Артур Дарра
Хранитель слёз
IV
…И дверь отворилась.
Никита увидел, что в кресле, спиной к ним и лицом к окну, кто-то сидит. Сзади была видна лишь светлая макушка.
Парню стало понятно сразу – девушка. И это, пожалуй, первое его точное интуитивное попадание за весь день.
Но что странно, сидела эта особа неподвижно, будто спала. Однако Никита считал, что спать сейчас она уж точно не могла, ведь наверняка слышала, как они с Михаилом зашли в квартиру, как ходили по ней, разговаривали. При этом она даже не обернулась посмотреть на вошедших к ней людей. Вернее, вошёл только Михаил. Никита застыл на месте.
– Не бойся, – подметив в парне нерешительность, сказал нотариус и рукой позвал его войти в комнату.
Комната эта по размерам являлась такой же, как спальня напротив. Только значительно темнее. Чёрные шторы были плотно закрыты, и свет извне не проникал совсем. Горел лишь напольный торшер у кресла, разнося слабый, рассеянный сгусток света. Оттого салатовые стены здесь выглядели куда мрачнее.
К левой стене примыкал компактный шкафчик с книгами, рядом с которым и стояло оранжевое кресло. Сочетание зелёного и оранжевого в интерьере этой квартиры, сразу видно, создавалось намеренно и тщательно. В дальнем левом углу комнаты висел небольшой тонкий телевизор. Кровать, накрытая чёрным покрывалом, прижималась к правой стене – максимально далеко от окна и близко к двери.
Странная девушка продолжала сидеть недвижно. Кажется, даже если бы в эту секунду сюда влетел сам Александр Сергеевич Пушкин на борту инопланетного корабля с криком: «Свободу пролетарию!», то это бы её нисколько не удивило.
– Светлана Алексеевна оставила эту квартиру на вас двоих, – заговорил Михаил. – Но только под строжайшим условием, что вы, Никита, – здесь нотариус убедительным и сёрьезным взглядом посмотрел на парня, – квартиру эту ни в коем случае не используете в своих корыстных целях. То есть не продадите ради своей выгоды.
– Что?.. Получается, я… Обязательно должен здесь жить? Но… Для чего? – пролепетал Никита, не отводя глаз от затылка неизвестной девушки.
– Для того, чтобы следить и ухаживать за ней. – Михаил грустно вздохнул и посмотрел на сидящую в кресле.
– Ухаживать за… ней?
– Она тоже ваша двоюродная сестра. У Светланы Алексеевны две дочери.
Никита разинул рот и глаза.
– Ещё одна?..
– Её зовут Лиза. Вы, кстати, практически ровесники. Можете поздороваться с ней.
Никита продолжал стоять на пороге комнаты, не в силах пошевелиться. Это что, действительно его сестра? Но он не знал, что у тёти Светы было две дочери. Да он, оказывается, вообще о ней ни черта не знал. Ровным счетом ничего!
– Что ж… ладно, – поддаваясь не слишком удачно складывающейся ситуации, снова вздохнул Михаил. – Давайте лучше выйдем и обговорим всё это в другой комнате.
И, тут же повернувшись в сторону кресла, добавил:
– Лиза, мы рядом. Если что-то понадобится, ты только скажи.
Девушка никак не отреагировала на слова нотариуса. Но тот, как понял Никита, этого и не ждал.
Они вышли из её комнаты, закрыв дверь.
В зале, включив телевизор – видимо, в качестве звукового фона, – Михаил сел на диван. Окинув беглым взглядом эту большую комнату, он сказал:
– Давайте начистоту, Никита. Это хорошая квартира. Я бы даже сказал: отличная. И теперь вы её владелец. Но Лиза – тоже её владелец. Ваша тётя завещала эту квартиру вам двоим. Все нужные документы, свидетельствующие об этом, имеются у меня. Я не сказал вам о Лизе на похоронах, так как решил, что вам будет лучше увидеть всё самому. Она…
– Что с ней не так?! – перебил его Никита. – Почему она даже не обратила на нас внимания?
– Понимаете… – замялся нотариус, поглядывая на дверь в комнату девушки. – Лиза… как бы это правильно сказать… Она – непростой человек. Не такая, как все.
– И что это значит?
– Она не больна, ни в коем случае, не подумайте. Но единственное, что вы должны помнить и днём и ночью – так это то, что у неё хионофобия.
– Хионо… что?
– Хионофобия. Боязнь снега.
– Снега?.. – Лицо Никиты исказилось от недоумения. – А такое разве бывает?
– Ещё и не такое бывает.
– Но ведь сейчас середина ноября… Уже почти зима. Что же, она даже на улицу не выходит?
– Практически круглый год сидит дома. А в зимний сезон – подавно. Поэтому она и не была на похоронах. Её психика воспринимает снег как опасный для жизни фактор. Я заезжал за ней сегодня, но начался снегопад. Так что пришлось оставить её. В этой квартире, кстати, нет ничего белого, если вы успели заметить…
– Очуметь… – Никита закрыл лицо руками. Постояв так несколько мгновений, он убрал руки и внимательно посмотрел на Михаила.
– Вы же просто нотариус. Почему же вы так хорошо знакомы со всеми обстоятельствами этой семьи? – спросил Никита, тем самым пытаясь вернуть себя в позицию серьёзного и формального отношения к этому человеку, который, по его мнению, как раз таки толкал каменный шар их беседы больше к неформальному склону, уже подкатывая его к самому краю. Оттого Никите казалось, что ещё чуть-чуть – и он отпустит всё происходящее на самотёк. Поэтому, пока имелась возможность, ему нужно было взять ситуацию в свои руки и разобраться в ней как следует. Иначе потом в его голове – да и вообще вокруг – разверзнется настоящий хаос.
– Я действительно много знаю, потому что мы со Светой были хорошими знакомыми, – спокойно ответил нотариус. – Учились в одном университете. А все последующие годы время от времени поддерживали дружеские отношения. Вот она и пришла оформлять своё завещание именно ко мне, потому что это было моей работой. Тогда-то она мне и поведала историю о том, почему оставляет квартиру только одной дочери и племяннику, который даже и не знает, возможно, о её собственном существовании. У нас со Светой всегда были доверительные отношения, и я пообещал ей, что прослежу за тем, чтобы всё было хорошо; чтобы Лиза оставалась в порядке. К тому же… я виноват перед Светой… Впрочем, это уже не столь важно, – договорил Михаил, отрешённо глядя перед собой, прямо как в тот эпизод в машине.
Никита стоял потрясённый в центре зала и смотрел на дверь той комнаты, за которой находилась впервые увиденная им сестра.
– Получается, тётя оставила мне квартиру лишь с той целью, чтобы я… непременно здесь жил сам и присматривал за Лизой? Как сиделка?
– Примерно так, – кивнул Михаил.
– Невероятно…
– Зато теперь у вас будет своя квартира в городе. Вы ведь сами-то не отсюда родом, как я знаю.
– Не отсюда… – задумчиво ответил Никита.
– И, верно, снимаете за немалые деньги жильё, чтобы было где жить?
– Снимаю…
– А теперь не придётся снимать. Теперь у вас своя… ну почти своя квартира. За Лизу не беспокойтесь. Мать оставила ей достаточно денег на жизнь, и забота о ней на вашем кармане никак не отразится. Будьте спокойны. Живите.
– Вы что, смеётесь?! – На лице Никиты замерла нервная усмешка. – Посмотрите на меня. Какая из меня сиделка? Мне двадцать два года, я буквально несколько месяцев назад окончил университет и вроде бы только-только устроился на работу. У меня нет времени ухаживать за… больной сестрой. Я не врач…
– Вы не поняли. – Нотариус кашлянул, снова мельком взглянув на дверь спальни. – Она не больна. Просто отвергает людей, необщительна и малоподвижна.
– А с чего вы взяли, что она не будет отвергать и меня?
– Вы её брат. Вы можете ей это объяснить, и она поймёт. Она редко разговаривает, но всё понимает.
– А вот я не понимаю. Почему тётя не оставила это Соне, чтобы та жила здесь и сама ухаживала за своей сестрой?
– Вы не знаете Соню, – сказал Михаил и опустил взгляд к полу. Он покачал головой, словно о чём-то задумавшись, и лишь через несколько секунд вернулся к разговору. – Соня ненавидит Лизу. И на это есть причины. Но оставь Света квартиру на них обеих, то Соня в первый же день выселила бы Лизу в какую-нибудь психиатрическую больницу, а сама бы продала квартиру.
– Понятно теперь, почему она так посмотрела на меня, когда вы зачитали завещание… – произнёс Никита. – И всё же я не могу понять… Почему тётя Света оставила Лизу на моё попечение, ведь сама она меня почти не знала. Почему такое безрассудство?
– Мне нравится, что вы хотите узнать всё до конца, до мельчайших подробностей, а не сразу соглашаетесь на все предложенные условия, лишь бы здесь жить. Это положительный знак. – Михаил чуть улыбнулся. – Но подумайте сами: кто, если не вы, смог бы ухаживать за Лизой? Кто? Соня? Я уже сказал, что она бы точно в первый же день выкинула сестру из дома. Может, ваши родители, Никита? Они взрослые люди, почти оба на пенсии, живут в другом населённом пункте, им не до Лизы. А других родственников в Петербурге у Светы нет. А вы – есть. К тому же вы хорошо учились в школе и университете, любите литературу, всегда были добрым. Вот у Светы и появилась мысль оставить квартиру вам двоим с Лизой, определив каждому по половине жилплощади. Таким образом, ваша половина – это благодарность за вашу доброту.
– Но ведь я, как и Соня, могу её вытурить в первый же день, – не сдавался Никита. – Откуда же тётя Света знала, что я этого не сделаю? С чего она решила, что я добрый?
– Вы бы не посмели. Она знала.
– Откуда?
– Помните тот случай в детстве, когда вы, отдыхая в лагере, вступились за девочку, и вам… – вдруг спросил Михаил, не договорив.
– Помню… – потрясённо вымолвил Никита.
– Света знала эту историю. Она много о вас знала. Видимо, именно в вас, Никита, она увидела доброго человека.
– Наверное, моя мама рассказала ей об этой истории… – тихо, будто сам с собой, рассуждал Никита, приложив руку ко лбу и глядя в пол. – Да уж… тётя Света всё продумала наперёд. Знала, что мне не отвертеться… Знала, что не смогу отвернуться от человека, которому нужна помощь.
– Лиза, и правда, нуждается в помощи, Никита. Поверьте мне. У этой девочки непростая душа. Мало того, что смерть Светы… эти напряжённые похороны… Так ещё и снег, как видите, зачастил. Зима уж скоро. А это самый страшный для неё сезон. Сейчас ей нужен кто-то как никогда.
Никита ничего не ответил. Прямо мистификация какая-то, думал он. Ещё утром он был просто Никитой в чужом городе, снимающим напополам с малознакомым пареньком обшарпанную однушку, а теперь он – законный владелец своей квартиры. Пусть не в центре, но в этом городе, и пусть не один, а на пару со своей двоюродной сестрой, но он – владелец!
– Но и это ещё не всё, – вдруг сказал нотариус.
Никита снова поднял глаза на Михаила.
– Ваша тётя завещала вам определённую сумму денег, а именно – один миллион рублей.
– ЧТО?! – остановилось дыхание у Никиты.
– Но и здесь есть одно небольшое обстоятельство… – тут же добавил нотариус. – Данную сумму вы сможете получить только по истечении года совместной жизни с Лизой. В другом завещании это так и указано. О нём я не говорил при Соне: ей денег Света не завещала. Данный срок необходим, как вы, наверное, и сами понимаете, в качестве страховки. Или, если можно так выразиться, проверки вашей честности перед просьбой вашей тёти ухаживать за её младшей дочерью и оберегать её.
– И что же… это мне теперь всю жизнь необходимо быть с ней? А если я решусь на ком-нибудь жениться? Ну, там… завести семью, то… то что тогда?
– Света верила, что Лиза обязательно вылечится и изменится в ближайшие годы, а там-то вы уже сами, как взрослые люди, решите, что делать с жилплощадью – то ли продавать, то ли ещё что-нибудь. Но до того момента вы всегда должны быть рядом с ней.
– Тётя Света хорошо всё продумала… – снова повторил сбитый с толку Никита.
– Да, она подошла к этому вопросу основательно.
– А деньги, я так полагаю…
– Да. Деньги у меня. И на самом деле я могу отдать их вам когда угодно, даже раньше срока, по своему усмотрению, как буду убежден в вашем искреннем желании придерживаться вещей, оговорённых выше.
– С этим всё ясно…
На какое-то мгновение образовалась странная и не имеющая возможность предсказать дальнейших событий тишина.
– Пожалуй, мне пора. – Михаил поднялся с дивана. – Не проводите до машины?
– Уже?.. – Никита испуганно взглянул на него.
Нотариус молча вышел из зала. Чуть приоткрыв дверь комнаты Лизы, он попрощался с девушкой в том же одностороннем порядке.
Они спустились во двор. Снег валил как бешеный. Михаил окинул взглядом мутное небо и задумчиво произнёс: «И что сейчас на дорогах творится…» Затем жестом попросил Никиту сесть на минутку в машину.
Заведя мотор и положив руки на руль, он заговорил:
– Да, по сути, в этом деле я – просто нотариус. Но поймите, Никита, я хорошо знал Свету. И поэтому очень беспокоюсь о том, что будет с Лизой. Если вдруг у неё начнутся панические атаки или ей станет по какой-то причине очень плохо – мало ли что может произойти, – то дайте ей одну таблетку успокоительного. Оно в ванной комнате, у зеркала, вы сразу найдёте. Если и это не поможет, звоните мне. Вот мой номер. – Он протянул Никите визитку. – И да… чуть не забыл… Теперь это ваши ключи.
Михаил протянул Никите связку ключей. Тот, что магнитик, – от подъезда; а второй, длинный и железный, – от квартиры под номером «50». Никита не спешил принимать их, до сих пор сомневаясь в реальности всего происходящего.
– Смелее, Никита! – по-дружески улыбнулся Михаил, глядя в глаза растерянного парня. – Ваша тётя очень рассчитывала на вас, делая такой шаг. Так будьте же благодарны ей и, пожалуйста, оправдайте её надежду.
Никита, тяжело вздыхая, всё же поднял руку и взял ключи.
– Замок у двери новый, лично менял. Ключи есть только у вас и у меня. Я навещу вас через несколько дней, привезу нужные бумаги. А теперь мне пора ехать, пока все дороги не замело… Да! И самое главное! – вдруг произнёс обстоятельным голосом Михаил, что даже образовались две морщины на его лбу. – Ни в коем случае – ни в коем, слышите? – не подпускайте к себе Соню. Вы понятия не имеете, на что способен этот человек.
После этого Никита вышел из машины, и белый «Фольксваген», вырулив со двора, исчез за поворотом. Парень обернулся к дому, поднял взгляд на девятый этаж и нашёл глазами то самое окно Лизы, плотно задёрнутое шторами.
Постояв так немного и подумав обо всём этом, Никита на мгновение закрыл глаза, пытаясь проснуться. Но после нескольких неудачных попыток всё же осознал, что это никакой не сон, и медленным шагом направился к подъезду…
V
На работе у Никиты дела шли как нельзя лучше. Его то и дело хвалили за проявляемую креативность при написании сценариев передач. Местный телеканал был, конечно, не из самых популярных в городе. Да что уж там – многие даже и не слышали о его существовании. Но всему коллективу, держащемуся на непонятно каких финансовых ресурсах, Никита всё же нравился.
Да и старался парень изо всех сил. С чего-то, по его мнению, он должен был начинать. Пять лет университета, оплаченные родителями, пролетели, и настал день, когда Никита волен сам добывать себе на хлеб. Вот он и проявлял недюжинные способности, читал много новостей, статей и прочих текстов, из которых составлял свои собственные, делая их более увлекательными и легко доступными для восприятия.
Его рабочий день длился с девяти утра до шести вечера. Суббота и воскресенье – выходные. Всё как обычно. Всё, кроме одного. После работы теперь он возвращался уже не как раньше – в старую съёмную квартирку, а садился в другую маршрутку и ехал на окраину города, где находилось его новое пристанище в тихом дворе.
Никита объяснил своему соседу по старой квартире необходимость съехать. Да и тот был не против, так как и сам планировал перебраться к своей девушке. В итоге, собрав все свои вещи, Никита переехал. Так он стал жить в новом доме.
…Но до этих событий, если вернуться ко дню похорон тёти Светы, после того как нотариус отдал ключи и уехал, Никита решил не отправляться за своими вещами сразу же. Подумал, что будет лучше пока просто провести этот день и переночевать в новой квартире. Чтобы лучше в ней осмотреться. И, конечно же, приглядеться к Лизе.
Несколько раз Никита заходил к сестре в комнату, пытаясь с ней заговорить. Но девушка по-прежнему лишь смотрела куда-то в шторы и молчала. Никита не осмеливался подойти к ней спереди и посмотреть в лицо. Ограничивался тем, что видел её затылок из-за спинки кресла.
В тот вечер он принёс ей чашку чая и овсяное печенье, что нашёл на кухне. Оставив их на маленьком журнальном столике у двери её комнаты, ушёл. Вернулся через час – чай был не тронут и уже остывший, печенье лежало той же формой. Неудача…
Никита унёс этот чай и принёс новый, горячий. Но повторилось то же самое – к чаю Лиза не прикоснулась. Никита потёр затылок: «А питается ли она вообще?..»
Затем вспомнил, что сам лишь скудно завтракал ранним и давнишним утром перед похоронами. И принялся искать на кухне продукты, из которых можно было бы приготовить что-нибудь существенное. Пять лет студенческой жизни не пролетели зря – Никита мог сварганить еду из любых попавшихся под руку продуктов. Быстро и сытно. Правда, не всегда вкусно, как хотелось бы, но это для него было уже не столь важным. Главное – чтобы не оставалось чувства голода.
Никита нашёл под раковиной в мешке картошку. Почистил её, нарезал дольками и тщательно, равномерно пожарил на сковороде вместе с луком. Вдруг учуяв дымку вдохновения и порыскав в кухонных резервах, он ради эксперимента накрошил свежие базилик и петрушку и усыпал ими своё горячее блюдо.
И правда – поджаристая картошечка тут же преобразилась. Стала выглядеть гораздо аппетитнее. Никита аккуратно выложил её на большую тарелку. Затем достал из холодильника молоко, налил его в стеклянный стаканчик и чуть-чуть разбавил кипятком, чтобы было не таким холодным. Сложив всё это на деревянный поднос, двинулся с ним к Лизе в комнату.
На этот раз он подкатил и оставил журнальный столик прямо перед ней, но в лицо её так и не посмотрел. Почему-то стыдился. Как будто делает что-то плохое. Как будто это всё неправильно. Он всё ещё не верил, что теперь является владельцем этой квартиры. Да и не знал он, как сама Лиза относится к этой новости. Судя по её поведению, считал он, не очень-то радостно.
Вернувшись в её комнату через минут сорок, Никита увидел, что его блюдо съедено наполовину. Для него это было грандиозным прорывом. Он даже не сдержался и бросил ей из дверей счастливое «Спасибо!». Но в следующую же секунду заехал себе по рту рукой: «За что спасибо-то, идиот?!»
В общем, готовить Никита, несомненно, умел. Но в этот день он понял, что отныне ему необходимо улучшать свои кулинарные способности. Улучшать, чтобы подавать Лизе только вкусную и красивую еду, а не традиционное его блюдо – переваренные макароны с майонезом. Да, он хотел чем-то удивлять её, делать ей приятное, и поэтому… на следующий же день купил кулинарную энциклопедию – толстенную книгу со всевозможными рецептами.
Таким вот образом Никита вскоре превратился, как сам себя в шутку называл, в поварёшку-домохозяйку. Приходя с работы, он сразу отправлялся на кухню и изобретал ужин, который был хорошо спланирован им заранее. Затем, где-то в восемь вечера, заходил к Лизе с подносом в руках, оставлял его на столике перед креслом и уходил. Она не говорила ему спасибо или что-то ещё. Позже он заходил снова, чтобы забрать поднос, и радовался, если она хоть немного покушала.
Однако, как только Никита начал готовить эти новые, интересные блюда (в том числе и разнообразные соусы!), аппетит у Лизы словно разом изменился. Теперь она доедала. И иногда Никита даже приносил ей добавку. И, хоть та и не просила, нередко съедала и её тоже.
Никита радовался этому безмерно! Радовался, что кому-то делает хорошо. Что за кем-то ухаживает. Что кто-то нуждается в нём. При этом он не чувствовал себя униженным за то, что обязан нянчиться с сестрой. Наоборот… Ему хотелось становиться лучше, только бы ей было хорошо. Он вырос единственным в семье ребёнком и, возможно, впервые почувствовал удовольствие от чувства и осознания, что может за кем-то ухаживать.
И теперь Никита, что раньше за ним совсем не наблюдалось, стал готовить ещё и выпечку. Песочные корзиночки с масляным кремом и фруктами, слоёные пироги с яблоками и изюмом, творожный пудинг с орехами, запеканка из помидоров и сыра, морковные оладьи, булочки с джемовой начинкой… что только он теперь не готовил! И не просто чётко следуя рецептам из книги, а развивая в себе какую-то кулинарную интуицию.
«Что бы лучше использовать в качестве начинки пирога? Может, рискнуть – и варенье клубничное? В холодильнике вроде ещё оставалось… Чем бы посыпать дрожжевое печенье? Тёртым шоколадом? Или может, сгущёнкой? А что если… смешать и то, и это, да ещё мелко раздробить и посыпать сверху грецких орехов?»
Словом, творческий процесс на кухне протекал всегда оживлённо. Никита открывал для себя новый мир, и мир этот был необычайно вкусным.
Шли дни. Утром Никита отправлялся на работу, вечером возвращался. Нигде больше не появлялся, приглашения коллег по работе провести вечер в культурных заведениях любезно отклонял. Да и не хотелось ему где-то развлекаться, зная, что дома Лиза находится совсем одна.
Возвращаясь с работы, Никита часто замечал, как сушится влажное полотенце на батарее в ванной комнате; как видны влажные следы того, что кто-то принимал душ; как постираны женские вещи. Он понял, что Лиза старается перемещаться по квартире, только когда он отсутствует. Ещё, бывало, ночами сквозь сон Никита слышал её шаги и видел под своей дверью полоску включенного в коридоре света.
В один из будничных вечеров Никита, по обычаю с подносом в руках, зашёл к Лизе в комнату, но в кресле её не оказалось. Она стояла, прислонившись к книжному шкафу, и смотрела на него. Руки её находились за спиной, а изучающий взгляд был направлен прямо на Никиту. От этого парень тут же опустил глаза и покраснел:
– Я это… Прости, что беспокою… Я принёс тебе обед… То есть уже ужин… Покушай… Это рагу из грибов… И профитроли с заварным кремом… Вот… Сюда положу, ладно?..
Никита поставил поднос на столик перед креслом и быстро устремился прочь из комнаты.
– В..вкусно…
– М?.. – развернувшись, переспросил Никита. Но больше не из-за того, что не расслышал, а поражённый её впервые сказанным словом.
– Всегда вкусно… – тихо добавила она.
– Спасибо… – Никита зарумянился ещё сильнее и быстро вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.
Он спешил в ванную. Заперевшись там, посмотрел в зеркало. «И чего ты покраснел, придурок? Она просто сказала, что вкусно, а ты уже весь распылился, раскраснелся! Уф! Как ребёнок пятилетний! И она всё это видела!»
Но зато и он увидел её…
Стоя перед зеркалом, он вспоминал Лизу и понимал, что она не похожа на Соню… Светлые локоны до плеч, грустно-усталый взгляд, большие глаза с синяками, как бывает у невыспавшегося человека, слегка пышные щёки… Да, лицо Лизы он запомнил отчётливо. Она всё ещё стояла перед ним в достающем до самых колен вязаном жёлтом свитере и чёрных шерстяных колготках, прислонившись к книжному шкафчику…
Никита включил холодную воду и сполоснул лицо. Затем вышел из ванной комнаты и отправился на кухню, чтобы и самому перекусить после работы. За окном уже стемнело, и он зажёг свет. Кажется, снова начинался снег. Ну что ж, последний день осени – неудивительно. Уже завтра декабрь и… Зима.
Вот он и прожил почти две недели с Лизой. А что будет дальше? Родителям он позвонил в тот же день после похорон и сказал, что подробно объяснит всю ситуацию с завещанием по приезду на новогодние праздники, поскольку не понимал, как по телефону можно изложить все те обстоятельства, с которыми он был вынужден столкнуться. Родители не настаивали, поняв, что их сыну, и правда, что-то досталось от Светланы Алексеевны, и стали дожидаться Нового года, чтобы узнать все детали.
Закончив с ужином, Никита сидел за столом и смотрел в окно. Там медленно суетился снежок, но сильного снегопада пока не было. Налив себе горячего чая, он вдруг вспомнил о кофеварке и твёрдо решил, что завтра же обязательно её купит.
Подойдя к окну, Никита посмотрел вниз. Девять этажей – высота значительная. Внизу бегали детишки, кидая друг в друга снежками. Кругом всё было белым-бело, навалило за последние дни как следует. Но сегодня – ещё тридцатое ноября. Последний выдох осени. Вот и Никита, находясь в предвкушении наступающих выходных, расслабленно выдохнул и даже чуточку улыбнулся.
