Арсений Самойлов
Любовь и отрицание. Пьеса в пяти действиях
© Арсений Самойлов, 2024
ISBN 978-5-0062-0890-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Действующие лица
Генрих, маркиз Уинчестер – молодой человек, денди, одет по последней моде, племянник маркизы Уинчестер (тети Агаты)
Маркиза Уинчестер (тетя Агата) – тетя Генриха, тучная пожилая дама благородного вида, подруга герцогини
Герцог Норфолк – пятидесятилетний хозяин замка, герцог Великобритании
Герцогиня Норфолк – сорокалетняя жена герцога
Сесилия – молодая девушка, дочь герцогов, живет в городе рядом с замком со своим мужем
Гасси – молодой человек, муж Сесилии, пишет стихи
Алисия – девушка 18 лет, сирота, взятая маркизой Уинчестер на воспитание
Мадлен и Элизабет – юные девушки, дочери друзей герцогов, временно гостят в замке
Доктор Уорелл – семейный врач герцогов
Дворецкий, слуги
Действие первое
Поместье герцогов. Гостиная замка. Высокие потолки, огромные арочные окна, картины на стенах с сюжетами про охоту и портреты великих предков герцогов Норфолк. Вечер. Большой стол, камин. Сидят маркиза Уинчестер, герцог и герцогиня Норфолк, Алисия, Мадлен и Элизабет. Входит Генрих, маркиз Уинчестер.
Генрих. Тетя Агата! Как я рад вас видеть. Дорогой герцог и герцогиня, благодарю за прием.
Герцогиня. Прошу, прошу вас к столу, милый маркиз. Нам также весьма приятно, что вы удостоили нас визитом.
Герцог. Навещать свою тетушку – отрадное дело. Маркиза прогостит у нас это лето, так что, надеюсь, вы будете частым гостем в этом доме.
Герцогиня. Родственные связи так важны!
Генрих. Несомненно, но не важнее любовных.
Герцогиня. Ах, это говорит в вас молодость.
Маркиза Уинчестер. Мой дорогой племянник любит остроты, когда-то они его погубят. Впрочем, он действительно хороший молодой человек и так помогает своей тете!
Генрих. В остротах нет ничего дурного, тетя Агата. Без них речь кажется пресной. Лично я предпочитаю острые приправы как в речи, так и в пище.
Маркиза Уинчестер. С моим желудком такое не переварить! Ладно бы еще соль…
Генрих. Но мы говорим про остроты. Ум может быть либо острым, либо нет. Если не острить, а солить, то что же это будет за соленый ум? Так и до вяленого недалеко.
Элизабет. Ах, как вы забавны!
Мадлен. Вяленый ум! Это типа сушеного?
Генрих. Что-то среднее между сушеным и соленым. Знаете, такие блюда любят в Восточной Европе.
Герцог. От того то у них и не так развита наука.
Генрих. Ну что вы, с наукой у них все в порядке. Знаете ли, именно там открылись первые университеты в Европе, да и зародилась наша любимая парламентская монархия.
Герцог. Да было бы вам известно, дорогой маркиз, что все в мире зародилось в Англии.
Генрих. А как же Греция и Рим?
Герцог. Исключение.
Алисия (скромно). А мне нравится иностранная кухня. И острое.
Маркиза Уинчестер. Юным леди не пристало бы есть острую пищу и тем более любить иностранное.
Генрих. Я очень люблю турецкую пищу.
Алисия. Вы были в Турции?
Генрих. Бывал. С тех пор у меня на завтрак тосты с острой турецкой намазкой из томата и перца, а также сютлач. На обед предпочитаю кефте, а вечерами курю кальян.
Герцог. Чем же он лучше наших старых добрых сигар и трубок?
Генрих. Курится дольше и ароматы приятнее.
Герцог. Для меня нет ничего более приятного, чем ароматы британского табака, выращенного в наших колониях, набитого честными трудолюбивыми руками британских рабочих.
Маркиза Уинчестер. А наши старые добрые котлетки с пюре и рисовый пудинг намного лучше этой заграничной белиберды. И совсем не острые.
Герцогиня. Ну хватит. Как вы добрались, дорогой маркиз? Без происшествий?
Генрих. Практически. Поезд, конечно же, опоздал, да и по дороге случилась небольшая авария. Но в целом все прекрасно.
Герцог. У нас лучшие железные дороги в мире.
Генрих. Поговаривают, что в Германии еще лучше.
Герцог. У немцев ничего не может быть лучше, когда у нас такие натянутые отношения.
Генрих. Но какое же отношение имеют наши дипломатические связи к дорогам?
Герцог. Самое прямое. Или вы не патриот?
Генрих. О, нет. Отнюдь. По мне, лучше там, где хорошо, а хуже там, где плохо. Для меня не имеет значения в какой стране я родился. Люблю смотреть на мир в целом, не рисуя на карте границы карандашом.
Герцог. Не мыслимо. Попахивает каким-то анархизмом.
Генрих. Уверяю вас, герцог, от всех «измов» я крайне далек.
Герцог. Включая патриотизм и монархизм?
Генрих. И анархизм, социализм, атеизм…
Герцог. Хоть что-то!
Генрих. … хотя в бога я не верю.
Женщины охают.
Герцог. Тогда вы атеист.
Генрих. О нет, совсем нет. Атеизм я отвергаю так же, как политическое течение. Не люблю, когда мне говорят во что я верить должен, а во что нет. Если завтра я захочу поверить в клуриконов, то почему бы и нет? Я не ограничиваю себя рамками и не ввязываюсь в какую-то секту, пусть даже ее учением является отсутствие веры.
Герцог. С вашими взглядами вы скорее поверите в валькирий.
Генрих. Клуриконы мне ближе, они всегда пьяны.
Герцог. Вот это по-нашему!
Генрих. Патриотизм – это тот же атеизм. Верь в свое Отечество и отвергай все остальное. Верь в то, что ты ни во что не веришь. В лучшие дороги или кухню в других странах. Верь, что есть хорошее только то, что ты видишь своими глазами, у себя в стране перед собой. А чего ты не видишь – того нет. Если не любишь когда тебе навязывают во что верить и что почитать, то ты не можешь стать патриотом.
Мадлен. Ах, как тонко замечено!
Элизабет. Какой живой ум!
Алисия. Но не атеизм ли все отрицать? Атеист не поверит в бога, даже если увидит его своими глазами. Но поверите ли вы во что-то прекрасное в Англии, если вы так непатриотично настроены? Разве не это и есть атеизм?
Генрих. Что вы, мисс. Я люблю Англию за то, за что ее стоит любить. У нас есть много прекрасного. Я совсем не отрицаю это. Я всего лишь буду любить то, что того достойно. А если оно лучше в другой стране, то я буду любить это больше там.
Маркиза Уинчестер. Довольно. Эти разговоры плохо влияют на пищеварение.
Герцогиня. Кстати, скоро ужин. К нам должна заглянуть наша дочь Сесилия. С этим… прошу прощения… ее мужем.
Герцог. О, боже. Зачем его везде с собой таскать?
Герцогиня. Он же ее муж…
Маркиза Уинчестер. Именно это и делает его спутником невозможным в свете. Где это видано, чтобы замужняя женщина проводила время со своим супругом? Это просто неприлично!
Герцог. Да уж… был я тут у них дома на днях. Страшно признаться тебе, дорогая, но у нас был такой неприятный разговор с Сесилией…
Герцогиня. Что же случилось?
Герцог. Она его так защищала, что сложилось впечатление, что она его любит…
Герцогиня. Не может быть!
Герцог. Более того, я уверен, что у них даже присутствуют… кхм… супружеские отношения.
Герцогиня. Не верю! Наша дочь приличная девушка!
Герцог. Поверь, я заключил это из нашего с ней разговора.
Герцогиня. С этим сумасшедшим?
Герцог. Мне это противно ровно в той же степени, что и тебе, милая. Но это так. Полагаю, что он держит ее этими инстинктами…
Маркиза Уинчестер. Что за нравы у современной молодежи… Если бы у меня был супруг, я бы никогда не позволила ему таких вольностей.
Герцогиня. Любезнейшая подруга, он абсолютно невменяем. Пропащий человек. Скоро вы сами убедитесь.
Входит дворецкий.
Дворецкий. Герцогиня Сесилия Норфолк с супругом.
Входят Сесилия и ее муж Гасси. Оба скромные, садятся за стол.
Герцогиня. Как прошло твое утро, дорогая?
Сесилия. За утренним туалетом и чтением, как обычно. Гасси писал все утро стихи, так что я смогла почитать интересную книгу нового французского автора.
Маркиза Уинчестер. Юная девушка читает французскую литературу? Как это странно. В вашем возрасте вряд ли стоит забивать голову этой пошлостью, у нас есть прекрасные британские авторы, которые не портят молодежь. А что за стихи пишет ваш супруг?
Герцогиня. Не стоит об этом.
Гасси. О, я пишу новаторские стихи и даже трактаты.
Маркиза Уинчестер. И в чем же ваше новаторство заключается?
Гасси. Не все их могут понять и принять. Лично я стою на той позиции, что не важно какого происхождения или национальности человек, важна лишь любовь и добрые чистые мотивы.
Маркиза Уинчестер. Какая глупость!
Сесилия. Милый, может не здесь?
Гасси. Вы знали, что во Франции негры могут так же, как и белые люди, участвовать в политической жизни, ходить в кружки и вступать в клубы?
Маркиза Уинчестер. Я не очень верю в негров. Их не видно в темноте, если они и есть, то наполовину. В дневное время суток.
Генрих. Но в темноте видны их зубы.
Маркиза Уинчестер. Зубы – это еще не человек.
