Артур Конан Дойл
Долина страха
Глава 3
Трагедия в Бирлстоуне
Теперь позвольте оставить на время в стороне мою скромную персону и описать события, произошедшие до нашего приезда, в свете более поздней информации. Только так я могу дать возможность читателю представить себе участников событий и своеобразное окружение, где решалась их судьба.
Деревня Бирлстоун представляет собой небольшое и очень древнее скопление деревянно-кирпичных домов на северной границе графства Суссекс. Она веками оставалась неизменной, но в последние годы ее живописный вид и местоположение привлекли нескольких богатых жителей, чьи виллы проглядывают из окружающих рощ. Местные люди считают эти рощи краем громадного Уилдского леса, редеющего по мере того, как он достигает северных известковых холмов. Здесь появилось несколько лавочек, чтобы удовлетворять нужды возросшего населения, поэтому есть вероятность, что Бирлстоун вскоре превратится из стародавней деревни в современный город. Он является центром значительной части графства, поскольку Танбридж-Уэллс, ближайшее большое село, находится в десяти – двенадцати милях к востоку, за границей Кента.
Примерно в полумиле от деревни, в старом парке, знаменитом громадными буками, стоит древний помещичий дом. Часть этого достопочтенного строения восходит к временам первого Крестового похода, когда Хьюго де Капус выстроил замок в центре поместья, пожалованного ему Рыжим королем[5]. В тысяча пятьсот сорок третьем году его уничтожил пожар, и кое-какие закопченные угловые камни нашли применение, когда в царствование Якова Первого[6] на развалинах феодального замка поднялся кирпичный помещичий дом с множеством фронтонов и узкими ромбовидными окнами.
Он мало изменился с начала семнадцатого столетия. Его более воинственный предшественник был окружен двумя рвами с водой, внешний высох и приобрел скромное назначение огорода. Внутренний, сорока футов в ширину, хотя глубиной всего около трех, до сих пор полностью огибает дом. По нему протекает уходящий за его пределы ручей, поэтому вода там хоть и мутная, но не стоячая и не вредная для здоровья. Окна цокольного этажа находятся всего в футе над ней.
Подойти к дому можно только по подъемному мосту, ворот и цепи его давно заржавели и вышли из строя. Однако последние владельцы дома, люди предприимчивые, починили этот механизм; вечерами они регулярно поднимали мост и опускали по утрам. Благодаря возрождению обычая древних феодальных времен дом ночами становился островом – данный факт имеет самое прямое отношение к той тайне, которая вскоре привлечет внимание всей Англии.
Дом несколько лет оставался без владельца, и ему угрожала опасность превратиться в живописные руины, когда его купили Дугласы. Семья состояла всего из двух человек – Джона Дугласа и его жены. Дуглас был весьма своеобразной личностью. Представьте себе мужчину лет пятидесяти, с мощным подбородком, огрубевшим лицом, седеющими усами, удивительно добрым взглядом, худощавого и крепкого, ничуть не утратившего силы и подвижности юности. Приветливый и сердечный со всеми, Дуглас, однако, не отличался изяществом манер, и это заставляло предполагать, что он жил среди гораздо более низких слоев общества, чем суссекское поместное дворянство.
Хотя более культурные соседи взирали на него со сдержанным любопытством, он быстро завоевал симпатии жителей деревни тем, что щедро жертвовал деньги по подписке на все местные цели, посещал их небольшие концерты и другие церемонии, где, обладая звучным тенором, всегда был готов порадовать собравшихся превосходной песней. Денег у него, по-видимому, было много; ходили слухи, что Дуглас разбогател на золотых приисках в Калифорнии, и по их с женой разговорам было ясно, что какую-то часть жизни он провел в Америке.
Хорошее впечатление, которое Дуглас производил щедростью и демократичностью, усиливалось его полнейшим пренебрежением к опасности. Скверный наездник, он являлся на все охотничьи сборы и мужественно переносил падения из седла, чреватые повреждением головы, лишь бы не отставать от зверя. Когда в доме приходского священника случился пожар, Дуглас тоже проявил бесстрашие: он бросился в горящий дом за вещами, хотя местная пожарная команда считала это невозможным. Вот так – меньше чем за пять лет – Джон Дуглас снискал в Бирлстоуне хорошую репутацию.
Миссис Дуглас тоже пользовалась симпатией у знакомых; правда, по английскому обыкновению, гости у чужаков, поселившихся в графстве без представлений, бывали нечасто. Для нее это не имело никакого значения, так как она была необщительна и, судя по всему, поглощена мужем и домашними делами. Знали, что она англичанка и познакомилась с мистером Дугласом, в то время вдовцом, в Лондоне. Миссис Дуглас, красивая, темноволосая, стройная, была лет на двадцать моложе мужа, но разница в возрасте как будто не омрачала их семейного согласия.
Однако те, кто хорошо знал супругов, иногда говорили, что доверие между ними, видимо, неполное, поскольку жена либо проявляет скрытность по поводу прошлой жизни мужа, либо, что вероятнее, мало осведомлена о ней. Некоторые наблюдательные люди поговаривали, что миссис Дуглас иногда проявляет признаки нервозности и выказывает острое беспокойство, если муж долго не возвращается. В сельской глуши, где жители падки на сплетни, эти особенности владелицы помещичьего дома не остались незамеченными и пришли всем на память, когда произошли события, придавшие им особую значимость.
Следует упомянуть еще об одном человеке, который, правда, жил под этим кровом лишь время от времени, но чье присутствие при тех странных событиях, о которых идет рассказ, заставило людей говорить о нем. Это Сесил Джеймс Баркер из Хэмпстеда.
Рослый гибкий Сесил Баркер примелькался на главной улице Бирлстоуна; он был частым и желанным гостем в помещичьем доме. Особое внимание к себе Сесил привлекал тем, что был единственным другом мистера Дугласа по прошлой, неизвестной, жизни. Теперь он появлялся в его новом английском окружении. Сам Баркер был, несомненно, англичанином, но по его репликам стало ясно, что он познакомился с Дугласом в Америке и тесно подружился с ним. Он казался весьма состоятельным человеком и, судя по всему, холостяком.
Баркер был моложе Дугласа – не старше сорока пяти лет. Он был широкоплечий, с прямой осанкой и с чисто выбритым лицом профессионального боксера, крепко сложенный, сильный, с черными бровями и такими властными черными глазами, что даже без помощи железных рук мог проложить себе дорогу через враждебно настроенную толпу. Сесил не ездил верхом и не охотился, проводил дни, гуляя с трубкой во рту по старой деревне или разъезжая по живописным окрестностям вместе с хозяином дома, а в его отсутствие – с хозяйкой. «Добросердечный, щедрый джентльмен, – отзывался о нем Эймс, дворецкий. – Но клянусь, не хотел бы я встать ему поперек дороги!» Он был сердечным и задушевным с Дугласом, находился в не менее дружеских отношениях с его женой – и не раз замечали, что эта дружба как будто вызывала у мужа недовольство. Раздражение его замечали даже слуги. Таков был третий человек, деливший кров с супругами, когда произошла катастрофа.
Что до прочих обитателей старого дома, достаточно упомянуть чопорного, представительного, знающего свое дело Эймса и миссис Аллен, добродушную, веселую женщину, помогавшую хозяйке в домашних хлопотах. Остальные шестеро слуг не имеют никакого отношения к событиям ночи с шестого на седьмое января.
В крохотном местном полицейском участке, которым руководил сержант Уилсон, о случившемся стало известно в двадцать три сорок пять. Донельзя взволнованный Сесил Баркер подбежал к двери и начал вовсю звонить в нее. «В помещичьем доме произошла чудовищная трагедия, убит Джон Дуглас», – сообщил он, тяжело дыша. И поспешил назад к дому. Сержант, немедленно оповестив власти графства о случившемся, последовал за ним через несколько минут и появился на месте преступления чуть позже полуночи.
В доме сержант нашел подъемный мост опущенным, окна светящимися, а всех обитателей в состоянии крайнего смятения и тревоги. Бледные слуги толпились в вестибюле, перепуганный дворецкий заламывал руки, стоя в дверях. Только Сесил Баркер владел собой; он открыл ближайшую к парадному входу дверь и жестом пригласил сержанта следовать за ним. Тут подошел доктор Вуд, бодрый и хорошо знающий свое дело. Эти трое вместе вошли в роковую комнату. Пораженный ужасом дворецкий поспешил за ними и закрыл за собой дверь, чтобы не допускать туда служанок.
Покойник лежал навзничь посреди комнаты, раскинув руки и ноги. На нем был розовый халат поверх пижамы, на голых ступнях – ковровые шлепанцы. Врач опустился подле него на колени и снял со стола керосиновую лампу. Едва взглянув на жертву, он понял, что в его присутствии необходимости нет. Изранен Дуглас был жутко. На его груди лежало странное оружие – дробовик с отпиленными в футе от спусковых крючков стволами. Не вызывало сомнений, что выстрел из него произведен в упор, весь заряд угодил в лицо убитому и едва не разнес череп. Спусковые крючки связали проволокой, чтобы выстрел дуплетом был наверняка смертоносным.
Сельский полицейский, расстроенный и встревоженный столь внезапно свалившейся на него проблемой, тихо сказал:
– До приезда моего начальства ни к чему прикасаться не следует. – Он с ужасом смотрел на страшную голову.
– Здесь ничего не тронуто, – заметил Сесил Баркер. – Ручаюсь. Все точно в том же виде, как я обнаружил убитого.
– Когда это случилось? – Сержант вынул блокнот.
– В половине двенадцатого я еще не раздевался, сидел у камина в своей спальне и вдруг услышал выстрел. Не очень громкий – как бы приглушенный. Я бросился вниз – оказался здесь, наверное, меньше чем за полминуты.
– Дверь была открыта?
– Да. Бедняга Дуглас лежал таким, как вы его видите. На столе горела свеча из спальни. Лампу зажег я через несколько минут.
– Вы никого не видели?
– Никого. Я услышал, как миссис Дуглас спускается по лестнице, и выбежал, чтобы она не видела этого ужасного зрелища. Подошла миссис Аллен, экономка, и увела ее. Появился Эймс, и мы с ним снова вошли сюда.
– Но я слышал, что мост поднимают на всю ночь.
– Да, он был поднят, пока я не опустил его.
– Как же убийца убежал? Это невозможно! Мистер Дуглас, должно быть, застрелился сам.
– Это первое, что пришло нам в голову. Однако смотрите! – Баркер отодвинул штору и показал, что высокое ромбовидное окно распахнуто настежь. – И взгляните на это! – Он взял лампу и осветил на подоконнике кровавый след ботинка. – Кто-то, убегая, ступил сюда!
– По-вашему, кто-то перешел через ров?
– Верно!
– Но если вы были в комнате меньше чем через полминуты после выстрела, он должен был еще находиться в воде.
– Конечно. Я очень жалею, что не бросился к окну. Но оно было закрыто шторой, как вы видели, и мне это не пришло в голову. Потом послышались шаги миссис Дуглас, я не мог допустить ее сюда. Это было бы ужасно.
– Еще бы не ужасно! – подтвердил врач, глядя на изуродованную голову. – После столкновения поездов в Бирлстоуне я не видел подобных повреждений.
– Но послушайте, – медленно заговорил сержант. Здравый смысл подсказывал ему, что преступление связано с раскрытым окном. – Вы убедительно заметили, что кто-то ушел отсюда, перебравшись через ров, однако хочу спросить вас, как он попал в дом, если мост был поднят?
– Да, вот это вопрос, – отозвался Баркер.
– В котором часу его подняли?
– Около шести.
– Я слышал, – сказал сержант, – что обычно его поднимают при заходе солнца. В это время года оно заходит в половине пятого.
– Миссис Дуглас пригласила гостей к чаю, – вмешался Эймс. – Я не мог поднять мост, пока они не ушли. Потом поднял его.
– Тогда получается вот что, – продолжал рассуждать сержант. – Если кто-то пришел снаружи – если, – он должен был перейти через мост до шести часов и прятаться, пока мистер Дуглас в двенадцатом часу не вошел в эту комнату.
– Точно! Мистер Дуглас каждую ночь обходил дом, перед тем как взглянуть, горят ли фонари. Для этого он заходил сюда. Этот человек поджидал его и застрелил. Потом удрал через окно, бросив здесь свое оружие. Я так представляю это себе, потому что все остальное противоречит фактам.
Сержант поднял визитную карточку, валявшуюся на полу возле трупа. На ней были грубо выведены чернилами инициалы Д.В. и цифра 341.
– Что это? – спросил он, держа ее на виду.
Баркер с любопытством посмотрел на нее.
– Никогда не видел таких раньше. Должно быть, ее оставил убийца.
– Д.В. триста сорок один. Ничего не понимаю. – Сержант продолжал вертеть карточку в пальцах. – Что за Д.В.? Может, чьи-то инициалы. Что вы нашли там, доктор Вуд?
Это был большой молоток, лежавший на коврике перед камином. Сесил Баркер указал на коробку гвоздей с медными шляпками, стоявшую на каминной полке.
– Мистер Дуглас вчера менял картины, – пояснил он. – Я сам видел, как он, стоя на этом стуле, поправлял большую картину над камином. Поэтому молоток и оказался здесь.
– Положите его на коврик. – Сержант недоуменно почесывал затылок. – Понадобятся лучшие умы полиции, чтобы разобраться с этим делом. Придется обращаться в Лондон. – Эй! – взволнованно крикнул он, отодвинув в сторону штору. – В котором часу их задернули?
– Когда зажгли лампы, – ответил дворецкий. – Вскоре после четырех.
– Здесь кто-то прятался, это точно. – Сержант опустил лампу, и в углу явственно обозначились следы грязных ботинок. – Должен сказать, мистер Баркер, что это подтверждает вашу версию. Похоже, человек вошел в дом после четырех, когда шторы были задернуты, но до шести, когда был поднят мост. Он прокрался в эту комнату, так как увидел ее первой. Другого места, чтобы спрятаться, не было, поэтому он встал за эту штору. Все это представляется очевидным. Вероятно, этот человек намеревался обокрасть дом, но мистер Дуглас наткнулся на него, поэтому он убил мистера Дугласа и бежал.
– По-моему, вы правы, – сказал Баркер. – Но не теряем ли мы зря драгоценное время? Нельзя ли обыскать округу, пока убийца не скрылся?
Сержант на минуту задумался.
– Поездов до шести утра нет, так что он не может уехать по железной дороге. Если пойдет по шоссе с мокрыми ногами, его могут заметить. Сам я, пока меня не сменят, не имею права уйти отсюда. Но думаю, и никому из вас не следует уходить, пока мы не поймем, что к чему.
Врач взял лампу и начал тщательно осматривать тело.
– Что это за знак? – спросил он. – Нет ли тут связи с убийством?
Рука покойного высовывалась из рукава халата по локоть. На середине предплечья виднелся странный коричневый рисунок, треугольник в круге, резко выделявшийся на белой коже.
– Это не татуировка, – заметил врач. – Никогда не видел ничего подобного. Человека заклеймили раскаленным железом: так клеймят скот. Каков смысл этого знака?
– Не знаю, какой в нем смысл, – ответил Сесил Баркер, – но за последние десять лет я много раз видел этот знак на руке Дугласа.
– Я тоже, – сказал дворецкий. – Каждый раз, когда хозяин засучивал рукава, я видел этот знак и часто задумывался, откуда он.
– В таком случае никакого отношения к убийству знак не имеет, – заявил сержант. – Однако это странная штука. В этом деле все странное. Ну, а теперь что?
Издав удивленное восклицание, дворецкий указал на вытянутую руку покойного.
– Снято обручальное кольцо! – произнес он, тяжело дыша.
– Что?
– Да, снято. Хозяин всегда носил золотое обручальное кольцо на безымянном пальце левой руки. Этот перстень с грубым самородком был поверх него, а кольцо со змейкой на среднем пальце. Самородок на месте и змейка на месте, а обручальное кольцо исчезло.
– Он прав, – подтвердил Баркер.
– Так, значит, – спросил сержант, – обручальное кольцо было под перстнем?
– Всегда.
– Значит, убийца сначала снял перстень, потом обручальное кольцо, а затем снова надел перстень.
– Вот именно!
Степенный сельский полицейский покачал головой:
– Похоже, чем скорее мы привлечем лондонцев, тем лучше. Уайт Мейсон – умный человек. Справлялся со всеми местными делами. Он скоро придет нам на помощь. Но думаю, обратиться в Лондон все-таки придется. Во всяком случае, не стыжусь сказать, что таким, как я, это дело не по зубам.
Глава 4
Потемки
Начальник сыскной полиции Суссекса приехал в три часа ночи по срочному вызову сержанта Уилсона в легкой коляске со взмыленным рысаком. С поездом, отходящим в пять сорок пять, он отправил сообщение в Скотленд-Ярд и в двенадцать часов встретил нас на станции Бирлстоун. Уайта Мейсона, спокойного, безмятежного человека в просторном твидовом костюме, с чисто выбритым румяным лицом, полноватого, с сильными кривыми ногами в гетрах, можно было принять за мелкого фермера, ушедшего на покой лесника или кого угодно, только не за весьма положительного сотрудника провинциальной уголовной полиции.
– Головоломка, да и только, мистер Макдональд, – то и дело повторял он. – Газетчики, когда поймут это, налетят сюда, как мухи. Надеюсь, мы закончим работу прежде, чем они сунут нос в дело и затопчут все следы. Подобного происшествия я не припомню. Там есть то, что произведет на вас впечатление, мистер Холмс, если не ошибаюсь. И на вас, доктор Уотсон. Медикам придется сказать свое слово до того, как мы завершим расследование. Вам заказан номер в гостинице «Уэствилл армз». Другой здесь нет, но я слышал, что она чистая и уютная. Ваши вещи понесет этот человек. Сюда, джентльмены, прошу вас.
Этот суссекский сыщик был очень хлопотливым и радушным. Через десять минут мы оказались в своем номере, а еще через десять сидели в гостиной, выслушивая краткий очерк событий, описанных в предыдущей главе. Макдональд время от времени делал записи; Холмс же весь обратился в слух, на лице его отражалось удивление и благоговейное восхищение, как у ботаника, разглядывающего редкий, прекрасный цветок.
– Великолепно! – воскликнул он, когда рассказ закончился. – Просто замечательно! Вряд ли я припомню дело с более своеобразными особенностями.
– Я надеялся, что вы так скажете, мистер Холмс, – заметил донельзя обрадованный Уайт Мейсон. – Мы в Суссексе идем в ногу со временем. Я рассказал вам, как обстояли дела, пока я не сменил сержанта Уилсона между тремя и четырьмя часами. Право же, я заставил старую кобылу побегать! Но в такой спешке не было нужды: меня не ожидало ничего безотлагательного. Сержант Уилсон собрал все факты. Я проверил их, обдумал и, кажется, прибавил к ним еще несколько.
– Каких? – нетерпеливо осведомился Холмс.
– Ну, для начала осмотрел молоток. Там был доктор Вуд, он помогал мне. На бойке мы не обнаружили никаких следов крови. Я полагал, что если мистер Дуглас защищался молотком, то оставил бы отметину на убийце. Но там ни пятнышка.
– Это, разумеется, ничего не доказывает, – заметил инспектор Макдональд. – Немало убийств совершено молотком, а на нем не оставалось следов.
– Верно. Это не доказывает, что его не пускали в ход. Но там могли быть пятна, и они сослужили бы нам службу. Увы, их не было. Потом я осмотрел ружье. Стволы заправлены картечными патронами, и сержант Уилсон указал, что спусковые крючки связаны проволокой, поэтому, если нажать задний, выстрелят оба ствола. Тот, кто это сделал, опасался совершить промах. Обрез длиной не больше двух футов – его легко спрятать под пальто. Полной фамилии изготовителя нет, но в ложбинке между стволами есть печатные буквы «П-е-н», остальное отпилено.
– Большое «П» с завитушкой наверху, «е» и «н» поменьше? – спросил Холмс.
– Точно.
– «Пенсильванская оружейная компания» – известная американская фирма, – пояснил мой друг.
Уайт Мейсон уставился на него, как скромный сельский врач на специалиста с Харли-стрит[7], способного одним словом разрешить трудности, загнавшие его в тупик.
– Это очень полезно знать, мистер Холмс. Вы, несомненно, правы. Поразительно! Поразительно! Вы храните в памяти названия всех на свете оружейных фирм? – Холмс отмахнулся. – Дробовик наверняка американский, – продолжал Уайт Мейсон. – Я где-то читал, что обрезами охотничьих ружей пользуются в некоторых частях Америки. Мне это вспомнилось независимо от надписи на стволах. Таким образом, есть основание считать, что человек, вошедший в дом и убивший хозяина, был американцем.
Макдональд покачал головой:
– Черт возьми, вы слишком спешите с выводами. Я пока не слышал оснований, позволяющих считать, что в дом входил кто-то посторонний.
– Открытое окно, кровь на подоконнике, странная визитная карточка, следы ботинок в углу, обрез!
– Все это можно подстроить. Мистер Дуглас был американцем или долго жил в Америке. Мистер Баркер тоже. Для того чтобы совершить убийство на американский манер, не нужен был американец со стороны.
– Эймс, дворецкий…
– Что скажете о нем? Он заслуживает доверия?
– Эймс десять лет служил у сэра Чарлза Чандоса, человек вполне надежный. У Дугласа он с тех пор, как тот купил помещичий дом пять лет назад. И ни разу не видел в доме такого оружия.
– Обрез делается затем, чтобы его можно было прятать. Он мог лежать в любой коробке. Как может Эймс показать под присягой, что в доме не было такого оружия?
– Ну, по крайней мере он ни разу не видел его.
Макдональд с шотландским упрямством покачал головой:
– Я пока не убежден, что в доме находился посторонний. Посудите сами, даст ли нам что-нибудь предположение, что обрез принесен в дом и все эти странные поступки совершены кем-то со стороны. Это просто немыслимо! Противоречит здравому смыслу! Согласитесь, мистер Холмс.
– В таком случае, мистер Мак, изложите свою версию, – бесстрастно предложил Холмс.
– Тот человек, если допустить, что он существовал, не вор. Снятое кольцо и визитная карточка указывают на предумышленное убийство по каким-то личным мотивам. Далее. Человек тайно пробирается в дом с намерением убить хозяина. Он хорошо знает, что уйти ему будет трудно, поскольку дом окружен рвом с водой. Какое оружие он выберет? Разумеется, самое бесшумное. Потом, сделав дело, он надеется быстро вылезти в окно, перейти ров и преспокойно скрыться. Это понятно. Но ведь он повел бы себя совершенно нелогично, если бы взял самое шумное оружие, какое только есть, прекрасно зная, что на выстрел сразу же сбегутся все в доме и его вполне могут увидеть, пока он будет переходить через ров. Мистер Холмс, правдоподобно ли это?
– Ну что ж, свою версию вы изложили ясно, – задумчиво ответил мой друг. – Она, разумеется, требует множества подтверждений. Скажите-ка, мистер Мейсон, вы стали сразу же искать на противоположной стороне рва следы человека, вылезшего из воды?
– Никаких следов не было, мистер Холмс. Но там каменный выступ, поэтому они вряд ли остались бы.
– Не обнаружили ни намека?
– Нет.
– Ха! Не возражаете, мистер Мейсон, если мы немедленно отправимся к дому? Вдруг там найдется какая-то малость, наводящая на размышления.
– Я собирался предложить это, мистер Холмс; но подумал, что сначала стоит ознакомить вас с фактами. Полагаю, если что-то привлечет ваше внимание… – Уайт Мейсон с сомнением посмотрел на сыщика-любителя.
– Я уже работал с мистером Холмсом, – сказал инспектор Макдональд. – Он ведет честную игру.
– По крайней мере ту, какую считаю честной, – улыбнулся Холмс. – Я берусь за дело для того, чтобы помочь правосудию и работе полиции. Если подчас я и отдалялся от представителей закона, то потому, что они отдалялись от меня первыми. У меня нет ни малейшего желания отличаться за их счет. Вместе с тем, мистер Мейсон, я требую, чтобы мне дали право использовать свои методы и сообщить вам результаты, когда сочту нужным – не по крупицам, а полностью.
– Мы, разумеется, польщены вашим присутствием, мистер Холмс, и поделимся с вами всем, что знаем, – искренне сказал Уайт Мейсон. – Пойдемте, доктор Уотсон, мы все надеемся, что со временем вы напишете и о нас.
Мы шли причудливой деревенской улицей с рядами подрезанных вязов по обе стороны. В конце ее стояли два древних каменных столба, покрытых дождевой влагой и лишайниками. Бесформенные изображения наверху были некогда вставшими на задние лапы львами Капуса Бирлстоунского. Короткий путь по извилистой подъездной аллее с такой травой и дубами вокруг, какие увидишь только в сельской Англии, затем резкий поворот, и нашим взорам предстали длинный невысокий дом эпохи Якова Первого, сложенный из потемневшего красного кирпича, и старомодный сад с подрезанными тисами. Подойдя поближе, мы увидели деревянный подъемный мост и прекрасный широкий крепостной ров, блестевший, как ртуть, в холодном свете зимнего солнца.
Три столетия пронеслись над старым помещичьим домом, столетия рождений и возвращений домой, народных танцев и сборов охотников на лис. Странно, что теперь эта мрачная история бросила тень на его освященные веками стены. Однако же причудливые остроконечные крыши и вычурные выступающие фронтоны представляли собой подходящий фон для таинственной жуткой интриги. При взгляде на глубоко сидящие окна и широкий размах тусклого, омываемого водой фасада я почувствовал, что для подобной трагедии трудно найти более подходящую сцену.
– Вот это окно, – сказал Уайт Мейсон, – ближайшее справа к подъемному мосту, открыто, как и прошлой ночью.
– Оно кажется слишком узким для того, чтобы в него мог пролезть человек.
– Толстяк – да. Это ясно, мистер Холмс, и без ваших умозаключений. Но вы или я вполне могли бы в него протиснуться.
Мой друг подошел к краю рва и посмотрел на другую его сторону. Потом внимательно изучил каменный выступ и травяную кромку за ним.
– Я хорошо обследовал это место, мистер Холмс, – сообщил Уайт Мейсон. – Здесь ничто не указывает на то, что кто-то вылез из рва, но зачем ему было оставлять следы?
– Вот именно. Зачем? Вода здесь всегда мутная?
– Обычно да. Ручей несет глину.
– Он глубокий?
– Около двух футов по краям и три посередине.
– Значит, можно отвергнуть мысль, что, переходя его, человек утонул.
– Конечно, в нем не мог бы утонуть и ребенок.
Мы прошли по подъемному мосту, и нас впустил в дом странный, корявый, иссохшийся человек – дворецкий Эймс. Бедный старик был бледен и дрожал. Случившееся потрясло его. Деревенский сержант, рослый, церемонный, унылый, все еще дежурил в роковой комнате. Врач ушел.
– Есть что-нибудь новое, сержант Уилсон? – спросил Уайт Мейсон.
– Нет, сэр.
– Тогда идите домой. Вы здесь долго пробыли. Если понадобитесь, мы вас вызовем. Дворецкий пусть ждет снаружи. Скажите ему, пусть предупредит мистера Сесила Баркера, миссис Дуглас и экономку, что, возможно, нам вскоре придется поговорить с ними. Теперь, джентльмены, пожалуй, я изложу свои выводы, а потом вы изложите свои.
На меня этот провинциальный полицейский производил хорошее впечатление. Он цепко схватывал факты и обладал холодным, ясным, практическим умом, благодаря которому продвинулся по службе. Холмс слушал его внимательно, не выказывая признаков раздражения в отличие от инспектора Макдональда.
– Убийство это или самоубийство – наш первый вопрос, не так ли, джентльмены? Если самоубийство, придется допустить, что этот человек снял и спрятал обручальное кольцо, потом в халате спустился сюда, натоптал в углу за шторой, желая создать впечатление, будто там кто-то поджидал его, открыл окно, измазал кровью подоконник…
– Эту версию можно сразу отвергнуть, – перебил его Макдональд.
– Я так и думаю. Самоубийство исключается. Значит, было совершено убийство. Нам нужно установить, совершил его человек со стороны или кто-то из обитателей дома.
– Хорошо, изложите ваши соображения.
– Обе версии имеют значительные трудности, однако произошло либо одно, либо другое. Для начала предположим, что преступление совершено лицом или лицами, обитающими в доме. Они позвали хозяина в кабинет, когда все было тихо, но никто не спал. Потом, словно оповещая всех о случившемся, убили его из самого странного и шумного на свете оружия, которого никто никогда не видел в доме. Это не очень вероятно, верно?
– Верно.
– В таком случае все согласятся, что от силы через минуту после выстрела все обитатели дома, а не только мистер Сесил Баркер, хоть он и говорит, что оказался там первым, но и Эймс, и слуги сбежались в ту комнату. Не мог же преступник за столь краткое время наследить ботинками в углу, раскрыть окно, измазать подоконник кровью, снять с пальца убитого обручальное кольцо и так далее. Это немыслимо!
– Вы очень ясно все изложили, – сказал Холмс. – Я склонен согласиться с вами.
– Тогда остается версия, что убийство совершил кто-то со стороны. Здесь мы тоже сталкиваемся с трудностями, но все-таки немыслимыми их назвать нельзя. Убийца проник в дом между половиной пятого и шестью, то есть в промежутке между наступлением сумерек и поднятием моста. В доме находились гости, дверь была открыта; таким образом, препятствия отсутствовали. Может, это был обычный вор, или этот человек имел личные счеты с мистером Дугласом. Поскольку мистер Дуглас большую часть жизни провел в Америке и обрез этот, судя по всему, американское оружие, личные счеты – наиболее правдоподобная версия. Убийца юркнул в эту комнату, так как увидел ее первой, и спрятался за шторой. Там он оставался до двенадцатого часа ночи. В это время мистер Дуглас вошел в комнату. Разговор у них, если и состоялся, был кратким, поскольку, по словам миссис Дуглас, выстрел прозвучал через несколько минут после того, как ее муж вышел из спальни.
– Подтверждением тому служит свеча, – вставил Холмс.
– Вы правы. Новая свеча сгорела не больше чем на полдюйма. Видимо, мистер Дуглас поставил ее на стол до выстрела, иначе упал бы вместе с ней. Значит, его застрелили не сразу после того, как он вошел в комнату. Когда там появился мистер Баркер, свеча горела, а лампа нет.
– Все это совершенно ясно.
– Ну вот, таким образом, мы можем воссоздать случившееся по этим фактам. Мистер Дуглас входит. Ставит на стол свечу. Из-за шторы появляется человек, вооруженный обрезом. Он требует обручальное кольцо – бог весть зачем, но, должно быть, именно так все и было. Мистер Дуглас отдает его. Потом то ли хладнокровно, то ли со страху мистер Дуглас схватил молоток, найденный на ковре. Этот человек стреляет в мистера Дугласа, бросает свое оружие и эту странную визитную карточку с загадочной надписью «Д.В. триста сорок один» и убегает через раскрытое окно и через ров в ту минуту, когда Сесил Баркер обнаруживает преступление. Что скажете, мистер Холмс?
– Весьма интересно, но не очень убедительно.
– Приятель, это было бы сущей ерундой, не будь все остальное еще хуже! – воскликнул Макдональд. – Мистера Дугласа кто-то убил, и кто бы это ни был, я могу четко доказать вам, что он действовал как-то иначе. С какой стати он допустил, чтобы для ухода оставалось лишь несколько секунд? С какой стати пользовался обрезом, когда только тишина позволяла ему скрыться? Слово за вами, мистер Холмс, дайте нам ключ к решению задачи, вы же сказали, что версия мистера Уайта Мейсона неубедительна.
