Арина Ларина
Коктейль под названием «муж»
Пролог
– Надя! Ты когда-нибудь видела, как должен выглядеть нормальный английский газон? – устало-раздраженный женский голос с плаксивыми нотками словно призывал в свидетели всех и вся. Даже не глядя на упомянутый газон, можно было предположить, что, по мнению говорившей, он не нормальный и не английский. И, учитывая трагический надрыв в интонациях, вероятно, и не газон вовсе.
– А то как же? Нам-то, хохотухинским, и не видать аглицких газонов! Да мы на них выросли, можно сказать, и с козьим молоком впитали ихние интерьеры! – в сердцах пробормотала не менее раздраженная собеседница, от души добавив пару непечатных конструкций, выражающих весь спектр эмоций местной жительницы деревни Хохотухино по отношению к барским замашкам городских.
– Что ты там бормочешь? Я тебе деньги плачу, между прочим! А ты мне лужайку испортила. Тут вчера были голубенькие цветочки! Где они?
Смачным шепотом удачно срифмовав в пространство ответ, Надя елейным голоском, словно успокаивая буйного пациента или неразумное дитя, громко ахнула:
– Как? Нету цветиков? Как же так? Не иначе улитки съели. Но вы, Диана Аркадьевна, не блажите. Я новые посею. Непременно сию минуту посею, раз без них никак.
– «Не блажите», – оскорбленно передразнила Диана Аркадьевна. – Перестань так со мной разговаривать. Почему трава криво пострижена? Ты чем стригла?
– Ножницами, – подобострастно сообщила Надя и, подумав, добавила: – Маленькими такими.
– Какая дикость! – простонала Диана Аркадьевна. – Тебе косилку купили специальную! Какими ножницами?
– Так сейчас ребятенок спит! Куды ж я с тарахтелкой вашей полезу! А до обеда вы спите! – рявкнула Надя, утром без зазрения совести презревшая импортный агрегат и скосившая «лужайку» обыкновенной косой.
– Клумбу надо переделать, – неожиданно перескочила на другую тему хозяйка. – У нее вид неэстетичный. Вон те оранжевые цветы не гармонируют с общим фоном.
– Выдеру к чертям…
– Надя! Их надо пересадить вон туда, к голубым!
– Пересажу, – покладисто согласилась Надя.
– И добавить красненького, мне кажется, не помешает…
– Добавлю!
– И…
– Все сделаю в лучшем виде.
– Корни не повреди…
– Да ни боже мой, – убедительно затрясла головой Надя, мечтая об одном – чтобы хозяйка от нее наконец-то отвязалась.
– Да, у нас сегодня будут вечером гости. Накрой стол парадным сервизом.
– Опять этот проглот заявится? – неодобрительно констатировала Надя.
– Артур Константинович – уважаемый в обществе человек! – взвизгнула хозяйка. – Не смей!
– Да уж, продукты ваш уважаемый метелит, как с голодного острова, только дай. Да и до дамского пола не дурак, – хмыкнула собеседница, сдобно колыхнув полным телом, затянутым в цветастый сарафан. Она была абсолютной противоположностью хозяйки: субтильной дамы, похожей на слегка состарившуюся, но красивую куклу. – То-то его у Тараторовых уважили, что вчера с бланшем пришел.
– Прекрати распространять грязные сплетни! – возмутилась Диана Аркадьевна и тут же заинтересованно добавила: – А он сказал, что девушку от хулиганов на станции спас.
Ответом ей послужил душевный басистый хохот Нади:
– Да ему папаша Тараторов засветил. Вот не знаю только, с дочкой он вашего уважаемого застукал или с женой.
Последний комментарий был произнесен с явным сожалением.
– Но орал на всех – жуть. Вчера же днем и уехали всем семейством. Так что кормить-то его сегодня будем или поостережетесь? – с невинно-наивным любопытством завершила повествование Надя. – Не ровен час, Максим Михайлович приедут. У них-то рука тоже небось тяжелая.
– Не болтай ерунды, – покраснела хозяйка, но задумалась. То ли о «проглоте», то ли о возможном приезде мужа, то ли об обоих сразу.
Легкую занавеску лениво теребил теплый июньский ветер. Тонкий тюль, усыпанный легкомысленно-деревенскими цветочками, пронизывали ласковые лучи обнаглевшего от собственной власти солнца.
– Мама, – яростно прошипела Маша, тревожно прислушиваясь к угрожающему гудению полосатой пчелы, таранившей стекло своим мохнатым тельцем. Еще немного, и она сообразит, что целесообразнее изменить траекторию полета и порезвиться в комнате. Этого Маша Князева, невзирая на панический ужас перед всеми без исключения насекомыми, никак не могла допустить. Даже ценой собственной жизни. А цена была именно столь высока, ибо от одной только мысли о схватке с шестилапым чудовищем сердце переставало биться, а по спине полз липкий страх, переходящий в панику. Схватив последний номер «Космо» и цепенея от накатывающего героизма на грани истерики, девушка замерла посреди комнаты. Пышные рыжие волосы, собранные в конский хвост, трусливо подрагивали, а веснушки, обильно рассыпанные по щекам, побледнели.
Причина ее грядущего подвига сладко, почти беззвучно посапывала в маленькой кроватке, выпятив в суровый мир беззащитно-розовую попу, удобно устроившуюся на двух крошечных пятках. Никита Алексеевич Князев, шести месяцев от роду, предпочитал смотреть послеобеденные сны именно в такой позе. В этой же позе он был запечатлен бесчисленное множество раз во всевозможных ракурсах, и Маша уже не знала, куда девать фотографии, которые все прибывали и прибывали. А как быть, если хочется запомнить каждый миг, каждое движение этого чуда?
В данный момент чудо, блаженствовавшее в стране Морфея, даже не подозревало о надвигающейся крылато-полосатой угрозе.
– Мама, – снова шепотом рявкнула Маша, обернувшись в дверной проем. Она боялась, что битва с пчелой будет неравной и Никита Алексеевич все же окажется укушенным. Ребенка следовало немедленно эвакуировать.
Разумеется, бабуля знать не знала о трагедии, и, скорее всего, принимала солнечные ванны в гамаке. Бабуля вообще была слишком молода и бесшабашна для роли, навязанной ей полгода назад.
Глава 1
Когда сияющая дочь сообщила Диане Аркадьевне, что та скоро обзаведется внуком, реакция была по-детски непосредственной и весьма неожиданной.
– Какой ужас! – всплеснула кольцами мадам Кузнецова. – Ты с ума сошла! Я не могу так! А что скажут люди?!
В этом вопросе была вся мама: от тщательно уложенных прядей на темечке до свежего педикюра. Разумеется! Не радоваться же молодой сорокачетырехлетней женщине тому, что у нее появится внук. Внук – это как первый седой волос, первая морщина, первый вставной зуб… В общем – настоящая беда. Еще вчера ее называли девушкой, кто обознавшись со спины, а кто и с хорошо продуманным подхалимажем, и вот…
– Какое несчастье, – резюмировала Диана Аркадьевна, не замечая перевернутого лица дочери.
– Да уж. Такое горе, – саркастически подтвердила Маша. – Просто не представляю даже, как мы эту трагедию переживем!
Шутку мама не поняла и сарказм не заметила, углубившись в свою печаль.
Давным-давно привыкшая к маминым странностям Маша на сей раз обиделась. Ребенок – событие, кардинальный поворот в жизни, самое важное, что может произойти с женщиной! Несмотря на крайнюю недалекость и инфантильность, мать просто не имела права реагировать так!
Диана Аркадьевна всю жизнь жила для себя. Природа щедро одарила ее красотой, сэкономив на уме. Не то чтобы девушке вообще ничего не перепало, но то, что где-то там наверху выделили для наполнения извилин, больше походило на блокадную пайку, нежели на полноценный набор из женской логики, сообразительности и интуиции. Просто-таки обделили Диану Аркадьевну самым возмутительным образом. Но именно благодаря столь несправедливой дележке, жила она легко, даже не подозревая о печальной недостаче.
– Красивая женщина – это сокровище, – убежденно поясняла она всем, имея в виду себя. Женщины ехидно поджимали губы, а мужчины не спорили, зачастую мысленно добавляя к перечню ее плюсов очаровательную недалекость. С умной женщиной тяжело и неуютно. Она давит на самооценку партнера, заставляя напрягаться и держать себя в тонусе. Женщина наивная и примитивная, но красивая, подобна дорогой иномарке: ее легко контролировать и ею можно гордиться.
Дианой Аркадьевной тоже легко можно было блеснуть в обществе. Как часами «Ролекс».
Замуж ее выдали рано, но удачно. За сына партийной шишки.
Шишка была так себе, средненькая, но предприимчивая. Свекр, как снегоуборочная машина, греб под себя все, что плохо лежало. А что лежало хорошо, он «клал» так, чтобы удобнее было взять впоследствии. Сын пошел в него.
Будущий муж понравился Диане прежде всего перспективами. Про перспективы ей объяснили родители, и дочь приняла их вводную за аксиому.
Максим Михайлович Кузнецов влюбился в нее горячо, искренне, но ненадолго. Быстро устав от красивой и капризной бабочки, порхавшей по апартаментам, он пересмотрел свое отношение к новой игрушке, предложив бартер: он удовлетворяет все ее потребности в обмен на наследника. Жалобные стоны по поводу порчи фигуры, бессонных ночей и невозможности летнего отдыха у моря он пресек на корню, намекнув, что в противном случае супруга вернется к родителям в чем пришла. Так в жизни четы Кузнецовых появилась Маша. Правда, Максим Михайлович был крайне недоволен тем, что родилась девочка, и даже норовил обвинить супругу, что она это сделала нарочно, поскольку все и всегда делала назло, словно специально стараясь вывести его из себя и помотать нервы. Но через год смирился и уже души не чаял в дочери. Хотя любовь его была настолько специфической, что, даже повзрослев, Маша продолжала побаиваться главу семейства. Максим Михайлович был груб, деспотичен и упрям. Благодаря наработкам и связям отца, он стал довольно крупным бизнесменом, благосостояние которого неуклонно росло. Он все мерил деньгами и считал, что купить тоже можно почти все. Даже из области высоких материй. Хозяин жизни тот, у кого в руках материальные блага.
– Что есть «высокая материя»? – любил рассуждать папа. – Материя – суть материал. Оплатил, свернул, положил за пазуху. Еще Пушкин говаривал: «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать!» Все, что можно продать, – можно купить.
Маман брезгливо морщилась и называла его мужланом, а Маша в душе понимала, что отец отчасти прав. Отчасти, так как она все же была романтической барышней, воспитанной на классической литературе и розово-голубых идеалах, напоминавших мыльные пузыри. Они были столь же непрочными и со временем лопались, пачкая окружающих мокрыми брызгами.
Отца Маша уважала, а к матери с некоторого времени начала относиться с легким снисхождением. Родители ассоциировались у нее с героями знаменитой басни Крылова: отец, словно трудолюбивый муравей, копошился на пике своей финансовой пирамиды, а мамуля бестолковой стрекозой крутилась вокруг, создавая крылышками сквозняк, уносивший из семейного бюджета солидные суммы.
Возможно, рано или поздно дочь начала бы конфликтовать с легкомысленной родительницей, но тут на ее горизонте возникла любовь – первая, настоящая и всепоглощающая, – и Маша стремительно выскочила замуж, перекочевав в подаренную отцом квартиру.
Если вдуматься, то Алексей был далеко не первой любовью. И даже не десятой.
– Марья, ты слишком влюбчивая. Это мягко говоря, – любила повторять ближайшая подруга Рита. – А вообще для твоего поведения есть другой термин.
«Термин» она благоразумно не озвучивала.
Обижаться на Риту было бесполезно. Она всегда говорила, что думала, а, как правило, ничего хорошего про окружающих Маргарита Гусева не думала. Из таких девушек получаются отличные соратницы в борьбе за справедливость, партийные деятели, бьющиеся не за деньги, а за идею, или просто склочницы. Все это было написано на ее худощавом лице, обрамленном копной мелких черных кудряшек. Максим Михайлович называл маленькую субтильную Риту «занозой», хотя признавал, что лучше уж быть занозой, чем пустым местом.
Гусева вызывала уважение своей непримиримостью и прямотой, граничащей с хамством. Маша так не умела, но надеялась научиться.
Будучи довольно симпатичной, Маша пользовалась успехом у противоположного пола и легко отвечала взаимностью. Но, как и любая девица на выданье, она ждала настоящей, светлой и чистой любви. Кто ищет, тот всегда найдет, а кто ждет – дождется.
Любовь налетела на нее одним прекрасным зимним вечером в коридоре отцовского офиса, когда Маша заехала обсудить с родителем покупку машины. Она считала, что уже пора, а Максим Михайлович презрительно кривил губы и рокотал, что «еще не доросла».
До папы она в тот день так и не дошла, окончательно и бесповоротно влюбившись в директора отдела продаж. Именно эта солидная должность значилась на визитке мужественного шатена с потрясающими серыми глазами и могучей шеей. Этой визиткой он решил потрясти ее воображение, и Маша сделала вид, что потрясена, затеяв глупую игру и представившись курьером.
Конечно, он мог знать, что она дочь шефа.
Конечно, он мог все просчитать и запланировать.
Конечно, он слишком быстро и напористо начал очаровывать…
Это все не имело значения, поскольку было уже не важно. А если и важно, то думать об этом было поздно.
Роман развивался стремительно, и уже на дне рождения Маши Алексей был представлен родителям и знакомым.
Подруги немедленно высказали свое мнение, как делали всегда.
– Хлыщ с дальним прицелом, – поджала губы Рита.
– Какой красивый, – восхищенно цокнула языком Алина.
Если Рита из-за проблем с личной жизнью во всех чужих кавалерах сразу начинала искать негатив, то Алина, окончившая университет вместе с Машей и олицетворявшая собой натуральную филфаковскую барышню с легкой придурью и в розовых очках, любила всех мужчин без разбора. Они казались ей милыми, трогательными и требующими заботы.
– Если тебе не о ком заботиться, заведи хомяка. Или попугая, – раздражалась Рита. – Ты их развращаешь своими ритуальными приплясываниями и попытками во всем угодить. Из твоих рук на волю выпадают инфантильные эгоисты, требующие от женщины неустанного внимания и самопожертвования.
– Можно подумать, ты собираешься подобрать кого-то, выпавшего из моих рук, – язвительно хмыкнула Алина.
Удивительно, но при совершенно разном отношении и подходе к противоположному полу обе они никак не могли устроить свою личную жизнь.
– Мне кажется – это моя судьба, – вздыхала Маша и томно хлопала глазами, гипнотизируя широкую спину кавалера. Алексей что-то обсуждал с Максимом Михайловичем, поэтому она, воспользовавшись моментом, потребовала у подруг детального отчета о наблюдениях.
– Тебе это кажется каждый раз. Больше всего мне нравится разбор полетов в твоем исполнении, когда очередной Ромео получает отставку или наставляет тебе рога. Вот что у тебя, Маня, не отнять, так это чувство юмора и мозги.
– Да уж, мои мозги всегда при мне, – пробормотала Маша, соображая, как расценивать выступление: как комплимент или как очередной укол. Комплименты были не в обычае Риты, так что вывод напрашивался сам собой.
– Не скажи, – подтвердила ее опасения «добрая» подружка. – Только полная дура могла поверить, что директор отдела не знает в лицо дочь своего босса. Это во-первых. А во-вторых – учитывая капиталы твоего папаши, я бы не верила ни одному самцу. Я тебе даже сочувствую: никогда не знаешь, на ком он женится – на тебе или на папане.
Рита победоносно глянула на приунывшую Машу и изобразила лицом нечто скорбное.
– Язва ты, Ритка, – расстроилась вместе с Машей Алина. – Надо тебе желчный пузырь проверить. Надо ж так на ровном месте настроение испоганить. Красивый мужчина полюбил красивую девушку. То, что у нее папа оказался начальником…
– …отдает хорошо продуманным сценарием мыльной оперы, – завершила мысль Рита. – Он же понимает, что юные безмозглые барышни, начитавшиеся сопливых романов про любовь, падки на такую мишуру.
– Я не читаю сопливые романы, – обиделась Маша.
– Но он об этом не знает. Погоди, еще приедет к тебе на белом лимузине, как Ричард Гир. Цветочки подарит, наплетет чего-нибудь красивого и сказочного. А ты будешь слушать и пускать слюни от умиления.
– Мань, а давай ее побьем, – задумчиво предложила Алина. – Может быть, у нее в голове что-нибудь встряхнется и встанет на место.
– Я правду говорю, – надулась Рита. – Проще всего хлюпать носом в унисон и ахать: «Какой красавчик, как я за тебя рада!» Надо смотреть правде в глаза.
– Слушай ты, газета «Правда», – хихикнула Алина. – За такое в глаза не только смотрят, но и бьют. У человека любовь, чувства, а ты ерунду всякую мелешь.
– Я книжки читаю и телевизор смотрю. Вот приберет он к рукам Манькины миллионы и начнет права качать. И любовь пройдет, как утренний туман. Останется только горечь от позднего осознания ошибки. А я ей глаза открываю. Я ж не говорю, что этот пижон именно так и сделает. Но вероятность не исключаю. И ты, Манюня, не исключай. Или наоборот: папенька ни копейки вам не даст. Не потянет твой красавец на твои запросы – турнешь ты его к чертям собачьим и вернешься к папане с наследником в подоле.
– Спасибо, дорогая, – с чувством выпалила Маша. – Низкий тебе поклон за заботу. Я обязательно учту. Я теперь понимаю, почему от тебя мужики шарахаются.
– Один – один, – гикнула Алина. – Брэк!
Глава 2
После свадьбы, удовлетворившей все мыслимые и немыслимые амбиции любой юной барышни, желавшей, чтобы «было круче всех», неожиданно началась обычная жизнь. Та, которая всегда текла за окном. Как дождь, на который уютно смотреть сквозь стекло, но совершенно невыносимо под этим же дождем мокнуть на остановке, заледеневшими руками удерживая рвущийся вслед за ветром зонт.
Папа, подаривший во время торжества ключи от новой квартиры, будучи не совсем трезвым, выдал витиеватую речь, смысл корой стал понятен позже: дочь стала взрослой, и он счастлив вручить ее судьбу молодому супругу. Проще говоря, Маша теперь проживала не только на отдельной жилплощади, но и должна была существовать на средства, отдельные от папиных. То есть – на мужнину зарплату.
Зарплата директора отдела продаж не имела ничего общего с родительским кошельком ни по объему, ни по перспективам. Там были другие нули и другие возможности. По Машиным меркам – так возможностей и вовсе не было.
Никогда не вдававшаяся в подобные тонкости, молодая жена приуныла. Пару раз закатив истерику и наткнувшись на искреннее непонимание мужа, она совсем пала духом и даже позавидовала маме, так хорошо устроившейся, невзирая на глупость и необоснованные капризы. Маше даже пришло в голову, что мама на самом деле не так уж и глупа, если сумела настолько удачно организовать свою жизнь.
Посоветоваться было абсолютно не с кем. Подруги не поняли бы однозначно. Если вдуматься, ее проблемы выглядели комично: в новом сезоне придется донашивать прошлогоднюю шубку, нельзя купить в ювелирном красивую побрякушку просто так, а две машины на семью – излишество. Машенькино предложение подарить ей на следующий день рождения красный «БМВ» Алексей воспринял как не особо остроумную шутку и даже вежливо похихикал. А уж когда выяснилось, что мероприятия, на которые она раньше ходила в качестве дочери «господина Кузнецова», теперь приглашают лишь вышеупомянутого «господина Кузнецова» с супругой, а «господина Князева с супругой» приглашают на тусовки рангом несравнимо ниже, Маша разрыдалась, напугав мужа. Тот искренне не понимал объяснений и не видел в перечисленных фактах трагедии.
Та жизнь, веселая и беззаботная, к которой она привыкла, оборвалась внезапно и фатально. Ощущение было такое, словно судьба, подарив ей любимого мужчину, посадила их обоих в темную сырую яму, дабы уравновесить эйфорию от своего подарка. Это сравнение настолько понравилось Маше и так ярко характеризовало ее переживания, что она все же рискнула поделиться с подругами. Держать все переживания в себе не было никаких моральных сил.
– Эх, кто б меня в такую яму засадил, – Рита оглядела роскошный евроремонт, итальянскую мебель и насмешливо уставилась на подругу. – С жиру бесишься, Маня.
– Нет, ну не надо так, – примирительно протянула Алина. – Просто ей трудно так сразу перестроиться.
– Да привыкла жить у папаши за пазухой! И не надо губки надувать! Хотела все по-взрослому: чтобы муж, семья, отдельно от родителей? Ну, вот и не жалуйся! Еще скажи спасибо, что папаня жилплощадью обеспечил, а то жила бы сейчас с Лешкиными предками. Что у них там? Двушка в хрущевке? А вам, барам, некомильфо в таких гегемонских условиях? Прынцесса на горошине! Манька, спустись с небес на землю! Без машины и новой шубы никто еще не помер. Алинка, ты не померла в пуховике? И я в дубленке тоже живу и радуюсь. А у тебя в шкафу этих шуб штук десять висит…
– Шесть, – шмыгнула Маша. Ей было обидно слушать столь несправедливые обвинения, словно она капризная царевна из сказки, требующая подснежников зимой. – Ты не понимаешь. Это необходимость. Статус обязывает!
– Князева! Нету у тебя никакого статуса! И шубы не нужны. Такое вот счастье для семейного бюджета. Все. Отпочковалась ты от папенькиного линкора и ушла в свободное плавание на моторной лодочке. И горючим он тебя снабжать более не обязан. Нету топлива – греби веслами, нету весел – ручками. Ты лодочку и капитана выбрала сама, а за собственные решения надо отвечать, – зло хохотнула Рита.
– С таким характером ты мужика никогда не найдешь, – оскорбленно парировала Маша. Больше сказать было нечего. – У меня проблемы, а ты еще побольнее ударить норовишь!
– Я мужика не найду, потому что мне нужен не абы какой, а с квартирой. И не потому, что я такая меркантильная, а потому что жить будет негде. У нас с матерью комната в коммуналке, если помнишь. А еще мне нужен мужик с большой зарплатой, потому что я хочу ребенка. А если я уйду в декрет, то нам хотя бы полтора года должно хватать только его денег. И Алинке нужно все то же самое! И любой другой нормальной девице тоже! А где такого взять? Может, он, как особо ценный клад, и зарыт где-то, только у нас карты нет и лопаты. И даже если откопаем наудачу и без подручных инструментов, то как его делить? Таких роскошных кадров на всех не хватает. Ты, Князева, вообще неправильно понимаешь значение слова «проблемы». Не было у тебя еще в жизни настоящих проблем. И я тебе даже сочувствую, потому что за белой полосой всегда следует черная. Высоко взлетела – падать будет больно.
Маша оторопело моргнула:
– Ты что, подраться хочешь?
– Я хочу, чтобы ты трезво взглянула на себя и окружающих. Никто тебе ничего не должен. Если хочешь машину – заработай на нее. Я вот, например, хочу квартиру. И это не предмет роскоши, а необходимость. Без квартиры я сдохну старой девой в обществе моей любезной мамаши, у которой характер еще гаже моего. Поэтому я на нее зарабатываю. А ты ждешь, пока само в руки обвалится, да еще морщишься, что оно само падать не хочет, а у блюдечка каемочка не голубая.
– Обычно после таких выступлений гости съезжают с лестницы, пересчитывая копчиком ступени, – философски заметила Алина. Ей хотелось поесть пирожных в спокойной обстановке. Частично Рита была права, но форма затмевала содержание. Впрочем, как обычно.
– Почему ты работать не идешь? – не унималась Гусева. – Я вот работаю, Алька тоже. А тебе что мешает? Будешь хоть в чем-то независимой.
– Я и так ни от кого не завишу, – звенящим от обиды голосом заявила Маша.
«Еще немного, и мы останемся без сладкого, а еще насмерть поссоримся», – поняла Алина. Ей категорически не хотелось принимать ничью сторону. Алина Шульгина вообще была крайне миролюбивым и позитивным человеком, и наличие в ближайшем окружении Риты создавало в ее жизни некоторый дискомфорт, а иногда и вовсе угрозу здоровью. Особенно когда Гусева начинала делать замечания подросткам или пьяным.
– Еще как зависишь. Тебе третий десяток, а ты все деньги на карманные расходы просишь. Сначала у папы, теперь у мужа, – Рита победоносно взглянула на подругу. – Надо радикально менять отношение к жизни. Жизнь – это кактус. Если его грызть или пытаться на него сесть, то ты по-любому останешься в проигрыше. А вот если поливать, то, возможно, он даже зацветет. Мысль моя ясна?
Судя по напряженному молчанию, мысль адресата не нашла.
– Поясняю, – Гусева приосанилась, словно лектор перед аудиторией. – Надо уметь пользоваться ситуацией. Один умный человек сказал: если тебе плюнули в спину, это значит, что ты идешь впереди. Минус – плюнули. Плюс – впереди. Жизнь – это губка, из которой надо выжать максимум. Это лестница, по которой надо нестись в нужном направлении. Правильное направление, поясняю для инфантильных и тупых, – это вверх, желательно перепрыгивая через ступеньку. Только тогда ты доползешь до нужного результата. А результат зависит еще и от того, с какой ступеньки ты стартуешь. У тебя, Манька, ступенька высокая и шансов больше, чем у простых смертных, только ты из своих шансов сплела веночек и сикось-накось на прическу нахлобучила. Сие называется нецелевое использование возможностей. Нет бы у папани попросить дело тебе какое-нибудь купить. Тогда на всю оставшуюся жизнь сама себе хозяйка. А ты все норовишь за чьей-нибудь спиной отсидеться. А ежели спина куда-нибудь денется, чего делать будешь?
– Никуда она не денется, – поджала губы допрашиваемая.
– Нет в нашей жизни ничего постоянного. Собственно, и сама жизнь – величина переменная. Да еще с летальным исходом.
– А давайте чай пить, – логично и радостно закруглила беседу Алина, уловив момент, близкий к перемирию. Она даже предприняла попытку пододвинуть на середину стола пирожные, но, видимо, день был неблагоприятным. Как для чаепития, так и для общения на животрепещущие темы. Собственно, Алина именно это и вычитала утром в гороскопе, притулившемся в конце программы телевидения на неделю. Зря она понадеялась, что астрологи врут.
– И что ты предлагаешь? – Маша нехорошо прищурилась на разглагольствовавшую Гусеву. – Чем мне заняться?
– Ну, милая моя, – снисходительно потрясла кудрями Рита. – Тебе виднее. Я бесплатных советов не даю.
– Можно бюро переводов открыть, – оживилась Алина.
Гусева с состраданием взглянула на «переводчиц».
– Кому оно надо, ваше бюро. Лучше уж художественную галерею.
– Ну, разумеется, – мстительно фыркнула Маша. – И выставлять там твои шедевры.
Рита, воодушевленно метившая ближним в самое больное место, сама абсолютно не умела держать удар. А картины были ее уязвимой точкой.
