Арина Теплова
Печать Индиго. В сиянии Зари
В тот день Кристиан вернулся от прусского посланника около четырех. Отказавшись от предложенного Людвигом обеда, молодой человек заперся в своем кабинете, решив продолжить изучение древней стеклянной книги, изречения из которой он записывал все последние дни.
Почти четыре дня ему удавалось избегать общества своей невозможной, соблазнительной и притягательной жены, с того самого вечера, когда он понял, что находиться в ее обществе опасно для него. Да, именно после той ассамблеи у Артемьевых, Кристиан осознал одну вещь. Эта золотоволосая девица как-то странно действует на все его существо, заставляя его исполнять несвойственные ему роли: докучливого мужа, пламенного возлюбленного и порывистого неуправляемого глупца, который только и жаждет контролировать каждый шаг, и непрерывно участвовать в ее жизни. Но разумом Кристиан вовсе не желал всего этого.
Возможно, за те короткие полторы недели, с того момента как он вернулся, Слава стала занимать в его холодном сердце некое довольно обширное место, но это ему совершенно не нравилось. С горечью молодой человек должен был признать, что в обществе этой феи с янтарными очами, его разумные мысли заглушались страстными, порою неуправляемыми порывами и желаниями, его сердце быстрее билось, а все его существо словно магнитом тянулось ближе к ней. В этот момент времени, фон Ремберг всеми силами пытался устоять перед ее манящим очарованием, стараясь убить в своем сердце то чувство неистовой влюбленности, которое стремительно и неумолимо теперь владело им. А он даже не успел понять, когда же это произошло. Это осознание травило все его существо. Ведь Кристиан прекрасно знал, что влюбленный человек, зависимый от объекта своего обожания, невероятно уязвим, слаб и не может трезво мыслить. Но у него была цель – его поручения и служение Ордену.
Оттого влюбленность в эту девицу могла помешать ему в дальнейшем с трезвым, холодным расчетом выполнять задания Верховного. Да это уже и происходило. И в последний раз у Лионеля он как дурак выгадывал для нее еще несколько месяцев жизни, и дико боялся за нее, а должен был с холодным сердцем привести ее на казнь. Но он не мог отдать ее на жертвенную мессу. Не мог. Лишь от одного осознания этого, молодой человек покрывался холодным потом, и его сердце сжималось в яростной агонии, не в силах представить даже малейшую боль, которая могла быть причинена девушке. И виновными во всех его терзаниях были глупые влюбленные чувства к этой юной девице, которые возникли так внезапно.
Именно поэтому с того дня, как он поцеловал ее в карете, молодой человек даже не дерзал приближаться к Славе. Он находил тысячу предлогов, дел и занятий для себя, только бы не появляться за трапезами в столовой, случайно не столкнуться с ней в коридорах особняка и вообще всячески боялся даже издалека смотреть на нее. Он решил вытравить из своего сердца эту влюбленность, которая мешала ему исполнять волю Ордена.
И первые два дня ему удавалось не встречаться со Славой, потому что она так же не стремилась проводить время в его обществе. Однако к концу третьего дня, когда Кристиан случайно проходил мимо двери ее спальни он уловил еле слышимый запах цветов жасмина. Он сразу же остановился и, чуть прикрыв глаза, начал невольно вдыхать носом ее аромат. Перед глазами поплыли ее образы, сначала в изумрудном платье, потом в его спальне, когда он отчетливо видел ее обнаженные прелести, а затем в ярком красном атласе, с закрытыми глазами, когда она подставляла свои сладкие губы его рту. Тогда он резко распахнул глаза, понимая, что ведет себя, по меньшей мере, глупо. Он сорвался с места и почти бегом спустился вниз.
В тот же день он нечаянно увидел ее в гостиной, где она говорила с одной из служанок. И Кристиан, который не видел девушку уже три дня, как завороженный через приоткрытую дверь, невольно залюбовался стройным изящным станом жены в бледно-лиловом платье из бархата. Она стояла к нему спиной и взор молодого человека с каким-то упоением изучал все черты ее совершенной фигурки, тонких покатых плеч и золотистых локонов, которые спускались из высокого хвоста на ее узкую спину густым потоком. В эти мгновения Кристиан ощущал, что ему не хватает их совместных бесед, их перепалок, ее остроумных ответов и ее взора, который всегда смотрел на него открыто и невозможно чарующе.
Вдруг, Слава чуть отошла и исчезла из поля его зрения, а ее милый голосок, прерываемый вопросами служанки, стал разноситься откуда-то сбоку. Фон Ремберг так и остался стоять у двери, уже остро прислушиваясь к ее мелодичной речи и стараясь не упустить ни единого ее слова. И совсем потерял ощущение реальности. Неожиданно дверь перед ним распахнулась и Слава, выйдя из гостиной, нос к носу столкнулась с ним. Кристиан напрягся всем телом, увидев искреннее удивление, написанное на ее красивом лице, и побледнел. Ведь он совершенно не почувствовал, как она приблизилась к двери, как будто в этот миг его сознание было опьянено его сладострастными мыслями.
– Сударь? – произнесла девушка удивленно. Фон Ремберг сразу же пришел в себя и, сузив глаза, невольно пробежался горящим взором по ее облику, остановив взгляд на лучистых глазах.
– Добрый вечер, Светослава, – невольно выдохнул он, и его трепетный взор прилип к губам девушки. Тут же осознав свой кощунственный невозможный взгляд, молодой человек засуетился и, резко развернувшись, стремительно ушел прочь, направившись в кабинет. Там он некоторое время пытался прийти в себя, ругая себя за глупое поведение.
Сегодня же шел уже четвертый день с того самого вечера, когда он решил вырвать свою влюбленность в эту девицу из своего сердца. Но это плохо получалось. Мысли о ней, ее образ постоянно терзали его. Но более его удручало нечто другое. Все эти четыре дня, которые они не виделись, не считая вчерашней нечаянной встречи, Слава совсем не искала его общества. Она словно радовалась тому, что он не приближается к ней, и это устраивало ее. Но Кристиан прекрасно помнил, как полгода назад Слава сама разыскивала его по дому, чтобы узнать, как у него дела, как он провел день. Тогда она была рада видеть его и на ее лице постоянно отражалась улыбка, а в глазах он видел добрую ласку по отношению к себе.
Сейчас же, после его возвращения все стало иначе. Девушка как будто закрылась от него, и все первые дни именно он был инициатором их общения. А как только он решил избегать ее, то Слава с радостью приняла правила его игнорирующей игры. Это печалило его, и даже порой вызвало в душе терзающие недовольные мысли. И Кристиан прекрасно догадывался о причинах столь холодного отношения девушки. Ведь тогда, полгода назад, его жестокие слова о том, что она недостойна его любви, наверняка оставили в ее нежном сердце рану. И в этом он не сомневался и отчетливо понимал мотивы ее холодного поведения. Лишь однажды ему показалось, что девушка получает удовольствие от его близости. Это было там, в карете, когда он, забывшись, так упоительно целовал ее. Но это воспоминание было кратким волнующим мигом удовольствия, которые он должен был вытравить из своих мыслей.
Вздыхая, фон Ремберг пытался сосредоточиться на изучении древней книги, сидя за столом в закрытом кабинете. Книга, выполненная из прозрачного горного хрусталя, переливалась в заходящих лучах небесного светила, придавая желтоватый оттенок каменному листу. Кристиан методично прикладывал пальцы к одной из букв второго ряда, зная, что только так книга может открыть свои секреты. А затем пытался расшифровать фразу, которая появлялась на прозрачном каменном листе.
Еще с первого дня, едва отобрав книгу у ведьмы, фон Ремберг почти неделю бился над секретами этой древней прозрачной доски. Ведь только первый ряд книги, при приложении указательного пальца Кристиана преобразовывался в смысловые фразы. А начиная со второго ряда, просто так понять появляющиеся фразы было невозможно. Так как слова во фразах второго и последующих рядов появлялись в хаотичном порядке.
Лишь два дня назад молодому человеку удалось осознать, что каждое слово на камне имело некий отсвет определенного оттенка, и слова было необходимо соединять во фразы в соответствии с этими цветами по порядку, как располагались цвета в радуге. Смысл фразы появлялся только когда Кристиан выстраивал слова в радужном порядке, в зависимости от отсвета. Причем слова одного радужного цвета имели едва различимый определенный оттенок, например, голубой. Оттого трудность заключалась в том, что надо было сначала поставить слова с более бледным голубым, потом с более насыщенным голубым, а далее самым ярким голубым отсветом. Еле видимые оттеки цвета молодому человеку удавалось различить с помощью определенной силы теплового поля, который излучал тот или иной оттенок. И фон Рембергу постоянно приходилось напрягать свое совершенное зрение, энергетическую силу и интуицию, чтобы разлить этот едва уловимый оттенок слова, ибо сначала все слова казались просто со светлым отсветом. И когда Кристиану, после нажатия на определенную букву, удавалось выстроить все появившиеся слова в верную последовательность, фраза приобретала некий тайный смысл.
Сегодня, проведя за работой уже несколько часов к ряду, молодому человеку удалось расшифровать пару таинственных фраз. Он записал их на листе бумаги на санскрите, и пытался понять их смысл, перечитывая их по нескольку раз, сразу же переводя в мыслях фразу на русский, поскольку что на этом языке ему было проще всего размышлять еще с юности.
– И будут явлены древние обереги Врат, – прошептал фон Ремберг одними губами и, нахмурившись, продолжал. – И родятся два Великих витязя. Светлый и Мерцающий во тьме. И Светлый падет в неравном бою, а Мерцающий воин сможет спасти древний Кристалл Инглии, и защитить его от тьмы…
Нахмурившись, Кристиан задумался, пытаясь понять фразу и размышляя над ней. Отчего-то разум твердил ему, что Светлый воин уже погиб, как и было сказало в этой фразе, и был он братом Светославы. Но кто был этот второй витязь Светлых, который должен был спасти древний Кристалл, он не понимал. Уже измучившись в раздумьях, Кристиан перевел взор на вторую написанную его рукой фразу и прочитал еле слышно:
– Светлая Дева будет рождена от седьмого праведного колена, поскольку все женщины ее рода были славны и чисты. Именно она вступит в схватку с тьмой, и спасение придет через ее Светлую силу…
Эту фразу фон Ремберг не понял вообще. И что эта была за светлая Дева? Видимо сильная ведьма или колдунья, раз она сможет бросить вызов тьме. И она возможно еще не была рождена.
Увлеченный своим занятием молодой человек не заметил, как село солнце. Еще ранее приказав не беспокоить его вечерней трапезой, ибо был неголоден, Фон Ремберг увлеченный книгой совсем потерял счет времени. Сильный болезненный удар в солнечное сплетение изнутри застал его врасплох. От дикой неожиданной боли, Кристиан едва не выронил из рук прозрачную каменную книгу. Только боль отступила, он бросил затравленный взор на часы, на которых отразилось половина десятого, и немедля вскочив на ноги, устремился к тайнику в стене. Лишь он успел положить в тайник древнюю каменную книгу, как его нутро вновь сжалось от неумолимой сильнейшей боли. Кристиан успел закрыть тайник и почти бегом направился прочь из кабинета в библиотеку, где была его потайная комната.
Он прекрасно знал, что теперь передышки между болями будут сокращаться, а боль усиливаться. Уже входя в подземелье, он ощутил четвертую жуткую муку, которая пронзила его внутренности, и яростно стиснул зубы, дабы не застонать, боясь, что кто-нибудь услышит его. Проверив, что шкаф в подземелье почти закрылся за ним, оставив лишь небольшой просвет, он бегом устремился по каменным ступеням вниз, уже не в силах сдержать стон…
Глава V. Утешительница
Часы пробили две четверти десятого, и Слава напряженно взглянула на стрелки, ощутив, как в ее душе возникло нервное взбудораженное чувство. Инстинктивно она чувствовала, что он вновь страдает, ибо пришло время для этого. Всю последнюю неделю, едва она ощущала его страдания, девушка неумолимо и настойчиво спускалась вниз и, укрывшись за портьерой у входа в библиотеку, отчетливо чувствовала его муки.
Сцепив на груди ладони в нервном порыве, Слава, поджав губы, даже через расстояние ясно слышала стоны фон Ремберга от диких мук, которые сжигали его нутро, и ее глаза наполнялись ужасом и слезами. Очень хорошо чувствуя все живые существа, она невольно ощущала, как нечеловечны его страдания, которые длились до получаса, и нервно прикусывая губы, стояла, сжавшись все телом. Да, его страдания были небезразличны ей. И каждый раз она еле удерживала себя оттого, чтобы не броситься на помощь к нему. Она боялась, что Кристиан поймет, что она неравнодушна к нему, как и прежде. А она вовсе не хотела вновь показаться ему влюбленной дурехой. Однако, каждый вечер, нервная и яростно переживающая, Слава становилась у входа в библиотеку, и усилием воли удерживала себя от порывистого шага. Потому что ее участие явно бы вызвало у фон Ремберга насмешки.
Как и в предыдущие дни, девушка проворно спустилась вниз, и приблизилась к библиотеке. Она сразу же на расстоянии почувствовала его муки. Четыре дня они не виделись, и все четыре дня она пребывала в раздумьях о том, отчего Кристиан вдруг изменил отношение к ней. Ведь в первые дни по возвращению он просто преследовал ее своим вниманием, а последние дни совсем не искал с ней встреч. И его отношение к ней изменилось после того поцелуя в карете. Девушка пыталась понять, что она сделала не так, раз фон Ремберг вдруг перестал общаться с ней. Если в начале его отчуждения она даже радовалась тому, что молодой человек, наконец, оставил ее в покое, то к сегодняшнему дню девушкой овладела печаль. Она думала о том, что возможно ей только показалось, что Кристиан увлекся ею.
В эту секунду, когда она стояла у входа в библиотеку, ее сердце разрывалось от двух противоречивых чувств. Она боялась помочь молодому человеку и тем самым показать свой интерес к нему, и в то же время она жаждала облегчить его страдания. Слава услышала очередной приглушенный жуткий хриплый стон фон Ремберга, и именно в это мгновение ее сердце не выдержало этой пытки. Проворно выйдя из-за портьеры у входа, девушка прошла дальше в пустынную темную библиотеку и вытянула руки вперед. Сосредоточившись, Слава нашла энергетическое темно-фиолетовое поле Кристиана и без промедления начала воздействие на него. Пытаясь лучше сконцентрироваться, ибо молодой человек был от нее на некотором расстоянии, чтобы сильнее заглушать его боль девушка прикрыла от напряжения глаза, и сосредоточенно следила за тем, как из кончиков ее пальцев энергия, распространяясь по воздуху, устремлялась в тело фон Ремберга. Она напряглась всем телом, стараясь, чтобы ее воздействие было как можно точнее и сильнее.
Сколько она так стояла с закрытыми глазами, вливая в терзаемого муками молодого человека свое тепло, неведомо, но в какой-то миг она почувствовала некое дуновение.
– Моя радость, так это вы утоляете мою боль! – воскликнул Кристиан у ее лица, склоняясь к ней и вклиниваясь своей головой в ее расставленные ладони. Опешив, Слава распахнула глаза и опустила руки вниз, явно не ожидая, что молодой человек окажется так близко от нее, в темноте библиотеки. Ведь он был в подвале, когда она слышала его жуткие стоны.
Лишь на краткий миг она увидела улыбающееся взволнованное лицо Кристиана перед собой, как в следующий момент он резко согнулся и упал на колени перед ней, казалось, что ему нанесли сильнейший удар в солнечное сплетение. Склонив голову, он жутко застонал, и она увидела, как его тело трясется в страшной судороге. Слава тут же вновь сконцентрировалась и, быстро склонившись над молодым человеком, проворно опустила свои руки на его виски и вновь начала передавать свою успокаивающую энергию. Уже через мгновение молодой человек чуть выпрямился и в порыве устремил к ней свое взволнованное лицо.
– Я не отпущу больше, Кристиан, не волнуйтесь, – пролепетала Слава, держа руки у его висков.
– Благодарю, – произнес глухо. Он проворно поднялся на ноги и, быстро подхватив девушку за спину и ягодицы, поднял ее на руки и выпрямился. Слава только охнула, от стремительного полета вверх, оказавшись на руках молодого человека. На краткий момент она отвлеклась от своего действа, но тут же продолжила удерживать ладони у висков Кристиана, приглушая его боль.
Замерев на месте, посреди темной библиотеки, фон Ремберг так и держал Славу на руках, прижимая девушку к своей груди, и чуть прикрыв глаза, словно наслаждался потоками живительной энергии, которые исходили от тонких ладоней девушки. Она же, явно ощущая себя не своей тарелке, уже через некоторое время взмолилась:
– Кристиан, поставьте меня на пол, вам же тяжело.
Он стремительно распахнул шире фиолетовые яркие глаза и удивленно выпалил:
– Совсем нет, золотко. С чего вы это взяли? В вас весу не более чем в козочке.
Она смутилась от его пронзительного поглощающего взгляда, который настойчиво проникал в самое ее существо. Она отчетливо чувствовала сильные руки на своих бедрах и спине, и в этих местах ее тело невольно горело от его прикосновений. Близость молодого человека смущала ее, Слава напряженно пыталась сосредоточиться на своем действе, чтобы не думать о том, что Кристиан так близко.
Через четверть часа, так и удерживая девушку на своих руках, молодой человек ощутил, что пульсирующие еле ощутимые боли прошли. Опьяненный близостью и запахом этой прелестницы, которая была на его руках, ошарашенный тем, что она была так покладиста и нежна, а более всего окрыленный тем, что она сама пришла к нему, желая исцелить его от мук, Кристиан невольно потянулся к ее лицу. Его губы впились в щеку девушки рядом с ее манящими губами. Уже через секунду, сильнее притиснув своими руками Славу, он начал порывисто и жадно целовать ее губы, чувствуя, как его тело наполняется волнами радости, желания и невероятного блаженства.
Страстная атака молодого человека, а более эта интимная поза на его руках, вмиг вызвала у Славы взволнованный трепет, и она проворно обвила его шею руками и ответила на его страстные поцелуи, которыми он терзал ее губы. Кристиан в этот миг совсем не был безразличен ей, и те любовные чувства к нему, которые она испытывала полгода назад, вновь ворвались в ее сердце, подчиняя девушку страстному неистовому порыву.
Сколько они стояли так в темной библиотеке, осыпая друг друга поцелуями, пока он держал ее на руках, а она с горячностью отвечала на его страстную нежную атаку, было неведомо. Но в какой-то момент, Кристиан, ощущая, что ему явно не хватает более интимных ласк, опустил девушку на ноги и его руки стремительно обвили ее спину и голову. Он вклинил свою ладонь в ее светлые густые волосы, собранные в длинный светлый хвост, переплетенный жемчугом, и притянул ее лицо ближе к своим губам. Вторая рука Кристиана начала стремительно перемещаться по изящной спине девушки, лаская, сжимая и терзая ее тело через тонкую материю платья.
Вдруг, Славу пронзило яркое воспоминание того, как полгода назад жестокие слова фон Ремберга разбили ей сердце. И она не хотела повторения тех душевных мук, которые терзали ее существо долгие месяцы горечи. Нет, она более не хотела допустить того, чтобы фон Ремберг вновь насмехался над ее нежными любовными чувствами. Слава дернулась из его объятий. Отпрянув от молодого человека и попятившись, она посмотрела на Кристиана ошалевшим от страсти и страха взглядом и порывисто выпалила:
– Не надобно…
Мгновенно она увидела яростный непокорный огонь, который зажегся в его фиолетовых глазах. В следующий миг фон Ремберг дернулся к ней, но Слава оказалась проворнее. Стремительно отвернувшись от него, она побежала к двери, и быстро скрылась во мраке коридора, оставив молодого человека в трепещущих терзаниях. Кристиан сделал несколько порывистых шагов вслед за девушкой. Но усилием воли он остановил себя около приоткрытой двери, через которую мгновениями раньше выпорхнула Слава. Устало опершись горячим лбом об дверной косяк, Кристиан ощущал, как его сердце и все существо прямо требует интимной близости с этой девицей. Мало того его душа жаждала немедленно устремиться за ней и потребовать от Славы остаться с ним, чтобы он мог беспрепятственно смотреть на нее, говорить с ней и вдыхать ее неповторимый манящий аромат. Но его разум и властные мысли начали жестко подавлять его страстные порывы, повелевая немедленно прекратить все это интимное чувственное непотребство. Сжав кулак и напрягшись всем телом, фон Ремберг так и стоял опершись лбом об косяк двери и глухо твердил себе:
– Не смей это делать, Кристиан, не смей…
На следующий день Кристиан вернулся в особняк ровно к девяти утра, чтобы успеть к завтраку. Еще на рассвете он уехал из усадьбы, чтобы встретиться с Верховным, послание от которого доставили накануне. Получив очередное задание от Лионеля, фон Ремберг возвратился домой, намереваясь провести ближайшие три часа до отъезда в обществе Славы.
Воодушевленный предстоящей встречей, и вспоминая вчерашние поцелуи и ласки в библиотеке, он порывисто вошел в гранатовую столовую, ожидая увидеть Славу. Но в просторной комнате сновали только двое слуг, вытирая пыль. Быстро осведомившись, где его жена, он получил исчерпывающий ответ от слуги, что госпожа уехала еще в восемь утра кататься верхом. Эта новость огорошила Кристиана. Ведь после вчерашних поцелуев, когда между ними начали налаживаться отношения, Слава могла бы дождаться его возвращения и предложить ему проехаться по полям вместе. Подавив неприятное чувство недовольства, Кристиан вызвал к себе Людвига и велел ему узнать, в каком направлении уехала девушка, и когда обещала вернуться.
Сам фон Ремберг, отказавшись от завтрака, из-за пропавшего аппетита, удалился в кабинет и стал напряженно ждать возвращения камердинера. Спустя четверть часа, Людвиг постучался в дверь и Кристиан велел ему войти.
– Я поговорил с ее горничной, мессир, как вы и приказали, – тихо вымолвил Людвиг по-немецки, подходя к молодому человеку, сидящему за столом и делающему вид, что просматривает бумаги.
– Надеюсь, без излишнего драматизма? – спросил напряженно фон Ремберг, переводя взор на камердинера. И Людвиг понял, что хозяин намекает на жестокие способы выбивания сведений из нужных людей, которым был обучен Людвиг.
– Естественно, мессир. Ульяна до смерти боится меня. Оттого она даже не стала отпираться в том, что ее госпожа тайком встречается с господином Артемьевым.
– Что? – опешил Кристиан, оценив, что Людвиг прекрасно знал, что хотел бы узнать его хозяин.
– Вот записка, которую она передала мне.
Молодой человек стремительно выхватил письмо из рук Людвига и, быстро раскрыв его, прочел содержимое. Побледнев, Кристиан ощутил, как кровь прилила к его голове. Он вмиг представил, как Артемьев склоняется над Славой, шепчет нежности на ушко, там, наедине, в березовой роще. В голове вихрем пронеслись все ее нежные добрые слова о Григории, а так же недавние заявления Людвига о том, что Артемьев влюблен в девушку.
Фон Ремберг начал дергать узкий ворот камзола, ему не хватало воздуха. Бешенство от ее коварства завладело его существом. Боясь показаться смешным перед камердинером, Кристиан глухо велел:
– Я все понял. Ступай. Едва она вернется – доложишь.
Понятливо кивнув, Людвиг быстро вышел, оставив фон Ремберга одного.
Смотря в одну точку невидящим взором Кристиан пытался успокоиться, но ничего не получалось. В голове стучала только одна мысль. Немедленно поехать в эту самую рощу, упомянутую в записке и прямо на глазах девушки удавить Артемьева как бешеного пса, который посмел покушаться на его золотоглазую лань. То, что девушка принадлежала ему, фон Рембергу, молодой человек даже не сомневался. Ведь именно он оставил ее в живых тогда, в лесу, когда она была еще совсем девочкой. Именно он прошлой осенью спас ее из лап Федора и вывел из лесной чащи. И именно он, в эту пору оберегал ее от Верховного, который бы уже давно принес ее в жертву Темному Повелителю, если бы Кристиан не придумал предлог, чтобы продлить ее существование на этой земле. Все это давало молодому человеку основание полагать, что жизнь Славы у него руках, и именно он, в настоящее время решал, что произойдет с нею дальше.
Фон Ремберг прекрасно отдавал себе отчет в том, что пока он нуждался в этой юной чаровнице, она будет неприкосновенна, и под его защитой. Это золотоволосое прелестное сокровище принадлежало только ему одному. И все остальные мужчины не имели права не только приближаться к ней, но и даже издали любоваться его прелестной целительницей. Как раз поэтому он не позволил ей ехать на тот бал к Артемьевой без него, и собственно из-за этого теперешняя прогулка Славы привела его в бешенство.
У других мужчин были в распоряжении множество других девиц, обычных и пресных, тихих и с норовом, красивых и не очень. А Кристиану нужна была именно эта, единственная, неповторимая и чарующая Светлая. Которая совсем не боялась его, была невозможно прекрасной, чистой, искренней, загадочной и до боли желанной. В ее невероятных глазах хотелось утонуть. Ее дар успокаивал его мучения и был просто жизненно необходим ему. А ее нрав огненный, непокорный и сильный притягивал его словно магнитом. Из-за нее он был готов не колеблясь убить всякого, кто хотя бы попытался отнять у него его драгоценную нимфу, которая как-то ненавязчиво и мягко всем своим легким золотым существом уже прочно вошла в его сердце и душу.
В то утро Слава ездила верхом одна и долгое время провела в заветном месте в окрестностях одной из деревень. Там, на окраине села, стояла избушка старика-знахаря, промышляющего снадобьями и травами. Здесь, в домике знахаря, Слава исцеляла тех, кому нужна была помощь. К старику приносили или приводили больных, в основном крестьян, и знахарь посылал своего внучка Ивашку с запиской к Славе, когда требовалась ее помощь. Однако, за госпожой фон Ремберг посылали в самых сложных случаях, когда старик не мог исцелить больного своими снадобьями. Слава сразу же откликалась на просьбу и едва у нее появлялось время, сразу же ехала к знахарю, предварительно посылая записку через того же Ивашку. Все свои исцеления Слава держала в тайне, чтобы никто в усадьбе не знал про ее дар. Об этом знал еще Гриша. Деревенские же люди по просьбе госпожи фон Ремберг скрывали это, и говорили об этом в особо крайних случаях, боясь выдать девушку церковникам.
Вот и сегодня рано поутру, получив записку, Слава сразу же отправилась в избушку знахаря, чтобы исцелить одну сильно простывшую крестьянку, мать семерых детей, которая кашляла кровью и находилась почти при смерти. Видя, что легкие бабы наполовину черны, девушка осталась с больной наедине и велела ей закрыть глаза. Почти два часа Слава творила в своих тонких ладошках жизненную энергию и затем вливала ее в грудину крестьянки. К концу исцеления девушка отметила, что ей удалось восстановить легкие больной почти на четверть. Более лечить бабу было нельзя в тот день, так как от излишка энергии, полученной ее организмом, баба могла погибнуть. Девушка велела прийти крестьянке через неделю, чтобы она смогла до конца излечить ее.
Около полудня девушка вернулась в усадьбу. Она устала и собиралась часок вздремнуть перед обедом, ибо исцеления забирали часть ее энергии, правда очень небольшую. Благодаря амулету-кольцу матери и браслету, заказанному Славой уже здесь, в Петербурге, внутренняя целительная сила Славы увеличивалась во много раз, сберегая сущность девушки от энергетического истощения. Но все же девушке требовалось восстановление. Час или другой сна полностью наполняли ее существо энергией.
Поднявшись наверх по лестнице для слуг, Слава вошла в свою спальню и стянула с головы шляпку для верховой езды. Она устало плюхнулась в кресло и едва успела стянуть с ножек легкие кожаные сапожки, и надеть тряпичные туфельки, как из коридора послышались тяжелые быстрые шаги. Дверь широко распахнулась. Она невольно обернулась. Фон Ремберг, одетый в дорожный темный костюм, ботфорты, простой темный парик с косичкой и плетью в руке, стремительно вошел в ее спальню. Окинув жену быстрым взглядом, молодой человек отметил, что сегодня девушка была не в мужском, а в женском темно-синем платье для верховой езды, которое невероятно шло ей. Но это нисколько не утихомирило его клокочущего настроения.
– Вы пропустили завтрак, сударыня. И я хочу знать отчего? – вымолвил он без предисловий тоном инквизитора, останавливаясь напротив Славы, сидящей в кресле. Его жесткий взор горел яростным фиолетовым пламенем на его бледном красивом лице.
– Я каталась верхом и потеряла счет времени, – ответила она тихо, вставая.
– Вы катались одна?
– Да, – кивнула она.
– Вы лжете! – порывисто выпалил фон Ремберг и, сделав к девушке две шага, выставил впереди себя плеть. Он почти упер рукоять плетки в носик девушки, решив своим жестом запугать ее. – И лжете так нагло, что мне так и хочется все же пройтись плетью по вашей спине!
– Вы опять не в духе, сударь? Отчего вы так говорите? – спокойно вымолвила она.
Оценив ее выдержку, он невольно опустил плеть вниз, и начал нервно постукивать ею по своему бедру.
– Я спрошу еще раз. С кем вы встречались на прогулке?
– Да с чего вы решили, что я была не одна? – спросила, ничего не понимая, Слава.
– Оттого что я знаю это! – процедил он.
– Если вы все знаете, зачем вы спрашиваете меня? – спокойным голосом произнесла девушка и улыбнулась ему, пытаясь хоть немного смягчить его сердце.
Ее улыбка была воспринята Кристианом, как некая издевка над ним. Он распрямил плечи и его лицо пошло темными пятнами.
– Вы встречались с Артемьевым у старого дуба, в березовой роще, так?!
– Нет.
Они оба замолчали, словно дуэлянты, яростными взглядами испепеляя друг друга. Взор фон Ремберга был полон угрожающего темного света, а его лицо смертельно бледным. Взгляд же Славы светился непокорным холодным светом, а ее щеки горели. Она видела, что он пытается обуздать свой гнев, и пару раз для этого глубоко вздохнул.
– Значит, письмо лжет? – проклокотал он, вдруг, протянув ей лист. Узнав старое письмо Гриши, девушка напряглась и тихо спросила:
– Откуда у вас письмо?
– Отвечайте! – прогрохотал он.
Она видела, что фон Ремберг, как будто не в себе, и его невменяемое состояние отчего-то показалось Славе опасным. Ей на мгновение даже стало жалко его, и девушка решила немного успокоить его.
– Да, мы встречались с Гришей у старого дуба, но это было неделю назад. Сегодня же я каталась одна.
