как водится, познакомиться с подходящим мужичком. У неё и в мыслях этого не было. Просто осточертело коротать вечера с мамой, и подвернулся ещё один повод меньше бывать дома. Тем более что абонементы продавали с сумасшедшей скидкой.
Именно на пороге клуба всё и случилось.
…Любовь с первого взгляда, о которой писали в книгах, представлялась Свете довольно глупой сказкой для наивных подростков. Ведь каждому ясно, что сначала надо узнать объект страсти, понять, чем он дышит, каков он, и потом уже каким-то образом придёт вышеупомянутое чувство.
– Светик, есть химия, понимаешь? – вещала более опытная Катерина. – Ты видишь мужика, у тебя в организме происходит химическая реакция, взрыв – и всё. Твоя неприступность разлетается вдребезги, и ты готова на цырлах скакать за объектом обожания. Просто у тебя такого ещё не было.
Света искренне веселилась. О какой химии может идти речь? Человек – не пробирка с химикатами, ничего в нём не взрывается. Это всё красивые слова. Люди же любят объяснять всё непонятное доступными методами. Вот и придумали подобную ересь.
Химия всё же была. И взрыв. И всё остальное.
Света увидела Его в холле фитнес-клуба и оцепенела, задохнувшись от нахлынувших чувств. Она ничего не знала об этом мужчине с весёлым взглядом и светлой улыбкой, но это вовсе не помешало ногам подкоситься, рукам задрожать, а сердцу забиться в каком-то прединфарктном ритме.
Это было на всю жизнь. Когда видишь человека и понимаешь: больше никто и никогда тебе не будет нужен. Кроме него.
А Он лишь пружинисто обошёл застывшую у входа девушку, вежливо улыбнувшись ничего не значащей улыбкой, и исчез на улице.
* * *
Январское солнце чёртиками искр пронзало идеально вымытые стёкла, скакало по ламинату и залихватски плясало на Леночкиных бёдрах. Бёдра, обтянутые короткой юбочкой с мелкими стразами, ритмично покачивались в такт походке.
Туда-сюда, туда-сюда. Цок-цок, цок-цок.
Тонюсенькие шпильки звонко щёлкали по полу, унося стройные ножки и их очаровательную владелицу в недра офисных коридоров. Глубокий разрез нахально размахивал тонким трикотажем, словно поддразнивая цепеневшего от избытка чувств молодого мужчину, с грацией голодного хищника шагавшего следом.
Леночка прекрасно знала, кто за ней идёт. И не сомневалась, что он смотрит – завороженно, напряжённо. И, вероятно, сглатывает слюну, нервно дёргая кадыком и вытирая вспотевшие ладони о свой дорогущий пиджак. А как же иначе? Все мужчины реагировали на неё одинаково.
Ещё в школе она получила прозвище Елена Прекрасная. Так ведь было за что!
С самого детства Лена Сухарёва слышала о том, какая она красавица. Об этом говорили мамины знакомые, соседи, воспитатели в саду и учителя в школе. В общем – вполне авторитетные люди. Голубоглазая блондинка с идеально правильными чертами лица, ровными белыми зубками и сногсшибательной улыбкой. Даже на фотографиях времён детского сада она первой бросалась в глаза, так как была похожа на удивительную фарфоровую куколку. Конечно, мама всегда лезла из кожи вон и наряжала её соответствующе – общественное мнение обязывало, да и быть родительницей бесспорной красотки очень почётно.
В те времена ни про какие конкурсы красоты для детей никто и не слыхал, а то быть бы Леночке главной принцессой Всея Руси. Это сейчас на благодатную почву материнского самомнения бросают зёрна чуждых нам западных идей, демонстрируя целые реалити-шоу по подготовке крошечных девочек к подобным мероприятиям. Невменяемые мамаши азартно в этом участвуют, а вменяемые содрогаются, глядя, как крохам перекрашивают волосы, наклеивают ногти, намазывают загар, приклеивают (да-да, именно так) трусы и нашлёпывают на нежные мордашки килограммы косметики, превращая девочек в подобия взрослых дам. Затем девочкам дают пару уроков кокетства, после чего выпихивают на сцену, где они с азартом женщин лёгкого поведения старательно кривляются, флиртуя с судьями. Именно эта вакханалия и именуется детскими конкурсами красоты.
Так вот в те благодатные времена, когда Леночка ходила в детский сад, ничего подобного ещё не было. Вероятно, только сей факт и уберёг юную нимфу с модельной внешностью от сомнительной карьеры на подиуме.
Мама всегда говорила:
– Всех красивых считают дурами. Но если не только красивая, но ещё и умная – это ядерная смесь, которая подорвёт сердце и кошелёк любого самца. Главное – самой сделать правильный выбор. Вряд ли судьба даст много попыток, поэтому к решительному удару по мужику нужно готовиться заранее. Удиви всех и стань умной.
Леночка очень старалась удивить. Но, одарив её феноменальными внешними данными, природа слегка поскупилась на извилины, поэтому учёба давалась девушке с трудом. Но и это маму не смущало. Она была уверена: за её дочерью рано или поздно прискачет принц-бизнесмен и увезёт Елену во дворец, не забыв прихватить с собой и маменьку. Эту идею мама с бессознательного возраста культивировала в Леночкином сознании с упорством натуралиста, пытающегося в условиях Крайнего Севера выращивать ананасы. Внешность младшей Сухарёвой была признана единственным семейным достоянием. Это стало аксиомой и отрицанию не подлежало.
В итоге Лена твёрдо усвоила, что главное – произвести впечатление, зацепить на крючок, а уж дальше дело техники. Для этого она не жалела ни сил, ни средств. Последние копейки тратились на одежду и хорошую косметику. Ведь даже принц заметил Золушку лишь на балу, когда она отплясывала там в хрустальных туфлях и платье, подаренных феей. А заявись она на праздник в своём обычном скромненьком наряде? Да как минимум никакой принц ей бы не светил, а как максимум – её вообще во дворец никто бы не допустил.
Кроме того, политику семьи Сухарёвых оправдывала и поговорка «По одёжке встречают…». Именно так. Сначала тебя встретят, а потом уже будут копаться в душе и умственных способностях. И это абсолютная ерунда, когда девицы машут руками и высокомерно рассуждают о том, что не в шмотках счастье. Может, оно и так. Да только махать на объективную реальность можно лишь тогда, когда ты уже отхватила себе мужа и живёшь в беспечной уверенности, что он любит тебя и в тренировочных штанах, и со сметаной на физиономии, и с короной из бигуди (именно через эти бигуди у некоторых потом и прорастают ветвистые рожки). Так что мадемуазель Сухарёва точно знала: женщина всегда должна быть в первую очередь женщиной, а уже во вторую – умной. Хотя сама Лена совсем уж дурой точно не была. Да, не суждено ей с умным видом смотреть в микроскоп, изобретать роботов или писать докторскую по физике Солнца. Но более-менее сносное образование она получила, безмозглой пустышкой не была, и никто не посмел бы назвать её типичной блондинкой.
Если женщина забывает о своей принадлежности, то уж её спутник жизни и подавно об этом не вспомнит. Именно поэтому юным девицам не рекомендуется взваливать на себя излишние заботы, освобождая любимого не только от бытовых хлопот, но и от процесса добычи материальных средств. Как кот, которого регулярно не тычут носом в испорченный ботинок, привыкает гадить в вашу обувь, так и мужчина, которого не держат в тонусе постоянными требованиями, адаптируется и повисает на вашей шее блаженно-ленивым хомутом. Тут главное не перестараться с капризами и не переусердствовать в воспитательных потугах. Муж – это орудие в руках умелой дамы. Непросвещённая в этих вопросах неумеха извлечёт из супруга не больше пользы, чем из фрезерного станка. Ну – есть и есть, гудит, а что с ним делать и зачем он вообще – непонятно.
Леночка считала себя умелой. Вот только подходящего мужчины пока не нашлось. А самой большой проблемой стало то, что, пока она такового искала, умудрилась влюбиться в совершенно неподходящего. Осознание сего прискорбного факта сильно отравляло ей жизнь.
Цокот каблучков в сочетании с изящной линией щиколотки, переходящей в невероятно стройную ножку, сводил Константина Манурова с ума. Его в этой девушке вообще всё сводило с ума: и белокурые локоны, и тонюсенькая талия, и нежная кожа, и всё остальное. Периодически Костя ловил себя на мысли, что закатывает глаза и уходит в нирвану, предаваясь совершенно неприличным подростковым фантазиям. При этом поделать с собой он ничего не мог, так как хоть человек и может повелевать миром, но любым человеком повелевают гормоны. И если уж они бродят по организму, то рано или поздно ударят в голову и вышибут из неё любые мысли о работе и прочей чепухе.
…– Леночка, – он догнал её уже у двери в свою приёмную и смотрел, как она возится с замком. Для этого секретарше пришлось слегка отклячить попку и изогнуться. – Давайте я вам помогу.
– Ой, – звонко отозвалась она. – Вы меня напугали. Я думала, вы сегодня позже будете.
– А я решил вас удивить. Получилось?
– Нуууу, – озадаченно прогудела Леночка, прикидывая, пора заканчивать этот бессмысленный трёп или ещё пару минут порадовать начальство. Ведь Константин Николаевич небось думает, что остроумен, как Жванецкий, и неотразим, как Бандерас. Вон как пыжится. – Слегка.
– А что нужно сделать, чтобы удивить вас не слегка, а очень сильно? – с каким-то загадочным подтекстом, добавив во взгляд непонятной мути, прошептал Мануров.
Дамы же любят, когда их пытаются обаять, очаровать и завоевать. Делать это следует по всем законам бразильских мелодрам – кроя страстные рожи и изображая неуёмный эротический пыл. Иначе до дам доходит плохо. Они вообще особи крайне непонятливые и непредсказуемо обидчивые.
Леночка чуть повернула точёный профиль в сторону Константина и снисходительно улыбнулась, словно убогому. Отвечать она не посчитала нужным.
Мануров и сам чувствовал себя идиотом. Обычно с девицами всё было как-то проще. Они быстро оценивали его одежду, благосклонно принимали знаки внимания и активно вступали в фазу бартера: подарки – секс.
А тут требовались дикие усилия, чтобы подтолкнуть сотрудницу в нужную сторону. Отношения у них развивались как-то вяло. Хорошенькая, даже не хорошенькая, а дивно красивая секретарша оказалась исполнительной, старательной и неприступной, как поселение викингов. Любые заигрывания шефа она встречала если не в штыки, то уж точно с явным нежеланием идти на сближение. Она держала дистанцию, словно опытный водитель, за которым по пятам следует машина гибэдэдэшников. Хвататься за неё руками Константин опасался, хотя и очень хотелось. Форсировать события тоже побаивался: при всей его мужской самоуверенности червячок сомнения всё же подтачивал непоколебимую убеждённость в собственной неотразимости – а ну как будет послан, и что тогда?
Позже к азарту завоевателя начало примешиваться что-то ещё, что спустя некоторое время Костя Мануров смог идентифицировать как влюблённость.
И он испугался.
Влюбляться Константин не умел, не хотел и вообще считал это чем-то постыдным. Зависеть от женщин нельзя. А любовь делает тебя зависимым и уязвимым, как перевёрнутый на спину еж.
Мужчина же должен быть сильным и довлеть над ситуацией, а не наоборот.
Костя Мануров был в некотором роде баловнем судьбы. Учился отлично, одевался стильно, всегда был в центре внимания, благо природа внешностью не обделила – темноволосый, поджарый, с лучистыми глазами мальчика из хорошей семьи и ошеломляющей улыбкой киноактёра, на которую и покупались абсолютно все барышни. Нельзя сказать, что он был красавцем. Но харизматичным и притягательным – безусловно. С деньгами помог папа, с образованием – мама, так что в итоге к тридцати годам он стал довольно успешным бизнесменом, любимцем дам и просто беззаботным плейбоем, легко срывавшим любые цветы, услужливо подсаженные на его пути судьбой.
И только об Елену Сухарёву он, фигурально говоря, сломал свои тщательно отполированные зубы.
Мануров твёрдо придерживался принципа: не гадить, где работаешь, поскольку расставаться девушки не любили и не умели. Ещё бы – молодой, красивый, богатый – и вдруг наелся чувствами, сыто икнул и помахал ручкой. А наличие на работе очередной недовольной разрывом пассии позитива не прибавляет. Проблемы вообще никому не нужны, а успешному мужчине и подавно. Пару раз он обжёгся и сделал вывод: все бабы – за пределами конторы. Благо выбор велик.
Как показала жизнь, никогда и ни в чём нельзя быть абсолютно уверенным.
Чётко осознавая, как надо жить правильно, Костя умудрился попасть в ситуацию, в которую ни при каких обстоятельствах попасть был не должен.
Лена Сухарёва свалилась на него как лавина и погребла под собой все прежние представления о правильном и неправильном.
– Не парься, пройдёт. Это просто спортивный интерес, – утешил Манурова друг и соратник Андрей Вересов. Андрей был хоть и моложе, но по умолчанию мудрее. В отличие от Кости он не попадал в неприятные истории с девушками, любил всё продумывать и просчитывать и вообще был обстоятельным и неазартным, как член партии времён застоя, опасающийся за своё место и моральный облик. С одной стороны, Костя считал друга слегка занудным, а с другой – только Вересов удерживал его от различных авантюр как с дамами, так и в бизнесе. Андрей был высоким, худощавым, немного нескладным очкариком, и на его фоне Мануров выглядел форменным красавцем.
– Но я её всё время хочу, – нудил Константин, набулькавшись коньяка и дойдя до кондиции унылого студня – когда ещё какое-то подобие формы сохраняется, но собраться в кучу нет никаких сил. – У меня навязчивое состояние и нервы ни к чёрту. Нравится она мне.
– Костян, ты ведёшь себя как дитё, которому мама отказывается покупать машинку. Вот всё время покупала, а тут вдруг не хочет. Плюнь. Купи другую бибику и катай её, сколько влезет.
– Не нужна мне другая. Я, кажется, влюбился, – пугливо покопавшись в ощущениях, выдал Мануров.
– Тогда ты попал, – добродушно резюмировал Вересов. – Сочувствую.
– Мне нужно ещё что-то, кроме сочувствия, – вздохнул Костя.
– Больше ничего предложить не могу. Видел я твою секретаршу. Себе на уме, хитрая штучка, хоть и хорошенькая. Я считаю, либо она цену набивает, либо у неё уже кто-то есть, и ты не в тему.
– Я её отобью, – пылко заявил Костя и ещё плеснул в себя конька.
– Ну, тут главное, чтобы тебе ничего не отбили. Надо ж разобраться, кто там у неё. Да и вообще, разберись сначала, надо ли тебе это всё. Что-то я тебя не узнаю. Такой попрыгун, и вдруг какие-то серьёзные чувства. По-моему, ты себе это всё придумал.
– У меня серьёзно, – упёрся Мануров.
– Ладно. Тогда возвращаемся к тому, что я уже говорил. Сочувствую, – пожал плечами Андрей. Он так давно знал друга, что был уверен – тот вообще вряд ли когда-то женится, ибо к любви и постоянству просто не способен. Да и где её взять – такую женщину, чтобы захотелось быть рядом с ней всю жизнь? И, о ужас, с ней же и состариться! Для этого надо уметь, как минимум, уважать женщин и ценить не только молодые, аппетитные выпуклости. Должно быть что-то ещё. Сам Андрей верил, что однажды, если повезёт, он такую встретит, а вот Костя – вряд ли. Не тот он человек.
И тут такой сюрприз.
– Знаешь, – пропыхтел Вересов, затаскивая приятеля на диван, с которого тот в блаженном опьянении съехал на пол. – А я за тебя, наверное, рад. И даже, представь себе, завидую.
Но ничего этого Мануров уже не слышал.
Он спал сладким сном человека, не обременённого проблемами и муками совести.
Утром Костя к разговору вернулся. Был он непривычно мрачен и сосредоточен. Видимо, всё же хоть одна проблема в его жизни появилась
– Тогда попробуй её завоевать, – подумав, предложил ему Андрей. – Девушки – они ж непостоянные, как погода в тропиках. Куда ветер дунет, туда флюгер и повернётся. Дари подарки, делай сюрпризы, удивляй. Рано или поздно она сдастся. Если захочет.
– А если не захочет? – напрягся Мануров.
– Ты сделай так, чтобы захотела. Только не спрашивай меня, как. Я в этом не разбираюсь. Я их вообще не понимаю. Для меня бабы – инопланетянки. Я их вообще боюсь, так как мужика просчитать можно, а бабу – никогда.
– Лена – не баба, – подумав, изрёк Костя.
– Всё. Диагноз поставлен, – расхохотался Вересов. – Добавь романтику. Они это любят. И в бой.
* * *
Лена равнодушно дала снять с себя шубку и, не глядя на шефа, пошла включать компьютер. Константин бережно повесил шубейку в шкаф, туда же бросил свою куртку и решительно подошёл к Леночке почти вплотную.
Она спокойно подняла глаза и выжидательно уставилась на обнаглевшее начальство.
– Кофе? – уточнила она, когда пауза затянулась.
Вообще-то Костя собирался пригласить её вечером в ресторан, но пришлось сделать вид, что да, именно кофе.
Он с раздражением хлопнул дверью, оставив сотрудницу стоять столбом посреди приёмной.
– Просто интересно, – пробормотала Лена. – Сколько он ещё будет телиться. Надо же, какой робкий. Хотя… может, это и к лучшему.
Когда выбора нет – жить легче. Вот в советские времена приходил человек в магазин, а там колбаса либо была, либо её не было. И никому не приходило в голову спрашивать – какая. Есть – и вот оно, счастье. Хватай и неси домой. А потом появился ассортимент, от которого разбегались глаза и дилемма возникала за дилеммой. Так и с мужчинами. Если у какой-нибудь простушки появляется кавалер, то она вцепляется в него, как утопающий в обломок доски, и висит из последних сил. Так как понимает – упустит этого, другой уже вряд ли подвернётся. Хотя, может, и подвернётся. Но не факт. Поразмышляв, она ещё сильнее впивается в подкинутого судьбой кавалера и по сторонам особо не зыркает. А у красивой девушки этих кавалеров – пруд пруди. И поди-ка, выбери самого-самого, чтобы потом локти не кусать. Даже платье в магазине и то подобрать проще. Вот хочешь ты, например, с перламутровыми пуговицами, пояском и вырезом сзади, а тебе – либо без пуговиц, но с пояском и вырезом, либо без выреза, но с пояском и пуговицами. И ты думаешь, ошалев от гуляния по этажам и желания уже завершить этот бесконечный шопинг: «Да и фиг с ним, пусть без пуговиц, всё равно на один сезон. Потом другое куплю!»
