Все это, кроме угольно-черного неба, можно было снять где угодно – в любом из полярных районов Земли. В море волнистого льда, простирающемся до самого горизонта, не было ничего чуждого. Лишь пять фигур в скафандрах на переднем плане свидетельствовали, что на снимке – пейзаж иной планеты.
Скрытные китайцы так и не назвали имен членов экипажа. Анонимные первопроходцы ледяных просторов Европы назывались просто: руководитель научных исследований, командир, штурман, первый инженер и второй инженер. «Но какова ирония судьбы!» – невольно думалось Флойду. Вся Земля увидела этот снимок, ставший уже историческим, на час раньше, чем экипаж «Леонова», находящийся гораздо ближе к месту событий. «Цянь» вел передачи по такому тонкому лучу, что их невозможно было перехватить. «Леонов» слышал только сигналы маяка, распространявшиеся во всех направлениях, и даже их чаще всего – когда вращение Европы уносило корабль за пределы видимости, или когда сам спутник скрывался за чудовищной громадой Юпитера – было не слышно. Все скудные новости о полете китайцев поступали с Земли.
После предварительной разведки китайский корабль совершил посадку на один из немногих островков скальной породы, выступавших над коркой льда, покрывавшей почти всю поверхность Европы. От полюса до полюса лед был ровным: здесь не было ветров, вытачивающих из льда странные формы, не мел снег, слой за слоем формирующий ползучие сугробы. На лишенную атмосферы Европу падало множество метеоритов, но ни одна снежинка никогда не коснулась ее поверхности. Единственными силами, формирующими рельеф, были постоянная сила тяготения, сводящая все неровности к одному уровню, да непрестанные сейсмические толчки, вызываемые другими спутниками, проходящими мимо Европы по своим орбитам. Влияние самого Юпитера, несмотря на далеко превосходящую массу, было намного слабее. Юпитерианские приливы закончили свою работу много эпох назад, навечно приковав Европу лицом, всегда одной и той же стороной, к ее огромному повелителю.
Все это было известно еще после полета «Вояджеров» в 1970-х годах, исследований «Галилео» в 80-х и посадки «Кеплера» в 90-х. Но за несколько часов китайцы узнали о Европе больше, чем все три предыдущих миссии вместе взятые. Они держали эти знания при себе, о чем можно было сожалеть, но немногие отказались бы признать, что они заслужили это право.
В чем им отказывали, и все более и более сурово, – так это в праве присвоить спутник. Впервые в истории земное государство заявило свои права на иную планету, и теперь законность этой заявки горячо обсуждалась на всех информационных каналах Земли. И хотя спустя немалое время Китай напомнил миру, что никогда не подписывал Договор об использовании космического пространства 2002 года и потому не обязан подчиняться его положениям, это ничуть не успокоило гневные протесты.
Внезапно Европа стала самой большой сенсацией Солнечной системы, и на тех, кто находился на месте событий или хотя бы в нескольких миллионах километров от него, возник огромный спрос.
С вами говорит Хейвуд Флойд с борта космического корабля «Космонавт Алексей Леонов», направляющегося к Юпитеру. Но, как вы понимаете, сейчас все наши мысли сосредоточены на Европе.
В этот самый момент я смотрю на нее в самый мощный из корабельных телескопов. При таком увеличении она кажется вдесятеро больше Луны, какой вы ее видите невооруженным глазом. И вид действительно уникальный.
Ее поверхность – ровного розового цвета с несколькими небольшими бурыми пятнами. Она покрыта сложной сетью тонких линий, пересекающихся, вьющихся во всех направлениях. Более всего это похоже на фотографию из медицинского атласа, изображающую переплетение вен и артерий.
Некоторые из этих образований тянутся на сотни и даже тысячи километров и очень похожи на те воображаемые каналы, которые Персиваль Лоуэлл и другие астрономы начала двадцатого века, как им казалось, разглядели на Марсе.
Но каналы Европы – не иллюзия, хотя, разумеется, они не искусственные. И более того, в них действительно есть вода, или, по крайней мере, лед, так как этот спутник Юпитера почти полностью покрыт океаном глубиной в среднем около пятидесяти километров.
Так как Европа находится слишком далеко от Солнца, температура на ее поверхности очень низка – примерно сто пятьдесят градусов ниже точки замерзания воды. Поэтому можно было бы ожидать, что ее единственный океан является сплошным куском льда.
Как ни удивительно, это не так благодаря теплу, генерируемому в недрах спутника приливными силами – теми же самыми, что создают огромные вулканы на соседней Ио.
Поэтому лед постоянно тает, ломается и вновь замерзает, образуя трещины и полыньи, как в плавучих ледяных полях полярных районов Земли. Эту сложную систему трещин я сейчас и наблюдаю. Большая их часть темна, и эти трещины очень древние – возможно, им миллионы лет. Но некоторые совершенно белы. Это новые, недавно открывшиеся трещины, и толщина ледяной корки, покрывающая их, – всего несколько сантиметров.
«Цянь» совершил посадку у белой полоски пятнадцати километров длиной, которую китайские астронавты назвали Великим каналом. Вероятно, китайцы хотят наполнить его водой топливные баки – тогда они смогут обследовать спутники Юпитера и вернуться на Землю. Возможно, это будет нелегко, но, очевидно, они предельно тщательно изучили место посадки и знают, что делают.
Теперь ясно, почему они пошли на такой риск и зачем заявляют претензии на Европу. Используемая как пункт дозаправки, она является ключом ко всей внешней части Солнечной системы. Правда, на Ганимеде тоже есть вода, но вся она заморожена и не так доступна, поскольку гравитационное поле Ганимеда сильнее.
И вот еще что только что пришло мне в голову. Даже если китайцы застрянут на Европе, у них есть шанс выжить и дождаться спасательной экспедиции. У них полно энергии, там могут обнаружиться ценные минералы, а мы знаем, что китайцы – эксперты в производстве синтетической пищи. Жизнь не слишком роскошная, но у меня есть друзья, которые охотно примирились бы с ней ради потрясающего вида на Юпитер в полнеба – того самого, который и мы надеемся лицезреть через несколько дней.
С вами был Хейвуд Флойд, я прощаюсь с вами от собственного имени и от имени коллег на борту «Алексея Леонова».
– А это мостик. Отличное выступление, Хейвуд, вам надо было стать репортером.
– У меня было много возможностей поупражняться, я проводил половину времени, работая на пиар.
– Пи-ар?
– «Паблик рилейшенс». Обычно это значит объяснять политикам, почему они должны дать вам больше денег. Вам не стоит об этом волноваться.
– Как бы мне хотелось, чтобы так оно и было. Ладно, приходите на мостик. Появилась новая информация, мы хотели бы обсудить ее с вами.
Флойд отстегнул клипсу с микрофоном, закрепил телескоп и покинул тесный наблюдательный купол. Выйдя, он чуть не столкнулся с Николаем Терновским, который, очевидно, тоже направлялся на мостик.
– Вуди, я уже готов украсть у вас лучшие фразы для радио «Москва». Надеюсь, вы не против.
– Пожалуйста, tovarishch. Да и как бы я мог воспрепятствовать вам?
На мостике капитан Орлова сосредоточенно изучала густую мешанину слов и чисел на главном экране. Флойд начал было мучительно вглядываться в экран, пытаясь перевести написанное, но она прервала его:
– Не беспокойтесь о деталях. Это оценка времени, которое понадобится «Цяню» на заполнение топливных баков и подготовку к взлету.
– Наши тоже делают такие вычисления, но тут слишком уж много переменных.
– Думаю, что одну из них мы исключили. Вы знаете, что самые лучшие водяные насосы, которые только можно купить, принадлежат пожарным командам? И вы не будете удивлены, узнав, что у Центральной пожарной части Пекина несколько месяцев назад внезапно реквизировали целых четыре штуки, самой последней модели, несмотря на возражения градоначальника?
– Не удивлен, но восхищен до крайности. Продолжайте, пожалуйста.
– Может быть, это совпадение, но эти насосы как раз подходящих размеров. Плюс несколько предположений о размещении труб, скорости бурения сквозь лед и так далее… Мы полагаем, они взлетят через пять дней.
– Пять дней?!
– Если им повезет и все будет безупречно работать. А если они не станут заполнять баки полностью, а возьмут как раз достаточно для безопасного сближения с «Дискавери», то обгонят нас. Даже если они окажутся впереди всего на час, этого будет достаточно. Как минимум они заявят свои права на вознаграждение за спасенное имущество.
– Законники Госдепартамента с ними не согласятся. В нужный момент они объявят, что «Дискавери» не является бесхозным брошенным имуществом, а просто был припаркован в ожидании, когда мы заберем его. И тогда любая попытка завладеть кораблем будет пиратством.
– Уверена, на китайцев это произведет огромное впечатление.
– А если нет, что мы можем сделать?
– Нас больше, а если оживить Керноу и Чандру, выйдет двое против одного.
– Вы это серьезно? А где мачете для абордажной команды?
– Мачете?
– Ну, мечи, оружие.
– Ах. У нас есть лазерный телеспектрометр, с его помощью можно испарять миллиграммы вещества с расстояния в тысячи километров.
– Не уверен, что мне нравится такой разговор. Наше правительство наверняка не станет потворствовать насилию, разве что для самозащиты.
– Наивные американцы! Мы – реалисты по самой своей сути, Хейвуд. Все ваши бабушки и дедушки умерли от старости, а в нашей семье трое были убиты в Великую Отечественную.
Когда они оставались наедине, Таня никогда не называла его Хейвуд, только Вуди. Должно быть, она говорит серьезно. Или просто проверяет его реакции?
– В любом случае, «Дискавери» – это только железяки стоимостью пару миллиардов долларов. Важен не сам корабль, а заключенная в нем информация.
– Совершенно верно. Информация, которую можно скопировать, а потом стереть.
– Таня, вы рисуете такие радужные перспективы! Иногда мне кажется, что все русские – немного параноики.
– Спасибо Наполеону и Гитлеру, у нас есть все права на это. Только не рассказывайте мне, что вы не проработали такой – как у вас говорится – сценарий? – сами.
– Мне это было ни к чему, – несколько печально ответил Флойд. – За меня это сделал Госдепартамент, в нескольких вариантах. И теперь нам нужно посмотреть, какой из них выберут китайцы. И я совершенно не удивлюсь, если они снова перехитрят нас.
Спать в невесомости – это навык, которым нужно овладеть, и Флойду понадобилась почти неделя, чтобы найти наилучший способ закреплять руки и ноги так, чтобы во сне они не уплывали в неудобное положение. Теперь он стал в этом настоящим экспертом и без всякого восторга ожидал возвращения веса. Порой тяжесть даже снилась ему в кошмарных снах.
Вот и сейчас ему снился кошмар. Кто-то встряхнул его, чтобы разбудить. Конечно же, он все еще спит! На корабле уединение было священно, никто никогда не заходил в чужую каюту, не спросив разрешения. Он зажмурился крепче, но его встряхнули еще раз.
– Доктор Флойд, проснитесь, прошу вас! Вы нужны в рубке.
И никто не называл его «доктор Флойд» – последние несколько недель самым официальным обращением к нему было «Док». Что происходит?
Он неохотно открыл глаза. Он был в своей крошечной каюте, мягко обволакиваемый спальным коконом – так сообщил пробуждающийся разум. Но тогда на что это он смотрит – на Европу? Но до нее еще миллионы километров…
Он смотрел на знакомый узор, треугольники и многоугольники, образованные пересекающимися линиями. И, без сомнения, это был Великий канал – но нет, что-то здесь не так. Как это может быть, если он все еще в своей каюте на «Леонове»?
– Доктор Флойд!
Наконец он полностью проснулся и понял, что его левая рука плавает в нескольких сантиметрах от глаз. Как странно, что рисунок линий на ладони так похож на карту Европы! Но экономная мать-природа все время повторяет саму себя в таких разных по масштабам явлениях, как завиток молока, размешиваемого в кофе, полосы облаков в штормовом циклоне или рукава спиральной туманности.
– Простите, Макс, – сказал он. – Что случилось? Неприятности?
– Да, похоже. Но не у нас. У «Цяня» проблемы.
В рубке, пристегнутые к креслам, сидели капитан, штурман и главный инженер. Остальные члены экипажа беспокойно вращались вокруг поручней или смотрели на мониторы.
– Простите, что разбудили вас, Хейвуд, – резко извинилась Таня. – Ситуация такова: десять минут назад мы получили сигнал первого класса важности из Центра управления полетом. «Цянь» прекратил все передачи. Это случилось внезапно, посреди передачи шифрованного сообщения. Несколько секунд был слышен искаженный сигнал, а потом – ничего.
– А их маяк?
– Он тоже больше не работает. Мы не можем обнаружить его сигналы.
– Ого! Тогда все должно быть очень плохо. Возможно, серьезная авария. Есть какие-нибудь теории?
– Навалом, но все это – домыслы на пустом месте. Взрыв, оползень, землетрясение – кто знает?..
– И мы можем не узнать этого никогда, если только кто-нибудь не совершит посадку на Европу или не пролетит достаточно близко, чтобы посмотреть.
Таня покачала головой.
– У нас нет достаточного резерва скорости. Мы можем приблизиться только на пятьдесят тысяч километров, а с такого расстояния мы мало что разглядим.
– Значит, мы совершенно ничего не можем поделать?
– Не совсем, Хейвуд. У Центра управления есть предложение. Они предлагают нам повернуть наше большое блюдце, чтобы попытаться уловить слабые аварийные радиопередачи. Это – как у вас говорится? – «дальний выстрел», но попытаться стоит. Ваше мнение?
Первой реакцией Флойда было острое отторжение:
– Но в этом случае мы потеряем связь с Землей.
– Естественно, но это все равно случится, когда мы будем огибать Юпитер. А чтобы восстановить связь, нужна всего пара минут.
Флойд помолчал. Предложение было совершенно логичным, но вызывало у него смутную тревогу. Подумав несколько секунд, он вдруг понял, чем ему так не нравится эта идея.
Неприятности на «Дискавери» тоже начались, когда больше блюдце – главный антенный комплекс – потеряло контакт с Землей по причинам, до сих пор не выясненным до конца. Но в этом определенно участвовал ЭАЛ, а на «Леонове» такой опасности возникнуть не могло – его компьютеры были маленькими автономными блоками, не управляемыми единым интеллектом. По крайней мере, нечеловеческим интеллектом.
Русские все еще терпеливо ждали ответа.
– Я согласен, – наконец ответил он. – Дайте знать на Землю, что мы намерены предпринять, и начнем слушать. Полагаю, вы пройдетесь по всем аварийным частотам?
– Да, как только мы рассчитаем Допплеровские поправки. Саша, как дела?
– Еще две минуты, и я запущу автоматический поиск. Как долго мы будем слушать?
Капитан почти не замедлила с ответом. Флойд часто восхищался решительностью Тани Орловой и однажды ей даже в этом признался. В редкой для нее вспышке чувства юмора она ответила: «Вуди, командир может ошибаться, но не имеет права на неуверенность».
– Слушаем пятьдесят минут, еще десять минут докладываем на Землю. Потом повторяем цикл.
Тут не на что было смотреть и нечего слушать – автоматические системы отфильтровывали шум лучше, чем любые человеческие чувства. Но все же время от времени Саша включал динамик, и рубку наполнял рев излучения радиационных поясов Юпитера. Это было похоже на грохот всех волн земных океанов, разбивающихся обо все берега Земли. Время от времени раздавался треск мощнейших электрических разрядов молний в атмосфере Юпитера. Но никаких следов рукотворных сигналов слышно не было, и члены экипажа, не занятые на вахте, один за другим покидали рубку.
Ожидая, Флойд проделал в уме некоторые вычисления. То, что случилось с «Цянем», произошло уже два часа назад, так как новости об этом поступили с Земли.
Но «Леонов» мог бы получить сообщение напрямую меньше чем через минуту, и китайцам с избытком хватило бы времени возобновить передачи. Их долгое молчание означало катастрофу, и он осознал, что строит в уме бесконечные сценарии случившегося несчастья.
Пятьдесят минут показались часами. Когда они истекли, Саша навел антенный комплекс на Землю и доложил о неудаче. Используя остаток от десяти минут, чтобы отправить записи сообщений, он вопросительно взглянул на капитана.
– Стоит ли пробовать еще раз? – спросил он тоном, ясно выражавшим его собственный пессимизм.
– Конечно. Можно сократить время поиска, но мы продолжаем слушать.
Большое блюдце снова навели на Европу, и почти сразу на автоматическом мониторе замигал тревожный сигнал.
Рука Саши метнулась к усилителю звуковых частот, и рубку снова наполнил голос Юпитера. Но, как шепот в грозу, на него накладывался тихий, но отчетливый звук – несомненно, звук человеческой речи. Языка было не определить, но ритмика и интонации подсказывали, что это не китайский, а какой-то из европейских языков.
Саша умело подкрутил ручки тонкой настройки и диапазонов частот, и слова стали яснее. Говорили, несомненно, по-английски, но слов все еще было не разобрать.
Существуют сочетания звуков, которые любое человеческое ухо распознает мгновенно даже в сильном шуме. Когда одно из них неожиданно возникло на фоне рева Юпитера, Флойд подумал, что это не может быть наяву, что он замурован в каком-то фантастическом сне. Его коллегам понадобилось чуть больше времени, чтобы отреагировать, и тогда они уставились на Флойда с не меньшим изумлением – и медленно возникающими подозрениями.
Ибо первыми различимыми словами с Европы было:
– Доктор Флойд, доктор Флойд! Надеюсь, вы слышите меня.
– Кто это? – прошептал кто-то. На него дружно зашикали. Флойд поднял руки жестом, выражающим незнание и, как он надеялся, невиновность.
– …знаю, что вы на борту «Леонова»… думаю, мне осталось немного… направляю антенну скафандра в сторону, где, как я полагаю…
На несколько тягостных секунд сигнал пропал, потом вернулся, сделавшись много четче, хотя не громче, чем прежде:
– …передайте эту информацию на Землю. «Цянь» полностью уничтожен три часа назад. Выжил только я. Пользуюсь радиопередатчиком моего скафандра. Не знаю, хватит ли у него дальности, но это единственный шанс. Пожалуйста, слушайте внимательно: на Европе есть жизнь. Повторяю: на Европе есть жизнь.
Сигнал снова пропал. Наступило ошеломленное молчание, которое никто не пытался нарушить. Ожидая продолжения, Флойд отчаянно копался в памяти. Он не узнавал голоса – это мог быть любой из китайцев, обучавшихся на Западе. Может быть, он встречал этого человека на какой-нибудь научной конференции? Но если говорящий не назовет себя, он никогда этого не узнает.
– …вскоре после местной полуночи. Мы бесперебойно качали, и баки уже наполовину наполнились. Доктор Ли и я вышли, чтобы проверить изоляцию труб. «Цянь» стоит – стоял – в тридцати метрах от края Великого канала. Трубы идут прямо от него и потом вниз сквозь лед. Очень тонкий – ходить небезопасно. Подъем теплых вод…
Снова длительное молчание. Флойд подумал, что говорящий движется и его заслонило какое-то препятствие.
– …не проблема. Корабль освещался прожекторами мощностью пять киловатт. Как рождественская елка, красивая, сияющая сквозь лед. Восхитительные цвета. Ли первым увидел это – темную массу, поднимающуюся из глубины. Сначала мы подумали, что это косяк рыб – он был слишком велик, чтобы быть единым организмом. И тут он начал ломать лед.
Доктор Флойд, надеюсь, вы слышите меня. Это профессор Чжень, мы встречались в 2002-м на конференции МАС в Бостоне.
И тут мысли Флойда совершенно неуместно унеслись за миллиард километров от корабля. Он смутно вспомнил прием после заключительного заседания конгресса Международного астрономического союза – последнего, который посетили китайцы перед Второй культурной революцией. И теперь он очень отчетливо вспомнил Чженя – маленького остроумного астронома и экзобиолога, обладающего обширным запасом шуток. Но сейчас он не шутил.
– …как огромные пряди мокрых водорослей, ползущих по земле. Ли побежал к кораблю за камерой, а я остался наблюдать и докладывал по радио. Оно двигалось так медленно, что я легко мог обогнать его. Я был очень возбужден, но не встревожен. Я думал, что знаю, что это за существо – я видел фотографии зарослей ламинарии в Калифорнии, но я ошибался.
Было видно: оно в беде. Оно не могло выжить при температуре на сто пятьдесят градусов ниже температуры его нормальной среды обитания. Оно замерзало, двигаясь вперед, ломалось, как стекло, но все равно приближалось к кораблю, как черная приливная волна, замедляясь все сильнее и сильнее.
Я все еще был так изумлен, что не мог связно рассуждать, и не мог представить себе, что оно хочет сделать…
– Есть способ с ним связаться? – быстро прошептал Флойд.
– Нет, слишком поздно. Европа скоро зайдет за Юпитер. Нам придется подождать, пока она выйдет из его тени.
…поползло вверх по кораблю, образуя нечто вроде ледяного туннеля по мере продвижения. Наверное, это защищало его от холода – так термиты защищают себя от солнечного света в норках из ила.
…тонны льда на корабле. Первыми сломались антенны. Потом я увидел, как гнутся посадочные опоры – медленно, как во сне.
Корабль начал опрокидываться. Только тогда я понял, что оно пытается сделать, – но было слишком поздно. Мы могли бы спастись, просто выключив освещение.
Скорее всего, это – фототроп, его биологический цикл запускается солнечным светом, проникающим сквозь лед. Его притягивал свет, как мотылька огонек свечи, а наши прожектора оказались ярче всего, что когда-либо видела Европа.
Потом корабль развалился. Я видел, как треснула обшивка, над трещиной взметнулся рой снежинок – водяной пар сконденсировался и замерз. Все огни погасли, кроме одного – он раскачивался на конце кабеля в паре метров над поверхностью.
Что случилось сразу после этого, я не знаю. Следующее, что я помню – как я стоял под этим светом в стороне от обломков корабля, а повсюду вокруг лежал тонкий слой свежего снега, и на нем я отчетливо видел свои следы. Видимо, я отбежал туда, и прошла всего минута или две.
Растение – я все еще думал о нем как о растении – было неподвижно. Я подумал, не повредило ли его столкновением – от него отвалилось множество больших… фрагментов, словно обломанные сучья толщиной в руку человека.
Потом основной ствол снова начал двигаться. Он отползал от корпуса корабля и разворачивался ко мне, и вот тогда я отчетливо понял, что это существо реагирует на свет – я стоял точно под тысячеваттной лампой, которая уже перестала раскачиваться.
Представьте себе дуб – нет, лучше баньян с его многочисленными стволами и корнями, сплюснутый гравитацией и пытающийся ползти по земле. Приблизившись к источнику света метров на пять, он начал окружать его, пока вокруг меня не образовался идеальный круг. Видимо, это был предел его выносливости – точка, в которой влечение к свету сменяется отторжением. После этого несколько минут ничего не происходило. Я даже подумал, не умер ли он, замерзнув окончательно.
– Но тут я увидел, как на многих ветвях образовались большие бутоны. Это было похоже на фильм о раскрытии цветка в ускоренном воспроизведении. На самом деле я думаю, это и были цветы – каждый размером с голову человека.
Из бутонов начали разворачиваться изящные, поразительно красиво окрашенные лепестки. И тогда мне подумалось, что никто – и ничто – никогда раньше не видел эти цвета, они не существовали, пока мы не принесли наш свет – наш смертоносный свет – в этот мир.
Усики и тычинки слабо раскачивались… Я подошел к окружающей меня живой стене, чтобы подробно разглядеть, что происходит. Ни тогда, ни когда-либо еще я не чувствовал ни малейшего страха перед этим существом. Я был уверен, что оно не злонамеренно – если вообще обладает сознанием.
Вокруг были десятки больших цветков в различных стадиях раскрытия. Теперь они напомнили мне бабочек, вылезающих из куколки, со смятыми слабыми крыльями – я был все ближе и ближе к истине.
Но они замерзали – умирали так же быстро, как рождались. Один за другим они опадали со своих родителей-бутонов. По нескольку мгновений бились, как рыба, вытащенная на сушу, и наконец я понял, что это такое. Это не лепестки – это плавники или их эквивалент. Это свободно плавающая личиночная стадия этого создания. Вероятно, большую часть жизни оно проводит, укоренившись на морском дне, и рассылает свое подвижное потомство на поиски новых территорий, как кораллы в океанах Земли.
Я встал на колени, чтобы получше рассмотреть одно из маленьких существ. Его яркая окраска сделалась грязно-бурой. Некоторые из лепестков-плавников отвалились и, замерзнув, превратились в хрупкие осколки. Но все же оно чуть-чуть двигалось и попыталось отстраниться, когда я подошел. Интересно, каким образом оно смогло ощутить мое присутствие?
Потом я заметил у тычинок – так я их назвал – на концах ярко-голубые точки. Они были похожи на маленькие сапфировые звездочки – или голубые глазки вдоль края мантии моллюсков, они чувствуют свет, но не могут сформировать изображение. Пока я смотрел, голубой цвет побледнел, сапфиры превратились в обыкновенные тусклые камни.
Доктор Флойд, или кто-нибудь, кто меня слышит, у меня осталось не так много времени, скоро Юпитер заслонит меня от вас. Но я почти закончил.
Я знал, что должен сделать. Кабель питания той тысячеваттной лампы свисал почти до поверхности, я дернул его несколько раз, и свет погас в дожде искр.
Потом я подумал, не слишком ли поздно я это сделал. Еще несколько минут ничего не происходило. Тогда я подошел к стене перепутанных ветвей и пнул ее.
Существо начало медленно распутываться и отступать обратно к каналу. Света было достаточно, я все прекрасно различал – в небе были Ганимед и Каллисто, и громадный тонкий серп Юпитера, а на его ночной стороне – великолепное полярное сияние на юпитерианском конце силовых линий магнитного поля от Ио. Незачем было даже включать фонарь шлема.
Я следовал за существом по всему пути до самой воды, подбадривая его пинками, когда оно начинало ползти медленнее, и чувствуя, как осколки льда крошатся под ботинками… Приблизившись к каналу, оно обрело новую силу и энергию, будто знало, что дом уже рядом. Мне было интересно, выживет ли оно и даст ли потомство.
И оно скрылось в глубине, оставив только несколько мертвых личинок на чуждой земле. Поверхность открытой воды несколько минут бурлила, пока защитная ледяная короста не изолировала ее от вакуума над ней. Тогда я пошел обратно к кораблю посмотреть, не удастся ли что-нибудь спасти… Не хочу говорить об этом.
Доктор, у меня есть только две просьбы. Когда таксономисты классифицируют это создание, мне хотелось бы, чтобы его назвали моим именем.
И еще, когда сюда отправится следующий корабль, попросите их отвезти наши кости в Китай.
Через несколько минут Юпитер оборвет связь. Хотел бы я знать, слышит ли меня кто-нибудь. В любом случае, я повторю это сообщение, когда снова буду в поле зрения, если системы жизнеобеспечения скафандра позволят продержаться.
Это профессор Чжень на Европе с докладом о разрушении космического корабля «Цянь». Мы совершили посадку около Великого канала и установили наши насосы на краю ледяного…
Сигнал внезапно оборвался, потом вернулся на мгновение и окончательно исчез в шуме. «Леонов» продолжал слушать эту частоту, но от профессора Чженя сообщений больше не было.