– Третье за неделю. Уже третье, – пробормотал я, едва слышно. В ванной пахло холодной водой и чем-то металлическим. Свет флуоресцентных ламп резал глаза, оттеняя всё вокруг в мертвенно-бледные тона. Девушка лежала в ванне, как кукла, забытая кем-то из детей. Вода окрашивалась в красный. Её руки были опущены в воду, и кровь всё ещё медленно вытекала, тонкими струйками стекая по кафелю.
Звук капающей жидкости – так просто, так буднично, но в этой комнате он отдавал эхом зловещей музыки. В голове начинало пульсировать от боли, но я продолжал стоять, глядя на тело. Молодая, совсем девчонка. Бледная кожа словно кричала о том, что её уже нет в этом мире. Пару часов назад она была живой. Теперь – ещё одна жертва. Вся ванная – пропитана её кровью, сочащейся на пол и исчезающей в трещинах этой старой, измученной временем плитки.
Я встал, поправив старомодный плащ, который по всем законам давно вышел из моды. Но я носил его не ради стиля. Это была моя броня, защитный панцирь, отделяющий меня от этого гниющего мира. Нажав на кран, я выключил последний поток воды, изливавшийся из него. Тишина. Только капли, как механический метроном, отсчитывали остатки её времени.
Достал блокнот – бумажный, не электронный, в этом был свой особый смысл. Бумага не врёт. Пишешь – и знаешь, что это останется. Написал её имя: Катя. Её исчезновение не сразу встревожило окружающих. Одногруппники не знали, что делать, пока не обратились к преподавателям. А те, уже потеряв всякую надежду, связались с нами, с отделом помощи населению. После "всемирного обновления" это теперь наша новая реальность – система видит всё, знает всё. Но вот уже третье самоубийство за неделю, а система молчит.
И вот я здесь – Роман Грин, детектив, изучающий смерть в самых её безжалостных формах. Осматриваю место преступления, как древний археолог разгадывает тайны прошлого. Снова записываю детали, снова всё идёт по кругу.
Моя форма, старомодная, будто из прошлого века – длинный плащ, жилетка, шляпа. Я знаю, что выгляжу, как пришелец из другого времени. Но это не было прихотью, я впитал это с детства, вырос на историях о великих сыщиках, которые могли распутать любое дело. Я стал таким, как они. Настоящие детективы не следуют моде. Им плевать на то, как они выглядят в глазах других, если только это не помогает раскрыть правду.
Коллеги могут считать меня чудаком, но мои результаты говорят сами за себя. Я лучший в этом проклятом городе. Начальство давно уже оставило меня в покое, а подчинённым запретили вмешиваться в мои дела. Я один на один с этой работой, и она – моя единственная спутница.
После "обновления" преступность исчезла. Система контролировала всё. Каждый шаг, каждый вдох. Люди стали как открытые книги. Но потом они снова начали прятаться в тени. Люди учатся быстро, особенно когда речь идёт о том, чтобы обойти систему. И вот снова мы здесь – создаём заново отделения помощи на базе старых полицейских участков.
Но последнее время что-то изменилось. На этой неделе было особенно мрачно. Третье "самоубийство" – хотя система не признает их таковыми. Она просто не может: по её расчетам, человек не может умереть по собственному желанию. Пробовали не раз, и всякий раз система вмешивалась, тормозила, спасала. Поэтому в моих записях значится "убийство". Но вот незадача – всё указывает на то, что это именно самоубийство, хоть и звучит это нелепо в нынешнем мире.
Каждое из них, как по шаблону. Простой способ сбежать – петля, прыжок с крыши, вскрытые вены. Один и тот же почерк, и система не в состоянии это предотвратить. Она просто вешает на них ярлык "убийство". И теперь мне приходится с этим разбираться. На первый взгляд всё ясно, но стоит копнуть глубже, и перед тобой – бездна, в которой не видно дна.
И мне остаётся только идти по следам мёртвых, один за другим.
Ручка в моей руке скользила по бумаге, как нож по раскалённому маслу, вычерчивая причудливые линии. Я был художником в мире смерти, вновь и вновь погружаясь в эти странные детали. Записывал каждую мелочь – не потому, что технологии были бессильны, а потому, что это был мой способ остаться в реальности. Бумага не врала. Бумага заставляла меня чувствовать, что я ещё жив.
Каждое новое дело было, как глоток свежего воздуха в этом городе, который давно сгнил изнутри. Здесь все только и делали, что наслаждались своей никчёмной жизнью под постоянным взглядом системы. Им было плевать, что она отнимала у них последние крупицы человечности – до тех пор, пока она кормила их пустыми обещаниями удовольствия. Люди закрывались в своих влажных мечтах, растворялись в сладких иллюзиях, которые щедро раздавала им система, и не думали о том, что мир вокруг умирает.
Но были и те, кто не мог больше терпеть. Такие, как эта девушка, решившая уйти из этой фальшивой реальности. Я должен был понять, почему. Что заставило её выбрать этот путь, когда все вокруг предпочитали прятаться за стеклом своих виртуальных грёз. И почему система дала ей эту возможность, или она сумела ее обойти? В отличие от других жертв, она зацепила меня. Этот случай был особенным. Чувствовалось что-то… неправильное. Именно поэтому я уже второй час сидел здесь, среди этой мрачной сцены, вырисовывая каждую деталь, пытаясь уловить что-то важное, что-то, что система не могла увидеть.
Каждая линия, каждая деталь – это была моя работа, моя жизнь. Чёртов город, в котором каждый угол пахнет грязью и похотью, знал меня лучше, чем кто-либо другой.
Система чертовски удачно сыграла с моей судьбой. Я выполнял её приказы на все сто, даже когда никто не смотрел. Я любил свою работу, а она – меня. Хотя убийства стали редкостью, почти исчезли, а тяжкие преступления можно было пересчитать по пальцам одной руки, я оставался её любимчиком. Бонусы сыпались щедро, и хоть я не знал, куда их тратить, они всё равно продолжали поступать.
Когда система пришла в наш умирающий мир, всё изменилось. Каждый человек получил что-то вроде интерфейса в мозгу – он всплывал перед глазами, как только ты этого хотел. Было ли это шоком для мира? Чёрт побери, ещё каким! Мир взорвался, как гнойный нарыв, выплёскивая на всех свою зависть, ненависть и ликование. Люди такие – им всегда всего мало. Всё хорошо? Плохо. Всё плохо? Ещё хуже. Если бы система дала людям право выбора, всё бы рухнуло. Но выбора не было. И это спасло мир.
В самых жестоких случаях система брала контроль над людьми. Лично я таких не видел, но в отделе всегда находился кто-то, кто с преувеличением рассказывал, как люди превращались в зомби, а потом бесследно исчезали. Приезжала специальная служба – «карантин и восстановление». По мне, это была ещё та показуха, но без такого жёсткого контроля система не выжила бы. Мир бы просто сошёл с ума и утонул в собственных кишках.
Именно поэтому мир остался жив. Люди адаптировались. Что дала система? Да всё, что только можно было дать. Контроль над телом, почти полный: регулирование здоровья, эмоций, даже долбанных показателей стресса. Люди стали жить дольше – десятилетие прошло, а те, кому сейчас под девяносто, выглядят на пятьдесят. Я? Мне тридцать. Моя жизнь ещё впереди, но я знаю, что система не даст мне расслабиться. Она угрожает штрафами, грозит отрезать от бонусов, но моя работа перевешивает все её претензии.
Развлечения? Куда без них. Человечество всегда было построено на деньгах и развлечении. И вот на этом система и нажала, как на больную мозоль. Живи, работай, приноси пользу обществу – и зарабатывай баллы, которые можно потратить на то, что тебе действительно нужно. Сначала люди, как идиоты, потянулись за материальными благами, но быстро поняли: реальность уже не так важна, когда можно уйти в виртуальные грёзы, которые предлагала система. Мир сладострастных фантазий, где нет места реальной боли.
И вот всё скатилось к чертям. Ванильное, притворное, серое существование, где все исполняли команды системы лишь для того, чтобы как можно быстрее вернуться в свои уютные, но искусственные миры.
И вот уже в который раз я обвожу это проклятое слово – «самоубийство», и каждый штрих выводит меня из себя. Все последние записи словно под копирку, и это начинает действовать на нервы. Но именно в этом деле что-то не так. Внутри всё кипит от злости – я чувствую, что ключ у меня под носом, но не могу его увидеть. Эмоции в сторону. К чёрту эмоции.
Я достал сигарету своей любимой марки – «Полет». Хорошее курево, хоть система и запретила производство, но в нужных местах всё ещё можно достать. Тёмные делки по старым временам процветают. «Полет» был лучшим из худшего – слегка драл горло, но оставлял приятное послевкусие. Настоящая ностальгия по ушедшей эпохе.
Щелчок зажигалки, и я затянулся, позволяя дыму заполнять лёгкие. Первая затяжка – самая сладкая, особенно в моём деле. Тут же перед глазами всплыла системная панель: штрафные баллы, предупреждения, рекомендация к доктору и психологу. В сотый раз. Я проигнорировал её, продолжая пялиться на записи. И тут что-то зацепилось за взгляд – то, что раньше не замечал. Я отодвинул блокнот и присел ближе.
Вода. Этот проклятый холодный свет и всё та же вечная вода. На полу, у самого края ванны, чуть под неё закатился клочок бумаги. Осторожно, удерживая сигарету между зубами, я аккуратно вытянул его. Кусок был немного размокшим, чернила слегка потекли, но слова всё же были видны.
«ЕЕ НЕТ».
Небольшая, почти незаметная записка.
Что это – предсмертная записка? Или обрывок послания из прошлого? Может, это часть чего-то, что утекло вместе с водой в раковину? Но интуиция подсказывала мне, что нет. А интуиции я доверял как ничему другому – в этом деле она всегда была главным оружием. Значит, это записка. Значит, она предсмертная.
Но что она означает? Краткость – сестра таланта, как говорят. Но какой талант пытались тут продемонстрировать? Какую загадку они оставили за этими двумя словами? Аккуратно, словно драгоценность, я положил записку в сухой пакет для улик и спрятал в нагрудный карман. Такую улику стоило держать ближе к каменному сердцу.
Кроме системы, никаких новых сект не осталось. Всё вычистили подчистую. Люди так быстро забывают всё, что веками было в них заложено. Вера, традиции – всё это ушло в прошлое. Остались только ортодоксы и еще мормоны вроде, да и те – в малом числе. Пара тысяч на весь мир, не больше. Даже среди них многие поддались соблазнам системы. Она не оставила никому выбора. Все погрязли в новых ощущениях, искусственных мирах, которые поглощали их, как трясина. Одни сбегали в виртуальные вселенные, другие – в буквальном смысле бичевали себя, пытаясь вырваться из этой ловушки.
Я ухмыльнулся, представляя этих несчастных, истязающих себя в попытках почувствовать хоть что-то реальное. Человечество всегда находило способы развлечь себя, даже на краю пропасти.
Я медленно выдохнул облако дыма, наблюдая, как оно поднимается к потолку и растворяется в тусклом свете. Слова из записки не выходили из головы: «ЕЕ НЕТ». Это было что-то новое. Другие «самоубийцы» не оставляли никаких посланий, будто заключили молчаливый пакт, уходя в безмолвии. А здесь – два слова, вырванные из чьей-то тьмы. Возможно, я что-то упустил. Теперь придётся пересмотреть всё, проверить тщательнее.
Кого она имели в виду? Кого нет?
Я снова затянулся, чувствуя, как никотин бьёт в голову. В таких случаях всегда было что-то недосказанное. Невидимая паутина, в которую впутаны все, от обывателей до тех, кто стоит выше. Те, кто знал истинную природу системы, сидели в своих тёмных кабинетах и тянули за нити, управляя этим миром.
Меня же волновала другая проблема – все эти люди, что покончили с собой, слишком быстро отрывались от системы. Она ведь не давала выхода. Для большинства – это был конец. Но они словно нашли способ обойти её правила. Либо система их отпустила сама. И это пугало больше всего.
Я взглянул на часы. Пора двигаться дальше. Время разбрасывать камни прошло, теперь пора их собирать. Я затушил сигарету о край ванны и поднялся. В голове крутилось множество мыслей, но одна из них была яснее других: если кто-то смог уйти, значит, были и другие способы выйти из этой системы. Возможно, более радикальные. И возможно, что «она» – это ключ ко всему.
Выходя из темной квартиры покойной студентки Кати и отправляя сообщение в отдел для криминалистов с разрешением на осмотр тела и все необходимые процедуры, я снова погрузился в серую пелену города, где иллюзии давно заменили реальность, а люди просто существовали, довольствуясь этим обманом. Те, кто ищут здесь правду, либо слишком смелы, либо чертовски глупы. А я был слишком упрям, чтобы выбрать что-то одно.
Завтра найду следующую записку.
Улицы были пусты. Почти восемь вечера, осенний холод и мелкий дождь. В такую погоду люди предпочитали прятаться в своих уютных иллюзиях, нежели бродить по грязным переулкам. Я закурил ещё одну сигарету, поднял воротник пальто и опустил шляпу пониже, скрывая лицо от мелкого дождя, шагнул прочь.
Машины у меня не было, да и общественный транспорт вызывал отвращение – такие же серые, унылые лица, как и на улицах. Но здесь, на улице, по крайней мере можно было курить, и это делало мир чуть терпимее. Проверив баланс на счёте и сняв немного наличных в банкомате, я усмехнулся – система оставила небольшую свободу, позволив пользоваться бумажными деньгами, хотя от настоящей воли уже давно ничего не осталось.
Я знал, куда мне нужно. Старый, добрый бар на окраине – ничем не примечательный, непритязательный. Там собирались те, кому, как и мне, была противна эта новая жизнь под контролем системы. Название бара я даже не помнил – вывеска уже давно облупилась, а хозяин, похоже, перестал обращать на это внимание ещё много лет назад. Люди, которые ещё хотели живого общения, а не погружения в виртуальные грёзы. Большинство из них были пожилыми, но мой старомодный костюм и трёхдневная щетина помогали мне чувствовать себя среди них своим. Взгляд уставший, синяки под глазами – ещё немного, и я бы мог сойти за одного из них.
Я сел на привычный стул у барной стойки, кивнул бармену и жестом указал на бутылку, стоявшую вдали от дешёвого барахла. "Чёрный принц". Название звучало нелепо, как будто придумано для какого-то розового коктейля, но внутри было настоящее пойло, то самое, что мог себе позволить лишь кто-то из элиты. Система щедро одаривала меня бонусами за работу, так что я мог позволить себе не просыхать, если бы захотел. И иногда я это делал.
Допив второй стакан виски, я лениво откинулся на барный стул, если это можно было назвать откидыванием. Узкое, неудобное сиденье не позволяло расслабиться, но я и не пытался. Концентрироваться оставалось только на виски – на его тягучем вкусе, который обещал забытьё, но вместо этого лишь глубже затягивал в мрачные размышления.
Я перевёл взгляд на посетителей. В это время и в такой день их было немного. В углу, в полумраке, два старика о чём-то оживлённо спорили. Их голоса долетали до меня обрывками, будто радиопомехи, так что разобрать суть было невозможно. Они махали руками, размахивали большими бокалами с пивом и, казалось, наслаждались своей бесцельной перепалкой.
На другом конце барной стойки сидела женщина. Черное платье, аккуратный макияж, осанка, говорящая, что она знает, как удерживать внимание. Я невольно задержал на ней взгляд. Она почувствовала это, слегка улыбнулась краешком губ – настолько незаметно, что можно было бы подумать, что мне это показалось. Но нет. Она знала, что я смотрю, и давала понять, что ей это нравится. Я лишь чуть приподнял бровь в ответ, а затем вернулся к своему виски.
– Контингент сегодня странный, – пробормотал я себе под нос, допивая остатки в стакане. Бросив несколько купюр под стакан – чаевые всегда должны быть щедрыми, иначе кто ты после этого, – я отодвинул стул и собрался уходить.
Виски не принесло привычного облегчения. Наоборот, оно утянуло меня ещё глубже в омут мыслей. Я снова думал о сегодняшнем «убийстве». Система утверждала одно, а всё, что я видел своими глазами, говорило совсем другое. Это не могло быть убийством, но… «она» настаивала именно на этом.
Я не мог остаться до закрытия, как делал обычно. Не в этот раз. Усталость тянула меня вниз, и я понимал: ещё чуть-чуть, и я окончательно утону в собственных догадках. Нужно было выспаться, очистить голову, перестать зацикливаться на этих чёртовых уликах, которые всё равно пока не складывались в картину.
Всё ещё ощущая вкус виски на языке, я накинул пальто и шагнул в ночь. Холодный воздух встретил меня, как старый враг, а свет уличных фонарей растворялся в дождливом мраке, создавая ощущение, будто весь этот город давно умер.
Пытаясь зажечь сигарету и поняв, что в такую сырую погоду это лишь пустая трата драгоценного дефицита, я с досадой взглянул на помятую пачку. Полупустая. Печальное напоминание о том, что хорошего сейчас в жизни осталось мало. Сунул её обратно в нагрудный карман, поднял воротник повыше и двинулся в привычном направлении – к своей скромной квартире через пару кварталов от любимого бара.
Улицы были мертвы, как всегда. Пустые, унылые. Редкие отсветы из окон напоминали, что я всё ещё не сошёл с ума, и люди где-то рядом, но мне было плевать. Они скрывались за своими занавесками, утопая в иллюзиях, которые щедро раздавала система. Я краем глаза улавливал эту картину, но не смотрел. Лишь ускорял шаг, пытаясь поскорее добраться до дома и удержать в себе ту крохотную толику спокойствия, которую мне удалось найти в баре.
Когда я подошёл к своему многоквартирному дому, он стоял в темноте, как всегда. Три подъезда, десять этажей – обычная бетонная коробка, забытая всеми, кроме её жильцов. Света не было, лифт, как всегда, не работал. Я и не стал ждать. Тихо проклиная лестничные пролёты, я поднялся на седьмой этаж. Запыхавшись, остановился перед дверью, быстро нашарил ключ и одним движением открыл.
Скинув пальто и шляпу на ближайший стул, я разулся и, не включая свет, рухнул на кровать. Глаза закрылись, как будто кто-то щёлкнул выключателем.
– На сегодня всё, – пробормотал я, будто разговаривая с кем-то невидимым. Последнее слово вырвалось само. – Спать.
Тьма тут же поглотила меня, утаскивая в неизведанные миры сновидений, которых я никогда не запомню.
Пробуждение через тьму. Сновидений, как всегда, не было. Ни цвета, ни форм, ни звуков – пустота. И так каждую ночь. Я привык к этому ощущению, хоть и не понимал, хуже это или лучше, чем видеть сны. Кажется, когда-то давно, ещё до системы, я читал, что отсутствие сновидений – признак глубокого сна, лучшего отдыха для мозга. Если так, значит, я должен был чувствовать себя прекрасно. Только вот это «прекрасно» на мне явно не отражалось.
Вчера я не задержался в баре, но ощущение похмелья тянулось за мной, как старая собака, которая не знает, куда ещё податься. Каждая мышца ныла, каждая мысль была обёрнута ватой. Система тут же высветила мне перед глазами статус: «низкий уровень энергии, обезвоживание, рекомендуется восстановительный курс». Я проигнорировал. Рекомендации системы всегда звучали одинаково, и я научился не придавать им значения.
Душ. Горячая вода, словно ритуал очищения, смывала с меня остатки ночи, но не снимала тяжести с головы. Тело требовало кофе, и я отправился на кухню. Поставил чайник, достал старую турку, насыпал в неё молотый кофе. В новом времени кофе можно было добывать как угодно – автоматы, доставка, система могла «создать» его из воздуха. Но всё это казалось фальшивкой. Я предпочитал старый способ. Газовая плита – одна из немногих привилегий, которые мне удалось выторговать у системы. В доме газ был только у меня. Небольшое чувство гордости разлилось по груди, но не настолько, чтобы заглушить гудение в голове.
Когда кофе был готов, я уселся за маленький стол и уставился в окно. Город только начинал просыпаться. Серый, угрюмый, как и всегда. Вдалеке я заметил одинокое дерево, голое, без листьев. Оно покачивалось на утреннем ветру, словно пыталось укрыться в тумане, который стелился вдоль улиц. Почти полная тишина. Люди ещё спали или утопали в своих виртуальных грёзах. После прихода системы порядок дня изменился. Утром вставали только такие, как я, – те, кто ещё работал в реальном мире. Остальные предпочитали оставаться незамеченными, зарываясь глубже в свои иллюзии.
Кофе, сигарета. Завершение утреннего ритуала. Горечь дыма смешивалась с последним глотком кофе, оставляя привкус, от которого слегка мутило. Но бросить сигарету, не докурив, я не мог. Удовольствие должно было быть завершённым. В голове звенело, временами пронзало болью, но я привык.
– Пора, – пробормотал я себе под нос, как делал каждое утро. Ещё один ритуал. Эти слова были своеобразным пинком, чтобы подняться с места и двигаться дальше.
Я отряхнул плащ, смахнул что-то с полей шляпы и накинул их, не проверяя, чистые ли. «Сделаем это позже» – моё вечное оправдание. Оделся, вышел в подъезд и оказался на улице.
Двор был пустым. Серый бетон, редкие отблески света от окон – всё казалось застывшим во времени. Я выбрал новую дорогу к метро, быстрым шагом направляясь в ту сторону. Путь на работу был долгим. Общественный транспорт был неизбежен, ведь отделение, в котором я работал, находилось чуть ли не в центре города, а я жил почти на окраине. Меня это не раздражало. Почти. Единственный недостаток был в том, что поездка в метро каждый раз напоминала о том, что я не могу сбежать от этого города, от этой системы.
На удивление, вчерашний моросящий дождь сменился лишь серым небом и прохладой, пропитанной утренней тишиной. На улице было сухо, даже слишком сухо для этого времени года. До метро я добрался быстрее, чем ожидал – либо утонул в собственных раздумьях, либо просто отрешился от всего вокруг.
Шагнув на эскалатор, я почувствовал, как монотонность спуска пробуждает воспоминания о вчерашнем деле. Последний случай, это «убийство», не давал мне покоя. Катя, студентка. В ней было что-то, что цепляло сильнее остальных. Я не мог объяснить почему. Всё выглядело учебно правильно: даже вены она вскрыла вдоль, как положено. От этой мысли я невольно поёжился, вспоминая ванную, заполненную её кровью. Но записка… Это было новое. Единственное, что выбивалось из привычного.
Я попытался вспомнить предыдущие случаи. Два «самоубийства». Пусть система называет их как хочет, для меня это были самоубийства, даже если она настаивала на своём.
Первый случай: женщина, шестьдесят лет. По нынешним меркам, это даже не старость. Повесилась в своей квартире на проводе от тостера. Тостер. Улыбка мелькнула на губах, но быстро исчезла. Она была, как и я, привязана к старым вещам. Любовь к прошлому… только в её случае эта привязанность нашла совсем другое применение. Следов почти не было, что-то незначительное, что нашли криминалисты отправилось на склад улик. Записки не было. Почти пустота, оставшаяся после неё.
Второй случай: мужчина, сорок лет, водитель автобуса. Говорят, он даже работал на маршруте рядом с моим домом, но я этого не знал. Автобусы я ненавидел. Теснота, чужие запахи – ад на колёсах. Этот мужчина выбрал интересный способ уйти: выпил растворитель и ещё какую-то химическую дрянь у себя в депо. Система почти спасла его. Работники скорой прибыли вовремя, но он заранее заперся в подсобке и для верности заварил железные двери. Чувствовал ли он, что система попытается его удержать? Наверняка.
И вот теперь Катя. Молодая, студентка. Та, кто запомнилась мне больше всех. Не знаю, почему. Она словно сразу осталась в моей памяти, как гвоздь, забитый в стену. Записка. Два слова. Что-то новое, что-то, что переворачивало всё, что я видел до этого.
Общие черты? Минимум. Женщина работала уборщицей на складе, мужчина – водитель автобуса. Простые люди с простыми профессиями. Никаких связей с криминалом. Никаких намёков на обход системы. Если это был сбой или какой-то новый вид наркотиков, то они маскировались слишком хорошо. Молодёжь, как Катя, да, могла быть более податливой. Они жили в системе, дышали ею, поглощали её, как наркотик. Один раз попробуешь, и уже не захочешь отказываться. Но старшее поколение? Здесь что-то не складывалось.
Я так погрузился в свои мысли, что едва не упал, когда эскалатор остановился. Шатнувшись, я на мгновение потерял равновесие, но удержался, шагнув вперёд. Моё лицо, и так суровое, стало ещё мрачнее.
Загадки множились, и с каждой новой мыслью становилось ясно – всё это далеко не конец.
Метро подошло точно по расписанию. Система всегда обеспечивала порядок, даже если все остальное вокруг казалось погруженным в хаос. Я, погруженный в свои мысли, зашёл в полупустой вагон. В это время суток таких, как я, – тех, кто ещё работает в реальном мире, – оставалось немного. Я не обращал внимания на других пассажиров, словно они были частью серого фона, такого же тусклого, как утреннее небо за окнами.
Ехать всего пять станций. Я знал их наизусть, но сегодня даже не пытался считать. Мысли крутились в голове, как хоровод загадок, ни одна из которых не предлагала решений. Всё, что я мог сделать, – отбросить бесполезное копание в себе и дойти до участка. Уже там я разберусь с уликами, проложу путь и выберу, куда двигаться дальше.
Участок выглядел как трёхэтажная бетонная коробка. Его недавно реконструировала система, но он всё равно казался нелепым среди высоток, которые когда-то были памятниками человеческому прогрессу. Теперь эти здания пустовали: охрана, уборщики и система – вот всё, что осталось в этих гигантских призраках. Офисы, залы заседаний, людская суета – всё это исчезло. Теперь всё в голове: система решает, а люди лишь выполняют ежедневные задачи, чтобы удержаться на плаву.
Я остановился перед входной дверью, бросив взгляд на мрачное здание участка. Оно выделялось, словно островок жизни в море пустоты. Люди в форме сновали туда-сюда, окна были ярко освещены. На первый взгляд могло показаться, что внутри решают что-то глобальное, но это был обман. Контраст между пустотой города и оживлённым участком создавал иллюзию значимости.
Я усмехнулся и шагнул внутрь, коротко кивнув охраннику на входе и подняв шляпу в приветствии. Это был новенький. Он, кажется, хотел что-то сказать, но не успел – сканеры системы просигналили зелёным светом, подтверждая мою личность. Я прошёл дальше, улыбнувшись себе под нос, и направился в свой кабинет.
Мой кабинет находился в подвале, рядом со складом улик. Я сам выбрал это место – подальше от людей. Никто не спорил, все только обрадовались, что мне не придётся торчать наверху. Это было моё королевство: тихое, тёмное, с доступом ко всему, что могло понадобиться.
Первым делом я зашёл в оружейную. Система – спасибо ей за это – автоматически выдала мне мой старомодный шестизарядный револьвер и пачку патронов. Я проверил его, покрутил барабан, сунул в кобуру и направился к складу улик.
Вход на склад был автоматическим, всё под контролем системы. Бумажной волокиты больше не существовало. Она жила где-то в недрах её электронного мозга, хотя, чёрт возьми, действительно ли он электронный? Задумался об этом на секунду, но быстро отмахнулся. Это была тема для другого времени. Сейчас меня интересовало всё, что насобирали криминалисты по трём случаям самоубийств.
Обычно всё хранилось в виртуальной базе. Просто подключайся, и перед тобой весь кабинет, каждая улика, каждая зацепка. Но это не для меня. Я должен был всё потрогать, ощутить, увидеть своими глазами. Виртуальная реальность не заменит настоящую. Автомат на складе начал собирать всё, что мне нужно: небольшие контейнеры с уликами, разложенные по полкам, шумно выдвигались на механических рельсах.
Склад был захламлённым, но это меня не волновало. Никто, кроме меня, им не пользовался. Это был мой мир, моя территория. Здесь начиналась настоящая работа.
Спустя пару минут передо мной выкатился небольшой картонный ящик. В нём, аккуратно уложенные в отдельные пакетики, лежали улики. Всё, что удалось собрать по трём случаям. Я подхватил коробку, взял её подмышку и направился в свой кабинет, который находился в самом конце длинного подвала участка. Кабинет в тупике – идеальное место для того, чтобы никто не мешал.
Окна у меня не было. Свет я тоже не любил, поэтому помещение освещали четыре старые лампы на потолке. Они давали ровно столько света, чтобы можно было работать, не морщась от лишней яркости. Справа от стола висела доска – пока пустая. Обычно я развешивал на ней всё, что касалось дела, чтобы видеть перед собой картину целиком. Слева от двери стоял стеллаж. Ящики и папки, заваленные моими записями, громоздились и на полках, и под ними, и даже сверху, в хаотичном порядке. Это был хаос, но мой хаос, в котором я знал каждую деталь.
В центре кабинета стоял мой рабочий стол. Не слишком большой, слегка побитый временем, но вполне функциональный. Он был сдвинут ближе к дальней стене, оставляя пространство для остального беспорядка. На этот стол я поставил ящик с уликами и, ловким движением, скинул плащ и шляпу на вешалку у входа.
– Ну что, посмотрим, – пробормотал я с легким энтузиазмом, усаживаясь поудобнее. Коробка казалась мне чуть ли не сундуком с сокровищами. Единственное место, где можно было найти хоть какие-то ответы.
Я начал разбирать содержимое, сразу раскладывая улики по трём случаям. Первая стопка – маленькая, почти пустая. Это было дело Натальи Сенченко, женщины, повесившейся на проводе от тостера. Вторая стопка, чуть больше, принадлежала Владимиру Суржикову, водителю автобуса. Но третья… третья была настоящей находкой. Улики по делу Екатерины Самойловой занимали больше половины ящика. Криминалисты, повинуясь предписаниям системы, собрали всё, что только могли, включая то, что на первый взгляд не имело никакого смысла.
Если бы система не пометила эти случаи как «убийства», никто бы даже не стал собирать столько мелочей. Но правила есть правила. А в этом деле каждая мелочь могла оказаться важной. Я посмотрел на разложенные перед собой три группы улик и почувствовал, как что-то в голове начинает складываться в общую картину. Это было начало работы, и я знал: чем глубже я погружусь, тем меньше шансов вынырнуть обратно.
Итак, Сенченко Наталья Петровна. Повесилась у себя дома, использовав провод от старого тостера. Провод был обрезан с обеих сторон аккуратно, словно она готовила его заранее. Не для случайности, не для импульсивного решения. На самом тостере остались следы, будто это было сделано давно. Зачем? Причина до сих пор непонятна, и никто из криминалистов не смог это объяснить.