Арсений Замостьянов
Сталин шутит. Лучшее и новое
Громкий смех товарища Сталина
Остроумие выдающихся политиков, полководцев, писателей интересует многих. И не только из праздного любопытства. Мы часто цитируем их, они помогают нам не только «блеснуть» в разговоре, но и уточняют представление о той или иной эпохе. Еще чаще вспоминаем не самые достоверные легенды о тех или иных метких высказываниях Бисмарка, Черчилля или Сталина. О каждом из них – особый разговор. Кстати, Черчилль (как и Шарль де Голль) считал Сталина остроумнейшим человеком своего времени, хотя и понимал, что «дядюшка Джо» всегда остаётся его опасным политическим противником, подчас ненавидел, но признавал.
Когда он стал зрелым, состоявшимся политиком, для Иосифа Сталина юмор был важнейшей краской мышления и риторики. В нём – его характер, его неповторимая манера. Во многом он приручил партию благодаря своему умению говорить шутливо, демократично, что совсем не исключало жёстких решений. Всё в те годы принималось с улыбкой – и борьба с уклонами, из которых «оба хуже», и переход на мобилизационные рельсы перед войной и уж, конечно, стахановское движение. Смех в зале звучал то простодушно, то – для противников – уничижительно. Наверное, к скучным речам просто не прислушивались бы. Вспомню один важный эпизод, который частенько ускользает от летописцев эпохи, хотя он сохранился не только в легендах, но и в кинохронике. Сталин вместе с соратниками чествует метростроевцев. Не только героев, конечно, не только бригадиров. В зал набились все «честные работяги», которые каждый день слышали в газетах о товарище Сталине, а товарища Кагановича иногда видели (хотя бы издалека) на строительстве. И Сталин заговорил с ними так искренне, как настоящий «большой бригадир». Заговорил на языке мастеровых, с юморком. Речь зашла о наградах. Сталин сказал: «Мы из президиума глядим на вас: рожи не у всех одинаковые. Одни из вас будто бы рады, другие недоумевают – что же это, сволочи, обошли нас». И в итоге Сталин подвёл честной народ к замечательной мысли, что за такое дело, как метро, наградить нужно всех. Чтобы никому не было обидно.
Таков был стиль пролетарского большевистского демократизма. Все – товарищи, все – балагуры, все – равны, все вправе посмеяться. Скромно одетые, эмоциональные, готовые перебивать друг дружку, они совершенно не походили на величественных политиков царской России, да и тогдашней Европы. Сталинские сапоги, френч полувоенного покроя, никаких украшений, единственный атрибут, бросавшийся в глаза – трубка. Кстати, он далеко не всегда курил ее, частенько потягивал папиросы, но в историю вошла именно дымящаяся трубка. От этого уже не уйти: растиражированный образ важнее такой «уходящей натуры», как историческая правда. Ведь этот образ надолго пережил реального Сталина – и оказывает влияние на нашу историю до сих пор.
Он вышел из шутрой революционной, подпольной, неформальной среды. Там принято было шутить, подтрунивать друг над другом, сочинять пародии и шаржи, петь весёлые куплеты. Без чувства юмора в этой спайке смелых и рисковых людей выделиться было просто невозможно. Особенно – в ссылке, когда долго приходилось жить в отрыве от суетливый больших городов. И Сталин этот молодой революционный дух сохранил на всю жизнь. Остался в душе отчасти простым пропагандистом Кобой, несмотря на славословия, которые его сопровождали в последние десятилетия жизни.
Рис. 1. Подпись: Дружеский шарж на товарища Сталина
На всех партийных форумах, даже, когда речь шла о разоблачении уклонистов и фракционеров, громко звучал хохот. И самой популярной ремаркой в стенографических отчётах была такая – «смех». Кульминация любой речи. Врагов и оступившихся товарищей не столько проклинали, сколько высмеивали. И тон задавал, как правило, Сталин. Хотя самым остроумным человеком молодой советской страны считался Карл Радек – эдакий большевистский Ходжа Насреддин, закончивший свои дни в лагере. Ему приписывали большинство политических анекдотов. Про Радека позже рассказывали поучительный анекдот. Встретились где-то в районе речки Колымы три лагерника.
– Ты за что сидишь?
– Я ругал Радека.
– А ты за что?
– Я хвалил Радека. А ты?
– А я – Радек.
Сталин не был так прочно связан со смеховой культурой, как Радек или штатный карикатурист ЦК Валерий Межлаук, но превращал каждое свое выступление в выигранный турнир по остроумию.
В довоенные годы на публике Сталин держался как записной весельчак. В особенности – когда доводилось выходить на большую аудиторию, на «простых людей» (он-то прекрасно понимал, что простых людей вообще-то не бывает). И совсем не случайно ключевым афоризмом Сталина на пике его довоенного могущества стали слова: «Жить стало лучше, жить стало веселее». Именно веселее! А в фильме «Цирк», важнейшем для понимании советской идеологии, герои маршировали по красной площади, напевая:
И никто на свете не умеет
Лучше нас смеяться и любить!
Это вовсе не проходные строки, только так и нужно было думать и видеть. Молодая страна должна быть бодрой и весёлой. И её вождь не должен отставать от других. Поэтому в другой, не менее популярной в то время песне, звучала такая формула:
И смотрит с улыбкою Сталин —
Советский простой человек.
Именно с улыбкой! И на фотографиях, и на плакатах тех лет Сталин почти всегда улыбался – открыто, но с лукавинкой. Без простодушия стать советским вождём невозможно. Именно вождем – не императором. Императоры – это церемониал, помпезность, золото и бархат. А вожди – это слово из жизни вольных племен, которые заодно со всем народом. В том числе потому, что шутки у них одинаковые. Если народ понимает юмор политического лидера – это хороший знак и немалый политический капитал.
Андрей Громыко – политик и дипломат весьма дотошный – вспоминал, что Сталин не употреблял непечатных выражений. Но – не в пространстве шутки. Там он – вообще-то достаточно консервативный человек, особенно для революционера – позволял себе похулиганить. Для шутки иной раз и крепкое словцо подходит, Сталин знал в этом толк. Русский мат с его петровскими загибами он со времён ссылки в Туруханском краю знал «на ять» и понимал его запретную прелесть, хотя и крайне редко к нему прибегал.
Сталин улыбается… И действительно – с плакатов, с газетных страниц, с фотографий на советский народ поглядывал улыбающийся, простой, как правда, вождь. Дважды в год – 1 мая и 7 ноября – он приветствовал народ с трибуны Мавзолея. И, как правило, тоже улыбался и шутил с соратниками. Да, это была культура карнавала. И в то же время – цивилизация подвига, в которой громко звучал лозунг авторства всё того же товарища Сталина: «Нет таких крепостей, которые бы не могли взять большевики». Юмор никогда не мешал героике! Вспомним классику мирового эпоса – «Илиаду» Гомера, «Тараса Бульбу» Николая Гоголя. Это смешные книги. В истории осталось крылатое выражение: «гомерически смешные». Наверное, в применении к политике когда-нибудь утвердится и «по-сталински весёлая» идеология и пропаганда.
С одной стороны, он беспрестанно балагурил. С другой – не любил острую политическую сатиру, у которой почти не имелось берегов в ленинские времена. На Сталина побаивались писать карикатуры, только – очень дружеские шаржи. Разумеется, в СССР, зарубежные художники, конечно, не стеснялись. И уже невозможно разобраться, действительно ли он пугал Надежду Крупскую тем, что, если она станет неправильно себя вести, он «подберет Ильичу другую вдову». Но эти репризы растворились в истории, без них уже невозможно представить наше прошлое и настоящее.
Главными фильмами эпохи были комедии, главными любимцами публики и вождя – комики. И даже люди суровых профессий – настоящие герои, такие, как летчик Валерий Чкалов – должны были непрестанно комиковать, сыпать афоризмами. И выглядеть при этом не искусственно. Они не были манекенами пиара.
Грузин, выросший и учившийся в солнечном городе Гори, на удивление тонко чувствовал русский язык, его оттенки, нюансы интонации – хотя сам до последних лет говорил на языке Пушкина с заметным акцентом, который, кстати, иногда помогал ему создавать комические ситуации. С акцентом, но и с глубоким пониманием. Именно поэтому Сталин так остро понимал юмор и сам был способен на изобретательные шутки, в том числе каламбурные. Например, после знаменитого рекордного перелёта Валерия Чкалова, Георгия Байдукова и Александра Белякова кто-то бросил: «Ну что, байдукнём по чкалику белячка?» И Сталину очень понравилась эта шутка, он понял её сходу. Ведь он и сам любил так и сяк вертеть слова. Так, между прочим, появилось понятие «наплевизм», сталинское речевое изобретение. Это, конечно, произрастает из литературных впечатлений. Однажды, выступая перед избирателями, Сталин привёл особенно много русских поговорок и в очередной раз процитировал Гоголя. Но… назвал его Гегелем. Правда, быстро исправился. А ведь это тоже своего рода шутка, игра. О Гоголе он думал много и напряжённо (и о Гегеле, кстати, тоже). В беседе с Фейхтвангером Сталин выдал такую импровизацию: «Мировоззрение Гоголя было бесспорно реакционное. Он был мистиком. Он отнюдь не считал, что крепостное право должно пасть. Неверно представление, что Гоголь хотел бороться против крепостного права. Об этом говорит его переписка, полная весьма реакционных взглядов. А между тем, помимо его воли, гоголевские «Мертвые души» своей художественной правдой оказали огромное воздействие на целые поколения революционной интеллигенции сороковых, пятидесятых, шестидесятых годов». А та речь достойна хотя бы краткой цитаты: «Сами знаете, товарищи, семья не без урода. О таких людях неопределенного типа, о людях, которые напоминают скорее политических обывателей, чем политических деятелей, о людях такого неопределённого, неоформленного типа довольно метко сказал великий русский писатель Гоголь: «Люди, говорит, неопределённые, ни то, ни сё, не поймешь, что за люди, ни в городе Богдан, ни в селе Селифан». О таких неопределенных людях и деятелях также довольно метко говорится у нас в народе: «так себе человек – ни рыба, ни мясо, ни богу свечка, ни черту кочерга». Я не могу сказать с полной уверенностью, что среди кандидатов в депутаты (я очень извиняюсь перед ними, конечно) и среди наших деятелей не имеется людей, которые напоминают скорее всего политических обывателей, которые напоминают по своему характеру, по своей физиономии людей такого типа, о которых говорится в народе: «ни богу свечка, ни черту кочерга». Нетрудно догадаться, почему эта речь десятки раз (!) прерывалась дружным смехом?
Сталинский юмор выдаёт начитанного человека, настоящего поклонника русской литературы, знатока пословиц и поговорок, которые помогали ему оттачивать афористическое мастерство.
Однажды Сталин попытался объяснить Демьяну Бедного, почему не слишком высоко ценит его стихи: «Понимаете, поэзия должна быть грустновата». Сразу понятно, что Сталин помнил не только то, что писали его современники, но и Пушкина с его «поэзия должна быть глуповата». Он любил литературу, понимал её – и она его вооружала. Может быть, поэтому Сталин без натуги выдерживал разговоры с Бернардом Шоу и Лионом Фейхтвангером – и не разочаровывал их. Скорее – наоборот, склонял на свою сторону. Фейхтвангер (сколько он написал о Сталине!) отмечал, что «ему, несомненно, свойственен юмор; иногда его юмор становится опасным. Он посмеивается время от времени глуховатым, лукавым смешком».
До сих пор знающие люди спорят – какую шутку Сталина считать лучшей? Возможно, наиболее тонко его ирония проявилась в переписке с союзниками в годы Второй Мировой войны – с Уинстоном Черчиллем и Франклином Рузвельтом.
После войны Сталин заметно устал от перегрузок, и юмор его с каждым годом становился мрачнее. Стареть ему не хотелось. Когда Александр Вертинский, вернувшийся на Родину после многолетних гастролей по всему миру, посвятил ему песню:
Тот же взгляд. Те же речи простые.
Так же скупы и мудры слова.
Над военною картой России
Поседела его голова.
Реакция Сталина была мгновенной: «Он честный человек, но исполнять эту песню не стоит». Вождь народов любил Вертинского, считал его талантливым поэтом, но не любил, когда ему напоминали о старости. И в фильмах, и на плакатах его обычно показывали чуть более моложавым и бодрым, чем это было в послевоенной реальности. Он оставался ироничным, но в более язвительном ключе. На своем семидесятилетии (на самом деле, Сталин был несколько старше и помнил об этом) он шутил устало и грустно. Задумчиво курил и подтрунивал над собравшимися, над их молодостью.
С годами его остроумие стало саркастическим. Частенько он подшучивал над товарищами «свысока», хотя ниспровергатели Сталина, теряя объективность, полюбили мифы о «садистском» юморе вождя, который играл со своими соратниками, как кошка с мышками. Его пропагандистский образ стал помпезнее, но в императора Сталин всё-таки не превратился, хотя генералиссимусом стал. Народность в нём побеждала. К мундирам, орденам, здравицам он, конечно, привык, но относился к ним с иронией. Несмотря на приверженность строгой логике (мысли вождя должны быть понятны народу), любил говорить иносказаниями, притчами.
Он всегда понимал, что лёгкий юмор сокращает расстояние между людьми, располагает к более откровенной и доброжелательной беседе. Без юмора дипломатический раут – как непереваренное мясо.
Отзвук сталинских шуток слышен и в наше время. Цитируют его ежедневно. И новые легенды, новые анекдоты появляются каждый год. В них, как правило, Сталин предстаёт мудрым и хитроумным вождём. К нему относятся как к победителю – и это многое определяет. Такова историческая справедливость.
Иногда сталинский юмор воспитывал. В ту пору, когда бывший революционер Коба достиг высшей власти, перед ним трепетали. Прислушивались не только к каждому его слову, но и к паузам. Поэтому его поздний юмор – немногословный и веский. Учитель поучает нерадивых учеников и похваливает достойных. Сколько таких историй ходило по стране – в каждой отрасли, про «своего» директора, генерала или министра.
В эту книгу вошли и отрывки из речей Сталина, его исторических выступлений. И мемуаристика, и байки разной степени достоверности. Возможно, некоторые из них сложились уже после смерти Сталина, но они показывают нам массовое отношение к выдающемуся политику – а это важно. В истории трудно отделить документ от баек – и ещё неизвестно, где больше правды. В официальных бумагах и стенограммах мы умеем лгать не хуже, чем после охоты или рыбалки. Мы видим главное: Сталин не просто был остроумным человеком и умел шутить, а во многом строил на этом качестве политику и пропаганду. Без веселья, без куража, а порой и без сарказма политические победы не приходят. И Сталин смеялся громко, иногда до слёз. По многим его фотографиям видно, что в таких случаях он не скрывал эмоций.
Арсений Замостьянов, заместитель главного редактора журнала «Историк»
1. Вошёл я к Сталину этаким орлом…
1
Сталин не слишком любил Демьяна Бедного, сочинявшего тонны пропагандистской, не слишком тонко отделанное поэтической продукции. Но попадались у него и удивительно точные, остроумные стихотворения. Этот литературный портрет Сталина – один из лучших. И своеобразный сталинский юмор в нём ощущается сполна. Скорее всего, стихотворению предшествовала реальная встреча соседей по кремлёвским квартирам. И, возможно, Сталин разыгрывал Бедного, подтрунивал над ним.
* * *
Вошел я к Сталину этаким орлом.
Товарищ Сталин за столом.
– «Товарищу Сталину многая лета!»
(Пожал мне руку. Но никакого ответа.)
– «Вот Чемберлен… Не есть ли это окончание?..»
(Молчание.)
– «Пробуют наши нервы, похоже?..»
(Все то же.)
– «Опять пойдут новые Генуи, Гааги…»
(Перебирает бумаги.)
– «Мир, значит, на ладан дышит…»
(Что-то пишет).
– «Нам бы с Францией понежней немножко…»
(Посмотрел в окошко.)
– «Дескать, мы с тобой, с голубкой…»
(Задымил трубкой.)
– «А той порой, возможно, право…
Кто-нибудь причалит на советский причал».
(Прищурясь, посмотрел лукаво
И головою покачал.)
– «Английский рабочий – тоже не пешка…»
(Усмешка.)
– «И Персель слово не зря брякнул».
(Крякнул.)
– «Ваша речь о «троцкизме»… полторы полосы…»
(Погладил усы.)
– «Тоже «гирька»… на дискуссионные весы!»
(Посмотрел на часы.)
У Сталина времени мало, понятно,
Но меня за болтливость не стал он журить.
– «Заходите, – сказал, – так приятно…
Поговорить!»
Демьян Бедный
2
Симон Тер-Петросян подружился с Иосифом Джугашвили еще в детстве в родном Гори: юный грузин натаскивал юного армянина по русскому языку. После того, как Симона выгнали из училища за плохое поведения на уроках закона божьего, он занялся революционной работой в Закавказье. Партийную кличку ему дал Сталин, помнивший, что его ученик частенько на уроках вместо «Чему» спрашивал «Кому». Так выдающийся революционер и друг Сталина и вошёл в историю под именем Камо.
3
Однажды инспектор Тифлисской семинарии монах Димитрий, проводивший обыски, зашел к семинаристу Иосифу Джугашвили. Тот сидел, читая книгу и как бы не замечая вошедшего. Монах возмутился:
– Разве ты не видишь, кто перед тобой?
Будущий Сталин встал, деланно протер глаза и сказал:
– Ничего, кроме темного пятна, не вижу.
4
Порфирий Куридзе вспоминал о батумских днях революционной молодости Сталина – и, между прочим, подчеркивал его умение шутить: «Мы познакомились, и после нескольких общих фраз завязалась оживленная беседа. Его речи привели меня в восхищение. Наконец-то мы поняли, в чем секрет эксплоатации, и, самое главное, узнали, что освобождение пролетариата есть дело рук самих рабочих. Как ясно, просто и убедительно говорил товарищ Coco; в его словах все раскрывалось само собой – положение рабочего класса, эксплоатация и угнетение его буржуазией, союз царя и капиталистов против; рабочих, борьба пролетариата против самодержавия, свержение капиталистического строя, как единственный путь к освобождению.
Часы текли незаметно. Наступил вечер, за ним ночь, а мы все сидели в накуренной комнате, затаив дыхание, и слушали нашего гостя. Но все же нужно было расходиться. На прощанье товарищ Coco сказал нам:
– Нужно создать политические кружки. Организуйте несколько небольших кружков, и я буду вести занятия.
Мы с радостью приняли это предложение. В короткий срок было создано одиннадцать кружков.
Никогда не забудутся эти дни и недели близких встреч с Coco Джугашвили, пламенным и мудрым нашим учителем. Занятия происходили конспиративно. Сам товарищ Сталин придавал конспирации огромное значение. Если он приходил в пальто, то уходил обязательно переодевшись. Он успевал иногда проводить в день два занятия, был аккуратен, никогда не опаздывал, дорожил и своим временем и нашим. Мы полюбили Coco и сильно привязались к нему. Непередаваемая манера обращения с людьми – обаятельная простота, внимательность, умение слушать и с первых слов постигать человека – привлекли к нему наши сердца, а его ум, мужественность и смелость воодушевляли нас решимостью идти с ним вместе на борьбу и бороться до победы.
Прошел месяц. Накануне нового года товарищ Сталин собрал всех старост кружков и предложил устроить товарищескую встречу нового года. Предложение было встречено с радостью.
В ночь под новый год мы собрались на квартире у Силибистро Ломджария.
Шутки Сталина вызывали взрывы смеха. Все чувствовали себя превосходно. Как-то незаметно беседа наша перешла на политические темы, и тут снова в наступившей тишине взволнованно звучал сталинский голос.
Так просидели мы до рассвета. Когда в окна проник розовый свет зари, Сталин поднял бокал и сказал:
– Ну, вот и рассвет! Скоро встанет солнце. Это солнце будет сиять для нас.
В эту ночь оформилась батумская социал-демократическая организация. Здесь же была выделена руководящая партийная группа во главе со Сталиным».
5
А эта история относится к героическим временам легендарных побегов Кобы из сибирских ссылок. Сталин, используя интуитивно и сознательно некоторые черты русского характера, умел располагать к себе ямщиков на сибирских трактах. Он не старался их упрашивать скрыть его от полиции обещаниями вознаградить, не сулил как барин «дать на чай». Т. е. всячески избегал, чтобы его воспринимали как человека, хотевшего «подкупить», сделать что-то недозволенное за взятку, ибо хорошо понимал, как оскорбляли такие предложения открытых, наивных, честных, простых русских провинциальных людей. Он честно говорил ямщикам, что денег у него нет, но пара штофов водки, к счастью, имеется, и предлагал платить по «аршину водки» за каждый прогон между населенными пунктами… Ямщик со смехом начинал уверять этого явно нерусского, инородца, что водку меряют ведрами, а не аршинами. Тогда Сталин вытаскивал из-за голенища деревянный аршин – досочку длиной 71 см, доставал из мешочка металлические чарочки, плотно уставлял ими аршин, наливал в них водку и показывал на практике, как он понимал «аршин водки».
Это вызывало всеобщий смех, веселье, поскольку все это было как-то ново, необычно и приятно «тормошило» русского человека в обстановке серости и обыденности провинциальной жизни. Главное же – такой подход превращал взятку из «подачки» и «подкупа» в товарищескую игру, лишал всю эту сделку ее смущавшего людей неприличия, создавая ситуацию товарищеской шутки, азарта и дружеского взаимодействия. Нередко уже второй или третий «аршин водки» распивался совместно. «И откуда ты взялся такой веселый парень! – говорили ямщики, не без сожаления расставаясь с необычным пассажиром. – Приезжай к нам еще!»
6
Таким запомнился Сталин бывшему полицейскому стражнику, который следил за ним во время ссылки в Курейку:
«И. В. очень любили местные жители, очень часто ходили к нему, ходил он к ним, часто просиживали у И. В. целые ночи. Он любил слушать примитивную музыку и порой веселое времяпрепровождение жителей. И. В. сам готовил себе пищу, рубил дрова, чай кипятил в чайнике на железной печке. Избушка была плоха, а поэтому грязноватая, всегда был в ней дым, стекла в окошках побиты, закрывались дыры дощечками, газетами, корочками от книг, самим И. В. Жил он скромно, скудно, кормовых денег ему не хватало, местное население ему помогало, И. В. каждый раз за продукты платил жителям деньгами, помогал им деньгами в нужде, особенно батракам Перепрыгиным. Почту я задерживать не имел права и всегда ему передавал. Почта… приходила раз в месяц, ему всегда что-нибудь присылали Присылали посылки с медикаментами, которыми И. В. делился с местным населением, были случаи, когда И. В. сам лично помогал лекарством людям, заливал раны йодом, давал порошки. В Туруханском крае, на каждых 15-ть ссыльных прикрепляли одного стражника, а к тов. Сталину и Свердлову по одному. К тов. Сталину приезжали инородцы (тунгусы) напр. Мандаков Гавриил и др. Привозили рыбу и оленье мясо, за что И. В. щедро расплачивался с ними. И. В. любил рыбу называемой пеляткой, которая водилась в приенисейских озерах.
С инородцами И. В. часто беседовал и подолгу, о чем они беседовали мне не известно. Знаю только, что им советовал мыться, бриться, стричь волосы т. к. последние были очень грязные. Помню, одного он побрил и снабдил мылом. Инородцы его уважали, хорошо отзывались о нем. В село Монастырское И. В. выезжал со мной раз 10 за все пребывание его в Усть-Курейке и моего пребывания там, в качестве стражника, приставленного лично к тов. Сталину. Летом ездили на лодке. Лодку тянули собаки, а возвращались на веслах. В дороге И. В. с нами был разговорчив, шутил. Зимой ездил на лошадях, ночевали на станках, на одном из них в 37 км от Курейки, где жил Оденцов мы часто останавливались. С ним И. В. был знаком по иркутской тюрьме (за что и как попал Оденцов в Туруханский край не знаю). Жил Оденцов, на стане Канащеля. И. В. иногда по 3 дня проживал вместе со мной у Оденцова, последний жил с семьей. С Оденцовым И. В. делились воспоминаниями об иркутской тюрьме, в моей присутствии вспоминали строгости режима иркутской тюрьмы. О политике при мне говорить стеснялись. В Монастырском И. В. встречался с политическими ссыльными, с какими, где – мне не известно, закупал там продукты, бывал там подолгу, иногда до 5–7 дней.
Где он в эти дни, у кого жил, ночевал – мне неизвестно. Сам И. В. приходил в управление, говорил мне о том, что надо ехать обратно, и мы уезжали. По дороге население к И. В. относилось хорошо; стлали ему лучшую постель (перины, заячьи одеяла), хорошо кормили. Проезжавший по Курейке служитель культа – никогда к Джугашвили не заходил. Если приезжали в Курейку начальники, купцы то останавливались у Тарасева Михаила, дом которого сщитался дворянской квартирой, Курейка была самая отдаленная и суровая ссылка для политических.
