Арина Теплова
Витязь

Полная версия

Глава III. Лиза

Спустя два дня Корнилов, уставший, голодный и чрезвычайно раздраженный от неудач последних боев, возвратился в лагерь уже под вечер. Третий день подряд их эскадроны никак не могли выполнить приказ Витгенштейна и выбить французов из Якубово. Павел мечтал скинуть с себя пропахший потом и кровью душащий его мундир, обтереться влажной тряпкой и съесть что-нибудь горячее. Спешившись у своей палатки, он привязал коня и направился ко входу, расстегивая глухой ворот доломана. Мысль о том, что сейчас он увидит Лизу, отчего-то вызвала на его лице сладостную ухмылку, и сердце забилось сильнее.

В этот миг из палатки ему навстречу вышла Ксения, высокая и статная, в сером платье и белом платке на голове. Увидев молодого человека, сестра из лазарета надменно произнесла:

– Павел Александрович, я хотела говорить с вами.

– Я слушаю вас, Ксения Михайловна, – сказал вежливо Павел с холодным выражением лица.

– Я более не намерена врачевать вашу девицу и тем более ухаживать за нею!

Она злобно посмотрела на Павла. Скользнув холодным взглядом по ее недовольному лицу, Корнилов проигнорировал ее наглый взгляд, направленный на его губы. Ксении было лет тридцать, и с начала войны с французами она служила сестрой милосердия при лазарете. У нее был сварливый, неуживчивый и грубоватый нрав, и Павел не понимал, почему доктор Коваль предложил именно эту женщину в сиделки к Лизе. Последнее время Ксения упорно преследовала Корнилова своими манящими взглядами и кокетливыми улыбками.

Корнилов еле терпел эту женщину у себя в палатке. Он понимал, что Лиза будет смущена, если за ней станет ухаживать его крепостной слуга Сашка или он сам. Два раза в день Ксения делала перевязку Лизе, также переодевала и кормила раненую. Все эти три дня, едва появляясь в палатке, Павел старался не замечать всех игривых призывных взоров Ксении, которая уже давно пыталась обратить на себя его внимание. У Ксении было приятное лицо, темные небольшие глаза и ярко-рыжие волосы. Однако слава о ней как о легкодоступной и неразборчивой в связях женщине ходила по всему полку и доходила до Корнилова. Рядом с нею видели то одного, то другого офицера, которым она оказывала услуги интимного характера, совершенно не заботясь о своей репутации офицерской вдовы. Только за последний месяц Павел не раз слышал рассказы от солдат и офицеров о любвеобильности Ксении.

Корнилова никогда не привлекали женщины такого типа, которые могли так часто и легкомысленно менять любовников. Он ценил в женщине скромность, верность и чистоту души. А нынче модные, на французский манер, развязные нравы и фривольное поведение он считал совершенно неприемлемыми для порядочной дамы. Оттого довольно откровенные призывы и намеки Ксении он игнорировал, ибо не хотел иметь ничего общего с этой легкомысленной женщиной.

– В чем дело? – раздраженно спросил Павел.

– Мне прекрасно видно, какими глазами вы смотрите на эту девицу! – с ревностью во взгляде истерично воскликнула Ксения.

– К чему этот тон, мадам? Я ничем вам не обязан, – осек ее Павел, нахмурившись.

– Неужели вы подумали, что я согласилась ухаживать за нею по доброте своей? Или из-за ваших денег? Я согласилась на это, чтобы быть ближе к вам. Но, как оказалось, зря, для вас я пустое место, вы не замечаете меня!

– Ксения Михайловна, неужели вам не хватает внимания других солдат и офицеров, которые с радостью ответят на вашу благосклонность? – безразличным, усталым голосом сказал Корнилов. После тяжелого боя он еле стоял на ногах, а эта невыносимая женщина начала изливать на него потоки любовных притязаний.

– А мне нравитесь вы! – со страстью воскликнула Ксения и прижалась своей большой грудью к руке Корнилова, создавая между ними непозволительную близость.

– Опомнитесь, не кричите так громко, – уже злясь, процедил сквозь стиснутые зубы Павел.

– Мне все равно, Павел Александрович, вы такой… такой необычный. Едва я увидела вас тогда, еще в июне, сразу же поняла, что вы лучший из мужчин. Если бы вы только захотели, я бы могла быть верной вам… только вам…

– Довольно. Замолчите, – прервал ее Корнилов. Он резко отстранил Ксению от себя, ибо не мог уже терпеть присутствия этой развратной женщины и ее наглых прикосновений. Глядя ей в глаза, он с нескрываемым презрением ответил: – Мне, чтобы быть близким с женщиной, надобно, чтобы она нравилась и привлекала меня. Вы же, мадам, не извольте обижаться, не из этих женщин.

– Мерзавец, – процедила Ксения, отдернув свою руку. – Надеюсь, эта девка умрет!

– Я думаю, вам более не стоит присматривать за Елизаветой Андреевной, – хмурясь, сдержанно заметил Павел. – Еще чего дурное случится. Вечером я пришлю к вам своего денщика, он принесет деньги за ваши услуги.

– Мне ничего не надобно от вас, ротмистр! – яростно прошипела Ксения и, гордо подняв голову, направилась прочь от него.

Корнилов мрачно посмотрел ей вслед и, вздохнув, вошел внутрь палатки. Тут же взор его остановился на Лизе, которая полулежала на походной койке. Она не спала.

– Как вы? – спросил Павел коротко, приблизившись к ней и пробегая взглядом по ее бледному лицу.

– Сегодня гораздо лучше, – тихо ответила Лиза и печально улыбнулась ему. Ощутив, что от ее улыбки сердце сильнее забилось, Корнилов вспомнил, как сегодня на рассвете он очень долго стоял у ее кровати и смотрел на нее спящую. В тот момент он думал о том, как ему хочется остаться с Лизой, но надо было выдвигаться на позиции. – Плечо почти не болит.

– Рад это слышать, – улыбнулся Павел. – Ксения Михайловна больше не будет ухаживать за вами. Я поручу моему денщику Сашке помогать вам. А Аристарх Иванович будет приходить перевязывать вас, я договорюсь с ним.

– Я не хочу быть обузой для вас, Павел Александрович. Саша вам самому нужен, – ответила ему Лиза, покраснев. – Я и сама могу…

– Не говорите глупостей! Аристарх Иванович велел вам лежать не менее недели, – начал Павел наставительно. – Неужели вы не хотите скорее поправиться?

– Вы так добры ко мне, – прошептала Лиза и посмотрела на него с такой нежностью и благодарностью, что Корнилов начал нервно теребить пуговицу на мундире.

– Проходя мимо кухни, я унюхал вкусный запах щей, – заметил Павел, снимая ментик. – Хотите?

– Да, наверное, – кивнула Лиза, чувствуя отчего-то неловкость.

– Вы поужинаете со мной? – спросил он тоном, исключающим любое возражение. – Я прикажу Сашке накрыть стол у вашей постели, и мы побеседуем. А то последние дни у меня не было времени. Я ведь ничего не знаю о вас.

– Как вам будет угодно, Павел Александрович, – ответила Лиза мягко.

Павел подошел к умывальнику и увидел, что нет воды. Выругавшись, он выглянул наружу из палатки и крикнул Сашку. Затем вновь вошел внутрь, ворча о том, что его слуга ничего не делает вовремя. Через миг в палатку влетел юноша лет пятнадцати, крепостной Корнилова, который был денщиком и конюхом в одном лице.

– Натаскай воды в умывальник! – приказал Корнилов. – И щи принеси, нам поесть с Елизаветой Андреевной надо.

– Я быстро, – кивнул Сашка и бросился выполнять приказ Корнилова. Спустя пару минут, налив воды, юноша умчался на полевую кухню. Павел стянул с себя кушак, доломан, рубашку и, оставшись в одних синих рейтузах, стал, шумно отфыркиваясь, умываться. Быстро намылив лицо, он ополоснул его водой, а затем начал методично намыливать шею, плечи и грудь. При каждом движении напряженных мускулистых рук по мощной загорелой спине перекатывались холмики хорошо развитых мышц.

Вся эта сцена до крайности поразила и впечатлила Лизу. Никогда она не встречала, да что уж там, никогда не видела так мощно и великолепно сложенного молодого мужчину. Она невольно уставилась на мощный рельефный торс Павла, ощущая, как по ее телу быстрее побежала кровь. Да, она прекрасно понимала – необходимо отвернуться, ибо это было неприлично, смотреть на полуобнаженного постороннего мужчину, но не могла этого сделать. Словно загипнотизированная, она не отрываясь глядела на это великолепное зрелище и ощущала, что еще никогда не видела подобного молодого человека.

Ей вдруг подумалось, что Корнилову совершенно не знакомы правила приличий. Даже не спросив ее позволения, он так просто разделся до пояса и начал мыться, не заботясь о том, что она увидит его полуобнаженным. Однако Лиза, недолго думая, нашла оправдание его непосредственному поведению. Он был солдатом. Здесь, на войне, в походных условиях жизни все по-простому. Тем более она была гостьей в его палатке.

Увидев, что он заканчивает, Лиза отвернулась, закрыв глаза, чтобы Корнилов не заметил, как она тайком смотрела на него. Павел вытерся и натянул на себя белую рубаху с косым воротом на мужицкий манер.

– Вы не возражаете, если я буду ужинать, одевшись по-простому? – спросил он приятным баритоном и улыбнулся ей. Лиза повернула к нему голову. Он уже стоял рядом с нею, бесцеремонно рассматривая лицо.

– Вовсе нет, – произнесла смущенно Лиза, отводя глаза. Его напряженный горящий взор был слишком красноречив, и у нее зарделись щеки. Ощущение того, что Корнилов явно неравнодушен к ней, не покидало девушку все последние дни. Однако ни словом, ни намеком Павел не переходил грань дозволенного приличиями.

Вошел Сашка с подносом, на котором красовались две глубокие жестяные миски со щами и несколькими кусками ржаного хлеба. Поставив поднос на походный столик, юноша хотел уже убраться восвояси, но Павел, чуть повернувшись в его сторону, окликнул:

– Сашка! Накорми Рьяного, он голоден и почисти его. – Затем Корнилов вновь повернулся к Лизе и наклонился над нею. – Я помогу вам, Елизавета Андреевна, – сказал он властно. Просунув руку под ее спину, он приподнял ее, усадив на постели. Чтобы девушке было удобно есть, он подложил под ее спину подушку. Придвинув к ее койке короткую лавку, он взял миску с наваристыми щами и придвинулся к Лизе, видимо, собираясь собственноручно кормить девушку. Отметив, что Сашка все еще в палатке, Павел обернулся к нему и произнес: – И долго ты будешь пялиться? Делай свое дело!

Сашка недовольным взглядом окинул Лизу и Корнилова и поплелся на улицу.

Лиза молча открывала рот, дрожа от напряжения. Этот большой, суровый мужчина кормил ее с ложки, будто она была маленьким ребенком. Абсурдность ситуации напрягала ее. Все это время ее кормила Ксения, и теперь Корнилов в роли сиделки казался Лизе просто неприемлемым. Спустя некоторое время, когда Лиза, насытившись, отказалась от еды, Павел принялся за свою порцию. Позже он внимательно посмотрел на девушку и произнес:

– Сегодня я ездил к тому месту, где на вас напали. К сожалению, там уже побывали мародеры. Осталась только часть ваших вещей: пара платьев да по мелочи. Я привез коробку с тем, что нашел. Она здесь, в углу. У вас, наверное, были драгоценности?

– Да, несколько колец и серьги. Их забрали у меня те французы, что… – замялась Лиза, судорожно сглотнув, вспоминая о том страшном дне. Она задумалась. Обручальное кольцо, которое надел ей при венчании Арсеньев, не пробыло на ее пальчике и двух месяцев и было украдено при ужасных обстоятельствах сначала французскими солдатами, а нынче мародерами. В это время Павел подошел к своей портупее и, порывшись в походной сумке-ташке, достал оттуда нечто, завернутое в носовой платок. Приблизившись к Лизе, он развернул сверток и протянул ей две вещи.

– Нашел только медальон да маленькую шкатулку. Они ваши?

– Да, – радостно воскликнула Лиза, беря из рук Павла вещицы и прижимая их к сердцу. – Я было подумала, что уже не увижу их. Благодарю вас от всего сердца. Это память о моих покойных родителях.

Она покрутила музыкальную шкатулку в руках, привычно погладив ее пальчиками. Осторожно положив вещицу рядом с собою под одеяло, Лиза подумала о том, что на шкатулку, очевидно, не позарились, так как не знали, что это тайничок с потайным дном, в котором было спрятано ее самое большое сокровище – драгоценная изумрудная брошь-муха ее матери величиной с половину ладони. Затем она открыла оловянный медальон и с любовью посмотрела на родные лица давно ушедших от нее людей.

– Вы позволите? – спросил Павел тихо, протягивая руку.

– Конечно, – кивнула Лиза и протянула Корнилову медальон, в котором находились портреты ее родителей.

– Вы очень похожи на мать, – сделал вывод Павел, отдавая девушке медальон. – Я ездил с двумя своими парнями. Они помогли мне закопать мертвых.

– Спасибо вам за заботу, но не надобно было, – она ласково улыбнулась ему. – У вас наверняка много дел. А тут еще и я свалилась вам как снег на голову…

– Вы не обременяете меня, Елизавета Андреевна, – тихо заметил Корнилов, смутившись от ее улыбки. – Я беспокоился, что у вас вовсе нет одежды. Все-таки не дело вам постоянно быть в двух рубашках, которые дали сестры, да в разорванном платье, в котором вы были при нападении. Я попросил Сашку выстирать все ваши вещи.

Он отошел от нее и, сняв портупею с крюка, уселся на скамью, стоявшую неподалеку от кровати Лизы. Достав саблю и пистолеты и разложив их перед собой на лавку, молодой человек принялся умело их чистить. Лиза видела, как он искусно, аккуратно обращается с оружием, и из вежливости тихо полулежала на кровати, наблюдая за тем, что он делает.

– Расскажите мне о своем детстве, о вашей семье, – произнес вдруг Павел, бросив на девушку быстрый пронзительный взгляд, и вновь принялся чистить оружие.

– К сожалению, мое детство нельзя назвать радостным… – печально начала Лиза. Она кратко рассказала о своей жизни, сознательно умолчав о том, что месяц назад вышла замуж за Арсеньева. Отчего-то горькая правда о том, что у нее есть муж, не смогла сорваться с ее губ. Осознание того, что Павел не должен этого знать, поселилось в ее душе сразу же после встречи с ним. Лиза рассказала свою жизнь кратко и до того момента, как вышла замуж за Арсеньева. Во время ее рассказа Корнилов не перебивал, внимательно слушая девушку. А вскоре, вообще отложив саблю, уставился на Лизу своими пронзительными внимательными глазами, словно пытался запомнить каждое ее слово. Когда она закончила, он долго молчал, так и не спуская с нее серо-зеленого взора. Лиза не понимала, отчего он так упорно молчит и лишь неотрывно смотрит на нее, приводя в смущение.

– Вы позволите, я лягу? – спросила она его. Корнилов молча кивнул. Лиза опустила подушку и легла ниже, облегченно вздохнув, скрывшись от его поглощающего напряженного взгляда. Прикрыв от усталости глаза, она услышала, как он вновь начал чисть оружие.

Спустя час, когда уже стемнело, Лизе сильно захотелось справить нужду. В тот момент в палатке находились и Корнилов, который делал записи в своей походной книжке, сидя на койке, и Сашка, который тихо начищал сапоги Павла. Раньше она ходила в небольшое корыто, стоявшее у кровати, которое Ксения выносила за нею. Но в данный момент Лиза совершенно не могла представить, как быть сейчас. Единственно правильное решение возникло у нее, и она осторожно села на койке. Дотянувшись до платья, которое лежало у нее в ногах на койке, она попыталась надеть его через голову. Это заметил Корнилов и, вскочив, приблизился к ней.

– Вы что-то хотите? – спросил он. – Зачем вам платье?

– Мне надобно на двор, – страшно смущаясь, пробормотала Лиза, сгорая от стыда, которого еще никогда в жизни не испытывала.

– Есть корыто, давайте я достану, а затем уберу, – сказал Павел просто, наклоняясь за нужной вещью.

– Нет, – нервно пролепетала она, останавливая его рукой. – Прошу вас. Я оденусь и выйду.

– Что это еще за блажь? – опешил он и попытался отобрать у нее платье. Но Лиза прижала вещь к себе и поджала упрямо губы. Нахмурившись, Корнилов властно сказал: – Вам нельзя вставать. Не выдумывайте. Если вам угодно, мы с Сашкой выйдем.

– Я не могу это делать здесь, неужели вы не понимаете? – слезливо воскликнула Лиза, покраснев от стыда до кончиков ушей и чувствуя, что никогда не позволит Сашке или Корнилову убирать за собой помойное корытце.

– Елизавета Андреевна, поймите, нет ничего зазорного в этом. Вы больны. Я… – он осекся, ибо увидел, что в ее огромных глазах выступили слезы. Осознав, что девушка до того скромна и невинна, что даже не может допустить мысли, чтобы они убирали за ней, Павел нахмурился и глухо сказал: – Ну хорошо, я помогу вам одеться. А затем отнесу вас до ближайших деревьев, вы согласны? – Облегчение отразилось на ее лице, и она кивнула. – Возьмете мой плащ. Платье вам еще тяжело надевать.

Павел нагнулся и, достав ее ботиночки, которые стояли рядом, наклонился и без предисловий начал надевать их Лизе на обнаженные ноги. Лиза попыталась протестовать и забрать у него обувь, но в ту же секунду, ощутив дикую боль в плече, застонала. Павел грозно посмотрел на нее и заметил:

– Прекратите. Я сам надену их. Или оставлю вас здесь. Выбирайте.

Она поджала губы под его властным взглядом и, поняв, что должна уступить, сама протянула ему ногу. Он быстро надел ей обувь и, выпрямившись, снял с гвоздя свой длинный летний плащ. Накинув его на девушку, он проворно подхватил ее на руки и вынес из палатки. Идти было недалеко, через несколько минут он донес Лизу на руках до ближайшего высокого кустарника и отошел на почтительное расстояние, заявив:

– Как закончите, позовите меня.

Лиза облегчилась, сама вышла из-за деревьев и медленно пошла обратно. Стиснув зубы, она ощущала, как при каждом шаге боль в ее ране отдает по всему телу. Она не успела сделать и десяти шагов, как Павел заметил ее приближение и в три быстрых шага оказался рядом.

– До чего вы упрямая, – проворчал он, подхватывая ее на руки. – Одна морока с вами…

– Возможно, мне уже можно обратно в общую палатку вернуться? – спросила Лиза тихо, пока он нес ее обратно. – Я, наверное, утомила вас, а там хоть сестры…

– Еще чего выдумаете? – перебил он ее, обратив на нее испепеляющий взор. – Я уже говорил, что вы не в тягость мне, Елизавета Андреевна. Только ваше упрямство злит меня, неужели непонятно?

На следующий день Аристарх Иванович, осмотрев рану девушки, заметил, что края чуть разошлись и повязка намокла от крови, сказав, что это бывает при напряжении, и напомнил о необходимости постельного режима. На это Лиза промолчала и лишь попросила не говорить ничего Корнилову.

С того дня, невозможно стесняясь Сашку и уж тем более Корнилова, Лиза, преодолевая боль, сама надевала одно из трех платьев, которые были у нее, и выходила на улицу для отправления нужд. Несмотря на ворчание Павла, которому все же два раза в день, утром и вечером, удавалось переносить ее на руках, в остальное время Лиза сама ходила в ближайший лес.

Глава IV. Сашка

Российская империя, Витебская губерния, д. Клястицы,

1812 год, июль 20

Через день авангард русских войск под командованием Кульнева вновь столкнулся с французами возле деревни Якубово. Рота Павла, как и два дня назад, со всем эскадроном участвовала в бою. После нескольких атак и контратак русскому корпусу Витгенштейна все же удалось захватить Якубово. Удино со своей французской армией был вынужден отступить к деревне Клястицы. Русские продолжили атаку, намереваясь далее бить французов и взять Клястицы. Однако им преграждала путь река Нища. Отходя, французы подожгли единственный мост через эту реку, надеясь таким образом остановить наступление противника. К тому же Удино расположил на противоположном берегу реки мощную батарею, которая не переставая атаковала русских из пушек.

Перегруппировав войска, Витгенштейн приказал переправляться через реку. Часть русского корпуса сместилась чуть правее и решила перейти реку вброд. Рота же Павла, которой он командовал, оказалась как раз напротив горящего моста. С ними к реке подошел батальон гренадерского полка. Понимая, что время уходит и основные силы французов вот-вот скроются от преследования, Корнилов, увидев, что половина моста полыхает огнем, привстал на стременах и надсадно закричал:

– Вперед, братцы! Не дадим вражинам уйти!

Он выхватил саблю из ножен и поскакал первым к горящему, с поднимающимися к небу облаками черного дыма мосту. За ним с воинственным кличем последовали семнадцать всадников его роты, смешавшись с бегущими рядом русскими гренадерами. По горящему мосту, словно безумные, окутанные дымом и копотью, под летящими с жутким воем и визгом смертоносными ядрами французской батареи, гусары и гренадеры, возглавляемые Корниловым, прорвались через горящий мост, словно вихрь, сметая на своем пути вражескую батарею на противоположном берегу. Французы, явно не ожидавшие такого неразумного, отчаянного и вместе с тем отважного и дерзкого поступка от русских солдат и кавалерии, которые невредимыми совершили прорыв по горящему мосту, в панике обратились в бегство, бросая орудия и личное оружие.

Уже спустя четверть часа Кульнев с основной частью своего полка, преодолев реку вброд, соединился с остальным русским корпусом воедино. С двумя кавалерийскими полками, пехотным батальоном и артиллерийской батареей Кульнев преследовал противника дальше. Корнилов со своей ротой в составе эскадрона майора П. также участвовал в преследовании, атакуя отступающие части войск Удино. Однако к вечеру, приблизившись к деревне Боярщино, Кульнев, преследуя врага со всем своим авангардом и драгунами, натолкнулся на главные силы Удино и попал под прямой пушечный огонь хорошо замаскированной стоящей на холме французской батареи. В авангард русских полетели смертоносные ядра, подкосившие многих. Дым, грохот взрывов, летящие к небу султаны комьев земли, картечь в рядах беспорядочно отступающей конницы, кровь и стоны раненых, умоляющих о помощи, дикое ржание лошадей, мечущихся без седоков, сотни убитых – все это являло картину беспощадного расстрела и сокрушало дух русского воинства.

Павел чудом не попал в эту переделку, только оттого, что в это время, потеряв смертельно раненого коня, он отстал от своего полка. Ему пришлось рубиться саблей пешим, посылая направо и налево смерть французским солдатам. Когда же спустя четверть часа Корнилов, сбросив одного из французских кавалеристов из седла, забрал его жеребца и вновь догнал свой полк, он увидел, что на подступах к высотам произошла кровавая бойня. Кругом было множество убитых и тяжело раненных его товарищей. Да, высоты были взяты подошедшим подкреплением русских войск, но какой страшной ценой. К исходу атаки стало известно, что генерал Кульнев тоже смертельно ранен пушечным ядром, оторвавшим ему ноги. Спустя час генерал-майор Яков Петрович Кульнев скончался от полученных ран на руках командиров своего гусарского полка.

Второй части корпуса Витгенштейна повезло больше. Им удалось доблестно разбить французские дивизии генерала Вердье при селе Головчице. Уже к вечеру русские сокрушительным ударом разгромили основную часть войск Удино, который был вынужден отступить за Двину, оставив за собой укрепленный Полоцк. Первый пехотный корпус Витгенштейна совершил невозможное: более малочисленным составом своих войск он смог остановить продвижение французов на Петербург, потеряв при этом около четырех тысяч русских воинов. Потери французов были гораздо большими, свыше десяти тысяч убитыми. Три тысячи французов оказались в плену. Семнадцать тысяч русских солдат и офицеров корпуса Витгенштейна, благодаря своему мужеству, стойкости и силе духа, одержали безоговорочную победу над двадцативосьмитысячной армией Удино в кровавом и ожесточенном бою под деревней Клястицы.

В тот вечер Павел, убитый горем, вернулся в лагерь в подавленном, удрученном настроении. Кульнев, его кумир, начальник, командир и просто душевный человек, благодаря которому он с доблестью служил в своем полку более пяти лет, сегодня был убит. Это обстоятельство угнетало Павла. Тяжесть потери лежала на сердце Павла, и он думал о том, как безжалостна и несправедлива жизнь, если уходят в небытие такие светлые люди, как Яков Петрович.

Корнилов спешился у своей палатки и быстрым движением руки смахнул с брови струйку крови, заливающую глаз. Его висок был разбит от удара рукоятью сабли одного из французских солдат. Павел прекрасно осознавал, что завтра появится большой синяк, но это мало беспокоило его. Ибо он думал о том, что сегодня в продолжительной многочасовой атаке он потерял двух лучших друзей, гусаров из своей роты. Четверо были тяжело ранены. Где-то в глубине души он ощущал свою вину за то, что не смог помочь и защитить их.

Единственная светлая мысль Павла, когда он возвращался в лагерь, была о Лизе. Образ девушки, такой притягательный, желанный и недоступный, в последнее время постоянно бередил его мысли. Павел ощущал, что присутствие Лизы в его походной палатке – словно некое чудо, лучик света в кошмаре общего хаоса и смерти, который окружал его.

Павел тихо вошел в палатку, опасаясь того, что Лиза спит. Но перед его глазами предстала другая картина, которую он менее всего ожидал увидеть. Сашка сидел рядом с кроватью девушки и пытался по слогам читать походную библию. Лиза, чуть приподнявшись на локте, поправляла его. Эта идиллия между молодыми людьми, которые даже не заметили его присутствия, показалась Павлу невозможно неправильной и кощунственной. День и так был адски тяжелым и кровавым, а еще и это. Корнилов думал, что Сашка будет недоволен новым поручением относительно ухода за раненой девушкой. Но пятнадцатилетний парнишка с удовольствием заботился о Лизе, и уж больно усердно. Когда бы Павел ни зашел в палатку в последние два дня, он заставал там Сашку, который крутился возле девушки. Осознавая, что из-за этого юноша стал отлынивать от своих прямых обязанностей, таких как уход за его лошадью, чистка одежды, подача еды и уборка в палатке, Павел негодующе уставился на Сашку и громко рявкнул:

– Сашка, черт! Почему не встречаешь? Я уже четверть часа ищу тебя.

– Прощения просим, ваше благородие, – выпалил Сашка, вскакивая на ноги.

Корнилов, проходя в палатку, отрывисто скомандовал:

– Рьяного убили. Я привел нового жеребца, накорми его, да побыстрее. Через час мне надобно быть у Каховского на сборе.

Сашка, бросив извиняющийся взгляд на оторопевшую Лизу, бросился выполнять приказ Корнилова. Оставшись наедине с девушкой, которая как будто вся съежилась под его грозным недовольным взором, Павел ощутил, что его переполняет чувство обиды и вопиющей несправедливости. Еще утром Лиза не позволила Корнилову кормить себя. Она настояла на том, чтобы есть самой, заявив, что ей неудобно принимать помощь от Павла, и изобразив на своем прелестном личике упертое выражение. А сегодня, значит, она проводила время в обществе его денщика и была весьма довольна его компанией. Павел отчетливо увидел расслабленное, умиротворенное выражение на ее лице, едва зашел в палатку.

– Павел Александрович, вы ранены? – обеспокоенно спросила Лиза, увидев кровь на виске Корнилова. Молодой человек выглядел измотанным и недовольным. Весь в пятнах свежей крови, разорванный на боку доломан и грязные строевые рейтузы наводили на мысль, что их владелец сегодня побывал в жестокой и кровавой схватке.

Корнилов оставил без внимания вопрос этой вертихвостки и, прищурившись, прошелся темным взором по фигурке девушки в темном простом платье и обнаженным ступням ее ног. Решив разобраться с ней позже, он развернулся и решительным шагом вышел из палатки. Сейчас главным было поставить на место и припугнуть обнаглевшего мальчишку.

Когда Павел вышел наружу, шел сильный дождь. Он отыскал глазами юношу и, приблизившись к нему, раздраженно заметил:

– Прекрати так ревностно ходить за Елизаветой Андреевной! Займись лучше своими прямыми делами.

Павел ощущал, как струйки воды текут по его лицу, перемешиваясь с запекшейся кровью на его виске. Он зло посмотрел в голубые глаза стройного юноши, который был почти одного с ним роста.

– Ваше благородие, но вы сами… – начал было Сашка, но Корнилов перебил его.

– Ты думаешь, мне не видно, как ты все время околачиваешься возле нее? Она дворянка, а ты холоп. Знай свое место.

– Ну и кто же ходить за ней будет, неужто вы? – спросил с ехидной наглецой Сашка.

Корнилов побагровел.

– Страх потерял, как разговариваешь, щенок?! – взорвался Павел и замахнулся на юношу. – Что себе позволяешь?!

– Ваше благородие, она вас боится! Елизавета Андреевна слишком ранимая девушка, чтобы доверить вам заботу и уход за нею! – продолжал Сашка, совершенно не боясь разъяренного Корнилова.

Павел валился с ног от усталости. Оттого пререкания денщика тут же вывели его из себя. Рассвирепев, Корнилов отвесил сильную затрещину парню и процедил:

– Я предупредил тебя. Еще раз увижу, что крутишься возле нее, завтра же в первой шеренге в атаку пойдешь. Ясно тебе?

– Чего уж неясного, – скисшим голосом промямлил Сашка.

Развернувшись, Павел направился обратно в палатку. Войдя внутрь, он одарил Лизу гневным взглядом. Девушка испуганно сжалась, увидев злость в серых, потемневших от гнева глазах Корнилова. Он молча разделся до пояса, скинув пыльный доломан и кушак в угол. Подойдя к умывальнику, он начал умываться, намыливая пыльное обветренное лицо. Лиза так и сидела на постели и молчала, замечая, как по рукам Павла стекает вода, окрашенная кровью с его волос. Поняв, что молодой человек не в духе после сегодняшнего боя, Лиза побоялась начинать разговор и поэтому молчала, настороженно глядя на него, страшась как-нибудь не угодить и разозлить еще больше уставшего, раненого Корнилова.

Переодевшись за занавеской в чистый повседневный мундир василькового цвета, Павел вновь повернулся к девушке и строго, с напряжением спросил:

– Елизавета Андреевна, вам что-нибудь надобно?

Лиза отрицательно покачала головой, заметив, что на его виске красуется кровавая, запекшаяся рана.

– Павел Александрович, вам бы в лазарет, – сказала она тихо. – Я вижу, вы ранены.

Павел сначала не понял, о чем она говорит. А когда его осенило, что она имеет в виду его висок, как-то мрачно улыбнулся.

– Это пустое, царапина, Елизавета Андреевна. Она через день затянется, – бросил он безразлично, а затем добавил: – Мне надобно уехать на пару часов. Вы сможете обойтись без меня?

– А Саша как же? – спросила тихо Лиза.

– Он не станет более докучать вам. Я сам буду заботиться о вас, – ответил с ожесточением, но твердо Корнилов. – Однако, когда я буду в отъезде, я велел ему кормить вас и сопровождать в лес. И все.

От последней его фразы Лиза похолодела. Этот человек привлекал ее, но и пугал. Часто она чувствовала к нему благодарность за то, что он спас ее, а также некое притяжение и симпатию. Но временами его суровый, крутой и властный нрав давал о себе знать, и в эти моменты Лиза его опасалась.

Не услышав от Лизы ни слова, Павел, поклонившись ей, быстро вышел из палатки.