Артём Март
Моя оборона! Лихие 90-е. Том 1
Глава 1
Армавир. Февраль 2024 года.
– Слышь дядя, – набычился накаченный прыщавый парниша лет двадцати пяти, – какого хрена ты штангу тронул? Не видишь, мы тут занимаемся?
Не обращая внимания на напор качка, я снял очередной двадцатикилограммовый блин, положил себе под колеса. За его спиной стояли еще двое: невысокий, но крепкий мужичок, правда, жирноватый и жилистый паренек со злым острокостным лицом.
– Мужики, да вы чего? – возразил компании Дима, сын моего покойного друга, умершего в девяностые. Дима, обычно, помогал мне в спортзале.
– Мы тут уже двадцать минут тренируемся, а вас и близко не было! – Продолжил он.
– Отдыхали, – гаркнул прыщавый.
– А после него моя очередь. – Добавил вдруг толстоватый мужичок.
Прыщавый, глядя Диме в глаза, приблизился на шаг. Стал возбужденно, как бык, топтаться на месте. Сложно было назвать Димона щуплым, но на фоне прыщавого он выглядел мелковато.
– Слышь, дед, – обратился прыщавый уже ко мне, – тебе на хрена такому спортзал нужен? Ты давай, шуруй отсюда. Все, пожил уже. Только время у нас отнимаешь. Пойди, что ли, – он хмыкнул, – корвалола напейся.
Я по-прежнему молчал и разбирал снаряд.
– Ты не понял? – Глядя на меня, вклинился худощавый, – это наш зал. Мы тут тусим.
В небольшом подвальном спортзале в это дневное время было почти безлюдно. Ходили тут только несколько девочек-спортсменок, молодая тренерша, да вот эта группа современных полугопников-спортиков. Они, к слову, совсем позабыли о тренировках. Я уже давно краем глаза поглядывал, как эта компания окучивала всех местных девчонок. И, кажется, они уже нашли себе “жертву”.
– Дед, харе, – не выдержал прыщавый и положил руку на последний надетый блин.
Я поднял тяжелый взгляд на парня, и тот даже занервничал: стал притаптывать отстающими от крупного тела ногами, а руку с блина убрал.
– Сколько жмешь? – Спросил я.
– Чего? – Выкатил он налитые кровью глаза,
– Жмешь, говорю, сколько? От груди. Судя по весу на штанге, – я хмыкнул, – килограмм девяносто. Что-то маловато для такого бугая.
– А тебе какое дело? – Поднял прыщавый крупный, настоянный на лишних гормонах подбородок. Потом обернулся к остальным. – Слышь, мужики? Спрашивает, сколько жму.
Парни сдержанно засмеялись.
– Ты, хоть дед и крупный, – начал толстый, – но тебе столько и со стоек не снять.
– А вы ж не тренироваться пришли, – сказал я прыщавому, – а к девкам приставать.
Я кивнул за спину качку. Девочка, худенькая, но фигуристая, с шикарными тренированными бедрами и объемной грудью, заключенной в спортивную кофточку, следила за нашей с прыщавым разборкой. Было видно, что она нервничает. Рядом с ней, приобнимая за талию, стоял поджарый рыжий мужичок из этой же компании. Девушка же все пыталась отстраниться, как-то оградить от себя этого рыжего, но безуспешно. Кажется, ее разрешения особо и не спрашивали.
– Ну и че?! – Выкатив глаза, рявкнул прыщавый так, что на его шее выступили вены.
– Давай забьемся на спор, – проговорил я. – Твой максимальный вес на один раз. Если я пожму больше, вы отстанете от девчонки и свалите куда подальше.
Качки разулыбались, кто-то из них засмеялся. Прыщавый ощерил в улыбке большие зубы.
– А если я? – Самодовольно спросил вдруг он.
– Тогда свалю я, и вы меня больше не увидите в этом спортзале. Ну, – я ухмыльнулся и похлопал по подлокотнику, – добавлю вам еще один бонус.
Дима изумленно уставился на меня. Еще бы. Ведь это был единственный спортзал в городе, что оказался мне по карману сейчас. А если тренируешься всю жизнь, без железа начинается ломка. Это, не говоря уже о том, что новый “бонус” я себе и вовсе купить не смогу. По крайней мере, следующие три месяца.
Прыщавый рассмеялся. Потом заозирался по сторонам. Внимание всех немногочисленных посетителей зала было приковано сейчас только к нашей ссоре.
– Хе, – хмыкнул он и утер нос, – ну давай. Мой жим от груди сто восемьдесят пять. Но для тебя я пару килограммов накину.
Внезапно прыщавый опустился ко мне и добавил:
– Будет интересно посмотреть, как ты без этой своей таратайки будешь валить из зала. Змейкой, небось.
Когда прыщавый пожал свой вес, с трудом вернул нагруженную штангу на место и сел, то самодовольно глянул на меня.
– Ну че? Домой, походу, поеду сегодня я, а не ты, дед. Тебе придется ползти.
Дружки его, смешливо улюлюкая, принялись поздравлять прыщавого. Девушка, которую рыжий подтащил к нам, смотрела на меня испуганно и с какой-то мольбой, но молчала.
– Дима, – крикнул я, – давай сто девяносто.
– Да вы че, Виктор Иваныч, – нагнулся ко мне Димон, – такой вес и без разминки? Без разогрева?
– Вон, смотри, – я кивнул на постер, висящий на стене, и Димон обернулся.
Это была реклама спортзала, а с постера улыбчиво смотрел и показывал мышцы прыщавый. Правда, был он белозубый и без прыщей.
– Это местные звезды. Думают, им все можно. Надо спустить с небес на землю.
– Виктор Иваныч… – Возразил, было Дима.
– Нету времени. Давай навешивай.
– Виктор Иваныч, вам уже не двадцать лет, а пятьдесят два. Вы уже давно не тренированный начальник охранного предприятия. Вы…
– А как навесишь блины, помоги мне пересесть с коляски на скамью для жима, Дима.
Я напрягся и опустил много килограммовую штангу, коснулся грифом груди и, с трудом, но вернул ее в изначальное положение. Стойки грюкнули, когда я положил снаряд на место.
Поднявшись, я окинул взглядом изумленные лица качков.
– Ну че? – Сказал я, – давай, валите отсюда. Или ты балабол? Слова своего не держишь?
Прыщавый, темный как грозовая туча, оглянулся, ища поддержки дружков. Правда, встретил он только растерянные взгляды своих и внимательные окружающих.
– Ладно, – сказал он хмуро. – Пойдем, мужики. Нечего в этом клоповнике делать. Тут, походу, все железо скоро старперы займут.
Взглядами мы проводили парней на выход, к раздевалке.
– Спасибо, – сказала мне девушка, когда кочки скрылись в дверях.
– Подыщи зал получше, – ответил я.
Девушка тут же растерялась от моих слов, быстро-быстро заморгала. Потом все же промямлила:
– Я студентка. Мне только этот по карману.
– Не приходи сюда больше, – сказал я, ощупывая поврежденное во время жима плечо. – От греха подальше.
Вечер того же дня
Пропустив очередного посетителя, я привычным делом замкнул автоматические двери проходного тамбура. Сам откинулся на спинке каталки, устало засопел.
В Спа-комплексе “Нимфа” я работал охранником уже двадцать пять лет. Работа была простой: сидишь себе на проходной, в тамбуре, запускаешь и выпускаешь клиентов комплекса.
Расположившись в специальном отдельном кабинете, я мог наблюдать за приходящими сквозь толстое стекло. Они же видели меня лишь наполовину, и инвалидное кресло оставалось вне поля зрения посетителей.
Верх тела у меня был фактурный, тут ничего не сказать: крепкие руки, широкие плечи, мощное сложение. Лицо суровое, как у ВДВшника на пенсии. Обычно моей внешности хватало, чтобы отбить у большинства гостей Нимфы дурные мысли. А людей с дурными мыслями здесь хватало. Все же район промзоны не самое благоприятное место Армавира. Особенно для спа-центра.
Нимфа была городской баней для рабочих местных предприятий, а с развалом СССР, она перешла в частные руки. К две тысячи двадцать третьему превратилась в модный спа-комплекс. Для меня же это место было последним убежищем после того, как я лишился Обороны – частного охранного предприятия, которое я и еще несколько моих близких друзей основали в начале девяностых. Кто же знал, что один из нас окажется такой крысой. Крысой, которая обманом отберет у нас Оборону, у меня возможность ходить, а у моих друзей жизни.
Дверь в мой закуток при входном тамбуре открылась, и вошел Дима. Одет он был в униформу охранника. Уже много лет мы работали вместе, как сотрудники ЧОПа “Феникс”, принадлежащего, к слову, хозяину “Нимфы”.
– Как патруль? – Спросил я.
– Да нормально, – Дима устало вздохнул. – Но пятница. По-любому, кого-нить выведем. Посетители еще пока не в кондиции. А! Вот, Виктор Иваныч.
Дима достал из кармана и положил на мой стол коробочку дешевенького ортофена – мази от боли в мышцах. После сегодняшнего “рекорда” на жиме ныло плечо и часть левой грудной мышцы. Хоть я и осилил этот вес, но почувствовал себя старым, разваливающимся.
– Спасибо, Дима, – ответил я.
Дима с улыбкой кивнул, помялся немного, будто что-то хотел сказать, но не решался.
– Ну чего ты? – Пряча мазь в ящик стола, спросил я, – че молчишь, как в рот воды набрал? Вижу же, что еще чего-то хочешь спросить.
– Да менеджер, ну тот новенький, толстый такой. Никита, вроде. В общем, он просил передать, что сегодня приедет Шелестов. Забронировал закрытый номер с сауной.
Шелестов… Услышав эту фамилию, я внутренне вздрогнул от подкатывающей неприязни, но быстро взял себя в руки.
– А чего Никита сам не пришел мне сказать?
– Ну Виктор Иваныч, – развел руки Дима, – да вас тут все боятся. Особенно после того, что было в прошлый приезд Шелестова.
– Не разевал бы он рот лишний раз, так ничего бы и не случилось.
Дима, кажется, что-то хотел спросить, но не решился. Видать, интересно было, что же Максим Шелестов, мой бывший друг еще с девяностых, мне в прошлый раз сказал. А собственно, то же самое, что скажет и сегодня. Сукин сын…
– Все же, – начал, наконец, Дима, – попросили меня, чтобы я передал… ну… Чтобы вы были повежливее с Шелестовым. А то в прошлый раз больно много шуму получилось.
Я громко выдохнул. Едва заметно кивнул.
– Спасибо, дядь Вить, – улыбнулся Дима и вышел из комнаты.
Вечер проходил нормально. В комплекс стекались усталые работяги и местные бизнесмены. Привычным делом, я надел наушники, включил на своем стареньком смартфоне мой любимый альбом однофамильца Летова (да, такое забавное совпадение). В наушниках заиграло: “Пластмассовый мир победил…”
Каждый раз, когда открывалась дверь, я ждал, что в тамбур войдет Шелестов. Ну и дождался…
Он приехал в Нимфу часам к восьми вечера. Вошел в заведение, одетый с иголочки в дорогой костюм. Шелестов, казалось, раздобрел с прошлой нашей встречи еще сильнее, а черные его волосы стали сильнее блестеть сединой. А может, это мне только показалось.
Был он не один, а в компании нескольких своих людей, каких-то дружков и девушек. Еще бы… директору одного из самых крупных ЧОПов края ЗАО “Оборона” без охраны ходить не полагается. Особенно после того, что он и его дружки творили в девяностые, используя мою Оборону.
– О, привет, Витя, – Шелестов задержался между дверями, пока остальная компания проходила внутрь. – Ну как твои дела? Мои, вот, неплохо. Челюсть совсем зажила после нашего с тобой прошлого разговора.
– Плохо, – снимая наушники, буркнул я, – надо было бить сильнее.
– Александр Евгеньевич, – вклинился один из его охранников, – Пойдемте…
– Тихо, Гриша. Мы с Витей давние друзья. Если он и рычит, то редко кусается. А если и кусается, то так, по старой дружбе. Понарошку. Да, Витя?
– Проходи, – глянул я на него через стекло, – мне с зарплаты на новое стекло денег не жалко. Могу тебя и через ограду достать.
Шелестов растерянно рассмеялся. Вздохнул.
– Витя, ну чего ты? Столько ж лет прошло, столько воды утекло, а ты все злишься. Прекращал бы. Времена нынче совсем уже другие. Я, и все… хм… мои партнеры, что помогали с Обороной в девяностые, теперь уважаемые люди.
Я подался вперед, глянул на Шелестова исподлобья.
– За то, что ты сделал, тебя убить мало, Саша.
– Я тут при чем? – сказал он напряженно. – Время было такое. Нужно было либо подстроиться, либо умереть. Я вот подстроился.
Гневно засопев, я стиснул кулаки. Потом прикрыл глаза и взял себя в руки.
– Ну смотри, – Продолжил Шелестов, – предлагаю в последний раз и надеюсь, что рожу ты мне больше не разобьешь. Пойдешь в Оборону инструктором по правовым вопросам? Твой опыт нам очень нужен, Витя.
– Нет, Саша, – ответил я, не раздумывая, – из-за тебя я не могу ходить. Из-за тебя погибли мои друзья, отец Димона погиб.
– Ты же помнишь, что это по моей просьбе тебя только искалечили, а не убили, – злобно, но тихо проговорил Шелестов.
– Лучше б убили, – ответил я и глянул, что в тамбур заходят новые посетители. – А теперь вали внутрь, Саша. Не задерживай людей.
Шелестов хмыкнул и вошел в двери Нимфы. За ним последовала охрана. А следом в тамбур ввалилась… та самая компания качков, которую я разогнал на сегодняшней тренировке. С собой они притащили и знакомую мне блондиночку. На девушке не было лица. Казалось, она уже смирилась со своей участью.
– Опа, здорово, дед, – улыбнулся мне уже поддатый прыщавый и поправил зимнюю шапку, упавшую на брови.
Остальные рассмеялись, стали подталкивать девчушку к вдоху в баню. Я немедленно щелкнул кнопкой, блокирующей двери Нимфы. Прыщавый схватился за ручку, дернул. Дверь не открылась.
– Че? Дед, ты че? – Удивился он.
– Мы че, как-то не так выглядим? – Выкрикнул рыжий парень, обнимающий девушку за талию.
Я приблизился к разговорной сеточке в стекле.
– Рожи мне ваши не нравятся. С ней, – я кивнул на девушку, – вы в баню не зайдете.
– Че за беспредел? – Возмутился прыщавый, качки поддержали его дружным галдежом, – давай нам сюда менеджера!
– Хрен тебе, а не менеджер. Сами пройдете. С ней – нет.
– Да это девушка моя! – Растолкал всех рыжий.
– Ага. А я дедушка Ленин. Нечего из меня дурака делать.
– Вот сука… – проговорил прыщавый, потом выругался матом и стал дергать дверь. Повозмущавшись еще немного, спортики вышли из тамбура.
– Ну ниче, тут не открыли, где-нить еще откроют, – сказал мне Прыщавый напоследок.
– Виктор Иваныч, а че тут твориться? – Вошел в мой закуток Димка.
Я не ответил сразу. Сквозь толстые стекла входной двери я наблюдал, как они грубо подталкивают девчонку к серебристому солярису, припаркованному на стоянке Нимфы.
– Ничего, – ответил я, – Ану-ка, Дима, подежурь за меня пять минут.
– Что? Вы куда?!
С трудом я выкатился в тамбур, открыв дверь, выехал на ступеньки и спустился по низкому пандусу.
– Э! – Крикнул я, – девчонку отпустили. Быстро.
– Ты че дед? – Обернулся прыщавый, – чего ты выполз из конуры своей? Вали обратно!
Он набычился и стал между мной и машиной. Не теряя времени, я поехал по февральской слякоти к нему. Прыщавый пошел навстречу. Я ударил первым. Без замаха ткнул того в пах. Качек надул щеки, выпучил глаза и согнулся. Завалился набок.
– Э?! Какого хера?! – Закричал Жирный и бросился ко мне.
Он успел схватить коляску за подлокотники. Видать, решил опрокинуть меня, но не смог. Потому что я успел схватить его за плечи. Раздался щелчок кости о кость. Это я дал ему лбом в лицо. Жирный замычал, схватившись в свою морду. Споткнулся о корчащегося в грязи прыщавого и грохнулся рядом.
Третий уже успел меня опрокинуть. Это был рыжий. Он разбежался и сбил меня с колес. Вместе мы упали через спинку коляски. Он оказался сверху. Я тут же схватил его за шапку. А потом почувствовал острую боль в районе печени. Еще, еще и еще.
– Ах ты… Мразь… – Прохрипел я, ощущая во рту вкус крови.
В последнее мгновение я напрягся и дал головой Рыжему прямо в зубы, услышал, как смачно хрустнуло.
– М-м-м-м-м! – Замычал он и перевалился на спину.
Я тут же ощупал тело. На боку было мокро. Форма охранника стремительно пропитывалась кровью.
– Что тут такое?! – Вскочил на ступеньки Димка, а потом выругался.
– Мужики! Он его порезал! – Заорал Прыщавый. – Порезал! Давай отсюда!
С трудом они поднялись и бросились к машине, оттолкнули от Соляриса девчушку, которая грохнулась попой на тротуар. Колеса буксонули на слякоти, и машина рванулась с места.
– Дядь Вить! – Бросился ко мне Дима, – Еб твою ма-а-а-ать… Да ты весь в крови…
– В печень прилетело, – проговорил я с трудом, чувствуя, как сильно хочется спать. Силы медленно покидали меня сквозь раны.
– Нужно скорую! – Димка достал телефон непослушными руками.
– Не успеют они, – ответил я спокойно.
Я ощущал, как кровь уже пропитала ткань на спине.
– Сука! – Выкрикнул он и, отбросив телефон, принялся запоздало зажимать раны.
– Все нормально, Дима, – ответил я, холодным умом понимая, что сейчас случиться, – все нормально. Только холодно.
– Щас… Щас все будет, дядь Вить.
Димка принялся стягивать с себя бушлат. Я увидел, как подоспела и девчонка. Бледная как смерть она торопливо болтала по телефону. Видать, вызвала скорую.
Последним, что я помню был момент, когда Дима накрыл меня бушлатом. Это оказалось лишним. Холодно мне уже не было.
Армавир. Февраль 1993 года.
Мне было холодно. Пальцы ног замерзли особенно сильно, и я машинально, сквозь полудрему пошевелил ими, чтобы немного разогнать кровь.
Вокруг шумело. Странный белый шум напоминал звук радиопомех. В следующее мгновение резко началась песня: Фаина, Фаина Фаина, Фаина, Файна-на.
Она выбила меня из полудремы, которая, минуту назад, казалось, была настоящим глубоким сном. Или… смертью?
Я вскочил и ударился головой о потолочную обивку салона машины. Глубоко дыша, уселся на месте, стал торопливо ощупывать бок. Тело было сухим. Быстро расстегнул дутую кожанку, в полутьме задрал вязаный свитер, оголив поджарый торс. Ран не было.
– Что? – Проговорил я странно моложавым голосом.
Автомагнитола разрывалась песней группы НА-НА: Ай, где же счастье словно талый снег? Где же, Фаина, твой серебристый смех? Прячешь ты глаза от меня…
– Что за черт? – Проговорил я в недоумении.
В следующее мгновение в голове щелкнула новая очень яркая мысль: “Я чувствую ноги”.
– Холодно… – прошептал я, – ногам холодно…
Сам не свой я дернул крючок автомобильной двери и выбрался наружу. Замерзшая слякоть захрустела под… ногами. Изумленный я сделал несколько шагов. Это было невероятно… Просто незабываемо!
– Какого… черта? – Сглотнул я, а потом стал осматривать руки, ощупывать свое тело. Молодое тело. Ни живота, появившегося с возрастом, ни боли в суставах, которая стала следствием долголетних тренировок в зале. Ничего этого не было.
Я торопливо опустился к боковому зеркалу заднего вида, под светом уличного фонаря попытался рассмотреть свое лицо.
– Как? Я же умер, – прошептал я.
Я же умер минуту назад! Но сейчас на меня смотрел… я сам! Только моложе лет на тридцать: яркие, решительные глаза молодого амбициозного человека, волевой подбородок, тонкие губы и короткие черные волосы с легкой челкой на высоком лбу.
– Я что? Сплю? – Прошептал я, или я… спал, и вся эта жизнь старого инвалида в коляске была одним сплошным кошмаром?!
Тогда я огляделся. Морозная ночь, одинокий уличный фонарь. Моя собственная пятерка жигулей одиноко стоит у тротуара. Вот только купил я ее подержанной в середине девяносто второго года, а потом быстро сменил на другую машину. Какого хрена творится?!
За тротуарами темным массивом развернулся закрытый рынок. Только маленький зеленый вагончик-ларек подсвечивал пешеходный путь. Возле оконца ларька притаптывал от холода какой-то парень.
Внезапно на запястье что-то пикнуло. Я вскинул руку, чтобы глянуть, что это такое. Когда одернул куртку, меня встретили золотистые в свете уличного фонаря часы Монтана. Мои часы Монтана с орлом на задней крышке… На циферблате можно было разглядеть время: восемь ноль, ноль, и календарную пометку “Fri”, то есть пятница. Зажав левую верхнюю кнопку, я увидел дату и месяц: двенадцатый день второго месяца.
– Двенадцатое февраля… – Проговорил я как завороженный. – А год?
Словно пьяный, я пошел к ларьку и тронул парня, что там стоял, за плечо.
– Эй, друг, – позвал я. – Какой щас год?
Мужчина вздрогнул и обернулся.
– Витя, ты чего? – Удивленно глядя на меня, спросил Саня Шелестов.
Глава 2
Это был Шелестов. Молодой, худощавый, одетый в дубленку, высокую меховую шапку и красный шерстяной шарфик. Шелестов обернулся ко мне, держа пакет с какими-то пирожками.
– Витя, ты чего, В смысле, какой год?
Вот он. Тот самый человек, из-за которого жизнь моя и моих друзей пошла под откос. Тогда почувствовал я такую злость, которая могла мной завладеть только в молодости.
Видя мой тяжелый взгляд, Шелестов переменился в лице, испугался.
– Февраль девяносто третьего, – проговорил он полушепотом.
Когда увидел Шелестова, красная пелена застила мне глаза. Все потерял я из виду, кроме напуганного белокожего лица Александра Шелестова. Что-то, над чем я давно уже взял верх в силу возраста, победило меня.
Я стиснул зубы и в следующий момент схватил Сашу за пушистый ворот куртки. Бабахнул его спиной о стенку железного ларька так, что Шелестов выронил пакет с пирожками.
– В-витя! – Хрипло вскрикнул Шелестов, когда мы замерли, глядя друг другу в глаза.
– Э! Вы чего там?! – Выглянула из окошка продавщица. Я не обратил на нее внимания.
– Витя… Т-ты… чего? – Пробормотал Шелестов. – Что на тебя нашло?..
В глазах его блестел настоящий ужас. А еще, сейчас он был прав: что-то на меня нашло. Что-то странное. Отведя взгляд от лица Шелестова, я силой воли подавил в себе желание просто придушить его прямо там. Отпустил Александра, отступил на шаг.
Испуганно глядя на меня, он остался прижиматься к стенке.
– А ну, идите отсюда! А то позову сейчас кого надо! – Закричала на нас продавщица из ларька. – И духу вашего тут не будет!
– Тихо-тихо, – сказал я, взяв себя в руки. – Нормально все, теть. Пирожки, вон, уронили.
Продавщица показала нам побелевшее от страха лицо, потом, забормотав что-то невнятное, спряталась за окошком ларька.
– Да-да, все хорошо, – отдышался Шелестов. – Эт я за пирожками нагибался и на! Прямо головой об стенку!
Он растерянно рассмеялся. Но продавщицы и след простыл. Она укрылась где-то в недрах своего вагончика.
– Что с тобой, Витя? – Спросил Шелестов полушепотом.
А я и сам медленно осознавал, что же со мной происходит. Лишь две минуты назад я умирал в луже собственной крови, а теперь все это: моя старая машина, песни из девяностых по радио, часы Монтана, которые я носил с девяносто первого по, где-то, девяносто четвертый… Неужели я умер и попал?..
Оставив Шелестова в ожидании, я просто огляделся. Армавирская улица Мира – одна из главных улиц в городе. Полная выбоинами, без разметки, грязная, она уходила куда-то вдаль и терялась за поворотом, между низкоэтажной застройкой. Всюду на электростолбах висели фонари, часть из которых не работала. У дороги с одной стороны протянулся тротуар, с другой – большая пустая стоянка. Вдоль тротуара ларьки и торговые лавочки. Их обшарпанные изношенные вывески смотрели на грязную дорогу. На ближайшей лавке витиеватыми буквами написано: “Парикмахерская Елена”.
Над головой и немного за спиной пролегает высокий мост через железную дорогу. Старый, давно не ремонтировавшийся, снизу он выглядел как скелет огромного существа: обшарпанные колонны, крошащиеся от времени перекрытия.
Когда за спиной проехала машина, я обернулась. Это бежала по Мира одинокая белобокая восьмерка.
В изумлении я тронул свою щеку. Показалось мне на миг, что это все сон, и сейчас я не почувствую кожи своего лица. Однако я почувствовал.
– Ты чего застыл? Заболел, что ли? – Озаботился Шелестов. – У нас же сегодня важный день ты че? Мы к Злобину едем.
– К Злобину… – Повторил я.
Сергей Злобин – один “бизнесмен”, с которым свел нас Шелестов. Злобин поднялся быстро. Разбогател уже к концу девяносто второго. Таких в то время называли “насосами”. Шелестов хотел занять у Злобина денег на охранный бизнес. Стартового капитала-то у нас не было. Ну а мы и подкинулись, когда Саня наплел нам в три короба, что Злобин – честный бизнесмен, работает с американцами, а с местными бандосами дел не имеет. Ну мы, по сути, советские еще люди, ничего не смыслящие в том, что такое бизнес, и повелись.
– Да что с тобой, Витя?!
Убедиться мне нужно, что все это не дурацкий очень правдоподобный сон, а реальность.
Ничего не ответив, я просто ущипнул себя за оголенное предплечье. Почувствовал настоящую живую боль. Шелестов, изумленно наблюдая за мной, молчал.
А ко мне потихоньку приходило осознание случившегося: я умер и очнулся вновь молодым. Вот он я! Мои руки, мои ноги! Высокий, крепкий парень Двадцати четырех лет. Тело так и бурлило силой и… гормонами. Именно они сыграли, когда я чуть было не придушил Шелестова прямо у ларька. Благо смог себя сдержать, взять в руки. М-да, самообладания у меня теперь побольше, чем в двадцать лет. Намного побольше.
– Все нормально, – наконец ответил я односложно.
– Ты какой-то сам не свой сделался, Витя. Что у тебя такое? Мож случилось что-то?
– Ничего, – сказал я. – Делай что хотел, а потом давай в машину.
Оставив недоумевающего Шелестова у вагончика, я вернулся в свои жигули, зайдя в салон звонко хлопнул дверцей. Много мыслей крутилось в голове. Это ж, выходит, могу я заново прожить свою жизнь? Могу не совершить прошлых своих ошибок. Могу не остаться инвалидом в девяносто пятом году. Могу спасти от смерти всех моих: Женьку Корзуна, Ефима Иванцева, дядь Егора Елизарова… У Женьки же Димон весной родится…
И Оборона… Моя Оборона! Я смогу сохранить дело всей моей жизни, к которому шел с девятнадцати лет, обивая пороги забегаловок, стоя на их “воротах” вышибалой…
Мда… Сильно меня помотало после развала страны. Родился я в станице Красная, под Армавиром. Школу закончил хорошо, сходил в армию, ну и умудрился поступить в Армавирский Политех, на инженера. Учился строить, обслуживать и ремонтировать станки. Для этого пришлось мне с Красной переехать в город, оставив в станице мать-учительницу, да младшего брата-школьника. Когда был я на втором курсе, познакомился с Женей Корзуном, он и притащил меня на подработку – постоять на “воротах” в одном не совсем легальном кафе Армавира. Нужно было помогать Матери.
После обучения я поступил на работу, на Армавирский машиностроительный завод. А страна тем временем давно уже умирала, да и треснула по швам… В общей сложности проработал я на заводе меньше полугода, поняв, что денег, содержать себя и мать с братом тут мне не видать. Пришлось возвращаться к шабашкам вышибалой.
В Красной тоже было не лучше: Новатор, тамошний колхоз, начал запустевать, и люди спасались приусадебными участками.
А у меня дела шли не так уж плохо. Был я крепким, с железом на ты, ходил тренироваться в спортзал при политехе. Даже был там заведующим одно время. Поэтому крепкие мои руки спасли меня и моих мать и брата от совсем тяжелой жизни. Там, в кафе и ресторанах, на воротах и познакомился я с остальным костяком “Обороны”. Там и зародилась у меня идея стать профессиональным охранником.
Это тогда, в девяностых, неопытным молодым человеком, набивал я шишки, да учился на собственных ошибках. А вот теперь я уже ученый. Смогу легко возглавить охранный бизнес. Вот только для того, чтобы спасти всех, самому спастись да сохранить охранное предприятие за собой, придется мне перво-наперво кое-что сделать – исправить главную свою ошибку.
Я протер запотевшее стекло пятерки, глянул на Саню Шелестова, который мялся все еще у ларька.
А все ведь пошло не так из-за Шелестова. Он обманул нас, связался со Злобиным, с бандитами. Ну и договорился с ними за нашей спиной, отдав наш бизнес на откуп… Сукин сын…
Шелестов всегда был прохвостом. В свои двадцать три он имел среднее бухгалтерское образование, отлично считал деньги. Даже работал на одного бизнесмена, помощником бухгалтера. Потом проворовался под руководством своего начальника. Того братки вывезли куда-то в посадку, а Саня отделался тем, что у него забрали машину и квартиру. Пришлось ему снять крохотный жакт почти под мостом. Шелестов всегда был амбициозным и мечтал подняться. Плевать ему было как именно. Главное залезть повыше.
Конечно, обо всех этих историях и его амбициях узнали мы гораздо позже, в девяносто пятом, после того как в офис Обороны нагрянули бандиты…
Эх… мы думали, что Саня – простой открытый рубаха-парень. Да и никаких косяков за ним никогда не было. Работал себе спокойно бухгалтером эти три года, с самого открытия Обороны. А потом вскрылось, что он с говницой в нутре своем, да только было уже поздно.
Глядя на узкую спину Сани Шелестова, я ясно осознавал: если я хочу, чтобы все мои друзья остались живы, а я не стал инвалидом, сделку со Злобиным нужно сорвать. Убедить остальных, что иметь с ним дело – тухлое занятие.
Дверь в салон с хрустом открылась. Придерживая свою меховую шапку в машину, залез Шелестов.
– Ф-у-у-у-у-х, – выдал он, когда сел. – Блин! Холодно тут у тебя! Таким макаром щас наши пирожки заледенеют. Вить? Ты чего такой? Скрытный какой-то, неразговорчивый.
– Ничего, – ответил я.
Я глянул на Шелестова, который пару мгновений смотрел на меня, а потом отвернулся к окну. Зашуршав пакетом, достал пирожок, стал есть. Я же, чувствовал при этом воодушевление. Смотрел на Шелестова, и было у меня такое чувство, будто поймал я мерзкое назойливое насекомое, которое долго портило мне жизнь.
– Знаешь, Витя, а я рад, что с тобой познакомился, – сказал он, быстро съев пирожок и теперь вытирая руки газетой. – Какой-то ты особенный, что ли. Молодой, а люди за тобой идут. Вон, ты даже дядь Егора умудрился уболтать на то, чтобы открыть охранное агентство, а он, старый, етить его, мент в отставке, упирался. А я думаю, хорошо, что он с нами. У него ж в МВД большие связи. В нашем будущем деле будут нелишними. А еще я слышал, что у него даже среди бывших комитетчиков есть друзья.
– Знаю, – буркнул я.
Потом потянулся к плоской крышке бардачка пятерки, открыл. На дверцу тут же посыпались туго уложенные в бардачок кассеты. Музыку я всегда любил. Особенно рок. В основном русский. Решил послушать что-нибудь, чтобы перебить болтовню Шелестова.
– Ого! Витя, где ты их достал? – Спросил Шелестов, рассматривая кассету Наутилус Помпилиус. Альбом “Разлука”.
– По знакомству, – ответил я и забрал у Шелестова кассету.
Достав ее, вставил в свой филипс. Ох, как же гордился я этой своей магнитолой. Немало мне пришлось потрудиться, чтобы ее тогда достать и приладить к своей машине. От этих мыслей на душе стало теплее. Все же, в эти неспокойные девяностые года мы умели радоваться малому. Умели жить на всю катушку.
Я щелкнул плей, и в салоне заиграла песня Взгляд с экрана: “Ален Делон говорит по-французски, Ален Делон, Ален Делон не пьёт одеколон…”
Быстро щелкнув стоп, я перемотал кассету, включил снова. Попал на Скованных одной цепью. Бутусов потянул:
Круговая порука мажет, как копоть.
Я беру чью-то руку, а чувствую локоть.
Я ищу глаза, а чувствую взгляд,
Где выше голов находится зад.
За красным восходом – розовый закат.
– О! Классная песня! – Заулыбался Шелестов.
М-да… Я видел перед собой еще молодого, улыбчивого и, на первый взгляд, доброго Саню Шелестова. Показался он мне жалким, недостойным внимания, недостойным того, чтобы силы на него тратить. Но потом я взял себя в руки, стал держать в голове, какой же мразью он, в конце концов, окажется. При всех ужасах девяностых можно отдать этому времени должное. Люди тогда проявляли себя во всей красе: кто-то оказывался человеком с большой буквы, а кто-то последней мразью. Никакого лицемерия.