Аристотель
Проблемы. Сборник

Полная версия

Переводчик Валерий Алексеевич Антонов

ISBN 978-5-0065-0235-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Введение

Дошедший до нас сборник «Проблемы», входящий в состав Corpus Aristotelicum, состоит из тридцати восьми разделов, посвященных различным темам; каждый раздел разной длины разделен на несколько вопросов, вводимых почти неизменно формулой διὰ τί [диа́ ти́], за которой следует ответ (ἢ ὄτι [э́ о́ти]), или возможные ответы, также представленные в сомнительной форме. По сути, они представляют собой энциклопедический труд, в котором собраны воедино привычные и характерные для перипатетической школы рассуждения, исследования, принципы и теории Аристотеля, Гиппократа (Corpus Hippocraticum) и Теофраста.

Первые полные переводы «Проблем» Аристотеля относятся к гуманистической эпохе. Малоизвестный перевод Джорджо да Требизонда и гораздо более удачный перевод Теодора из Газы, неоднократно публиковавшийся и включенный, в частности, в третий том издания Беккера (1831). Джорджо из Трапезунда и Теодор из Газы также переводили биологические труды Аристотеля.

В XVII веке внедрение экспериментального метода существенно снизило влияние Аристотеля; однако, внимание к res и «книге природы» придало новый импульс интересу к «Проблемам», которые подвергались многократному анализу. В XVI—XVII веках в различных европейских странах происходило множество переизданий переводов «Проблем», а также других старых и новых сборников вопросов, где, тем не менее, работы Аристотеля оставались ключевыми ссылками. Эти сборники воспринимались как важный источник знаний, особенно для философов и медиков, и служили основой для дальнейших исследований, впитываясь в труды энциклопедического и широко доступного характера. Многие аспекты античной науки, даже не относящиеся к перипатетикам (например, влияние «Естественных вопросов» Сенеки), были интегрированы в литературные произведения и сборники задач с начала Средних веков. Они часто проявлялись в типичном формате аристотелевских задач, которые оказывали влияние не только по содержанию, но и по структуре.

Миланский врач Людовико Сеттала сначала опубликовал частичное издание «Проблем», а затем и весь труд с собственным переводом и комментариями.

Джулио Гуаставини написал комментарий, ограничившись первыми десятью разделами; текст с переводом Теодора из Газы также был напечатан вместе. Введение изобилует известиями и ссылками. Также к XVII веку относится комментарий Сильвестро Мауро. На «Проблемы Аристотеля и Александра Афродисийского» неоднократно (особенно когда поднимаемые вопросы схожи) ссылается Алессандро Тассони.

Неудивительно, что в «Проблемах» основное внимание уделяли врачи, поскольку значительная часть произведения затрагивает медицинские вопросы. Многие темы рассматриваются и анализируются с медицинской и физиологической перспективы или на основании медицинских теорий. Тем не менее, в «Проблемах» также заметно внимание к тому, что можно назвать психологическими аспектами, и к различным явлениям, которые Барте-леми-Сент-Илер освещает в своих примечаниях к переводу, выпущенному в 1891 году после продолжительной работы, более чем через два столетия после исследования Сетталы. В предисловии он предлагает читателю различать в оценках и суждениях вопросы, в которых проявляется проницательность и наблюдательность, от часто ошибочных или недостаточных ответов, которые «иногда даже смешны» (стр. XIV); он также побуждает читателя поразмышлять над тем, что «теории, которые мы сегодня так активно обсуждаем, считались неоспоримыми до XVII века, и более чем через два века после того, как современная наука избавилась от определений, столь полезных в Средневековье».

На сегодняшний день наиболее исчерпывающий и детализированный комментарий принадлежит Хелльмуту Флашару, который является глубоким экспертом в области медицины и античной науки, а также их взаимодействия с философией. Этот комментарий был повторно издан в 1991 году в четвертый раз. Частичные издания Герардо Маренги, а также недавнее полное издание Пьера Луи, ранее редактора биологических трудов и «Метеорологии» Аристотеля, вышедшее в рамках широкой серии, подтверждают возобновленный интерес к произведению. Это произведение слишком долго находилось в забвении, за исключением отдельных исследований его разделов, филологических работ и множества предположений ученых. Исследование данного текста велось с определенной преемственностью на протяжении времени.

Современная наука находится на значительном расстоянии от тех решений, которые были предложены в «Проблемах», и явно далека от наивности некоторых из поднятых вопросов. Важно проводить сравнение древних и современных научных подходов в контексте глубокого изучения истории идей, концепций и вопросов, которые сопровождали интеллектуальное развитие человечества. Однако такое сравнение теряет смысл, если оно основывается на оценочных суждениях или если целью является акцент на переходе от одной концепции к другой – от «неверной» к «истинной». Многие ученые придерживаются мнения, что теории остаются валидными до тех пор, пока новые исследования не ставят их под сомнение; лишь немногие надеются на создание единой, окончательной физической теории. Кроме того, нецелесообразно искать схожести между областями и вопросами, которые в любом случае остаются различными, даже если объекты исследования выглядят идентичными. Что касается «Проблем», их ценность не заключается в предлагаемых решениях или методах исследования, а в том, что они олицетворяют отношение, сформировавшее западную цивилизацию и выделившее ее среди остальных.

В дебатах, касающихся фрейдистского подхода к мифу о Эдипе, отмечалось, что метод Эдипа можно охарактеризовать как анализ, что помогает лучше понять функционирование его сознания. Эдип. Его эвристический принцип (Софокл, Царь Эдип, ст. 440) заключается в «открытии, нахождении, решении» – это аналитическая деятельность, которая выделяет западный мир. С греческой точки зрения, синтез этой деятельности находит свое выражение в логосе: драма «Эдип» представляет собой эвристическое исследование и метод, характерные для нашей западной культуры.

Спрашивать «почему» обо всем, что мы наблюдаем, даже о том, что кажется простым и очевидным, демонстрировать даже то, что может быть достаточно ясным само по себе (вспомните, например, демонстрации в евклидовой геометрии), исследовать причины всего, прослеживать все до всеобъемлющей истины логоса, правильного рассуждения, – это прерогатива греческой цивилизации. Тот факт, что другие цивилизации могли иногда предвосхищать, а иногда и превосходить результаты, достигнутые греками, в некоторых областях, особенно в техническом или практическом применении теорий, является очевидным наблюдением; но египетская пирамида и греческий храм, или вавилонская система счисления и система счисления греков, или оппозиционная пара Инь- Ян и противоположности Гераклита – это, помимо всего прочего, выражение глубоко различных поисков, целей и методов.

Эта установка на поиск, конечно, выглядит чрезмерно упрощенной в «Проблемах», где вопросно-ответная схема также становится удобным средством изложения знаний, исследований и их результатов в справочно-энциклопедической форме. Однако выбор этой схемы показателен и свидетельствует о более общей тенденции и подходе; действительно, эта работа предстает как плод школьных дискуссий (даже если мы не всегда можем уловить их яркое отражение), той ориентации, которую можно определить как прагматическую, когда научное объяснение, понимаемое именно как ответ на вопрос, проводится эмпирически по отношению к явлениям и процессам, особенно в естественных науках. Но разнообразный и обширный материал, который изначально не был структурирован таким образом, также получает форму вопроса и ответа: помимо практического намерения, здесь присутствует стремление представить исследование в непосредственности его создания или выдвижения, в соответствии с присущим ему характером исследования через вопрос.

Элементарная форма, в которой представлено исследование, непосредственная привязка к вещам и процессам, эксперименты, которые иногда предлагаются и описываются, преобладающий характер заметок возвращают нас к истокам Проблем в школьных дискуссиях: Они в полной мере свидетельствуют об активности повторного поиска, духе Перипатоса и эволюции в использовании традиционной схемы: от диалектики и логики к исследованию вещей и явлений, как они происходят в повседневной жизни и как человек может их наблюдать и даже проверять на собственном опыте, в постоянном взаимодействии между феноменальной ситуацией и физическими причинами. Теория, таким образом, сливается с исследованием причин: человек начинает с конкретного и в конечном итоге остается в его рамках, даже если система отсчета, парадигма, объяснительные принципы являются более общими и предполагаются априори. При отсутствии более философского и спекулятивного подхода исследование лишь неявно поддерживается фундаментальной идеей о том, что события являются частью естественной закономерности, каузальной концепцией, согласно которой явления объясняются через связь причины и следствия, понятиями необходимости и возможности, и редко – окончательности.

Для нас исследование естественных причин глубоко и тесно связано с построением научного образа мира; но такое отношение, такой способ исследования реальности вещей и явлений не является и не всегда был свойственен всему человечеству: именно греки первыми подали пример свободного исследования, даже независимо от правильности полученных результатов. Необычайный стимул, который исходил от них, и самое верное наследие античной науки можно эффективно воспринять и подытожить словами, которые мы читаем в начале трактата Гиппократа о священной болезни, то есть об эпилепсии, облеченной в суеверный ужас во всех архаических обществах: «Мне вовсе не кажется, что она более божественна или более священна, чем другие болезни, она, как и другие, имеет естественную причину и проистекает из нее»; или из стиха „Георгик“ Вергилия: „felix qui potuit rerum cognoscere causas“ (II 490). Наконец, можно вспомнить отрывок из «Проблем», указывающий на осознание греками (более полно выраженное в других работах, в связи с большей конкретностью предмета) собственной культурной установки и характера поиска, постоянно направленного на новое сомнение: «бодрствует та деятельность мысли, в которой душа занята вопрошанием и вопросами, а не та, в которой душа ограничивается созерцанием: в первом случае она остается в неопределенности, в другом – нет» (XVIII 7).

В отличие от других сборников проблем или других произведений подобного характера, в «Проблемах» нет введения и обстановки, нет речей и обмена мнениями, оцениваемыми с разных точек зрения или с большей правдоподобностью, а только, где это возможно, последовательность возможных или вероятных решений Здесь нет речей и обмена мнениями, оцениваемыми с точки зрения их обоснованности или большей правдоподобности, а только, при удобном случае, череда возможных или вероятных решений, просто перечисляемых в качестве альтернатив. Таким образом, все это напоминает скелетный отчет (ограниченный вопросом и ответом, без действующих лиц) о тех дискуссиях, которые упоминаются в «Перипатосе», об уроках, во время которых учитель задавал вопросы ученикам, которые должны были на них отвечать. Реже аргументация расширяется настолько, что приобретает вид небольшого трактата (см., например, раздел XXX 1) или, в любом случае, более внятного изложения. Так обстоит дело, например, с вопросами оптики (в русле хорошо известной традиции, но также с интересными наблюдениями над психологическими аспектами), вопросами, которые в некоторых случаях могут иметь документальный характер, учитывая то немногое, что дошло до нас о производстве между Евклидом и Птолемеем. То же самое относится и к медицинским исследованиям в Перипате, чей вклад, засвидетельствованный для нас Проблематикой (кроме фрагментов Диокла), заключался именно в связи между медициной Гиппократа и натуралистическими исследованиями Аристотеля. Из исследований о музыке в перипатетической сфере опять же частично сохранилась работа Аристоксена, однако в разделе XIX «Проблем» есть материал, который мы не знаем ни из одного другого источника, и это касается также раздела о меланхолии (XXX 1).

Короче говоря, «Проблемы» представляют собой важное свидетельство эволюции исследования, которое на мгновение обращается внутрь себя, кажется, что оно смотрит назад. Собирается материал, уже разработанный в школе для собственного использования, но со значительными тенденциями к определенным областям исследования, с подчеркнутым интересом к медицинским, физиологическим и психологическим аспектам, с преобладанием практической позиции, с доминирующим эмпиризмом, с зарождающимся материализмом.

Специализированная ориентация окончательно разрывает тесную связь между естественными науками, исследуемыми эмпирически, и спекуляциями о философских принципах, которые могут поддерживать и направлять их; с другой стороны, через разнообразие предлагаемых тем делается попытка содействовать единству исследований и науки, возобновляя то единство знания, которое было характерно для классического мира, хотя и на других основаниях и предпосылках, с другой ориентацией и предметом. Быстрая эволюция «Перипатета», к тому же, на фоне той множественности интересов и исследований, о которых говорил Арид. В «Проблемах» хорошо заметна быстрая эволюция Перипатета, более того, вслед за той множественностью интересов и исследований, инициатором и вдохновителем которых был сам Аристотель и которые он стимулировал в своих учениках; они сохраняют подлинный дух Перипатета в дискуссиях между мастером и учеником и в исследованиях, основанных на наблюдении и изучении причин.

То, что появляется, и то, что кажется, не противопоставляются тому, что есть, но являются ожидаемым результатом процесса познания через органы чувств, возникновения определенных фактов; для Аристотеля истинность органов чувств связана с восприятием их «собственно разумного». Характер многочисленных психологических наблюдений в «Проблемах» также зависит от эмпирической установки: впечатления и реакции наблюдаются в том виде, в каком они возникают в органах чувств (а не исследуются во всей их сложности), и почти всегда связаны с физической причиной. Даже поведение человека описывается и объясняется в терминах физических и непосредственных причин, которые его определяют, подчеркивая натуралистический подход, который Аристотель придал теории этоса.

Раздел I. Вопросы медицины
[Болезни: общая причина и вмешательство врачей; влияние времен года и ветров; чума; смена воды и воздуха; методы лечения и лекарства].

1. Почему большие излишества вызывают болезни? Может быть, потому, что они порождают избыток или недостаток, и в этом состоит болезнь?

2. И почему часто болезнь излечивается, если отступить от меры? Некоторые врачи лечат именно так: избытком вина, воды, соли, пищи или постом. Может быть, потому, что болезнь вызывают противоположные друг другу вещества, так что каждое противоположное возвращает другое в меру?

3. Почему смена времен года и ветров усугубляет болезни или исцеляет их, доводит их до критической стадии или вызывает их? Происходит ли это из-за жары, холода, влажности или сухости различных времен года, от избытка которых возникают болезни, тогда как здоровье – это равновесие? Так, если из-за сырости или прохлады возникает болезнь, то противоположное время года ее прекращает. Но если противоположный сезон не наступает сразу, то схожий климат, который наступает, усугубляет состояние больного и убивает его. Именно по этой причине смена времен года делает здоровых людей больными, поскольку ослабляет их конституцию, в то время как укрепление происходит при благоприятном времени года, возрасте и местоположении. Поэтому необходимо тщательное руководство, особенно в периоды перемен. Даже в отдельных случаях справедливы причины, которые приводятся в целом, когда речь идет о временах года. Смена ветров, возрастов и мест определенным образом соответствует смене времен года, так что все эти изменения усугубляют или исцеляют болезнь, доводят ее до критической стадии или вызывают ее, точно так же, как времена года и восход звезд, таких как Орион, Арктур, Плеяды, Пес, точно так же, как ветер, дождь, хорошая и плохая погода, жара.

4. Почему при смене времен года не следует вызывать рвоту? Это делается для того, чтобы не создавать потрясений, когда остатки изменяются в результате этих изменений?

5. Почему у страдающих анемией и голодом опухают ноги? Является ли это в обоих случаях истощением? Страдающие от голода истощаются, потому что не получают никакого питания, а анемичные истощаются, потому что не получают никакой пользы от получаемого питания.

6. Почему, хотя болезни, связанные с желчью, возникают летом (лихорадки случаются в основном летом), острые проявления этих болезней чаще наблюдаются зимой? Может быть, потому, что, связанные с лихорадкой, они остры, потому что они агрессивны, а насилие противоречит природе? Когда некоторые части тела становятся сырыми, возникает горячее воспаление, а воспаление, которое является избытком тепла, вызывает лихорадку. Поэтому летом болезни сухие и горячие, зимой – влажные и горячие, а в результате – острые: они быстро убивают больного, потому что переизбыток остатков не позволяет свертываться.

7. Почему чума – единственная болезнь, которая передается в гораздо большей степени, чем другие, тем, кто находится рядом с больными и ухаживает за ними? Может быть, потому, что это единственная болезнь, которая является общей для всех и поэтому может распространить мор на всех тех, кто уже находится в неустойчивом состоянии здоровья? Ведь случается, что они быстро заражаются яростью болезни, передающейся от тех, за кем ухаживают.

8. Почему после зимы, когда дули северные ветры, если весна дождливая и ветреная, с южными ветрами, лето нездоровое, благоприятствующее лихорадкам и офтальмии? Не потому ли, что летом тело наполняется чужеродной влагой, как и земля, и место, где человек живет, приобретая свойства, присущие постоянно нездоровым местам? Как следствие, сначала возникают офтальмии, потому что остатки вещества в голове тают, а затем лихорадки. Действительно, это размышление необходимо: одна и та же вещь может стать очень горячей или очень холодной, например вода или камень: одна кипит, а другая жжет сильнее. В воздухе, когда он нагревается из-за своей плотности, образуется дурнота; в теле таким же образом образуется удушливый жар: в теле жар – это лихорадка, в глазах – офтальмия. Вообще, перемена сильная вредит телу, когда после весны

влажной весны вдруг наступает жаркое, сухое лето. Еще больший вред причиняет лето с дождями, потому что солнце находит в теле материю для кипения, как и в земле и воздухе: следствием этого являются лихорадка и офтальмит.

9. Почему, если зимой преобладают южные ветры и идут дожди, а весной, наоборот, сухо и преобладают северные ветры, то и весна, и лето нездоровы? Потому ли, что зимой из-за тепла и сырости существует соответствие условий между временем года и телом, которое по необходимости влажное и не компактное? Находясь в таком состоянии, холодная весна сковывает и закаляет его своей сухостью, настолько, что беременные женщины весной заканчивают выкидышем из-за жары и некроза, вызванного сухим холодом, потому что влага не выводится, а из-за избытка холода плод слабый и незрелый. Иногда случалось так, что дети, рожденные в хорошую погоду, хорошо развивались и хорошо питались в утробе матери. Поскольку весной избыток мокроты не выводится (что происходит, когда жарко, а от холода она сгущается), а летом наступает сильная жара с ее плавильной силой, то остальные, если они желчные и сухие, поскольку их тело не влажное, а сухое, имеют гуморы, но в небольшом количестве, так что они подвержены сухой офтальмии. Если же они флегматики, то склонны к охриплости и легочному катару. Женщины страдают от дизентерии из-за сырости и холодности своей натуры, а старики – от апоплексии, когда вся влага, растворившись, поднимается и сгущается из-за слабости врожденной теплоты.

10. Почему, если лето сухое и ветер дует с севера, а осень, наоборот, влажная, с южным ветром, зимой возникают головные боли, хрипота и кашель, заканчивающиеся кон- сией? Возможно, это происходит потому, что зима находит материю в больших количествах, поэтому с трудом конденсирует влагу и производит мокроту? Когда в голове есть влага, она вызывает тяжесть; если ее много и она холодная, она вызывает гангрену; но если она не сгущается из-за большого количества, она течет в соседнюю часть: отсюда кашель, охриплость и чахотка.

11. Почему флегматикам и женщинам выгодны сухое лето и осень с северными ветрами? Возможно, потому, что природа в обоих случаях преувеличивает в ту или иную сторону, так что сезон, заставляя ее склоняться к противоположному направлению, возвращает ее в состояние равновесия; таким образом, они сразу же сохраняют хорошее здоровье (если только сами не совершат какую-нибудь ошибку) и приходят к зиме без сырости, с полезным теплом в противовес холоду.

12. Почему желчные люди заболевают, если лето и осень сухие и с преобладанием северных ветров? Возможно, потому, что их тела и времена года стремятся в одном направлении, и поэтому это все равно что добавлять огонь к еще большему огню. Ибо когда их тела высыхают, то самое сладкое в них сочится, и они перегреваются, тогда неизбежно возникает сухой офтальмит из-за чахотки и острые лихорадки из-за несмешанной желчи, поскольку оставшиеся желчные массы нагреваются; иногда даже приступы безумия у тех, у кого от природы присутствует черная желчь: черная желчь преобладает, поскольку противоположные массы высыхают.

13. Почему говорят, что смена воды вредит здоровью, а смена воздуха – нет? Возможно, потому, что вода – это питательное вещество, и мы можем взять ее, выпить и уйти, а с воздухом так не бывает? Кроме того, в воде существует множество видов, отличающихся друг от друга, а в воздухе – ни одного, так что это тоже причина. На самом деле мы продолжаем дышать тем же или почти тем же воздухом, даже когда меняем местоположение, но находим другую воду. Поэтому разумно считать, что смена воды вредна.

14. Почему смена воды более вредна, чем смена пищи? Возможно, потому, что мы потребляем воду в больших количествах? Потому что вода содержится в пище, даже в приготовленной, и особенно в напитках.

15. А почему перемены вредят здоровью? Возможно, потому, что все изменения, будь то время года или возраст, связаны с движением? Крайности, например, начало и конец, на самом деле подвержены движению. Так и продукты питания, обладающие разными свойствами, изменяют друг друга: одни уже усвоены, другие еще нет. Более того, как неоднородная пища вредит здоровью (поскольку нарушается и разнообразится пищеварение), так и неоднородная жидкая пища изменяет воду. Эта пища важнее сухой, потому что она в большем количестве, и потому что влажная пища, которая поступает из твердой, тоже является пищей.

16. Почему смена воды увеличивает пи- док у тех, у кого он уже есть? Возможно, потому, что недостаток переваривания влажного элемента из-за нарушений, вызванных разнообразием воды, у тех, кто часто меняет ее, вызывает влажность, особенно в адаптированной части? Мозг влажный, и, следовательно, голова всегда самая влажная часть. Доказательством тому служит рост волос, который особенно обилен на голове. Влажность в этой части тела приводит к появлению вшей. Это хорошо видно на примере мальчиков, чья голова влажная и которые часто страдают от простуды и носовых кровотечений: именно в этом возрасте появляется больше всего вшей.

17. Почему те, кто страдает от затяжной болезни, умирают в основном в период от захода Плеяд до начала зефира, причем старые чаще, чем молодые? Может быть, в результате двух очень смертоносных причин: избытка и холода? Ведь жизнь – это тепло, а это время года характеризуется избытком и холодом: холодно, зима в самом разгаре, а потом наступает весна. Или почему многострадальные больны, как старики? Длительная болезнь подобна старости: тело старого, как и больного, сухо и холодно из-за возраста или болезни. Зима и мороз – это избыток холода и сухости, и достаточно добавить к ним небольшую причину, чтобы возник дисбаланс: зима подобна огню, добавленному к огню, и поэтому смертельна.

18. Почему в болотистой местности раны на голове заживают быстро, а раны на ногах – с трудом? Возможно, потому, что влага тяжелая, потому что она земляная, а то, что тяжелое, стремится вниз? Верхние части остаются такими чистыми благодаря этому движению вниз, в то время как нижние части наполнены большим количеством остатков материи, которые легко гниют.

19. Почему, когда зимой дул северный ветер, а весной – южный, и весна была дождливой, если потом лето слишком сухое, осень оказывается роковой для всех, особенно для детей, а остальные в это время болеют дизентерией и четверть-лихорадкой? Возможно, это происходит потому, что, когда летом выпадает мало дождей, вся влага, накопившаяся за влажную весну и бурлящая внутри нас, охлаждается и перестает бурлить; но если этого не происходит, то разве дети, влажные и горячие по природе, подвергаются слишком сильному бурлению, потому что не простужаются? Дети, которые не болеют летом, заболевают осенью, в той мере, в какой происходит кипение. Если их не убить сразу, то остатки достигают легких и трахеи, концентрируясь прежде всего на верхушке, так как мы согреты воздухом: вот почему у нас бывают офтальмии перед лихорадками, когда лето нездоровое. Если, как уже было сказано, остатки в верхних частях не убивают сразу, они спускаются в живот, не пройдя коагуляцию; это приводит к дизентерии, потому что большое количество препятствует выведению влажной части. В случае рецессии выздоровевших охватывает лихорадка квартана. Скопление вещества, оставшегося без свёртывания, долгое время сохраняет активность в организме, подобно чёрной желчи.

20. Почему, если лето дождливое и ветреное с юга, как и осень, то зима приносит болезни? Возможно, потому, что зимой тела очень сырые; кроме того, смена (климата) от сильной жары происходит бурно и резко, ведь осень тоже была жаркой: поэтому те, чьи тела не пористые, неизбежно страдают от острых заболеваний. У таких людей жидкие остатки больше скапливаются в верхних частях, потому что там есть пространство, в то время как в нижней части наблюдается другая конформация. У людей с плотной плотью, следовательно, остатков не так много. Когда остатки, находящиеся в верхних частях тела, остывают (как это происходит у пьяниц, когда они чувствуют холод), возникают болезни, о которых мы уже говорили. Когда же у тех, кто имеет пористое тело, случаются лихорадки, то эти лихорадки, вследствие совершенно недостаточного свёртывания, превращаются в жгучие лихорадки из-за того, что жидкость у этих людей разливается по всему телу, больше, чем у тех, кто имеет плотную плоть. Если же их плоть становится компактной из-за зимы, жидкость нагревается и вызывает лихорадку. Лихорадка – это, по сути, чрезмерный жар всего тела. Когда тепло становится интенсивным из-за обилия внутренней влаги, возникает жгучий жар.

21. Почему, если под действием солнца от земли поднимается много пара, то год будет пагубным? Может быть, потому, что это верный признак влажного и дождливого года, а также сырости земли? Тогда получается, что человек живет в болотистой местности, которая нездорова. Тогда в организме неизбежно образуется много отходов, а летом там образуются вещества, вызывающие болезни.

22. Почему, когда рождаются маленькие жабоподобные лягушата, годы становятся нездоровыми? Может быть, потому, что каждый вид процветает в том месте, которое лучше всего соответствует его природе? И уж точно эти животные по природе своей влажные, так что их присутствие является признаком влажного и дождливого года. Годы с такими характеристиками нездоровы: во влажных телах остатки производятся в изобилии, и это является причиной болезней.

23. Почему южные ветры, которые сухие и не приносят дождей, вызывают лихорадку? Потому ли, что они производят влагу и тепло, чуждые телу? Они влажные и горячие по своей природе, и это причина лихорадки, потому что лихорадка происходит от избытка этих двух качеств. Короче говоря, когда они дуют без дождя, то вызывают в нас это состояние; когда же они сопровождаются дождем, то охлаждают нас. Южные ветры, дующие с моря, также приносят пользу растениям, потому что они достигают их уже охлажденными морем. Ржавчина пшеницы в таком случае вызвана чужеродной влагой и теплом.

24. Почему, когда дуют южные ветры, люди чувствуют себя более тяжелыми и вялыми? Потому ли, что от малой влаги появляется много влаги, которая распространяется с теплом, а от легкого бриза появляется тяжелая влага? Опять же, наша сила заключается в суставах, а они расшатываются под действием южного ветра. Об этом свидетельствуют шумы соединяющихся частей: вязкое вещество, находящееся в суставах, если оно сгущается, мешает нам двигаться, если же оно слишком жидкое, то мешает нам напрягаться и вытягиваться.

25. Почему летом мы чаще болеем, а зимой чаще умираем? Потому ли, что зимой тепло накапливается в теле из-за его сжатости, больнее, если нет свёртывания, в теле образуются остатки, и болезнь начинается с такой силой и жестокостью, что, по всей вероятности, приводит к летальному исходу? Летом, когда все тело пористое и охлажденное, и нет сил работать, болезни неизбежно возникают в большем количестве из-за усталости и неспособности переварить то, что человек глотает (ведь лето – время новых плодов), но эти болезни не имеют столько сил, поэтому их легко вылечить.

26. Почему люди чаще умирают в течение ста дней после летнего или зимнего солнцестояния? Может быть, потому, что в течение всего этого периода продолжает преобладать один или другой из двух избытков – жары и холода? Избыток в слабых организмах приводит к болезням и смерти.

27. Почему весна и осень благоприятствуют болезням? Может быть, потому, что именно эти изменения вызывают их? Но осень более вредна для здоровья, чем весна, потому что человек легче заболевает, когда легче заболеть, когда жара охлаждает, чем когда холод согревает, и весной холод согревает, а осенью жара охлаждает.

следующий лист >>