Арина Остромина
Эйна из Третьей зоны. Трава на асфальте
Глава 3. Коварный обман
Выспаться после изолятора, конечно, не удалось. Зато завтрак в тот день был горячий – не всегда нам так везёт! У нашего повара сложный график, к нам в приют он приходит в разное время. Работы тут немного: вскипятить воду в нескольких больших баках, бросить туда брикеты. Из зерновых брикетов получается каша, из витаминных – горячий утренний напиток. Поэтому каждый повар успевает обслуживать несколько учреждений, а в каком порядке их чередовать, решает его начальство. Иногда повар приходит к нам в пять часов, и тогда всё остывает до нашего подъёма. Иногда в шесть, как сегодня. Люблю такие дни!
Над баком с кашей поднимался ароматный белый пар. Да ещё и мой любимый из всех витаминных напитков дали: тёмно-красный, с кисло-сладким вкусом. Это меня взбодрило, и я весело побежала в школу. Девчонки после завтрака вернулись в спальню – кто идёт на фабрику в утреннюю смену, у тех ещё полчаса до выхода. А кто в дневную, у тех сейчас по расписанию швейная мастерская.
Небо над городом, как всегда, казалось низким и тяжёлым. Не знаю, как в других зонах – часто ли там бывает чистое небо, – но в нашей, промышленной, по утрам его не увидишь. У всех фабрик и заводов такой график, что в конце каждой смены они выбрасывают в атмосферу всё, что накопилось за восемь часов работы. Нам объясняли, что властям так удобнее контролировать уровень загрязнения воздуха. Может, и удобнее. Но каждое утро я наблюдала одну и ту же картину: тёмные клубы дыма над крышами домов, как будто всё небо в тучах. К полудню дым развеивался, небо становилось голубым. Порой даже солнце выглядывало. Но я в это время ещё сидела на уроках.
Над школьным крыльцом висели большие круглые часы. Старинные – теперь таких не делают. Со стрелками. Помню, как долго я училась определять по ним время. Обычно всё просто: две цифры – часы, две цифры – минуты. Ноль семь и тридцать пять. А тут надо было хитро высчитывать. Я только к концу первого класса научилась – мне тогда уже девять лет исполнилось.
Я посмотрела на стрелки. Почти полчаса до первого урока. Это хорошо, можно ещё раз повторить ботанику. Я уже поставила ногу на ступеньку, когда открылась дверь и на крыльцо вышел Большой Туган. Это кличка такая, все уже давно забыли, как его на самом деле зовут. Высокий и толстый, вечно цепляется ко мне: как увидит, сразу пытается толкнуть, да посильнее – так, чтобы я упала. А если увернусь, догонит и больно стукнет по затылку. Жаловаться бесполезно: его отец – большой начальник на механическом заводе, элита. Наши школьные дарители знаний пикнуть перед ним боятся.
Я тяжело вздохнула и остановилась у крыльца. Лучше не подниматься, а то падать с лестницы будет больнее. Лучше уж тут подождать. Большой Туган не понял мою хитрость, радостно спустился по ступенькам и сделал именно то, чего я ждала: изо всех сил толкнул меня. Но не зря же я каждый день разминку делала! Я ловко сгруппировалась, приземлилась на обе руки и смягчила удар. Зато учебники красиво разлетелись во все стороны – так и было задумано! А тупица Большой Туган ничего не заметил. Гнусно ухмыльнулся и стал смотреть, как я собираю книги. Решил, что напугал меня. А мне было смешно, но я не подавала виду, потому что, пока он нападал, я придумала ещё одну отличную идею! Его-то я и сделаю вымышленным поклонником Валиты.
Теперь надо было подождать, что будет дальше. Если Большой Туган снова меня толкнёт, придётся изобразить настоящее падение. Кажется, я стала мастером красивых падений. Жаль, что на ботанику времени уже не останется, опять буду книги собирать. А если он сейчас уйдёт, я ещё успею добежать до класса и позаниматься немного. Мне повезло, из-за угла появились друзья Большого Тугана. Он замахал руками, радостно заголосил, про меня забыл. Я взбежала по ступенькам и понеслась в класс.
На контрольной всё прошло удачно. Я вообще ботанику люблю, да и учебник полистать успела. Быстро ответила на вопросы, сдала бланк. До звонка оставалось пятнадцать минут, самое время заняться поддельным письмом. Только теперь мой план усложнился: я решила написать сразу два письма: Валите – от лица Большого Тугана, а ему – от лица Валиты. Пусть поломают головы, кому они так понравились. Правда, Валита писать не умеет. Нужно как-то намекнуть, кто за неё пишет. Если упомянуть «другую воспитанницу», подозрение упадёт на меня, ведь из нашего приюта только я хожу в школу. Тогда так: Валита как будто попросила одну работницу на фабрике помочь ей с перепиской. Хотя, пожалуй, лучше совсем ничего не объяснять.
Я быстро записала текст, который сочинила в изоляторе. Аккуратно вырвала листок из тетради, свернула, спрятала в карман штанов. Написала второе письмо, для Большого Тугана. Текст был почти такой же: «Дорогой прекрасный незнакомец. Я иногда вижу тебя на улице около школы. Ты поразил меня своей красотой. Ты высокий, как я. Но сильнее всего меня восхищает твоя фигура. Ты как…» Тут я задумалась – как что? Валитину причёску я сравнила с солнцем – это легко, золотой шар, всем понятно. А на что похожа фигура Большого Тугана? На фабричную трубу? На многоэтажный дом? С чем же его сравнить?
О, придумала! У нас на главной площади стоит большой каменный поминальник в честь Отца-основателя. Того самого, о котором нам каждый вечер рассказывают в приюте. Всю его биографию мы уже наизусть выучили. Больше пятидесяти лет назад, сразу после катастрофы, Отец-основатель привёл наш народ в этот безопасный край и взял на себя ответственность за судьбу выживших. Его мудрость помогла нам выстроить новый мир, а его щедрость позволила каждому члену общества получить крышу над головой и кусок хлеба.
После смерти Отца-основателя по всему миру наставили «поминальники» – это такие высокие прямоугольные столбы с высеченными позолоченными надписями. В выходные принято было поклоняться поминальнику. Когда я ещё жила с родителями, они меня туда не водили. Может быть, от маленьких детей это не требуется. Но в приюте я давно привыкла раз в неделю молча стоять у подножия столба, краем уха слушая монотонные речи наставниц и думая о чём-нибудь приятном.
Сейчас нашим миром правит сын Отца-основателя. На фабрике, кажется, его не очень любят – некоторые работники ещё помнят рассказы своих родителей о жизни в старом мире, до катастрофы. Говорят, было лучше. Но при начальстве молчат, такие разговоры до добра не доведут. Несколько раз случалось, что какой-нибудь молодой работник переставал приходить на фабрику, и на его место у конвейера ставили кого-то другого. Уйти с фабрики разрешалось только после пятидесяти лет. Значит, была другая причина, почему работника заменяли. Но если мы спрашивали, куда делся прежний, мастера отвечали, что такого человека нет в наших списках. Я подозревала, что это было как-то связано с неправильным отношением к нашим порядкам, но ни с кем не делилась своими догадками.
А в школе нам вовсю расхваливали и наш режим, и нашу власть, и справедливость наших законов. Как и в приюте, мы часто повторяли биографию Отца-основателя. Думаю, Большому Тугану понравится такое сравнение! Значит, так: «Ты огромный, как поминальник. Я хочу смотреть на тебя снова и снова».
Но как подкинуть письмо Большому Тугану, чтобы получилось правдоподобно? И чтобы он меня не заподозрил? Я засунула руку в карман поглубже. Точно, ещё одна галета осталась, – это меня тётушка Марта ночью угостила. Я вспомнила, что на улице недалеко от школы всегда шляются беспризорные мальчишки с окраин. Они не сироты, но в школу не ходят, потому что их родители поленились подготовить их к экзамену. По правилам такие дети должны идти на заводы, как и приютские. Но даже если они работают – детская смена всего четыре часа, а в остальное время беспризорники делают что хотят.
Выберу самого неприметного, дам ему галету, и пусть подсунет письмо Большому Тугану в карман. Да ещё пусть толкнёт его сначала, а потом сразу убежит. Надеюсь, Большой Туган догадается связать эти две вещи: его толкнул мальчишка, а потом в кармане появилось письмо. А если и не догадается – ему же хуже, пусть ломает голову.
Так я и сделала. После уроков вышла из школы одной из первых, разыскала стайку уличных оборванцев, утащила одного за угол и предложила выгодную сделку. Он согласился, мы вместе подкараулили Большого Тугана, и я из укрытия подсматривала, как мой посланник сунул ему в карман письмо. Отдала обещанную галету и помчалась в приют, чтобы и к обеду успеть, и немного позаниматься перед тем, как идти на работу. У ворот я ненадолго замедлила шаг и незаметно засунула сложенный тетрадный листок в нишу под камнем. Днём, пока я буду на фабрике, остальные воспитанницы пойдут на прогулку и проверят наш тайник.
Глава 4. Враг обезврежен
В тот день смена пролетела быстро, я всё время прокручивала в голове слова поддельных писем и пыталась представить себя то на месте Валиты, то на месте Большого Тугана.
Хорошо, что я уже давно работала на этом сборочном участке, руки сами двигались в привычной последовательности: белый элемент опустить в белую ячейку, красный штекер вставить в красное гнездо, повернуть два латунных зажима по часовой стрелке на один оборот, сдвинуть синюю крышку вправо. И так раз за разом, модуль за модулем. Работа была простая, но некоторые ошибались, не выдерживали быстрого темпа и однообразных действий.
Если ко мне с предыдущего участка поступал бракованный модуль – например, кто-то забыл вставить на место одну деталь, – я должна была сбросить брак в выдвижной ящик и нажать кнопку вызова мастера. Мне это ничем не грозило – наказывали того, кто на самом деле виноват, но после смены приходилось задержаться всем, кто из-за него не выполнил норму.
Поэтому я всегда радовалась, если за всю смену ни одного такого сбоя не случалось. Это значило, что мы вернёмся в приют вовремя, как раз к ужину. Утренняя и вечерняя смены отправлялись в столовую раньше, вместе с младшими воспитанницами, а для дневной смены оставляли ужин на отдельном столе.
Когда я зашла в спальню, чтобы бросить там сумку, девчонки стояли вокруг Валитиной кровати и что-то шумно обсуждали. Увидели меня – сразу замолкли. Валита встала, двинулась ко мне:
– Эйна, ты нам нужна.
«Да неужели? Вот так неожиданность». Я ничего не ответила, просто посмотрела на неё с интересом.
– Мы тут какую-то записку нашли! Может, что-то важное? Прочитай, а?
Я взяла бумажку. Они уже час вертели в руках моё письмо и не знали, что с ним делать.
Медленно прочитала вслух, стараясь не хихикать. Девчонки слушали, не дыша от волнения. Потом начали ахать и охать:
– Золотое солнце!
– Причёска как золотое солнце! Как красиво!
– Да это же Валита! – крикнула одна из девочек.
– Точно, смотрите! Это ведь только у неё такая причёска!
Валита неожиданно покраснела. Вот это да! Я и не знала, что у неё тоже есть какие-то чувства. Я думала, только такие слабачки, как мы с Сарой, могут покраснеть.
Валита выхватила у меня записку и убежала в коридор. Я бросила куртку на кровать, пошла в столовую.
Другие воспитанницы, которые тоже пришли после дневной смены, уже начали есть. Я взяла тарелку с зеленоватой витаминной массой – у нас её называют салатом, там не хлопья, как в брикетах для каши и супа, а твёрдые кубики растительного концентрата, их надо тщательно пережёвывать. Это полезно для зубов: если питаться только мягкой пищей, зубы могут испортиться – так нам в школе говорили. А вот белковый напиток в кружке уже совсем остыл, пока я читала Валите письмо. Его лучше пить горячим – так он вкуснее. Да и приятнее пить горячее, когда приходишь с холодной улицы, озябший.
Краем глаза я увидела, что на скамейку рядом со мной кто-то присел. Оказалось, это была Валита. Она достала из кармана галету, протянула мне:
– На, поешь. От обеда осталась.
– Спасибо! – Я обрадовалась, с наслаждением откусила хрустящую галету.
Валита развернула записку, робко спросила:
– Можешь снова прочитать? Я не всё запомнила.
Я прожевала галету и прочитала своё сочинение ещё раз. Валита поправила волосы, потом смущённо сказала:
– Эйна… а что, это правда?
– Что – правда?
– Ну… что причёска у меня как золотое солнце?
Я посмотрела на Валиту, наклонила голову, нахмурилась, как будто размышляю.
– Слушай, а ведь и правда! На солнце похоже!
Лицо Валиты расплылось в улыбке. Она дружески хлопнула меня по плечу и убежала к своим подругам. Те, кажется, расстроились, что не их признал красавицами таинственный незнакомец.
Похоже, мой план сработал. Теперь я нужна Валите. Она, кажется, поняла, в чём моя ценность: если я умею читать и писать, можно через меня переписываться с мальчиками. Значит, Валита больше не будет отнимать и прятать мои учебники. Может, и к Саре приставать перестанет.
А на следующий день Валита ещё больше меня удивила. В расписании у меня стояла вечерняя смена, на фабрику я должна была идти после ужина. А до этого нас ждали швейная мастерская и дневная прогулка.
Мы шили пододеяльники, я спешила закончить свою норму. Вошла Наставница Фламия, крикнула противным резким голосом, чтобы заглушить стрёкот швейных машинок:
– Ва-а-а-аспитанницы! На-а-а-а пра-а-а-агулку!
Все вскочили, толпой вывалились в вестибюль – мастерские занимали весь первый этаж, по обе стороны от гардеробов. Девчонки схватили куртки и, одеваясь на ходу, выбежали на крыльцо. Спешили погреться на солнце после мрачных залов с бледным голубоватым освещением. У входной двери, как раз перед каморкой тётушки Марты, на стене висело зеркало. Все уже ушли, я плелась последней. Задержалась, чтобы посмотреть на себя. Ничего особенного. Рост так себе, средний. Фигура как у всех – я не такая мелкая, как Сара, но и не крупная, как Валита с Думарой. Тёмные волосы болтаются у плеч, как верёвки. Я их подрезаю ножницами каждый месяц – не люблю, когда отрастают. Глаза серые, как дым из фабричных труб. Что бы про меня написал «прекрасный незнакомец», если бы он на самом деле существовал? С чем бы он меня сравнил?
Впервые до меня дошло, что Валита в чём-то оказалась лучше меня! А я всегда считала её никчёмной дурой. А у неё зато причёска как золотое солнце! Хоть я и сама это придумала, но мне вдруг стало обидно: Валита самая заметная у нас в приюте, красавица. Не то что я. И что толку, что я в школе учусь. Всё равно потом на той же фабрике придётся работать. Ну, разве что до мастера дорасту, если попаду на курсы после школы.
С такими мрачными мыслями я вышла за дверь и невольно улыбнулась. На чистом небе сияло то самое солнце, о котором я только что думала. Оно ярко освещало двор, а вдоль забора лежали резкие тени железных прутьев, как будто кто-то расчертил асфальт чёрными полосками. Девчонки с визгом носились друг за другом, особенно малышня. Я не сразу разглядела своих, на дневную прогулку все группы выходили одновременно, все сто пятнадцать воспитанниц. Хотя строился наш приют на сто шестьдесят человек. В прежние годы тут, наверное, не протолкнуться было во время прогулок. А может, девочек выводили не всех сразу, как сейчас, а по очереди.
Наставница Фламия шепталась на скамейке с другими наставницами, на воспитанниц не смотрела. Думара сидела на качелях. Лужа прямо у неё под ногами ещё не просохла – она там почти до лета останется, – но Валита с другими девчонками раскачивали подругу и хохотали. Наконец я заметила Сару. Она сидела на корточках у забора и что-то рассматривала. Я пошла к ней.
– Привет, малышка! Что делаешь?
– Да вот, смотри, что у меня есть! – Сара показала рыжий обломок кирпича. – Здорово, да? – Она провела обломком по асфальту, вдоль одной из полосок тени. Получилась красивая ровная линия.
– А можно мне?
Сара протянула мне свою драгоценность. Я быстро нарисовала круг, от него палочки во все стороны.
– Солнце! – улыбнулась Сара.
– А так? – Я провела внизу прямую линию, над ней начертила большой прямоугольник, закрасила его рыжим, оставила только маленькие пустые квадратики. А рядом с прямоугольником нарисовала человечков.
– Ой! Это же наш приют! И мы гуляем! – воскликнула Сара.
Мне хотелось её порадовать, и я начала рисовать деревья рядом с приютом – это уже совсем сказочная картинка получалась, ведь деревьев у нас не было. И вдруг сзади раздался крик:
– Воспитанница Эйна! А ну, встать!
Я испуганно подняла голову. Прямо надо мной стояла Наставница Фламия.
– Нарушаем? Правила прогулки для кого составлены? Отвечай!
Я быстро забормотала давно заученные слова:
– Воспитанница обязана выходить на прогулку по расписанию, если дозволено наставницей. Воспитанница обязана одеваться сообразно погоде и времени года. Воспитанница обязана ходить по центру двора, чтобы поддерживать тело в хорошем состоянии. В виде исключения разрешается посидеть на скамейке не больше двух раз за время прогулки. В виде исключения разрешается покачаться на качелях не больше одного раза в день.
– И где тут сказано, что можно сидеть на корточках у забора?
Она подошла ближе, увидела рисунок на асфальте. Лицо Наставницы Фламии, и так красноватое, побагровело от злости.
– А это ещё что? Запрещённые предметы на территории приюта! Где взяла? А ну, отвечай!
Я молчала, в отчаянии глядя под ноги, – Сару выдавать было нельзя, она трусиха, в тёмном изоляторе перепугается до смерти. Но на себя брать вину мне тоже не хотелось – я ещё уроки не сделала, а в изоляторе за такой проступок придётся весь вечер просидеть.
И вдруг я услышала голос, который в другое время показался бы мне противным, но сейчас он звучал как волшебное пение! Валита спокойно сказала:
– Наставница Фламия, это я дала Эйне обломок.
– Что-что? – растерянно переспросила Наставница Фламия. – Как… Ты?
Валита была её дальней родственницей, как и Думара, – Наставница Фламия её обожала. Как она могла поверить, что её любимица принесла во двор обломок кирпича, который ещё к тому же и следы на асфальте оставляет? Но Валита продолжала:
– Да, Наставница Фламия. Простите. Иду я сегодня с фабрики, вижу – под ногами кусок кирпича валяется. Красивый такой! Не удержалась, сунула в карман. Простите, я виновата!
Наставница Фламия оживилась:
– Погоди-погоди! Так, значит, Эйна у тебя из кармана его украла?
– Ну что вы, Наставница Фламия! Как вы могли такое подумать! Я сама его дала Эйне. Рисовать ведь только она умеет. Вот я и подумала: пусть потренируется на асфальте, пока мы гуляем. Ей это для школы пригодится.
Наставница Фламия непонимающе захлопала глазами. От Валиты она такого не ожидала. Как, впрочем, и я.
– Ну тогда… Так и быть, я тебя прощаю! Только рисунки эти сотрите немедленно!
– Слушаюсь, Наставница Фламия! – весело согласилась Валита и начала энергично тереть подошвой ботинка мой рисунок.
Я пихнула Сару в бок: мол, давай присоединяйся! Стирай рисунок! Валита хмыкнула и подмигнула нам:
– Видите, как с ней легко! Попросил прощения, признал свою вину – и никакого изолятора.
Мы с Сарой переглянулись. Вряд ли Наставница Фламия могла бы нас так легко простить. Но Валите ничего не сказали. Кажется, теперь у нас появилась могущественная защитница.
Глава 5. Второй враг тоже сдаётся
В приюте мне больше ничего не грозило: когда Валита заступилась за нас с Сарой на прогулке, все остальные поняли, что мы теперь под её защитой. Валиту все боялись, никто не смел обращаться плохо с теми, кто ей нравился. Я и сама не ожидала, что расположение Валиты так сильно облегчит мою жизнь! Даже Наставница Фламия больше не цедила сквозь зубы «как ты мне надоела», когда я приходила попросить вечернюю смену вместо утренней. А ведь я причиняла ей больше всего хлопот.
Она меня невзлюбила с первого дня, как только увидела мои документы. Я тогда ещё не понимала почему. Мне потом тётушка Марта объяснила, что это из-за родового номера. Мой дедушка по папе получил номер в первой десятке тысяч, а это считалось почётным – такие семьи в нашей зоне уважали. Это не давало мне никаких поблажек, однако Наставница Фламия считала это несправедливым: убогой сиротке вроде меня достался номер из четырёх цифр, а ей, уважаемой опытной сотруднице, – из пяти.
Но была и другая причина для недовольства: моя учёба в школе. Мне постоянно требовалось особое расписание. Да ещё и эти письма от директора школы, где он приказывал освободить меня от некоторых обязанностей, чтобы я могла каждое утро уходить из приюта на несколько часов! Конверты с государственной печатью приносил официальный курьер, элегантный молодой человек в отглаженном форменном костюме. Ослушаться директора школы Наставница Фламия не могла: он бы пожаловался на неё в Комитет защиты детства, а оттуда прислали бы проверяющих. И мало ли что они нашли бы! Хоть Наставница Фламия и твердила, что у неё в приюте все законы и правила соблюдаются до мельчайших деталей, среди воспитанниц ходили разные слухи. И про одежду, которую нам слишком редко меняли. И про паёк, который иногда казался чуть-чуть урезанным.
И вот теперь из-за какого-то глупого письма, придуманного от злости, я освободилась от пристального внимания Наставницы Фламии. Раньше она всё время искала, к чему бы придраться и за что меня наказать, а сейчас словно забыла обо мне. Перестала меня замечать, как будто я больше не существовала.
Однако перемены к лучшему случились и в школе! Прошло два дня после того, как я подсунула первое письмо Большому Тугану. Я медленно плелась по улице. Завтрак в то утро оказался холодным, я проглотила безвкусную кашу, сунула в карман кусок хлеба, залпом выпила кисловатый витаминный напиток и вышла из приюта раньше, чем обычно.
Улицы нашего города выглядели неплохо только днём, когда появлялось солнце. А по утрам, под тяжёлым задымлённым небом, картина казалась унылой и безрадостной: обшарпанные, закопчённые дома, замусоренные улицы, угрюмые редкие прохожие в одинаковых серых робах. На стенах и заборах висели клочья старых объявлений о приёме на работу, поверх – криво наклеенные новые листки.
Чтобы убить время, я замедлила шаг и прямо на ходу пыталась читать, что там написано. На многих листках буквы казались бледными, неаккуратными, а текст – скучным. Там говорилось, что за хорошую работу можно добиться перевода с одного предприятия на другое, и указывались фабрики, на которых требовались новые сотрудники. Иногда всплывали и другие вакансии: сторож, дворник, гардеробщик. Но некоторые объявления бросались в глаза: плотная белая бумага, яркие краски. И везде – слово «Биржа» наискосок.
В школе мы изучали древнюю историю – там тоже были биржи. Но вряд ли наши биржи такие же, как прежние. У нас в центре города, прямо на главной площади, стоит высокое здание. Вывески на нём нет, но все называют его биржей. Правда, для чего она нужна, никто толком не знает. Пока я шла, повернув голову к забору и рассматривая объявления, меня заметил Большой Туган. Он, как всегда, пришёл в школу первым и стоял на крыльце.
Я обречённо остановилась перед нижней ступенькой и приготовилась красиво падать. Большой Туган спустился по лестнице, но не толкнул меня, а почему-то поздоровался:
– Привет! Ты вроде Эйна, да?
– Вроде да.
– Из приюта? И как там у вас – в школу кто-нибудь ходит, кроме тебя?
– Нет, только я.
– А другие что – вообще, что ли, читать и писать не умеют?
– Конечно.
– Как же они обходятся? Если им, например, написать что-то надо?
– Не знаю. Может, на фабрике кого-то просят. А зачем тебе?
Вот тут я его поймала. Большой Туган не ожидал такого вопроса и не успел ничего придумать. Сказал, что просто так спрашивает, но и сам понял, что это выглядело подозрительно.
В это время подошли его парни. Удивились: вчера он меня при них с лестницы столкнул, а сегодня поздоровался. Сармат спросил:
– Чего это ты тут с ней стоишь?
Большой Туган сначала смутился и отвёл глаза, а потом поднял голову и сказал:
– Да ладно вам. Нормальная девчонка, хоть и из приюта. Хватит уже приставать к ней.
Не знаю, кто сильнее удивился – его друзья или я. Мы с ними ошарашенно посмотрели друг на друга, но тут прозвенел звонок, и все пошли в класс. Весь первый урок я витала в облаках, не слушала дарителя знаний, прокручивала в голове утреннее происшествие. Кажется, теперь меня и в школе никто не будет бить. С таким защитником, как Большой Туган, мне больше никто не страшен.
А после уроков я снова увидела его на крыльце. Я остановилась, в животе всё противно сжалось: а вдруг Большой Туган передумал? Незаметно проверила, застёгнута ли сумка, – на крыльце после вчерашнего дождя ещё не просохли лужи, не хотелось бы уронить туда книги и тетради. Большой Туган улыбнулся и сказал:
– Слышь, давай я тебя до приюта провожу!
Но я ещё не настолько ему доверяла, чтобы решиться на такое. Может, его дружки нас за углом поджидают. Нападут на меня, изобьют, сумку отберут. Поэтому я сослалась на приютские правила поведения. Нам не полагалось общаться с посторонними, тем более с мальчиками. Честно говоря, охранители не обращали внимания на такие мелкие нарушения. Но ведь Большой Туган этого не знал. Я уверенно сказала:
– Мне нельзя, это не по правилам. Я не могу с тобой по улице идти.
Ему это показалось неубедительным, он мне не поверил:
– Как это? Не бывает таких правил, чтобы одноклассники по улице вместе не ходили!
Наивный! Привык в своей благополучной жизни, что люди могут делать всё, что захотят. Я терпеливо объяснила:
– У нас в правилах вот что сказано: «Воспитанницы имеют право ходить по улице только с другими воспитанницами или с наставницами».
– А ты что, наизусть все правила помнишь?
– Конечно! Мы же их с первого дня заучиваем. И каждый вечер повторяем перед сном.
– Ну, ты это… скажешь в случае чего, что в школьных правилах разрешается с одноклассниками ходить!
– Не выйдет. Я в приюте живу, значит, приютские правила главнее.
Большой Туган задумался – впервые в жизни, может быть. И проговорился:
– А как же мне тогда посмотреть на воспитанниц?
Я с трудом сдержала улыбку, изобразила удивление и спросила:
– Зачем тебе на них смотреть? Там все, как я, – в таких же робах. Одинаковые.
Он замялся. Потом понял, что всё равно уже выдал себя, и решил сказать правду.
– Мне какая-то девчонка записку написала.
– Что за записка?
– Ну, что я прекрасный незнакомец и всё такое. Заметила меня перед школой. Я ей понравился.
– А с чего ты взял, что она из приюта? У нас же там никто не умеет писать. Кроме меня.
Большой Туган так посмотрел на меня, будто впервые увидел, и спросил:
– Но ведь это не ты писала?
– Нет, конечно! – Я засмеялась. – Какой же ты незнакомец, мы с тобой уже восьмой год в одном классе учимся.
– А кто же тогда?
– Откуда мне знать! Может, та девочка попросила кого-то. В приюте – некого. Значит, на фабрике. Другие работницы учились в школе, они могли ей помочь письмо написать.
Мы помолчали. Потом Большой Туган снова спросил:
– Так как же мне на ваших девчонок посмотреть?
Я нахмурилась: пусть думает, что задача неразрешимая, шансов нет! А сама исподтишка наблюдала, как на широком плоском лице Большого Тугана появилось какое-то новое выражение, похожее на грусть. Мне даже жалко его стало. Поэтому я сказала:
– У нас дневная прогулка с семнадцати часов. Если дождя нет. Забор наш видел? Помнишь?
– Не-а, не помню, – смущённо ответил Большой Туган.
– Там снизу кирпичная стена, примерно метр высотой. А над ней решётка металлическая, ещё примерно метр. Через решётку двор видно. Если медленно идти, то можно всех воспитанниц рассмотреть.
Пока Большой Туган пытался представить, как это выглядит, я добавила:
– Только один не ходи!
– Это ещё почему?
– Дурак, что ли? Подозрительно будет! Идёт парень, на воспитанниц глазеет. Наставницы могут тревогу поднять, охранителей вызвать.
– А как же тогда?
– Приятелей позови. Если целая компания идёт по улице, наставницы ничего плохого не подумают.
– А что я им скажу?
Мне хотелось позлорадствовать: «Правду скажи! Что у тебя поклонница появилась, в женском приюте, и тебе не терпится её увидеть». Но Большой Туган смотрел на меня с такой надеждой и при этом выглядел так по-детски, что мне опять стало его жалко. И я предложила:
– Позови парней на поле телесного здоровья. У тебя дома есть мяч?
– Конечно!
– Вот и предложи им в мяч поиграть. Пусть в семнадцать часов у школы соберутся, ты приходи с мячом, и все вместе идите на поле. Как раз пройдёте мимо приюта, когда мы на прогулке будем.
Большой Туган улыбнулся, и я вдруг увидела, что не такой уж он и противный – парень как парень, просто некрасивый и туповатый. Но он же не виноват, что он такой.
Вот теперь я окончательно поняла: ни в приюте, ни в школе меня больше никто не тронет. План сработал, и я смогу спокойно учиться те несколько месяцев, которые мне оставались до окончания школы.
