Повернувшись, мальчишка протянул руку своей растерянной спутнице:
– Не бойтесь, барышня. Я вам дурного не сделаю.
Стараясь унять волнение, Варя схватилась за шершавую ладонь и нырнула в темное, душное нутро шкафа. Прошло несколько долгих мгновений, что-то скрипнуло, и в лицо повеяло прохладой.
– Осторожно, не упадите! – Захар потянул гостью за собой. Варя нащупала ногой край и шагнула вниз, в пустоту.
Рядом вспыхнул огонек масляной лампы, и девушка обнаружила, что стоит в небольшой комнате с низким скошенным потолком и единственным чердачным окошком. У дальней стены громоздились стопками книги, сбоку стояли два стула и несколько больших коробок, из которых торчали пучки труб, чертежи и гаечные ключи. А посреди комнаты, укрытые ветхой простыней, высились неведомые сооружения.
– Вот, – смущенно произнес Захар. – Это и есть мой секрет.
Варя, раскрыв рот, оглядывалась по сторонам.
– Тут раньше держали всякий ненужный хлам, – добавил мальчишка. – А я потихоньку все расчистил – что-то перетащил в подвал и дворницкую, кое-что починил. И теперь собираю здесь свои штуковины.
– Штуковины?
Захар спохватился, что все еще держит девушку за руку. Он покраснел и отдернул ладонь. Варя вспомнила, что ей тоже следовало бы смутиться, – пошла в комнату к малознакомому юноше, да еще и посреди ночи…
– Ага… В общем… – Мальчишка совершенно забыл, о чем собирался сказать. – Так чего же вы стоите? Присядьте сперва, а я вам все покажу.
Дождавшись, пока гостья усядется, он приподнял край простыни и выкатил из-под нее первую штуковину. К небольшому паровому котлу на изогнутой металлической лапе крепилась обыкновенная дворницкая метла. В топке под котлом уютно устроились черные угольки.
– «Подметайка»! – гордо объявил Захар, перехватив Варин изумленный взгляд. – Незаменимый помощник каждой хозяйки.
Он опустился на колени, набросал в топку щепок и, чиркнув каминной спичкой, дождался, пока разгорится огонь. «Подметайка», кажется, одолжила все свои детали у разных механизмов, и Варя засомневалась, что она заработает.
– Вода в котле должна закипеть. А пока вот, посмотрите!
Мальчишка вскочил на ноги, и из-под простыни показался новый прибор.
– Аппарат для мытья посуды «Сверкай-тарелка»!
Грязная тарелка устанавливалась в специальную ячейку, которая нажатием рычага опускалась в корыто с водой. Там по ней несколько раз елозила щетка, закрепленная на металлической клешне с двумя шарнирами. После этого чистую тарелку можно было вынимать. Закончив демонстрацию, Захар немного смутился:
– Хорошо бы ее доработать. Чтобы сама все делала и не приходилось торчать рядом и на рычаг жать.
Следующей штуковиной оказалась машина для выпекания хлеба «Хрусти-булка». Винт, спрятанный внутри большой кастрюли, приводился в движение паром и, по словам Захара, замешивал тесто. Потом нужно было подождать, пока оно подойдет, разжечь дополнительную топку под кастрюлей и накрыть всю конструкцию большой крышкой – чтобы тепло распределялось равномерно.
– Хлеб все равно пригорает со дна, – сокрушался Захар, – а в сердцевинке бывает сыроват. Зато каша в ней отменная получается.
Тут о себе напомнила «Подметайка». Она зашипела, из короткого патрубка повалил черный дым. Машина дернулась и, к огромному Вариному удивлению, покатилась по комнате, бойко орудуя метлой. Пыль и мелкий мусор разлетались во все стороны, и за «подметайкой» тянулась полоска относительно чистого пола.
– Если открыть дверцу топки, сор будет попадать туда, – сообщил Захар. – Но глаз с нее спускать нельзя – выпадет уголек или искра стрельнет – и все, пожар.
«Подметайка» доехала до стены, потолкалась там и поехала обратно, поднимая вокруг себя клубы пыли. Варя лишилась дара речи.
– Не понравилось? – Улыбка сползла с веснушчатого Захарова лица.
– Ну что ты! Это… Видишь, я даже слов не нахожу. Неужели ты это все сам сделал?
– А кто ж еще? – покраснел мальчишка.
– Тогда ты очень способный изобретатель, – Варя посерьезнела. – А что ты хотел сделать сегодня? До того, как я тебе помешала…
– Ах, это, – Захар, поначалу порозовевший от удовольствия, вмиг помрачнел и отвел глаза. – Все хочу для моей мамы сделать такой аппарат, который бы сам белье стирал и сам выжимал. Она у меня прачка. Целый день спину не разгибает. На руки посмотреть страшно… Да и других забот полно. Это все, – Захар обвел рукой комнатку, – я для нее делаю. Только до ума ничего довести не могу.
– Неправда! – Варя вскочила со стула. – У тебя талант, тебе обязательно нужно учиться. На факультет изобретательских искусств…
– На факультет? – изумился Захар. – Да что вы такое говорите, барышня? Кто же меня туда возьмет, если я и школы не закончил? И где достать такие деньги?
– Но… – пролепетала Варя. – Нам ведь говорили… Доступное образование для всех и каждого, любой имеет возможности…
– Ах, это… – Мальчишка горько усмехнулся. – Так оно и есть доступное. Три класса общественной гимназии. Читать учат, писать, ну и арифметике немного. А дальше – только работать идти. Чтобы доучиться, денег нужно столько, сколько мы с матерью за всю жизнь не скопим.
– Как же так? – опешила Варя. – И неужели нельзя ничего придумать?
– Да что тут придумаешь? – пожал плечами Захар. – Мне работать нужно. Для начала маме хочу помочь, чтобы ей полегче было. А потом… – Он мечтательно закатил глаза. – Вот бы открыть лавочку и свои штуковины там продавать!
– Захар… – Варя опустилась на стул. – Вам с мамой, наверное, очень тяжело. Мне хочется чем-то помочь. Позволь мне…
– Нет! – отстранился мальчишка. – Благодарю вас, барышня, но чужих денег мы не возьмем, если вы об этом. Все сами.
– Да какая я барышня, – поморщилась Варя. – Не называй меня так, пожалуйста.
– Не положено, – нахмурился Захар.
– А я настаиваю, – девушка посмотрела на него с укоризной. – Я ничуть не лучше тебя или кого-то еще. Все эти господа, барины… Просто дикость какая-то!
– Так устроено, – пожал плечами мальчишка. – Но, раз уж вы ябедничать не побежали, значит, и правда – не барышня.
Захар сунул руки в карманы и широко улыбнулся. Варя в притворной обиде закатила глаза, но уголки ее губ тоже поползли кверху. А потом ей в голову пришла мысль – такая простая и очевидная, что Варя удивилась – как это она сразу об этом не подумала.
– Захар, послушай… – Она потянула отчаянно краснеющего мальчишку за рукав, и тому волей-неволей пришлось опуститься на соседний стул. – Ты ведь знаешь про выставку?
– Про ваши эти… научные достижения? – фыркнул Захар.
– И ты знаешь, что на выставку приезжает попечительский совет? И что самые способные ученицы получают награды? А кому-то даже помогают поступить в Цареградский университет.
– Да уж, слыхал, – насупился Захар. – Зачем он им нужен, этот университет? Для вида только…
– Да… Но я не об этом, – Варя облизнула пересохшие губы. – Послушай, что я хочу сказать. Не перебивай и не спорь, хорошо?
Мальчишка нахмурил брови и покосился на девушку, как настороженный зверек.
– Тебе нужно поучаствовать в выставке! – выпалила Варя и тут же замахала на Захара руками. – Я же сказала, не перебивай! Я знаю, что тебе ни за что не разрешат. Но… Я ведь могу участвовать. С твоим изобретением. Дослушай сперва! – Захар снова попытался возразить, но нехотя замолчал. – За любую твою штуковину дадут первое место, я уверена. И вот тут-то я и признаюсь, что работа вовсе не моя, что это творение талантливого молодого изобретателя Захара…
– Колесникова, – проговорил мальчишка. – Но я все-таки в толк не возьму…
– Ты сможешь учиться! Закончить школу и поступить в университет! Может быть, даже войти в Альянс изобретателей. Захар, твои машины могут принести людям пользу – ты ведь не станешь тратить время на всякие глупости вроде механических пианисток и щипцов «Кудряшка».
От волнения Варя опять вскочила с места, на щеках ее выступил румянец. Захар смотрел с сомнением:
– Узнают же… Вас засмеют, а меня и вовсе… – Он замолчал, и Варя поежилась, догадываясь, что речь идет о чем-то страшном.
– Не узнают. Потому что мы до самой выставки никому не скажем.
Захар сдвинул брови, потер шею и обвел задумчивым взглядом свою мастерскую. Его худое лицо осветилось надеждой:
– Варя, вы… Ты и правда думаешь, что получится?
Девушка закивала.
– Только это ведь не шутки совсем, – мальчишка вновь помрачнел. – Если им не понравится… Если меня решат наказать… Ты, говорят, недавно приехала и не знаешь, что тут за порядки…
– Нет, кое-что все-таки знаю, – пробормотала Варя.
«Никто и ничто не укроется от Блюстителей Прогресса!» – вновь прогремел в ее голове злорадный голос. Треск. Топот. Звон разбитого стекла. Папин надсадный крик…
Захар внимательно смотрел в Варино заострившееся лицо. Вздохнул, поднялся с места.
– Иногда выдумываю себе, – сказал он, – что не прячусь здесь ночами, не шныряю по коридорам, не ворую детали, – мальчишка поморщился, – из кабинета микромеханики. А работаю в настоящей мастерской – светлой, просторной. И там у меня и токарная машина, и шлифовочная, и инструменты какие хочешь, и даже гидравлический пресс…
– Ты заслуживаешь работать в такой мастерской…
– В казематах вообще никаких мастерских нет, – Захар сунул руки в карманы и отвернулся.
По чердаку пробежал сквозняк – неуютный, как внезапно наступившее молчание. Варя села, съежилась и поджала под себя ноги в мягких домашних туфлях.
– Я знаю, что вы… Что ты мне добра хочешь, – Захар не глядел на девушку. – Но я так не могу. У моей мамы, знаешь, никого больше нет, кроме меня…
– Я понимаю. Прости, я сначала говорю, потом думаю. Расстроила тебя… – Голос у Вари будто вылинял.
Ей хотелось пообещать Захару, что все получится, что ему ничто не угрожает. Сказать, что он обязательно должен попытаться, ведь с таким талантом чистить трубы – преступление. Но Варя молчала и даже глаза боялась поднять на мальчишку. Она представила, как полдюжины мужчин с одинаковыми лицами, в одинаковых черных мундирах поднимаются в Захарову каморку и тащат его вниз по скрипучей лесенке.
– Ты хотела помочь, – пожал плечами мальчишка. И, немного повеселев, добавил: – Кажется, ты первая, кто хочет мне помочь. Спасибо.
– Если бы было за что… – начала Варя. И тут ее речь превратилась в короткий звонкий визг. – И-и-и!
– Вы чего, сударыня?! Что стряслось?! – Захар побледнел и принялся испуганно озираться. – Тише, тише только!
Девушка прижала одну ладонь ко рту, а второй показала на стоящую в дальнем углу коробку.
– Там… Там, кажется, что-то шевелится…
– Да ну что вы… – покачал головой Захар. – Должно быть, помере…
В большом деревянном коробе, доверху набитом инструментами и ломом, что-то звякнуло.
– А и правда, – согласился мальчишка после минутной паузы. – Сейчас гляну. Неужели мышь? Если так, с меня три шкуры сдерут – ведь недавно только всех мышей извели, и снова они…
Захар в два шага оказался у ящика и едва ли не с головой нырнул в его недра. Слова потонули в металлическом грохоте и бряцании. На пол полетели два разводных ключа, стальной отвод трубы, ржавый фрагмент жестяного листа, деревянный брусок, пыльная тряпка…
– Ага, вот он, поганец! – объявил Захар, поднимаясь на ноги. – Завод, видать, не кончился, вот и дрыгается. Счастье, что не мышь!
Варя настороженно вытянула шею. На ладони у мальчишки сидел… механический жук! Восемь тоненьких суставчатых лапок, круглая блестящая спинка. А на том месте, где у жука полагалось быть голове, громоздилась небольшая воронка из желтого металла.
– Что это такое?
– Это Ухач, – Захар подошел поближе. – Да не пугайся. Там внутри фонограф и катушка. Чтобы записывать разные звуки. Ну, то есть он должен был записывать, да только…
Варя прищурилась, рассматривая Ухача. Тонкий и необычный механизм ничем не уступал поделкам, которые гимназистки мастерили на уроках, хоть и был, как и все остальные штуковины Захара, собран из разных не совсем подходящих друг другу деталей.
– Записывать звуки?
– Не то чтобы просто звуки…
– И потом их проигрывать? Как громоглас?
– Да, но… – На щеках Захара пятнами проступал румянец.
– А зачем… – Варя нахмурилась. – Зачем ему ножки? И почему он такой маленький?
– Эм… – протянул мальчишка. И тут же умолк.
– Захар… – На Варино лицо легла тень неприятной догадки. – Ты сделал Ухача, чтобы… Подслушивать?
Наступило молчание. Захар шумно вздохнул, отвернулся и, пожевывая нижнюю губу, смотрел в стену. Ухач дернул передними лапками и едва не свалился на пол.
– Да тише ты! – шикнул мальчишка. – Вот же пружина бесконечная!
А потом, повернувшись к Варе, выпалил:
– Не подслушивал я ничего! Что здесь подслушивать? Глупую девчачью болтовню? Больно надо!
– Но зачем же тогда…
– Учиться я хочу, ясно? – огрызнулся Захар. – А кто меня на уроки пустит? Инспектор ваш, что ли? Господин Полозов? Ага, как же! Сначала думал под дверью стоять, но, если он меня заметит, в тот же день вышвырнет. Или городовым сдаст.
– И ты… – Уголки Вариных губ дрогнули и поползли наверх.
– Ну я и сделал Ухача, – мальчишка приосанился. – Решил, что буду запускать его перед уроком в класс – пусть бегает под партами и выслушивает.
– Получилось? – Варя едва сдерживала смех, когда представила, как Ухач перебирает лапками, пробегая мимо ничего не подозревающих Полозова и девочек.
– Да если бы! – покачал головой Захар. – Катушка маленькая – и на пять минут не хватает. Да и страшно, что заметят Ухача. Никто, конечно, на меня и не подумает – решат, что кто-то из барышень шалит. Но жалко будет вот так ни за что с ним распрощаться.
– Ни за что?
– На этих ваших уроках, вот честное слово, одни глупости! – фыркнул мальчишка. – Давным-давно я это все знаю. Если б чему серьезному учили – так нет! Сплошные безделицы. Только время зря тратить!
– Тут не могу не согласиться, – заулыбалась Варя. – Я от этих уроков ждала большего. Но там довольно скучно. Не то что здесь! – Она обвела глазами чердак. – Вот у тебя бы я поучилась!
– У меня?! – Брови Захара взлетели так высоко, что едва не затерялись среди его непослушных соломенных волос. – Шутите?
– Совсем нет, – девушка качнула головой, от чего ее косы, словно две перламутровые змеи, скользнули по плечам. – Думаю, ты мог бы научить меня чему-то действительно полезному.
Мальчишка помолчал, пристально рассматривая Варю.
– Ну уж нет! – Захар сложил руки на груди. В его глазах заплясали озорные искорки. – Не обманешь. В механизмах ты и сама разбираешься. Ага! – добавил мальчишка, заметив Варино удивление. – Тут слухи быстро расходятся. Даже до чердаков добираются и подвалов. Так что не выдумывай – учиться она у меня собралась.
– Да что там… Я совсем не разбираюсь, мне просто повезло, я и сама не знаю толком, как…
– Нет-нет, не надо скромничать! – замахал руками мальчишка. – Еще как разбираешься. Птицу летающую сделала. И темноты не боишься, и страаашных пыыыльных чердаков, и чумааазых трубочистов, и… – Захар понизил голос и растягивал слова.
– Хватит! – Варя вспыхнула и рассмеялась. – Никакой ты не…
– Жалко только, что девчонка, – юноша сунул руки в карманы, бросил на Варю лукавый заговорщический взгляд и улыбнулся наконец во весь рот открытой, теплой улыбкой.
– Уж извините! – Варя картинно вздернула нос, делая вид, что обиделась. – Здесь все-таки женская гимназия, кого ты еще ожидал увидеть?
Захар откинул голову назад и расхохотался – так громко, что девушка даже испугалась, не услышал бы кто. Потом они разговаривали. Они проговорили несколько часов. Сначала о выставке, потом об изобретениях Захара и его планах, а потом и вовсе болтали о всякой чепухе. Даже похихикали немного над учителями, над Златой и ее фрейлинами. О Варе разговора не получилось – она молчала, отшучивалась и уходила от ответов, хотя больше всего на свете ей хотелось бы сейчас рассказать всю правду.
Варя влетела в спальню с улыбкой. Уже начало светать, издалека доносился грохот паромобилей, а в грязно-сером небе тонули редкие цеппелины. Спать оставалось всего пару часов, и девушка, зевая, нырнула под остывшее одеяло.
Утроилась поудобнее, запустила одну руку под тяжелую перьевую подушку, а второй сквозь ткань сорочки нащупала зубцы медальона. «У меня есть друг!» – вздохнула Варя. И почувствовала, как ее укрывает теплая дрема.
Неделя пролетела быстро. На уроках математики гимназистки учились строить логарифмические таблицы с помощью огромной, в полкомнаты размером, разностной машины Бэббиджа. В танцевальном классе разучивали мазурку. После обеда, запахнувшись в пелерины, долго гуляли по саду. И наконец, переводили с франкийского главы из учебника этикета.
Была пятница, во время ужина за столом не смолкали сразу несколько разговоров. Злата, Рина и Матильда – Варя поддалась на уговоры и села к ним поближе – обсуждали то зимний бал, то выставку, то загадочного Глеба Владыкина, который, если верить всеобщему мнению, был «невероятным душкой». В дальнем конце стола говорили о механической опере. А напротив Вари Алиса и Фани, раскрыв учебники, готовились к завтрашнему уроку биологии.
– Сердце человека состоит из четырех камер – двух желудочков и двух предсердий. Клапаны сердца – двухстворчатые и трехстворчатые… – Варя уже готова была задремать под это мерное жужжание. – Попытки создать механическое сердце предпринимаются давно. Но пока не увенчались успехом, – Алиса перевернула страницу.
– А я где-то читала, – возразила Фани, – что одному изобретателю это почти удалось. Князю Елисею Кручинину.
– Думай, что говоришь! – оборвала ее Злата. – Механическое сердце? Этому изменнику? Чушь какая!
Варя вздрогнула и уронила вилку, Рина скосила на нее подозрительный взгляд.
– Еще неизвестно, изменник он или нет, – отчеканила Алиса. – Не было справедливого открытого суда, а значит, и виновность не доказана.
После долгой удивленной паузы все заговорили разом. Со всех сторон летели возмущенные возгласы. Амелия Никитична пыталась призвать учениц к порядку, но тщетно – разгорался скандал.
– Что ты хочешь этим сказать, Букашка? – прошипела Злата. – Хранители лгут? Казнили бедного, ни в чем не повинного человека? Ты уверена, что хочешь заявить об этом во всеуслышание? – Тон ее сделался угрожающим, и остальные девушки притихли, уставившись себе в тарелки.
– Мы очень мало знаем, – Алиса не отвела взгляда, только вспыхнули мочки ее ушей. – Значит, и судить не должны.
Варя переводила взгляд с одной девушки на другую. Незнакомое обжигающее чувство разгоралось в ее груди, заполняло каждую артерию.
– Еще как можем! – вскрикнула Злата. – Сколько людей погибло на том дирижабле?
– Полсотни, – нехотя пробубнила Алиса. – Но жена и дочь князя тоже были там, так что…
– Тем более! А шашни с Мастерами? Алхимия, запрещенные опыты? Вдруг он и правда создал чудовище… – Злата скривилась. – Таких, как он, нужно наказывать. Хорошо, что его казнили.
Варя приказывала себе молчать, приклеиться к стулу, не краснеть и даже дышать как можно тише. Но с каждым Златиным словом эти приказы теряли силу. Девушке казалось, что внутри нее кто-то поджег фитиль, и, когда он растаял, Варю обдало волной жара.
– Не смей так говорить! – Она вскочила, опрокинув тяжелый стул. Он больно задел девушку по ноге, но она этого не заметила.
Злата вздрогнула и округлила глаза.
– Человека казнили! Его больше нет! Это не игры и не шутки!
Варин голос, дрожа и срываясь, звенел в сонной тишине особняка. С каждым словом он набирал силу, заставляя всех, кто сидел в столовой, замереть, втянув головы в плечи.
– Ты его даже не знаешь! Ты понятия не имеешь! Решать, кого казнить, а кого – нет… Да кто ты такая?!
Злата сильно побледнела и не могла выговорить ни слова. Остальные гимназистки застыли, раскрыв рты. За приоткрытой дверью скрипнула половица.
Казалось, что Варя с каждой секундой становится все выше и выше. Ее глаза напоминали лиловые грозовые тучи, руки сжались в кулаки.
– Просто пустышка, вот ты кто! Самовлюбленная, злобная пустышка! Одна гниль внутри! Кто дал тебе право унижать других? Смеяться, придумывать обидные клички? А остальные? Вы, все! – Варя перевела дыхание и обвела гневным взглядом своих одноклассниц. – Почему вы молчите? Почему позволяете ей так себя вести? Вам не стыдно? – Варин голос дрогнул, по щекам покатились слезы.
На девушку смотрели десять пар глаз, она переводила взгляд с одного лица на другое, и все они казались ей безмолвными равнодушными масками. Варя всхлипнула, сделала несколько шагов назад, развернулась на каблуках и бросилась вон из столовой.
У дверей и на лестнице собрались младшие девочки, классные дамы и несколько учителей. Но Варя увидела лишь калейдоскоп размытых лиц и, не задерживаясь ни на одном из них, полетела вверх по ступенькам. Не заметила она и Гордея Ивановича, который стоял на площадке второго этажа, сложив руки на груди и поджав тонкие губы.
Добравшись до своей комнаты, Варя заперлась и, рыдая, рухнула на кровать. Что же она натворила?! Что с ней сделают, если догадаются, кто она? Но, может быть… убежать, прямо сейчас?
Варя кинулась к шкафу. Вытянув оттуда небольшой саквояж, она прижала пальцы к вискам, пытаясь вспомнить все, что может ей понадобиться. Смена белья, деньги, вуаль – самая густая, что есть…
Когда все необходимое было уложено, Варя сорвала с плечиков свое самое простое платье и, пыхтя, принялась запихивать его в пузатый саквояж. Едва она защелкнула замок, как в дверь тихонько постучали.
Варя ахнула. Опоздала! Им все известно. Про князя Кручинина, про Мастеров и про нее саму. Теперь легко догадаться, кто она. Что она за существо.
Снова стук – на этот раз более настойчивый. Варя попятилась. За ней пришли, и бежать ей некуда. В воображении тут же возникли черные фигуры, сырые коридоры казематов, сверкающая сталь хирургического ножа. Девушка прижала руку к груди и впилась пальцами в зубчатый медальон.
– Варя, это я, Алиса! – раздалось из-за двери. – Со мной Кира и Фани. И больше никого. Открой, пожалуйста! Нам очень нужно с тобой поговорить.
Варя выдохнула и открыла глаза. Алиса? Там, за дверью? Не Блюстители Прогресса, не Великий Магистр, а девочка с двумя косичками?
– Да, впусти нас, пожалуйста! – на этот раз заговорила Фани.
– Мы на твоей стороне, – поддержала ее Кира, обычно очень молчаливая.
Варя задвинула саквояж под кровать, медленно подошла к двери и прижалась к ней ухом. Тишина. Непохоже, чтобы там пряталась толпа Блюстителей. Глубоко вздохнув, Варя щелкнула замком и выглянула в щелочку.
– Вот и правильно, – улыбнулась Алиса. – Мы не обидим.
Варя пропустила одноклассниц в комнату и затворила за ними дверь.
Повисло молчание, гостьи неловко переминались с ноги на ногу, не зная, как начать разговор.
– Хотите присесть? Правда, угостить мне вас нечем… – едва слышно пробормотала Варя. Ей все еще было трудно дышать.
– Мы же только с ужина, – Алиса засмеялась, мигом разрушив напряженную обстановку. Гостьи вздохнули с облегчением и расселись кто на стул, кто в кресло, кто на кровать.
– Ты нас очень удивила! – воскликнула Алиса. – Мы, конечно, сразу поняли, что ты… Эм… Какая-то другая. Но сегодня… – Девушка посмотрела на Варю с уважением.
– Мы хотели сказать спасибо, – Фани подалась вперед. – Ты единственная, кто за нас заступился.
– А еще мы хотим, чтобы ты знала – в этой школе у тебя есть три подруги, – прошелестела Кира, убирая за ухо длинную прядь. Алиса и Фани одобрительно закивали.
– С-спасибо, – на Варином лице появилась бледная, неуверенная улыбка.
– Но как ты поставила на место этих мерзавок! – воскликнула Алиса. – Венценосцева едва ли не в обмороке! Требовала врача и нюхательную соль. Ее дрессированные собачки причитают и машут на нее салфетками. Тот еще цирк!
– С ними, кажется, еще никто так не разговаривал! – улыбнулась Фани.
– А почему? – удивилась Варя. – Вы же учитесь здесь… с шести лет, правильно? Они всегда так себя вели? И никто их не осадил?
– Никто, – Кира покачала головой. – Они ведь из влиятельных семей. Красивые. И получают отличные оценки.
– Одни хотят быть на них похожими, другие их боятся. Вот и все причины, – Алиса закатила глаза. – Но хватит об этих змеюках. Слишком много чести!
– Пожалуй, – согласилась Варя. И, помолчав немного, робко спросила: – А что теперь со мной будет? Меня накажут? Исключат?
– Исключат? – удивилась Алиса. – Нет, конечно! В худшем случае – сделают выговор. Полозов, конечно, рвал и метал. Визжал, что это неслыханно и таких невоспитанных девиц он в жизни не видел. Но потом успокоился – ты ведь не из Гардарики и плохо знаешь, что у нас принято, а что нет.
– Амелия Никитична сказала, что ты переживаешь из-за разлуки с родными. Здесь для тебя все новое и непривычное, вот нервы и расшатались. Хочет вызвать врача, чтобы прописал тебе успокоительные капли.
– Не стану я пить никаких капель! – Варя притворно возмутилась, стараясь скрыть облегчение. Никто не догадался! Блюстители не запрут ее в темницу. Она в безопасности!
– Мы вот еще что хотели сказать, – Алиса внезапно помрачнела. – Венценосцева это так не оставит.
Я не знаю, что она сделает, но таких подлых натур еще свет не видывал. Будь внимательной, старайся не говорить лишнего… Особенно про князя Кручинина, – заметив, как побледнела Варя, Алиса замотала головой и поспешила добавить: – Нет-нет, мы думаем так же, как и ты, но в Цареграде очень жестокие порядки. Один донос – и появятся Блюстители. – Алиса понизила голос: – А они так просто не отстанут.
– Я постараюсь быть осторожнее.
– Ох! – Фани взглянула на хронометр и вскочила с кресла. – Нас сейчас хватятся!
– Еще успеем наговориться, – подмигнула Алиса. – Раз мы теперь официально друзья.
– Конечно, успеем! – Варя благодарно улыбнулась.
У дверей девушки обнялись на прощание, а потом разошлись по спальням. От всех переживаний Варя едва стояла на ногах. Побросав одежду на пол, она рухнула в постель и тут же уснула.
Полозов приехал домой в одиннадцатом часу и заперся в кабинете. Из головы у него не выходило происшествие в столовой. Интуиция не обманула инспектора – с Варварой Чудариной и впрямь было что-то не так. Вернее, с ней все было не так: ее туманное происхождение, фальшивая биография, странные способности. И эта внезапная вспышка…
После опроса девочек стало понятно, что новенькая вышла из себя, когда заговорили о Елисее Кручинине. С чего бы вдруг?
Инспектор уселся за необъятный письменный стол. В нижнем ящике лежал старый дагеротип в тонкой рамке. Полозов посмотрел на карточку с ненавистью. «Ты всегда и во всем меня обходил, – подумал он. – Учеба, деньги, внимание женщин. Даже Альянс! По какому праву именно тебе выпала такая честь? Но теперь это все неважно, – лицо инспектора исказила злорадная ухмылка. – Где ты теперь, Елисей? И где я…»
Полозов откинулся на спинку кресла, и перед глазами ярко вспыхнуло воспоминание – еще свежее, не истершееся от времени.
Раскрывается тяжелая дверь, на пороге – князь Кручинин. Подтянутый, в свежей рубашке и новом шелковом жилете. Волнистые каштановые волосы зачесаны назад, лицо румяное, светло-серые глаза лучатся радостью.
– Гордей! – Князь кидается к гостю и сжимает его в объятиях. – Это ты! Как же я рад…
– И я… Не знаю, сможешь ли ты простить меня за то, что оставил тебя одного в таком страшном горе, но я совершенно не имел возможности вырваться… – Полозов отстраняется, с недоверием глядя на князя. Шесть месяцев назад погибли его жена и единственная дочь, Полина. Рухнул новый сверхскоростной дирижабль «Аргест», который Кручинин спроектировал сам. Это крушение унесло жизни пятидесяти человек, князя судили, с позором изгнали из Альянса. Он все потерял – семью, репутацию, положение в обществе. Гордей Иванович знал, что первое время Кручинин не выходил из дома, проводя время в компании с крепким алкоголем. Неделями не брился, спал в одежде, разговаривал с большим портретом, на котором были изображены его жена и дочь. Так что Полозов ожидал увидеть все что угодно, но не счастливого, помолодевшего мужчину. Полгода – недостаточный срок для того, чтобы оплакать свою разрушенную жизнь.
– Я тебя не виню, Гордей! Проходи в дом, что же ты стоишь! Побеседуем в кабинете. Я велю подать кофе.
– Ты хорошо справляешься с горем, – сквозь зубы цедит Полозов, оказавшись в просторной комнате, заставленной книжными шкафами. На стене висит фотокарточка. Хрупкая девочка лет двенадцати, с длинными светлыми волосами, сжимает в руке фарфоровую куклу, похожую на хозяйку почти как две капли воды.
– Справляюсь с горем… – Князь словно взвешивает на кончике языка каждое слово. – Разве с горем можно справиться? Оно всегда будет со мной. Всегда будет лежать внутри меня неподъемной тяжестью. Ты понимаешь, о чем я? – Кручинин прикладывает к груди красивую длиннопалую ладонь. Взгляд – тревожный, ищущий – мечется по комнате, иногда задерживаясь на лице Полозова.
– Д-да, я понимаю.
– По моей вине погибли люди. Моя семья, самое дорогое, что у меня было. Они все мертвы из-за моей ошибки… – с надрывом в голосе говорит князь. – Если бы не моя глупость, моя оплошность… Сейчас они были бы живы. Если справиться с горем означает забыть об этой потере… принять ее, я боюсь, это невозможно.
– Эту ошибку мог совершить каждый, – Полозов чеканит подготовленную фразу. Его слова кажутся неживыми, бесцветными. – Строго говоря, это даже не твоя вина. В отчете ведь было сказано, что…
– Моя. Я не хочу от нее прятаться. Мне каждый день снятся люди, которых я убил. Снятся Полли и Марианна… – Князь замолкает и смотрит куда-то в сторону. На долю секунды Полозову кажется, что он вот-вот потеряет самообладание, может быть, даже заплачет. Но тот встряхивает головой и продолжает: – Я больше не гоню эти мысли и видения. Они – часть меня, часть моей жизни. Заставить их уйти, замолчать? Я долго пытался, но понял, что мне это не под силу.
– И все же мне кажется, что ты немного… Воспрял духом? Выглядишь лучше. Ты занял себя делами? Работаешь над чем-то интересным?
Пару мгновений князь молчит и смотрит на друга долгим изучающим взглядом. Словно пытается решить – можно ли тому доверять. И наконец объявляет:
– Тебе я могу признаться. В моей жизни появился новый смысл. Я получил чудесный, удивительный дар!
Полозов слышит быстрый топот над головой.
– Вот как? – спрашивает он, все больше настораживаясь. – Ты расскажешь мне?
– Я не могу, – вздыхает Кручинин. – Пока слишком рано, и ты мне просто не поверишь… Но, обещаю, ты узнаешь первым! Когда придет время.
– Признаться, Елисей, ты меня немного пугаешь. То, о чем ты говоришь, не противоречит законам Гардарики?
– Ну что ты! – смеется князь. – Я распоряжусь насчет кофе. Будь как дома!
Едва Кручинин исчезает за дверью, Гордей Иванович подходит к столу и без всяких колебаний рассматривает лежащие на нем бумаги. Счета, бухгалтерия, старые чертежи – все в полном беспорядке. Он наугад вытягивает несколько листов и замирает, раскрыв рот.