Арон Гирш
Туманы янтарного берега
– Отвратительно! – выругался Феликс, последние обстоятельства, которые он узнал, показались ему чудовищным проявлением средневекового невежества – А что только этим ограничились? Может ещё инквизиционный процесс, ордалия?
Селена смотрела на мужчину, не вполне понимая, о чём он говорит. Очевидно, девушка просто не обладала достаточными познаниями в области средневекового судилища и истории инквизиционных процессов. Однако Селена была достаточно умна, чтобы понять аналогии, которые пытался провести Феликс, она не решалась произносить некоторые мысли вслух, и не хотела слышать их от своего собеседника.
– Несколькими месяцами позже, – чуть отвернувшись в сторону, Селена продолжила рассказывать – наша завуч поехала на ту самую ферму. Об этом никто не знал, пока она не вернулась и не собрала ещё одно внеочередное собрание, на котором присутствовали учителя и родители школьников нашего класса. К моему счастью, на этом собрании присутствовал мой отец, а не мать, и впоследствии, я говорила с отцом наедине. Завуч рассказала, что та самая беременная женщина, которая обвиняла Лизу, наконец родила. Ребёнок оказался болезненным, но в целом, жизнеспособным. Прошло уже какое-то время, и женщина с ребёнком вернулась к себе домой. Она была не замужем, но проживала с каким-то мужчиной, сожителем, судя по всему. Однако ребёнок, которого она родила, был от другого мужчины, но в этом не было никакого секрета. Так вот, по прошествии двух месяцев, когда младенец уже пошёл на поправку, произошло странное событие. Женщина работала в ночную смену на ферме, она не пребывала в отпуске по уходу, поскольку её сожитель не имел работы и часто по многу пил, не покидая квартиры. Ребёнок оставался с мужчиной, но женщина договаривалась со своей соседкой, чтобы та присматривала за обоими и в случае чего тут же звонила ей на работу. Вернувшись под утро со смены, женщина не нашла ребёнка. В кроватке вместо двухмесячного младенца женщина обнаружила плотно связанный сноп соломы.
Феликс, успевший мысленно дать себе слово, что впредь он будет стараться сдержанней реагировать на какие бы то ни-было подробности, вновь не смог сдержать своих эмоций. Однако, на этот раз, ему не нашлось что сказать, он лишь раскрыл рот в немом вопросе, его глаза расширились от удивления.
– Да, понимаю тебя. – ответила Селена, прочитав во взгляде Феликса его недоумение – Самым странным было то, что сноп соломы был сплетён таким образом, чтобы по своей форме напоминать тельце младенца.
– Что произошло дальше? – таким был единственный вопрос, который задал Феликс.
– Дальше, – Селена вновь отвела глаза в сторону, словно подбирая слова для объяснения какого-то деликатного момента – если верить нашему завучу, то женщина вновь поддалась приступу безумия. Она рыдала, билась в истерике, её пьяный сожитель был не в силах её успокоить. Соседка, прибывшая на шум, тоже не смогла успокоить женщину. Пришлось вызывать милицию. Ещё до прибытия сотрудников, женщина взяла кухонный нож и угрожая зарезать любого, кто решился бы к ней приблизиться, она подошла к кроватке. Вынув оттуда сноп, она уложила его на подоконник и несколькими неточными ударами отсекла соломенной фигурке то, что изображало голову младенца. Соседка, находившаяся всё это время в комнате и наблюдавшая за происходящим, позже рассказывала уже прибывшим сотрудникам, что не могла быть уверена, после того как женщина отсекла ножом голову соломенной «кукле», чья кровь осталась на подоконнике, но никаких порезов на руке женщины найдено не было.
Феликс молчал, медленно переваривая в мыслях услышанное.
– Последние два школьных года Лиза практически не посещала занятий. Она занималась на дому, брала задания и план освоения материалов у учителей. Школа охотно пошла на данную меру, поскольку это в некотором роде решало их репетиционную проблему, если ты понимаешь, что я имею в виду.
Мужчина посмотрел на собеседницу и медленно произнёс:
– Извини конечно, но я не понимаю…
– Лизу бойкотировали все, с ней не разговаривали, её избегали, это всё она переносила с невероятной стойкостью. Но после того, как завуч рассказала о произошедшем с работницей фермы, чаша терпения в посёлке была переполнена. На самой последней парте, за которой сидела Лиза, появились яркие надписи «ведьма» На стенах школы, рядом с входной группой, кто-то вывел большими белыми буквами «здесь обитает ведьма» Напряжённость была ощутима в самом воздухе, игнорировать такое положение дел было уже невозможно. Я сильно волновалась за Лизу и утверждала, что ей самой может грозить опасность. Но ты же теперь знаешь, как она относится к тому, что ей кажется несправедливостью.
Феликс кивнул.
– Но она всё-таки согласилась на дистанционное обучение, чтобы не провоцировать всех тамошних фанатиков.
Селена несколько раз кивнула, подтверждая правильность утверждения.
– Да, согласилась. Более того, она очень скоро нашла такой метод весьма удобным для самой себя. Какие-то проблемы появились у её матери, она никогда не позволяла мне знать слишком много о своей семье.
– Но ты же всё это время оставалась её подругой…– констатировал Феликс.
– Да, но тема семьи для Лизы была и остаётся чем-то неприкасаемым. Единственное что мне удавалось узнать, это то, что её мать и отец живут всё в том-же самом доме на берегу море. У них часто бывают внутренние перипетии, и мать периодически страдает от симптомов странного заболевания, не поддающегося лечению.
Феликс задумался. Он смотрел перед собой, но выходило так, что его взгляд сверлил грудь Селены. Девушка понимала, что мужчина попросту утонул в поднявшемся шквале мыслей, и это её предположение не было далеким от истины.
Услышанное в равной степени шокировало и интриговало Феликса, он начинал совершенно по-новому смотреть на возлюбленную, анализируя все те моменты, которые периодически проскальзывали между ними, когда ему казалось, что за словами Лизы пряталось куда больше смысла, чем девушка намеривалась сообщить. Кроме того, многие черты её характера теперь объяснялись тем, что девушке пришлось пережить в ранние годы. Это плохо поддавалось рациональному осмыслению, ведь детство девушки проходило не в пятнадцатом веке, но выходило так, что десятилетняя давность и незначительные географические различия играли важную роль в судьбе человека. То, каким село Янтарное было сегодня, Феликс знал не понаслышке. Это было весьма популярное место отдыха, с развитой инфраструктурой. Но здесь обитали не только туристы, но и жители, у которых появлялись свои дети. Сейчас невозможно было даже представить, что вполне разумные люди стали бы вести себя тем образом, коим вели себя учителя школы, в которой учились Лиза и Селена.
Хотя, размышляя над этой мыслью, Феликс вдруг осознал, что его собственные представления могут сильно отличаться от реалий. То, что произошло в городском парке. Тот случай, который подарил ему возможность быть с объектом своего обожания, напрямую доказывал, что в реальности с благоразумием и цивилизованностью всё обстояло ещё очень и очень непросто.
В любом случае, Феликс продолжал жить своими эмоциями, и Лиза какое-то время оставалась главным источником его вдохновения. Мужчина продолжал работать, но теперь, периодическая необходимость задержаться раздражала его. Он словно разделил свою действительность на два диаметрально противоположных уровня. Весь прагматизм материальной жизни оставался с ним в течение рабочего дня, по завершению которого мчался домой, в ожидании встречи с Лизой.
Именно этот его «второй уровень» жизни наполнял его существование красками. В Лизе Феликс находил много удивительного, девушка никогда не жаловалась на отсутствие публичной составляющей в её жизни. От неё нельзя было услышать жалоб на то, что они вместе «уже давно никуда не ходили» или что «они уже давно не собирались с компанией» Все подобные поведенческие клише были полностью исключены из жизни Лизы. Девушка имела свои собственные интересы, вполне «земные», понятные ей и не обязанные интересовать кого-либо ещё. Она понимала, что Феликс тоже имел право на «личное пространство» и никогда не покушалась на это благо. Однако у Лизы оставались свои секреты, в отношении которых она с самого начала взяла с Феликса обещание, никогда её не расспрашивать. Периодически, раз в три месяц, Лиза уезжала к родителям и оставалась с ними на протяжении полной недели. Каждый день она отзванивалась Феликсу, чтобы не заставлять его лишний раз волноваться. Лиза сама выступила инициатором видео-звонков, что позволяло Феликсу видеть её, и где она находилась. Во время нескольких таких видео-сессий, которые девушка находила весьма забавными, Феликс получил возможность немного рассмотреть интерьер комнаты в которой девушка жила с детства. Это была самая обыкновенная «девчачья» комната, и Феликс, видя всё это, вспоминал рассказ Селены, в особенности те моменты, когда девушка описывала ему отношение окружающих к Лизе.
За всё время, родители Лизы ни разу не появились в объективе видеокамеры, поэтому этот вопрос продолжал оставаться «тайной за семью печатями»
Лиза возвращалась из таких поездок, и их совместная жизнь продолжала течь в привычном русле.
Идею о том, чтобы сделать Лизе предложение Феликс вынашивал длительное время. За то время, что они прожили вместе, им довелось переживать и ссоры. И именно эти, казавшиеся неизбежными, элементы совместного сосуществования, становились своеобразными камнями в жерновах воодушевлённости Феликса. С какого-то момента, он понял, что несмотря на всё время, проведённое вместе, Лиза даже и не думала раскрывать своему возлюбленному свою главную тайну. Разговоры на тему её семьи оставались табуированы, а от самого Феликса Лиза ничего никогда не требовала. С какого-то момента мужчине стало казаться, то, что называлось красивым словом «доверие», с большей степенью вероятности могло быть безразличием. Перспектива быть попросту безразличным Лизе по-настоящему удручала Феликса. Он всё чаще размышлял над этой «находкой», понимая, что уйти от этого ощущения будет совершенно невозможно до тех пор, пока не ликвидирована неопределённость между ним и Лизой. В результате своих мысленных «самобичеваний», мужчина пришёл к неутешительному выводу о том, что ему было бы легче перенести измену, чем осознание того, что его возлюбленная относилась к нему безразлично.
Феликс предпринимал попытки вести диалог. Лиза была максимально открыта, ей нечего было скрывать, но и это обстоятельство не служило мужчине утешением. Уже достаточно хорошо зная характер девушки, Феликс понимал, что очень скоро он ей может и вовсе надоесть. Тогда, подталкиваемый «демонами отчаянья» мужчина решился сделать ей предложение. Идя на этот шаг при данных обстоятельствах, он полагал, что возможно перспектива замужества, столь манящая для абсолютного большинства женщин, сможет эмоционально «затянуть узел» на нём и его любимой. Согласие Лизы, в данных обстоятельствах, требовалось не столько для его счастья, сколько для восстановления его утраченного душевного спокойствия.
Предложение, которое Феликс сделал при всех необходимых, сопутствующих условиях, было встречено девушкой спокойно. Хотя мужчина и заметил, что Лизе, наверное, впервые за всё то время, что он её знал, не нашлось что ответить. Девушка не была поражена, на неё это предложение не произвело должного впечатления, однако она быстро опомнилась и одарила Феликса ласковой улыбкой. Лиза, скорее всего, понимала, что для мужчины было очень важным понимать, что все, что он делает, соответствует некоему плану, порядку вещей, прописанному «симпатическими чернилами» в «альманахе социальных традиций» Харктер Феликса был таковым, что мужчина попросту не был приспособлен к «жизненной гибкости». Вся его жизнь базировалась на принципах, которые помогали ему в его карьере, из-за чего он возвёл их в ранг высших законов. Двое молодых людей, живущих вместе некоторое время, непременно должны были пожениться. Это бы означало, что ещё одна ступень социального соответствия проедена. Штамп в паспорте сработал бы в качестве галочки напротив ещё одного выполненного пункта в жизненном плане Феликса.
Лизу сильно раздражала уже одна только мысль о том, что Феликс «выполняет свой план» без её участия в составлении этого «плана» Девушка понимала, что покуда всё в жизни этого человека происходит в соответствии с его собственными установками, он ощущает себя в собственной зоне комфорта.
«– А что будет дальше?» – спрашивала себя Лиза, глядя на растерянное выражение лица Феликса – «Какие дальше пункты в твоём плане? Наверное, я буду обязана взять твою фамилию, продать своё жильё и переехать жить к тебе. Отныне каждый свой шаг я должна буду делать строго в согласовании с тобой и твоим «планом», мы же официально-зарегистрированная семья! А потом ты посчитаешь свои бюджетные перспективы и определишь, сколько детей я должна тебе родить, чтобы каждому досталось хорошее медицинское обеспечение, образование, работа и перспективы удачного марьяжа. Ну а затем, само собой разумеется, нужно будет подыскать наиболее выгодное предложение на специфическом рынке земельных участков два на полтора и найти мастерскую, где изготавливают недурные надгробия. Не помешает ещё хорошая поэтесса, которая заранее сочинит нам эпитафии. Вот и всё, план практически выполнен, можно облегчённо вздохнуть»
Всё это пронеслось у Лизы в мыслях с молниеносной скоростью, девушка увидела перспективы жизни по «плану» Феликса в виде запущенного чьей-то рукой конвейера, на котором она, уподобившись безвольной кукле, двигалась через последовательно расположенные секции, в которых неизвестно кем созданные, невидимые механизмы преобразовывали её в то, что требовал «социальный план» Конвейерная лента, казавшаяся поначалу длинной и извилистой, уже не середине пути становилась прямой, с очевидным концом в виде корзины, куда прошедшие все этапы куклы безвольно валились в утиль.
Феликс старался как мог не выдавать своего волнения, он ожидал, когда он услышит заветный ответ, который в его собственном сознании должен был в один момент уничтожить поселившиеся в нём сомнения. В то же самое время мужчина понимал, что ничего не защищало его от перспективы получить негативный ответ. И даже больше, он заранее прокручивал в голове такое развитие событий, представляя как прозвучит эта короткая фраза, способна потрясти его внутренний мир.
Однако, вопреки всем ожиданиям Феликса, Лиза ответила ему следующим образом. На её лице появилась улыбка, тёплая, нежная улыбка, которую так любил видеть Феликс, и о существовании которой могли знать только самые близкие Лизе люди.
– Я так рада, спасибо. – Лиза сама едва ли понимала всю бессмысленность такого ответа, но как ни странно, именно подобная бессмыслица оказалась «спасительным плотом» для обоих молодых людей. Лизе не пришлось давать конкретный ответ, а Феликс, хоть и не получил заветного «да», избежал всё-потрясающего «нет». Его внутренний мир пережил потрясение относительно небольшой «магнитуды», так что теперь ему предстояло ограничиться проведением не небольших ремонтно-восстановительных работ.
Другая проблема для Лизы заключалась в том, что преподнесённое кольцо нужно было либо принять, либо вернуть Феликсу. Это было красивое, элегантное, лишённое вульгарной вычурности украшение, на которое Лиза не могла даже смотреть. В данный момент это кольцо ассоциировалось у неё с рабским ошейником, не хватало только цепей, тянущихся к её щиколоткам, чтобы ограничить её свободу. Девушка прекрасно понимала всю силу метафор данного контекста, и поэтому ей было ясно, что цепи здесь были невидимыми.
– Какая красота…. – заворожённо выдохнула Лиза, глядя на ненавистную прелесть к бархатной чёрной коробочке – Оно же эксклюзивное!
Феликс кивнул, подтверждая правильность догадки. Он не стал покупать обручальное кольцо массового производства, желая подчеркнуть своё совершенно особое отношение к избраннице.
Лиза поднесла коробочку с украшением поближе к глазам и внимательно рассматривала кольцо, даже не собираясь взять украшение в руку. Дождавшись, когда Феликс наконец отвернулся, Лиза воспользовалась предоставленной возможностью и закрыв крышечку футляра, убрала украшение на прикроватный столик. Феликс не оборачивался, но он понимал, что произошло за его спиной. Лиза молчала, не зная, что сказать, боясь спровоцировать мужчину на эмоции, которых он сам так боялся. Феликс же не хотел заставлять Лизу выдавливать из себя куцые объяснения, всё было ясно без лишних слов, но они оба предпочитали не разрушать искусственно-созданную вокруг себя иллюзию. С этого момента их отношения перешли в самую что ни на есть естественную фазу – имитации взаимности. Вопрос о женитьбе на долго повис в воздухе, никто не решался его затрагивать.
Спустя какое-то время, апатия Феликса сменилась обидой, грозящей перерасти в латентную озлобленность. Всякий раз, когда эмоции брали верх, мужчина забывал историю, услышанную от Селены, или попросту предпочитал не брать её в расчёт. В подобном состоянии он всё менее трепетно относился к чувствам Лизы, и временами начинал позволять себе пробы «свежей почвы». Феликс заводил разговоры с Лизой на самый различные, совершенно не касающиеся их отношений темы. По началу девушке было даже любопытно, она охотно откликалась на эти вызовы, полагая, что быть может таким образом Феликс сможет менее болезненно пережить провал выполнения одного из пунктов своего «плана»
Однако и терпение Лизы было не безграничным. Она была не в восторге от того, когда мужчина начинал откровенно «перешагивать невидимую черту»
Так, одним вечером, Феликс, лёжа на диване рядом с Лизой, занятой выполнением каких-то тестов, связных с её работой, завёл разговор о распятии. Мужчина предложил рассмотреть распятие Христа как символ.
– Вот представь себе, каковой следует обладать выдержкой, чтобы столько лет терпеть такую неопределённость. – говорил Феликс – Я имею в виду конечно Иисуса. Фактически, если верить преданию, он добровольно отрёкся от предложенных ему средств преуменьшения своих страданий, но понимал ли он тогда, сколь долгими они будут.
– Ты что вдруг в религию ударился? – непринуждённо спросила Лиза.
– Да я рассуждаю с точки зрения не религии а символизма. Из всех событий жизни Иисуса, верующие главным символом выбрали его распятие. Христианство ещё остаётся самой распространённой религией по численности своих последователей, представь только, у скольких людей по всему миру весит распятье. А ведь, зная библию, можно же прийти к выводу, что распятие это скорее промежуточный этап в существовании Иисуса. При этом, последующее воскрешение Христа стало неожиданностью, и потому чудом. Стало быть и сегодня для очень многих людей не чужд остаётся символ неопределённости, я бы сказал духовной прокрастинации…
– Ты хочешь намекнуть мне на что-то конкретное? – Лиза крайне редко позволяла себе повышать голос, считая это признаком собственной слабости, но против нахальства Феликса у неё не оставалось иных методов.
– Да нет, что ты! – изображая искренность, отозвался мужчина – Говорю же, просто мысль в голову такая пришла. А ты сама то как к этому относишься?
Лиза не отвечала, полагая, что её молчание заставит Феликса утратить интерес к его провокациям, однако этого не случилось.
– Извини, если я тебя оскорбил, чувства верующих сегодня особенно рьяно охраняются.
Лиза подняла взгляд от дисплея ноутбука на Феликса, её голубые глаза, в оправе из длинных нежных ресниц, наливались яркостью своего оттенка.
– Я просто не думал, – делая вид, будто не замечая эмоций девушки, продолжал мужчина – что тебя это может задеть. Распятья ты же не носишь…
Последняя капля должна была спровоцировать прорыв плотины, выразившийся в урагане эмоций, которых от Лизы никто никогда не видел. Но вместо ожидаемой реакции, девушка закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов. Феликс не без интереса смотрел за её действиями.
Лиза поднесла обе свои руки к лицу, принявшись ладонями аккуратно массировать лицо, явно пытаясь таким образом восстановить спокойствие. Однако Феликс, сам не веря своей смелости, позволил себе неслыханную дерзость. В один момент он перевернулся со спины на живот, отперевшись на колени он обоими руками схватил Лизу за запястья.
– Да хватит тебе этого само-затворничества! Я что, чужой тебе человек, что ты прячешь от меня свои слёзы? – Феликс не заметил, как перешил с повышенного тона на крик, отрывая руки девушки от её лица.
Лиза сама, очевидно, не ожидала от Феликса такой наглости, и потому она ещё сильнее разволновалась. Оказавшись не в силах совладать с нахлынувшими эмоциями, девушка громко всхлипнула и попыталась вырваться из рук мужчины, чтобы только закрыть руками лицо. Но Феликс держал её руки достаточно крепко.
– Отпусти! – Лиза хотела крикнуть на мужчину, но она и сама услышала, что получилось у неё только жалобное хныканье, отчего ей стало вдруг противно за саму себя. Она понимала, что не далеко оставалось до фатальной ошибки, но ничего уже не могла сделать, эмоции обиды, из-за неосторожных действий самого Феликса превратились в острое чувство обиды, которое подобно детонатору, привело в действие постоянно скрываемые, подавляемые силы.
– Нет, постой! – Феликс вновь отвёл руки Лизы от её лица, но на этот раз он увидал, как из-под плотно закрытых век девушки пробивались две струи чёрных как дёготь, слёз. Ещё одно мгновение, и Лиза раскрыла глаза. На Феликса устремились два нечеловеческих ока, каждое из которых было черней вороного крыла. От голубых глаз девушки не осталось и следа. Потоки чёрных слёз усилились, превратившись в две струйки. Очертив линию через всё лицо девушки, слёзы сорвались с её подбородка и в один миг упали на поверхность кровати, выжигая в велюре отверстия до самого деревянного основания, но Феликс не мог быть уверен, останавливалось ли хищное вещество на этом, или проедало себе путь дальше, до самого пола.
Отпустив руки девушки, мужчина отскочил назад, выкрикивая её имя. Он испугался, что чёрные слёзы, прожигавшие всё на своём пути, могли сделать с самой Лизой. Но самой девушке эта субстанция не причиняла видимого вреда. Однако одними жгущими слезами дело не ограничилось. В следующий момент в квартире стал по переменной гаснуть и включаться светильники и другие электроприборы. Это продолжалось не так уж долго, поскольку источники света не выдержали и лопнули, обдав комнату градом осколков. Феликс услышал, как что-то с огромной силой ударилось в окно. Пластиковый стеклопакет был четырёхслойным, что позволило стеклу выдержать удар. Однако следующий подобный удар пришёлся уже не в окно, а по самому Феликсу. Невообразимая сила, не имевшая осязаемой оболочки, сбила его с ног, отбрасывая к противоположной стене. Мужчина едва не потерял сознание от удара затылком о стену. Осев на полу, он понял, что лучшим в его положении решением будет закрыть голову обеими руками и затаиться в надежде, что царящее безумие скоро закончится. В течение следующих нескольких секунд, показавшихся мужчине долгими минутами, он слышал как невообразимый шум ветра наполнял собой его сознание, грозя раз и на всегда лишить слуха и рассудка. Когда же всё вдруг прекратилось, Феликс ещё такое-то время продолжал лежать на полу, сжавшись в комочек, не решаясь поднять головы и осмотреться.
Так как вокруг царила тьма, мужчина не мог разглядеть ничего кроме собственных рук перед собой. В воцарившейся тишине он слышал только своё дыхание и редкие всхлипывания, принадлежащие, без всякого сомнения, Лизе.
Наконец, он поднял голову, но из-за темноты ничего не увидел. Какая-то часть его самого была рада этой темноте, поскольку при зажжённом свете его пугала перспектива увидеть лицо девушки с нечеловеческими глазами, источающими смертельные чёрные слёзы. Этот образ словно впечатался в его сознание, надёжно установив ассоциацию со страхом.
Всхлипывания прекратились, прошло несколько мгновений, прежде чем Феликс услышал грустный, усталый голос Лизы:
– Ты там живой ещё?
Спустя несколько дней после этого инцидента, Феликс и Лиза восстановили спальню девушки. Феликс признался самому себе, что это были самые отвратительные три дня в его жизни, с Лизой он практически не разговаривал, обмениваясь только короткими фразами. Наверно именно его страх теперь ранил девушку больше всего. Феликс старался не встречаться с девушкой взглядами, поглядывая на её лицо украдкой, в такие моменты, когда ему казалось, что он может делать это незамеченным. Он сам понимал, что Лиза замечала каждый его взгляд, и что такое его поведение в каком-то роде напоминало девушке о том, что ей довелось пережить в школьные годы.
Ни о каких разговорах, связанных с женитьбой, теперь не могло быть и речи. Феликс предпочёл забыть про кольцо и своё предложение. На работе он был сам не свой, и это не могло остаться незамеченным его коллегами, однако никто не решался заговорить об причинах растерянности Феликса.
Ещё пять дней спустя, четыре из которых он не видел Лизу, Феликс получил сообщение от девушки, в котором она просила о встречи. Он согласился, полагая, что Лиза вернёт ему кольцо и предпочтёт с ним расстаться. Каковым же было его удивление, когда при встрече с Лизой, девушка обняла Феликса вместо обычного приветствия. В этом объятии не было ничего связанного с интимной стороной их отношений, вместо этого Лиза словно выразила Феликсу свою поддержку. Она явно считала его жертвой случившегося, и подразумевала не только последний инцидент, но и все их отношения целиком. Однако вместо того, что ожидал Феликс, Лиза напомнила ему, о приближающемся сроке, когда ей нужно было уезжать на семь дней к её родителям.
– Ты так долго ломал голову над тем, что я там делаю эти семь дней, и почему ты никогда моих родителей в глаза не видел. – говорила Лиза – После того, что случилось, я хочу тебе сделать своё предложение.
У Феликса расширились глаза от удивления.
– Ты, конечно, можешь послать всё ко всем чертям, и меня туда же. Если честно, любой здравомыслящий человек поступил бы именно так на твоём месте. Но я предлагаю тебе возможность удовлетворить глодающее тебя любопытство и отправиться со мной.
В здравомыслии Феликсу всегда трудно было отказать. Но последние годы рядом с Лизой и его любопытство, оказались способны преодолеть «пороги здравомыслия» Он принял предложение.
Спустя два дня, Феликс вёл автомобиль по дороге, ведущей к старому дому, где жили родители Лизы.
Глава 3
Дни шли своим чередом. Как Лев и ожидал, ему вовсе не потребовалось ни много времени, ни больших усилий, чтобы адаптироваться к новому ритму жизни. Хотя именно образ жизни изменился у молодого человека до неузнаваемости. Теперь у него не было его работы, ради которой он в течение последних двух с половиной лет вставал ни свет, ни заря, чтобы меть возможность подготовиться к планерному совещанию. Помимо официальной работы, не было и «теневой схемы» над которой мужчина трудился не покладая рук в команде таких же «белок в колесе» Работа длительное время выступала в качестве ненасытного пожирателя времени. Ошибочно было думать, будто человек, работающий на какую либо организацию, участвует в отношении равноценного обмена своего времени на денежные знаки. Как никто другой Лев знал, что отношения работодателя и его работника никогда не будут равными, и тому было слишком много причин, чтобы эту ситуацию можно было бы уладить при помощи «социального партнёрства» Даже там, где работал Лев, а он привык считать свою работу – исключительно интеллектуальным трудом, очень часто от него требовалось прежде всего соответствие внутренним стандартам, а уже потом – эффективность. Такой подход длительное время оставался за пределами его понимания и часто вызывал плохо скрываемое презрение. Со временем, у него не осталось и сомнения относительно того, что его работа оценивается не по её результативности, а по тому, соответствует ли она требованиям внутреннего режима организации.
Когда Лев стал частью небольшой команды специалистов, работавших, что называется, «под прикрытием», его трудовые будни существенно преобразились. Связано это было, главным образом, с тем, что Кирилл Генрикович, руководитель исследовательского отдела, сам вёл «двойную игру». Он был готов выделять приличные средства для оплаты хлопот привлечённых специалистов, а Михаил, в свою очередь, распределял задачи так, чтобы во главе стола стояла именно эффективность их выполнения. Данный подход полностью исключал принципы соответствия, и это очень нравилось Льву, который видел в этой работе перспективы для реализации идей, теорий, задумок и конечно же – для уникального опыта.
Кирилл Генрикович, часто оставаясь доволен работой своих «тайных» специалистов, не скупился ни на оплату, ни на похвалу. Иногда он собирал всех тех, кто с ним работали в свободное время, в каком-либо общественном месте, и устраивал что-то вроде «закрытого корпоратива» В такие моменты профессор не скупился на благодарственные речи, не преминув подчёркивать важность своей работы для человечества, и соответственно, важность работы всех тех, кто помогал его работе выполняться несмотря на рамки закона.
Лев учился понимать смысл, выраженный между строк, ему казалось, что при том образе трудовой жизни, что он вёл, этот навык был чрезвычайно важным. Его попытки заговорить с Кириллом Генриковичем более откровенно, не оборачивались успехом, доктор всегда находил необходимое пространство для манёвра и уклонялся от темы, обсуждать которую он не хотел.
И хотя именно Михаил был «первым игроком» в команде «теневых специалистов», Кирилл Генрикович понимал, что всегда есть такие игроки, без которых игра не заладится. Вскоре профессор уже не мог не замечать тот вклад, который Лев вносит в общее дело. Михаил, следовало отдать ему должное, всегда открыто докладывал профессору о отдельных успехах своих людей.
Так, когда Льву удалось оспорить решение таможенного органа о временном аресте части прибывшего груза, Михаил честно объяснил Кириллу Генриковичу, что этот успех принадлежал лично Льву, так как тот применил свой собственный метод, свои связи и свои таланты. Затем, когда в отношении исследовательского центра и Кирилла Генриковича была составлена петиция от общественной организации «за сохранение христианских ценностей», требовавшая профильное министерство наложить запрет на развитие «нейросинтеза», как метода хирургического вмешательства, своей сутью противоречащего основам православия, профессор опасался, что как минимум постановление о временной приостановке деятельности будет выписано. Этого можно было ожидать от прокуратуры, имевшей на тот момент негласное предписание «сверху» о том, что все требования самых маргинализированных слоёв общества не должны оставаться без должного внимания в предвыборный период. Однако именно Лев сумел обжаловать постановление, путём сбора ответной, коллективной петиции от граждан, убеждённых в необходимости развития нейросинтеза. Для этого ему пришлось сперва выискать на самых различных научных и псевдо-научных форумах самых ярых атеистов, затем найти каждого в живую и обрисовать ситуацию под таким углом, чтобы человек непременно поставил свою подпись в петиции. Таким образом, Лев предоставил ответную петицию, которая была подписана хоть и несколько меньшим количеством человек, но зато люди, подписавшиеся под ней, относились к самым различным социальным группам, и многих из них объединяло профессиональная занятость в социально-полезной сфере деятельности. Такая аргументация оказалась убедительной, чтобы постановление о временной приостановке деятельности было отменено.