bannerbannerbanner
Книжный Дозор

Аркадий Шушпанов
Книжный Дозор

Полная версия

Часть I
Разочарования и сомнения

Глава 1

– Все ученики – идиоты, – сказал Дреер. – Точка.

– Что-то тебя, Леонидыч, сегодня… – протянул с водительского сиденья Шагрон.

За Дмитрием всегда присылали лучшего водителя московского Дневного. Какой бы ни был, а все же Инквизитор. Но Шагрон ему импонировал. Несмотря на разницу в годах и уровнях. Несмотря на то что давным-давно, еще в начале двадцатого столетия, заработал право носить открыто сумеречное имя за какие-то заслуги перед Тьмой.

Однако дальше простого дозорного не продвинулся. И не сказать, чтобы усердствовал. Выполнял текущие задания, закрывал своим чешуйчатым сумеречным телом временные бреши в оперативном составе. Но все понимали, что его конек – перемещения по оживленным городским трассам. Шагрон увлекся автомобилями еще в пору их изобретения.

Потенциал у Шагрона был весьма и весьма. Наверняка и в Инквизицию ему предлагали вступить. Но он выбрал другое. Дмитрию иногда думалось: Силы потому и держат паритет, что Темным важнее их собственная хата с краю. Иначе они давно бы уже задавили Светлых числом. Но им ничего не нужно, кроме личного благополучия. Ради этого они даже согласны поступиться его частью. Всего два компромисса: один с собой, второй – со Светлыми.

– Твои уже собрались. – Дорожный ас заложил очередной маневр-пируэт, так что Дмитрий и позабыл, в связи с чем отпустил реплику про учеников-идиотов. Была и у него тоже среди прочего слабость – любил наблюдать работу профессионалов. Любых. Иногда он представлял себе сумеречного Шагрона образца начала дизельного века: ящер в кожаной фуражке и очках-«консервах» за рулем какого-нибудь «Руссо-Балта», а то и реактивных аэросаней.

– Доктор тоже явился. Самолично его привез, как тебя. Ловко получилось: шефа в аэропорт, доктора обратно. Беспорожний рейс!

– А шеф куда улетел? Секрет? – вяло спросил Дмитрий.

– Какой тут секрет! В Киев. Там же сам знаешь, что творится. А киевский Дневной, считай, только года три как заново поставили.

Отношения у Шагрона с Дмитрием отношения давно установились панибратские. С Шагроновой стороны по крайней мере. Но Дреер не возражал. В салоне дозорного «бентли» и анекдоты про Великих доводилось слышать.

– Притормози, – сказал Дмитрий и опустил боковое стекло.

Огромный жидкокристаллический экран над улицей рекламировал мюзикл «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда»: «Самый масштабный в России! После триумфальных гастролей в Лондоне! Юбилейные спектакли!»

– Я ходил, – сообщил Шагрон. – Гошка молодец. Талант! Леонидыч, а ты чего тогда не приехал? Он же говорил, тебе билеты на премьеру высылал.

– Дела, – отозвался Дреер. – В школе на мне столько всего!

Хорошо, что протокол и негласные правила запрещали водителю сканировать ауру Инквизитора и считывать вранье.

– Так сегодня сходи! Прямо вечером, после заседания.

– Может быть… – неопределенно ответил пассажир и подумал: «А почему бы и нет?»

Правая, магомеханическая рука лежала на колене, на серой складке брюк. Иногда Дмитрий шевелил неживыми пальцами. Этой привычке было уже почти десять лет. Протез-артефакт, творение Джакомо Лепорелло, можно было разглядеть только в Сумраке. Архаичное теперь маскирующее заклятие создатель шедевра подвесил сам – так сказать, предустановил программу. Рука, как выяснилось, была способна чувствовать, по крайней мере создавать иллюзию чувствительности, благодаря тем же предустановленным чарам. Ощущала почти все, кроме боли, и еще способна была залезать на первый слой, оставляя хозяина в мире людей. Очень удобно. Даже на ощупь теплая. Правда, забирала много энергии, но не у владельца. Лепорелло и тут предусмотрел: в запястье был встроен амулет, самостоятельно заряжающийся Темной силой, где только мог ее найти. Автоподзавод восемнадцатого века.

То, что однажды ее станет носить бывший Светлый, итальянский Кулибин не предугадал. А то, наверное, сделал бы всеядной. Впрочем, не сделал бы. Свою личную Тьму он бы не перешагнул.

Словесник ткнул блестящим стальным пальцем в кнопку и поднял стекло. На владельца маскирующие чары не действовали.

* * *

Дреер бывал в Москве нечасто.

Город всегда менялся быстрее, чем он. Такова плата за умение приостанавливать ход времени. Впрочем, останься словесник человеком, за Москвой ему тоже было бы не угнаться.

В последний раз Инквизитор приезжал еще в офис на Тверской. Сейчас его предупредили, что резиденция Темных сменила адрес. Естественно, перенесли ее в место не менее многолюдное – от принципа «живого щита» никто не отказывался. Один из этажей высоченного небоскреба, а под боком еще и торговый центр.

Вылезая из машины, Дмитрий запрокинул голову. Да, что-то было в этой цитадели, неспроста сюда переехали.

Среди охранников небоскреба оказались и люди, и оборотни, и маги. Дмитрий не стал спрашивать, известно ли первым о существовании вторых и третьих. Скорее всего, Дневной взял на себя контроль над всем объектом, и люди привлеченные, но мало ли какие соображения у Завулона.

Как ни странно, самого главу Темных Дмитрий видел всего раз в жизни, да и то не в Москве, а в Петербурге, на чрезвычайной коллегии. Во время плановых визитов надзирателя Дреера того почему-то никогда не оказывалось на месте. Не стоило льстить себе, рядовой Инквизитор – не Совиная Голова. Здесь имя-то Дреера, наверное, помнили только Шагрон да поднадзорные.

Офис встретил рабочей суматохой, запахом бумаг и кофе, почти сумеречным холодом кондиционеров, негромким деловым жужжанием. Если не знать, где находишься, то и не поймешь, что за контора. Может, издательство какое-нибудь.

Больше всего удивило обилие стекла. Почти все стены – прозрачные. Интересно, кабинет начальства тоже?

Те, кому было назначено, собрались в переговорной за овальным столом. Сейчас они были как в аквариуме. Дреер поймал себя на том, что впервые за день собирается улыбнуться.

Уже кто-то из застекольных выцепил его взглядом и махал рукой.

– Дмитрий Леонидович, день добрый! – раздался знакомый голос.

Справа к Дмитрию приближался Доктор Вампир. Настоящее его имя вообще-то было Христофор, а фамилию при Дреере не называли. У такого старого Иного ее, возможно, первые лет сто жизни и вовсе не было. Никто и никогда не звал его иначе как Доктор Вампир или Доктор Вамп. Невысокий, с глубокими залысинами, чуть склонный к полноте, обладатель круглого лица и внимательных глаз, он менее всего походил и на стандартный кинообраз упыря, и на реальных кровососов. И еще он был одним из самых старых Инквизиторов-эскулапов.

Доктора Вампа сопровождал один из штатных лекарей московского Дневного Карл Львович Эльзон. Дмитрий раньше видел его мельком. Тезка их школьного медика Фрилинга ему почему-то не сильно нравился. Наверное, потому, что и Фрилинг, и все прочие известные Дрееру врачи-Темные осознавали себя прежде всего врачами и уже потом – Темными. А вот Карл Львович как будто наоборот. Удивительное дело. А ведь кого попало в Дозоры не брали.

– Мы тут, пока вас поджидали, успели обсудить некоторые профессиональные вопросы. У коллеги Карла собраны любопытные данные. – Вамп говорил неизменно добродушным тоном. Он когда-то был Светлым, как это ни парадоксально. – Вы, кстати, вовремя получили прорицание? Вот оригинал.

Доктор извлек документ из видавшего виды портфеля. Дмитрий принял гербовую бумагу на латыни с мерцающими через Сумрак печатями. Копия лежала у него в папке. Официально запрошенное прорицание нужно было ждать порой несколько месяцев, но Дмитрий озаботился заранее.

Карл Львович кивнул Дрееру и распахнул перед Инквизиторами дверь переговорной. Доктор Вампир по старшинству вошел первым, Дреер следом. Эльзон тут же исчез.

Их встретили семеро. Дмитрия они знали слишком хорошо, Доктора никогда не видели, но все разом интуитивно почувствовали – перед ними крупный чин. Хотя Доктор, как и надзиратель, не носил форменный инквизиторский балахон, предпочитая обычный серый костюм-тройку. В жилетном кармане Вамп неизменно прятал серебряный брегет.

Дреер вдруг спохватился: ему надлежало представить старшего, но он не согласовал с ним как. Не называть же по прозвищу!

Доктор избавил его от неловкости.

– День добрый, молодые люди! Мы пока не знакомы. Зовите меня… э-э… Христофор Варфоломеевич. Среди присутствующих у меня самый высокий уровень, но сегодня я лишь на правах консультанта. Встречу проведет ваш постоянный надзиратель, младший Инквизитор Дреер. Прошу, Дмитрий Леонидович!

Вамп сел.

Дмитрий обвел взглядом собравшихся, сделал паузу, а потом сказал:

– Ну, привет, человеки…

– Здрасьте, Дмитрий Леонидыч! – жизнерадостно воскликнул Толик Клюшкин. Вернее, уже Анатолий Сергеевич, звезда отечественного рынка тренингов, глава «Школы Клюшкина».

Чувствовалось, что все семеро хотели бы выразить радость как-то более бурно, однако присутствие Доктора их смущало. Потому все ограничились короткими официальными репликами и даже спрятали улыбки. Христофор Варфоломеевич сохранял невозмутимость. Из старого портфеля он выудил айпад последней модели и что-то там сосредоточенно пролистывал, ни на кого не обращая внимания.

– Давно не виделись, господа, – сообщил Дмитрий, будто возвращаясь в те времена, когда эти солидные молодые джентльмены и одна леди еще сидели у него за партами. – И ни разу не собирались. М-да, в таком полном составе и правда ни разу… Но теперь у нас есть повод. Настолько веский, что Дневной Дозор города-героя Москвы любезно распахнул перед нами двери.

Дмитрий немного лукавил. Дневной Дозор проявил любезность, выслав за слабым Иным персональное авто с высокоранговым магом в качестве шофера. А вот не распахнуть двери перед мероприятием Инквизиции попросту не мог.

Все собравшиеся когда-то были низшими Темными. В интернате они называли себя «мертвые поэты», хотя формально неживыми могли считаться лишь двое из семи. За последние десять лет надзиратель Дреер виделся с каждым из них примерно три раза. Большинство из них после окончания престижных вузов остались в Москве. Кое-кто, например вампир Комаров, и вовсе был коренным столичным жителем.

 

– Через месяц – десять лет решению Трибунала о вашем магическом блоке.

На деле так гласил лишь официальный приговор. В реальности подсудимые уже не обладали способностями к началу слушания. Более того, они формально даже не могли считаться Иными.

– Можно ставить вопрос о новой инициации. – Дмитрий сделал паузу. – Но этот Трибунал не соберется без вашего желания.

Дреер и здесь был не совсем корректен. Специально ради семерых бывших Иных никто не стал бы устраивать заседание. Такие дела рассматривались на Трибунале скопом. И если желание сегодня изъявят все – вопрос включат в ближайшее плановое слушание. Которое, между прочим, может состояться и через год.

– А как это будет, Дмитрий Леонидович? – спросила Маша Данилова.

После окончания МГИМО и Маша, и ее брат Иван тут же уехали на работу в Индию. Несмотря на утрату своей волшебной ипостаси, они чувствовали притяжение страны, которая эту магию им когда-то подарила. С ними вообще было связано много загадок. Близнецы Даниловы были чрезвычайно редким даже для Индии случаем змеиного оборотничества. Через сколько поколений им передались гены нага и нагайны – так и не было установлено. По крайней мере и родители, и прадеды-прабабки оставались людьми. В Индию дети не ездили, и, естественно, никакой наг – а без укуса ни один даже потомственный оборотень не инициируется – к ним не притрагивался. Просто однажды Машу в подмосковном лесу укусила гадюка. Обыкновенная. Никакой змеиный яд нагайне не страшен, разумеется, но метаморфоза была запущена. А потом сестренка укусила брата. Иван никогда не обижался.

Сейчас двадцатичетырехлетняя Маша, загоревшая на океанском берегу, была похожа как минимум на болливудскую актрису из какого-нибудь древнего «Танцора диско». Единственное, с чем она до конца не справилась, – пара лишних килограммов.

– Обычная инициация силами Тьмы, – сказал Дмитрий. – Здесь без выбора. Как Темных магов.

Всех бывших «мертвых поэтов» когда-то инициировали как оборотней и вампиров. Но до решения Трибунала они ухитрились превратиться в магов с неопределенной аурой. Собственно, это и привело их на суд Инквизиции.

– Клево! – провозгласил Толик Клюшкин, вращаясь в кресле. – Шею никому подставлять не надо!

Толик чувствовал себя в этой переговорной явно как дома. Пару лет назад, еще до получения своего второго диплома в области психологии, он пришел в Дневной Дозор с деловым предложением. С аналогичным, стоит заметить, он сходил и в Ночной. Теперь Клюшкин вел раскрученные тренинги личностного роста, куда Иных пускали бесплатно. На тренингах у Толика они могли подпитываться эмоциями участников совершенно свободно. Довольны были все: и дозорные, подрастратившие силы на очередном выезде, и люди, которым Темные чистили эмоциональные раны, а Светлые даже снимали небольшие проклятия. Восторженным отзывам человеческих участников не было конца. Клюшкин собирался экспортировать свою бизнес-модель в Европу.

Естественно, Толик не прочь был вновь стать магом, хотя бы и самого низкого уровня.

– Не все так просто, – сказал Дмитрий.

Надзиратель раскрыл папку и достал оригинал прорицания.

– Ни одного нарушения за десять лет. Дневной Дозор написал на каждого отличную характеристику, а тебе, Толик, еще и вынес официальную благодарность. Ночной Дозор со всем согласился. Я, со своей стороны, тоже эпитетов не пожалею…

– Лучше вас, Дмитрий Леонидович, никто бы не написал. Вы же словесник! – заметил Стас Алексеенко. За десять лет он превратился в инфернального блондина с харизмой не то Драко Малфоя, не то Энди Уорхола. Где-то на середине этого срока у Стаса неожиданно прорезались наклонности кутюрье. Первый бутик молодежной моды он открыл в Москве, второй в Берлине, а перспективой открытия третьего неожиданно заинтересовались токийские инвесторы. Майки и футболки с принтами, изображающими оборотней и вампиров, причем близко к реальности, шли на ура. Одну такую Алексеенко нацепил и сейчас под дизайнерский пиджачок.

От кого Дреер не ожидал иронии, так это от него, когда-то самого тихого и забитого из «мертвых поэтов». Кстати, Алексеенко не прекратил писать стихи и использовал их строчки в качестве текста для принтов – одна из его фирменных штучек.

– В твою характеристику я добавлю «первостатейный льстец», – пообещал Дмитрий. – Как бы там ни было, у нас есть очень неплохие шансы добиться положительного решения Трибунала.

– Только есть одно «но»? – спросил бывший вампир Артем Комаров, скользнув быстрым взглядом по бумаге, прижатой ладонью Дреера.

Тот положил на прорицание как раз правую, механическую руку. Но увидеть ее «поэты» не могли. Они вообще не знали о протезе, словесник никогда им не говорил.

– Целых семь. На каждого хватит. – Дмитрий поднял бумагу, чтобы все видели. – С вашего позволения, зачитаю вслух.

Дреер старался читать без выражения. Драматический эффект был ни к чему. К тому же Дмитрий огласил текст в переводе с латыни. Понять оригинал мог бы разве что Артем, окончивший первый медицинский.

Никто из бывших «мертвых поэтов» не курил, но тишина повисла, как плотные клубы табачного дыма в тесной комнате.

– То есть через год-два мы станем как были… в школе? – все же уточнила Маша Данилова и взяла брата за руку.

Словесник кивнул.

– Это еще бабушка надвое сказала, – рыкнул с места Гоша Буреев и уточнил: – Чёртова.

Внешне он разительно отличался внешне от остальных, что в интернате, что сейчас. Выпускник режиссерского факультета ГИТИСа и постановщик уже нашумевшего мюзикла Гоша явился сюда, казалось, со старательских заработков на Севере. Огромная растянутая желтая толстовка с откинутым капюшоном, нечесаные волосы, окладистая борода и раскольничий огненный взгляд из-под страшных бровей – прежняя волкулачья жизнь вроде никуда и не пропадала.

– Не все так просто, – повторил Дмитрий. – Это прорицание готовил целый отдел. А слабых пророков в Инквизиции не держат, так же как и слабых магов… кроме, разве что, меня.

– Тогда я, пожалуй, воздержусь, – подал голос Карен Саркисян.

– От чего, Назон? – весело посмотрел на него Толик. Прозвище Карену придумал именно он, позаимствовав у римского поэта Овидия, когда узнал, что переводится оно не иначе как «нос».

– От апелляции, – также серьезно ответил Карен.

Получив образование юриста, Саркисян неожиданно ушел в ресторанный бизнес. Теперь его небольшое заведение «Мтаншах»[1] было одним из любимых у столичных Иных. Помнится, во время последнего визита Дреера в Москву Карен учил словесника, что первая гласная в названии произносится так же, как в предлоге, когда русские говорят «со стола».

Дневных и ночных дозорных после дежурства всегда обслуживали бесплатно в отдельном зале. Здесь же неизменно проходили поминальные обеды, если кто-то из Иных погибал.

– Я давно разлюбил сырой бифштекс, – пояснил Карен. – И голову не люблю терять при луне. А ты уже не оценишь мой коньяк, если снова отрастишь клыки.

– Я тоже не хочу, – заговорил Иван Данилов. – Мы с Машкой вообще теперь вегетарианцы. Больше никаких кроликов и крыс!

Наги были отдельной кастой оборотней. Они вполне могли убить человека своим ядом, если тот им чем-то мешал, к примеру, слишком близко подходил к жилищу. Но обычно на людей не охотились.

– Азазелло! – слабым голосом проронил Толик. – Ты покинул друга, променяв на стакан – правда, очень хорошего – коньяку. Но я предпочел бы стать трезвенником…

– Позвольте мне, молодые люди, – раздался невозмутимый голос Доктора.

Про Инквизитора, увлеченного айпадом, все как будто забыли. Дмитрий не проверял, но, возможно, не обошлось без легкого заклятия.

– Перед тем как ваш надзиратель получил бумагу, ее дали мне для… экспертного заключения. Видите ли, Инквизиция – служба очень древняя, и бюрократия складывалась веками. Всякий документ несет на себе груз резолюций – иногда печать новую негде поставить. Так что в обоснованности можете быть уверены.

– Ну и что? – дерзко заявил Клюшкин. – Даже пророчество обратимо при определенных условиях. А это всего лишь предсказание. Вероятность. Большая. Но не стопроцентная.

Он явно бравировал тем, что продолжил свое Иное самообразование, даже не имея способностей.

– Дело в том, уважаемый Анатолий Сергеевич, – Доктор чуть выдержал паузу, и Дмитрий подумал, что тот не поленился выучить ФИО всех его поднадзорных, – что пророки живут в мире людей. Предсказания тоже делаются для мира людей, даже если касаются Иных. А там, где есть люди, речь всегда может идти только о вероятности. Здесь вы абсолютно правы. Но другое дело – Сумрак.

– Попытка не пытка, – высказался брутальный Буреев. – Инициироваться-то, в конце концов, можно и обратно.

– Должен вас разочаровать, Георгий Казимирович. – Доктор опять на секунду замолчал в середине фразы. Этого хватило, чтобы Машка Данилова прыснула – буреевское отчество забавляло их всех еще с интернатовских времен. По экзотичности с ним могло сравниться лишь отчество самого Доктора, но Дмитрий был уверен, что оно фиктивное – Вамп не был русским. – Однажды вы смогли нарушить законы Сумрака, это правда. Но не сами, а с помощью одной молодой особы, которой я здесь не вижу…

– Дмитрий Леонидович, кстати, а почему Аня не приехала? Она вроде как тоже в Москве… – быстро вставил реплику Артем Комаров.

– Проходит по другому ведомству, – пожал плечами Дреер. – С ней и разговор отдельный.

– А на нее тоже есть прорицание?

– Нет. Слушайте Христофора… хм… Варфоломеевича! Что за привычка перебивать?!

– Спасибо, Дмитрий Леонидович. – Доктор хранил невозмутимое добродушие. – Я прибыл сюда немного рассказать вам о себе, молодые люди. Вы уже знаете, что я вампир. Но еще я был охотником на вампиров. Очень и очень давно.

– Разве так можно? – опять не выдержал Комаров.

Стирание инициации освободило его от вампиризма, однако никак не могло повлиять на родителей, от которых Артем и унаследовал свое проклятие. Дреер знал: Комаров неоднократно подавал ходатайства в Инквизицию, чтобы его семье позволили побывать в том месте, где он сам потерял свою Иную сущность. Просьбы неизменно отклонялись. Территория стала запретной для Иных раз и навсегда, переселили даже тех, кто поколениями жил поблизости.

После ординатуры Артем уже стал замглавврача в небольшом частном медицинском центре, проводившем очистку крови и различные анализы. Пользуясь связями с вампирской диаспорой, наверное, он мог бы стать и главным, но предпочитал не высовываться.

– Не одномоментно, Артемий Викторович, не одномоментно. Инициировался я как Светлый. Вошел в Сумрак первый раз от ярости, когда увидел, как вампир-браконьер высасывает мою младшую сестренку. Не самые Светлые чувства, но тогда я продал бы душу, лишь бы не походить на это отродье Тьмы. Сумрак меня услышал. Кстати, вампира я спугнул, и он высосал Марту не до конца. Зато инициировал. Упокаивать ее пришлось мне. Через несколько лет, когда она сорвалась… Впрочем, это дело минувших веков. Я стал профессиональным лекарем и брадобреем, а одновременно охотником на вампиров. Именно я изобрел метод охоты, который и поныне используют Светлые. Тот, когда Иной пьет человеческую кровь и этим обостряет чутье. Поскольку отворением крови тогда лечили почти все подряд, в моем распоряжении она была почти всегда. Я был первым, кто применил метод, еще не зная всех последствий. И зашел слишком далеко. Тогда Сумрак опять откликнулся. Я стал тем, что больше всего ненавидел.

– Почему вы не ушли в Сумрак насовсем? – бестактно спросил Комаров.

– Жил иллюзией, что это можно излечить. Если есть вход, должен быть и выход. От иллюзий пришлось избавляться долго. Когда пересмотрел взгляды, то вступил в Инквизицию. А вампирам начал помогать. Договор есть Договор, и уничтожение вашего – то есть уже нашего – рода было бы геноцидом не лучше любого другого. Моей задачей стало отвратить как можно больше вампиров от питания на людях. Инквизиция поддержала меня, ибо все, что хранит равновесие, – благо. Я инкогнито способствовал развитию гемотрансфузии в Европе, Артемий Викторович. Среди вампиров нашлось немало таких, как моя несчастная сестра, кто был скорее жертвой обстоятельств. Хотя… вы знаете этот парадокс не хуже меня, без согласия донора инициация невозможна. Сумрак дает лишь то, что у него просят, и только если сам этого хочет. Да и кроме всего прочего, я не прекращал эксперименты на себе. Например, многократно вводил инъекции крови оборотней и переживал укусы…

 

– Для чего вы все это говорите? – грубо влез Буреев.

– Чтобы вы поняли: обмануть Сумрак нельзя. Он помнит, какими вы были, когда вошли в него первый раз. И ничего не забывает. Он сделает с вами то, что считает нужным, сам, а не то, что вы хотите. А что касается вашего предположения, Анатолий Сергеевич, по поводу обратного хода… Вы станете низшими Темными со всеми вытекающими обязанностями и невеликими правами. Судимость, увы, никто не снимет. Вас никогда и ни при каких условиях не допустят в зону деинициации. Если же вы решите действовать вопреки Договору и запретам, то… для вампиров и оборотней не предусмотрен блок магии. Нет и заключения на годы и века. Увы, и для вас, и для меня возможна только одна мера. Сейчас вы все уважаемые люди с большим будущим. Вы согласитесь обменять это на положение низших Иных с вечным «сейчас» и непроходящим голодом? Вам не зря оставили память, как вы просили. Вы помните…

– «Вы все, конечно, помните…» – сухим тоном подхватил Артем. – Что мы должны подписать?

– Ничего.

– Он имеет в виду отказ от помилования, – уточнил Карен.

– Никаких бумаг, – ответил Доктор Вамп. – Я предоставлю мыслеобраз, надзиратель Дреер подтвердит.

– Дмитрий Леонидович, – Комаров, незаметно снова превратившийся в лидера шайки, обращался к Дрееру, игнорируя Доктора, – если мы решим так, дальше что?

– Дальше мы, скорее всего, не увидимся, – сказал Дреер. – Инквизиция снимет надзор, и вами будут заниматься местные органы. – Он махнул рукой за стеклянную стену, где продолжалось деловитое брожение офисной закваски. – Да, кстати, я могу очистить вам память.

– Нет уж! – возразил Клюшкин. – Человек – это звучит гордо. А человек со связями в Дозорах – еще горже.

– Точка, – вставил Дмитрий. – Даже восклицательный знак!

1«Сумрак» (арм.).
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16 
Рейтинг@Mail.ru