Господи, как же мне страшно! В глубине души я, конечно, верю, что он не причинит вреда, – ведь он обещал, но мне всё равно страшно до дрожи в каждой клеточке тела. Идём наверх, значит не в подвал. Может быть его пыточная на втором этаже? Такая огромная дверь, а что за ней? В голову лезут разные описания подобных мест из книжек и фильмов. Вот она открывается и … за ней просто обычный холл, совсем обычный. Правда, замечаю там ещё несколько дверей.
Открывает одну и приказывает мне войти первой. Ничего не вижу, так как вокруг темно, и только вдалеке виднеются неясные очертания чего-то огромного и белого. Медленно зажигается светильник, и я оказываюсь в центре светлого пятна. Под ногами пол тёмно-красного дерева, – даже через носки чувствую, что он тёплый. В окружающем меня мягком полумраке с удивлением вижу громадную комнату. Краем глаза замечаю элегантный кожаный диван и буфет со стеклянными дверками, за которыми что-то поблескивает. А белое пятно передо мною – это просто гиганская и, наверное, очень удобная кровать. Нет ничего пугающего или агрессивного.
Не успеваю как следует рассмотреть комнату, как на меня обрушивается поток резких грубых команд: «Спину прямо! Ноги вместе! Руки плотно прижаты по бокам. Смотреть в пол!» – они следуют одна за другой так быстро, что я не успеваю их выполнять и получаю удар ниже спины. Не больно, но так неожиданно, что я в испуге дёргаюсь и вскрикиваю.
Стою, вытянувшись в струнку, плотно прижав руки и чувствую, как во мне всё сильнее разгорается возбуждение. Как же трудно выговорить эти слова: «Рабыня… Господин… наказание», но от них внизу живота тяжелеет, начинает пульсировать, становится жарко и мокро. Сердце бешено колотится.
Любое приключение должно с чего-либо начаться… банально, но даже здесь это правда…
(Льюис Кэрролл)
Весна выдалась затяжная и необычно холодная. Грязные лужицы ночью замерзали, местами образуя предательские скользкие ловушки, а дворники, и без того не слишком усердные, расслабились и уже перешли на летний режим. Да и фонды на посыпку тротуаров у городских властей растаяли ещё до того, как выпал первый снег.
Утро. Выхожу из машины и осторожно ступаю на предательский тротуар.
«Ой!» – к ногам скатывается «что-то» в короткой серенькой курточке и затёртых джинсах. Из-под съехавшей вязаной шапочки выбиваются русые кудри. Протягиваю руку и легко поднимаю это почти невесомое создание. На мгновение она оказывается прижатой к моей груди и испуганно вскидывает личико.
– Простите, – произносит мягким приятным голосом, – тут ступеньки, скользко. – Говорит что-то ещё, но слова пролетают мимо меня. Эти невероятные глаза, огромные, неописуемого зеленовато-голубого цвета. В них бездонная глубина морской воды, в которой я буквально тону!
– Имя, – спрашиваю строго.
– Света. – Немедленно отвечает и тут же закусывает губу. Знаю, что мысленно уже обозвала себя дурой, что вот так назвала своё имя какому-то незнакомому мужику. Все её мысли и эмоции отражаются на симпатичном лице, а ведь уже не ребёнок – чуть больше двадцати, навскидку. Мне нравится эта открытость.
– Надо быть осторожнее, – строго говорю я и, слегка развернув, стряхиваю какие-то невидимые глазу пылинки с её джинсов. Попка тугая и очень приятная под рукой. Она тихо ойкает и пытается отстраниться.
– Стой смирно! – От этих слов она замирает и только ошеломлённо смотрит на меня бездонными глазищами. Краснеет, но не вырывается.
«Послушная», – отмечаю с удовольствием.
Несколько лёгких похлопываний, и вот уже удивлённо приподнимает головку мой маленький друг: безуспешно пытается рассмотреть – чего это ради разбудили его в такой неурочный час.
«Ничего, приятель, потерпи, скоро ты её увидишь», – мысленно его утешаю.
– Подвезти? – говорю спокойно и подчёркнуто нейтрально-дружелюбно.
– Нет, спасибо! У меня машина. – Машет ручкой в сторону чего-то непонятного от наслоений грязи. Ясное дело: в мойку отвезти денег жалко, а самой помыть нет сил и времени. Номер, правда, недавно тщательно протёрт и очень хорошо мне виден.
– Тогда до свидания. – Отпускаю её руку. Она не находит слов для ответа, кивает и как-то растерянно-робко улыбается. Убегает.
Провожаю взглядом до машины и знаю, что она обязательно обернётся. Оборачивается и пристально смотрит на меня, прежде чем сесть в машину.
Мотор с трудом и скрежетом заводится, и она исчезает из виду, но не из моей жизни. От неё остаётся лёгкий, почти неуловимый аромат кофе и ещё какой-то специи.
Во мне просыпается тигр Шерхан, лениво потягивается, чуя сладкий запах добычи, и сразу берёт след, ведущий в кафе, откуда выпорхнула птичка с удивительными глазами. Величаво входит, принюхивается и обводит взглядом кафешные джунгли, заросшие потёртыми столиками и стульями, не предназначенными для долгого сидения. Фауны в этот ранний час немного, точнее, – никого.
– Нужно посыпать песком перед входом. Света чуть ногу не сломала, выходя сейчас от вас! – рычит он сурово.
Официантка наверное наблюдала разыгравшуюся у входа сценку. Испуганно и не очень убедительно лопочет про то, что за песком уже послали и вот-вот привезут. Заискивающе извиняется и с затаённой надеждой предлагает дисконтную карту: конечно, такие серьёзные шерханы к ним вряд ли часто заходят.
– Ладно, сделайте мне такой же кофе, что и Свете, – милостиво мурчит Шерхан, гордо отказываясь от подачки.
И вот уже кобра Нагайна, в образе кофемашины, шипит и плюётся, являя перед ним капучино без чрезмерной пены, с посыпкой корицей, в которой лишь продвинутый абстракционист-извращенец смог бы опознать сердечко. Шерхан чует знакомый запах добычи, опасливо пригубливает: так и есть – ванильный сироп. Как удивительно и сказочно банально!
Из вежливости выпиваю половину, расплачиваюсь и оставляю приличные чаевые.
– Света к вам часто заходит? У неё есть бонусная карта?
Притихшая было официантка оживляется:
– Да, есть. Раньше часто заходила, – немного с вызовом: – У нас очень хороший кофе. – Косится на недопитую чашку. – Сейчас она редко бывает, трудное время, мама в больнице, сами понимаете: деньги на операцию нужны.
– Вот и хорошо. Добавьте бонус на её карту, когда в следующий раз придёт.
– Конечно! – с явным облегчением отвечает она, довольная, что конфликт так просто улажен. Берёт недопитую чашку и вдруг немного лукаво добавляет:
– А знаете, Света очень хорошая!
«Это мы ещё проверим, какая она хорошая», – думаю про себя, выходя из кафе.
Набираю Эдика. После ритуальных приветствий диктую номер машины и добавляю коротко:
– Света. Первый уровень. Нужно с ней случайно встретиться. Посмотри больницу, где лежит её мать.
Сажусь в машину в хорошем настроении – охота началась, всё складывается удачно.
Эдик как бы работает у меня на фирме айтишником. «Как бы» – это потому, что на работе он мелькает с частотой пролёта кометы Галлея. При этом доступен для меня всегда и везде, где бы ни находился. А где он обретается – сия тайна неведома никому. Лишь периодически обгорелый на солнце нос выдаёт пребывание своего владельца в неких экзотических странах.
По натуре он минималист, а по убеждениям – что-то между буддистом и анархистом. Деньги его не волнуют – они у него как-то появляются, когда ему нужно. Я не понимал, зачем он выбрал работу у меня. Однажды спросил прямо. Он пожал плечами и коротко объяснил: статус, не внапряг, я вам доверяю. Коротко и ясно и в этом весь Эдик со всей своей зумерской философией.
В офисе девчонки подтрунивают над ним. Он вроде мальчика-компьютерщика на подхвате: чего-то там в программе настроить, западающую клавишу починить.
Зовут они его исключительно Эдичка, причём начальное «э» принято произносить с тягучим и наигранно сексуальным распевом: «Э-э-эдичка!», а он лишь глуповато улыбается в ответ. Короче, всерьёз его никак не воспринимают, и зря: Эдик не просто компьютерщик от Бога, – он из породы российских хакеров, которых с чертыханиями проклинают по всему миру. Как и где копает он инфу, лучше вообще не знать.
«Уровни» в его эфемерном сетевом мире – это глубина залегания информации. Их много, даже не знаю сколько. За все годы лишь однажды заказывал у него третий, когда нужно было осадить обнаглевших рейдеров. Обычно уровень два – это подробные сведения о конкурентах, информационная поддержка серьёзных сделок и прочее. Первый уровень – для детсадовских хакеров: биография, учёба-работа, поверхностный поиск по соцсетям о вкусах, пристрастиях, пороках и прочая бытовая мелочёвка.
Поскальзываюсь на предательской ступеньке при выходе из кафе и на пятой точке влетаю прямо под ноги вышедшему из машины мужчине. Падая, группируюсь – сказываются занятия гимнастикой – и ойкаю, но не от боли, а от неожиданности. Сильная рука в один миг подхватывает меня так резко, что я слегка ударяюсь о его грудь. Его короткое стильное пальто расстёгнуто, и на мгновение моя грудь прижимается к твёрдому мускулистому телу так, что чувствую лёгкий аромат дорогого мужского парфюма. А его рука цепко, как клешня, держит меня за локоть.
В испуге смотрю вверх. Худощавое, серьёзное лицо кажется красивым, но его портит шрам, идущий от виска через всю правую щёку почти до подбородка. А ещё глаза: тёмные, с прищуром, почти дьявольские. Кажется, что взгляд пронизывает меня до самых пяток. Начинаю смущённо извиняться, но он как будто не слышит. Не отрывая взгляда, спрашивает низким, властным голосом: «Имя?»
От растерянности сразу называюсь, потом спохватываюсь, но уже поздно. Он строго отчитывает за неосторожность, не отпуская моей руки. Собираюсь что-то резко ответить, но тут он ловко разворачивает меня и принимается энергично что-то стряхивать с джинсов. Пытаюсь освободится от его хватки, но хлёсткий приказ вдруг парализует волю. Его властный голос обладает такой магический силой, что я замираю как кролик перед удавом.
Тем временем он деловито и методично обрабатывает мой зад: вроде помогает отряхнуть тротуарную грязь, но такое ощущение, что меня шлёпают как маленькую девочку! При этом его лицо совершенно невозмутимо, и весь он какой-то крепкий, жёсткий и лишённый эмоций – просто скала, а не человек! И машина, из которой он только что вышел, ему под стать: огромная, чёрная с агрессивной блестящей мордой-радиатором. Кажется, что она вырублена из той же скалы, что и её хозяин.
Наконец его рука разжимается, хватка ослабевает, как и его власть над моей волей. Чуть придя в себя, вежливо отказываюсь от его предложения подвезти и бросаюсь к своему старенькому опелю, ощущая всем телом тяжёлый, пронизывающий насквозь взгляд. Даю себе слово не смотреть назад, но уже у самой машины не могу удержаться и оборачиваюсь. Он спокойно и так же невозмутимо продолжает на меня смотреть.
Уже успокоившись, внимательней его разглядываю: не старый – лет тридцати пяти, высокий, поджарый и весь такой статный. Короткая стрижка, на висках немного седины. Одет просто, но довольно элегантно и явно дорого.
«Надутый, самоуверенный, наглый индюк» – услужливо подсказывает мне мой здравый смысл и советует: «Светка, держись подальше от таких типов! Наверняка какой-нибудь мафиози».
Твёрдо решаю выкинуть его из головы, но в ней настырно крутится резкая как выстрел команда: «Стой смирно!», а попа никак не хочет забыть жёсткую сильную ладонь. «Какая же ты дура», – говорю сама себе. – «Сегодня много дел: сначала в банк просить кредит, потом в магазин и к маме в больницу».
Дома неспешно готовлю ужин – своего рода ритуал, который выработался с годами. Мне нравится это спокойное и неторопливое занятие: можно обдумать всё, что произошло за день, составить планы на завтра. Мысленно ещё раз проигрываю маленькое утреннее приключение. Что же в этой девочке меня зацепило: необыкновенные глаза или то, как она послушно замерла по моей команде? Может быть попробовать? Для начала, просто встретиться ещё раз, – хочу понять, что в ней так привлекает.
Давно уже установил для себя правило не заводить серьёзных отношений в своём городе, где я хорошо известен, а Шерхана вообще кормлю теперь исключительно на выезде в хороших проверенных столичных клубах. Только несколько раз отступал, тщательно определив границы отношений, но всегда потом жалел об этом. Обычно, всё сводилось к деньгам. А самый долгий роман был несколько лет назад с очаровательной брюнеткой Анжелой.
В то время бизнес быстро пошёл вверх: почти все иностранные конкуренты ушли, а потребность в нашем оборудовании резко выросла. Фирма была включена в особую федеральную программу и, одно время, курировалась на самом высоком уровне. Мы расширили производство и создали несколько филиалов в других городах.
Появились деньги – реально серьёзные деньги – и я решил осуществить заветную мечту: построить большой удобный дом, наполнить его жизнью, звучанием музыки, радостными детскими криками и шлёпаньем маленьких ножек по полу. Создать настоящее семейное гнездо, – что-то вроде старинной усадьбы из русских романов.
Вот тут и появилась трещина в отношениях с Анжелой. Нет, против дома она не возражала, но не в этом же «скучном провинциальном захолустье», а как минимум, в Москве, в престижном районе, – она уже видела себя в центре столичной светской жизни. Возможно, я бы и смирился с этим, но последней каплей стало то, что она не хотела детей. Несмотря на мои старания, у нас ничего не получалось: Анжела сетовала на проблемы со здоровьем, ездила в московские клиники, но однажды я случайно узнал, что всё это время она была на противозачаточных.
Расстались тяжело: со слезами и дикими скандалами, но, в конце концов, всё решили деньги – в сущности, только это ей и было нужно. Условились, что она исчезнет из моей жизни навсегда. Анжела уехала в Москву, где я купил ей квартиру в шикарной элитной новостройке, удачно вышла замуж, нашла себе то, что искала, и я за неё рад!
Да, в любовь она играла просто великолепно! Любил ли её я? Тогда этого вопроса не возникало. Казалось, в Анжеле было всё, что нужно: красота, чувственность, ум. Я искренне хотел построить «ванильные отношения» и создать семью. Даже загнал в клетку Шерхана и только изредка подкармливал его в клубах. Иногда позволял себе немного жёсткий кинк-секс с Анжелой. Ей нравилось, но о том, чтобы ввести её в Тему и не думал. Любовь? Нет, я считал, что не способен на это и никогда не смогу полюбить. Таким меня сделала жизнь…
После ужина поднимаюсь в кабинет и открываю почту. Письмо от Эдика, с прикрепленными файлами, уже меня ждёт. Первый уровень безобидный и можно пользоваться обычной электронкой. Прохожусь по биографии: Светлана Сергеевна Серова, 23 года.
«Серова – серенькая – мышка» – сразу приходит на ум. Мелкая добыча для Шерхана.
Мать: Вера Васильевна, учитель, сейчас на пенсии. Отец: Сергей Александрович, майор в отставке, умер три года назад – инфаркт. После отставки начал заниматься строительным бизнесом. Сначала дела шли хорошо, но потом что-то случилось, пришлось продать большую квартиру за долги и переехать в хрущёвскую двушку на окраине. Вероятно, это его и подкосило. Типичная для нашего времени история. Задумался: Сергей – случайное совпадение или знак судьбы?
Бегло просматриваю остальную информацию. Единственная и поздняя дочь. Закончила школу почти с медалью. Музыкальная школа, художественная гимнастика. Больших успехов не достигла, – часто приходилось переезжать с места на место и, видимо, условия для серьёзных занятий были не везде. Увлекается йогой. Интересная деталь: лет пять назад заняла первое место по стрельбе. Любопытно! Разносторонняя Мышка.
Пыталась поступить в МГУ, но не прошла на бюджет и поступила в местный вуз – романо-германская филология, английский язык. Два года исправно училась, но внезапно умер отец. Пришлось взять академический, а потом и вовсе забрать документы. Закончила бухгалтерские курсы и сейчас работает в такой-то ЖКХ компании. Два дня назад взяла отпуск на неделю. Пытается получить кредит. Мать сейчас в областной больнице, какой-то длинный диагноз начинающийся с «кардио-», нужна срочная операция.
Есть ещё всякие мелкие детали, но ничего интересного кроме того, что встречалась с каким-то Игорем, правда рассталась с ним год назад. В соцсетях не мелькает, страничка ВэКа несколько лет не обновлялась.
Меня больше интересуют прикреплённый план областной больницы. На нём прочерчен её обычный маршрут за последние три дня и даже указано примерно время, когда она проходит определённые точки. Не удивляюсь: ничего сверхъестественного в этом нет: видеокамеры сейчас повсюду – наблюдают, записывают, хранят где-то информацию.
Посылаю короткое письмо Эдику. Больше, пока, ничего не нужно. Шерхан доволен: завтра у него будет интересный день.
Из больницы возвращаюсь уставшая. Без охоты ковыряю вчерашние полузасохшие макароны. Настроение ужасное: мама очень плоха, а на такие операции очередь, какие-то квоты. Врач предложил платную – без очереди, но назвал такую сумму, что я просто обалдела.
Банк сегодня окончательно отказал в кредите. Из ценного имущества у нас только эта хрущёвка, а жить где? С родственниками у нас как-то не сложилось, а те, с кем поддерживали контакт, уже в возрасте и, при всём желании, помочь не могут. Выхода нет – нужно ждать очереди на операцию, но мама может просто не дожить. Да и лежать в больнице в многоместной палате тягостно, а дома нет условий – нужен кислород, капельницы…
Последняя надежда на встречу с главврачом. Сегодня прождала его три часа, но он так и не появился. В регистратуре сказали, что завтра будет в конце дня. Если завтра не поймаю, лягу под дверью и буду ждать хоть неделю.
В квартире холодно и сыро. Сантехника подтекает, и кран в ванной надоедливо капает. После вынужденного переезда и смерти папы мы так и не смогли обустроиться, и до сих пор всё заставлено коробками. В общем – неуютно.
Смотрю сейчас на наш семейный цветок – диффенбахию, которую папа купил ещё в дни молодости и возил по всем гарнизонным квартирам. Он совсем захирел: пятнистые листья по краям побурели, а новые склеились и отказываются разворачиваться. А с чего бы им разворачиваться в таком холоде? Так, конечно же, теплее. Люблю это растение, оно – память о папе. Надо бы пересадить его летом.
Заняться нечем. Без интереса читаю новости на стареньком лэптопе и решаю лечь спать пораньше. Забираюсь в постель, заворачиваюсь в одеяло, понемногу согреваюсь. Вспоминаю, как прошёл день. Из интересного только неожиданная встреча с тем мафиози. Да какая это встреча – так, минутное случайное столкновение. Только вот лицо его со шрамом и крепкая поджарая фигура весь день стоят перед глазами. А ещё в голове звучит низкий властный голос. Тембр его чем-то напоминает мне голос папы.
Провожу рукой по сосочкам – они вдруг вспомнили мимолётное прикосновение к мужскому телу и слегка затвердели. Поглаживаю попу, хранящую память о его руке, и чувствую, как кожа покрывается мурашками. Рука сама собой опускается под резинку трусиков к заветной точке – утешительнице одиноких девочек. Стыдно этим заниматься, но так я получаю больше удовольствия чем от «перетрахов», как их называл этот инфантил Игорёк. Как же я рада, что набралась тогда смелости послать его подальше. И вообще, все эти оргазмы с искрами из глаз – выдумки нимфоманок, кропающих любовные романы. И зачем только эти мужики нужны… Мысли путаются в голове. Надо постараться заснуть. Завтра опять трудный день.
– А что это за звуки, вон там? – спросила Алиса, кивнув на весьма укромные заросли какой-то симпатичной растительности на краю сада.
– А это чудеса, – равнодушно пояснил Чеширский Кот.
– И… И что же они там делают? – поинтересовалась девочка, неминуемо краснея.
– Как и положено, – Кот зевнул. – Случаются…
(Льюис Кэрролл)
Принимаю чашку с традиционным утренним чаем, который так замечательно умеет готовить моя секретарша Лидочка. Кофе я люблю только свой.
– Лида, пригласите, пожалуйста Павла. Пусть захватит всё, что у нас сейчас проходит по областной больнице.
– Хорошо, Сергей Алексеевич.
Появляется Павел с документами. Видно, что волнуется. Он у нас недавно – боится, что где-то накосячил. Напряжённо докладывает, что тендер мы выиграли. Вот список оборудования. Договор подписан, но у больницы проблемы с финансированием и оплатить пока не могут.
– Спасибо, Павел! Всё в порядке. Я сам этим займусь. Договоритесь с главным о встрече сегодня в четыре часа. Скажите, что есть хорошее предложение.
Не знаю ещё, что ему предложу. Посмотрим по обстоятельствам. Всегда можно дать небольшую скидку.
Через полчаса Павел докладывает, что главврач подтвердил встречу и проявил явный интерес. Вот и прекрасно. Всё идёт по плану.
Открываю сейф и, чуть поколебавшись, достаю небольшую плоскую коробочку. Скорее всего, она не понадобится, но так – на всякий случай.
Выезжаю немного раньше, чтобы осмотреться на месте. Потеплело, и над дорогой дымка тумана. Еду неторопливо, настроение отличное. Недалеко от поворота на больницу вижу на обочине знакомую машину грязно-бурого цвета. Уткнувшись в неё краем бампера, стоит новенький хавал около которого суетится и машет руками какой-то мужичок, видно, что кричит он на мою серенькую Мышку. Та стоит около своей машины с обреченно-отрешённым видом. Вот и хорошо! Мягко подруливаю, открываю дверцу и выпускаю Шерхана, – он знает, что делать.
Шерхан неторопливо подходит и останавливается в нескольких шагах от беснующегося мужичка. Его не интересует, что тот кричит, лишь отмечает слова: «коза», «водить не умеешь – не садись за руль», «мой бампер», «ты мне заплатишь».
– Света! Что происходит?! Кто этот тип?! – рыкает Шерхан.
«Этот тип» оборачивается, сразу сникает и как-то сдувается не столько от слов, сколько от грозного вида Шерхана, размеров и марки машины.
– Командир, – мямлит он, – машина новая, только купил, а тут эта … тормозит. Бампер поцарапала.
Шерхан величественным жестом достаёт бумажник. Не глядя отщипывает несколько коричневатых бумажек.
– Извинись перед девушкой и свободен.
– Простите! Погорячился. Нервы. Машина в кредит, сами понимаете. Простите! – Пятится к своему хавалу и через минуту растворяется в сырой мгле.
Она стоит совершенно ошарашенная – всё ещё в шоке. Смотрит как-то странно и не может выговорить ни слова. Наконец, начинает сумбурно объяснять про то, как ехала в больницу и вдруг застучало в двигателе, вырулила на обочину, а сзади этот. Всё, в общем, ясно. Шерхан лениво достаёт телефон, набирает номер.
– Петрович! Тут на повороте на областную стоит такое… коричневое, номер на девятку заканчивается. Пришли эвакуатор и посмотри, что с этим можно сделать. – Обращаясь к Мышке: – Включи аварийку, забери из машины ценные вещи, дверь не запирай. Минут через двадцать приедет эвакуатор.
Она вздрагивает, послушно идёт к машине, что-то собирает, начинает мигать аварийка. Я в это время ставлю свой предупредительный знак. Знаю почти наверняка, что у неё в багажнике его нет.
Возвращается. В руках «ценные вещи»: потёртая сумочка, пачка одноразовых салфеток, начатая пластинка таблеток, похожих на цитрамон, и маленькая обезьянка на верёвочке – дорожный талисман.
Заметив мой удивлённый взгляд, замирает, закусывает дрожащую губку. Смотрит своими огромными глазищами, полными слёз, как-то съёживается и беспомощно, по-детски, пожимает плечами.
В груди у меня вдруг щемит: она так наивно-обворожительна и открыто-беззащитна с этим цитрамоном и своей обезьянкой! Отпихиваю Шерхана и загоняю его в клетку.
– Садись ко мне. Я тоже еду в больницу. В четыре у меня деловая встреча с главврачом, нужно торопиться, – говорю негромко.
О, как она прекрасна, когда радостная улыбка озаряет её лицо!
Выехала пораньше – решила по дороге заглянуть в кафе. Машина завелась с трудом. Знаю, что что-то не так с двигателем: вибрация появилась. Надо бы завтра заехать в автосервис.
Убеждаю себя, что мне, ну вот как, нужен капучино именно сегодня. Просто позарез – жить без него не могу, как наркоманка без дозы! Поэтому и еду, а совсем не потому, что надеюсь увидеть рядом большую чёрную машину и, может быть…, а вдруг?
На стоянке у кафе пусто. Вика радостно меня приветствует – любит поболтать, и мы с ней вроде как подруги. Приносит мой капучино.
– Ой, Светка! Что вчера было! Этот, твой, врывается, ногами топает, по прилавку так саданул, что чуть не проломил. Лицо от злости перекошенное. Орёт: «Моя Света чуть ноги себе не переломала! Я ваше долбанное кафе закрою и снесу с чёртовой бабушке!» Ужас!
– Вика, кончай врать! Рассказывай, что было.
– Не, ну я чуток преувеличила. – Весело ржёт. – Как ты уехала, заходит твой папик. Важный такой, как ледокол. Выговор сделал, что мы не следим за территорией. Говорит: «Дайте мне такой же кофе как Свете». Понюхал, а пить не стал, так, пригубил. Спросил, как часто ты тут бываешь. Я сказала, что сейчас не очень часто – у тебя мама в больнице и не до того. Приказал, как ты опять появишься, бонусов тебе на карту подбросить – типа моральная компенсация. Так что, сегодня капучино бесплатно, и ещё вот тортик от заведения. – Ставит передо мной кусочек моего любимого тортика. Перестала его брать последнее время, денег жалко.
– Вика, не говори ерунды. Никакой он мне не папик! Вообще его не знаю, так, налетела на него совершенно случайно.
– Давай-давай, не заливай! Видела, как вы там жались, и как он заботливо штанишки тебе отряхивал. Давай, колись! Он кто?
– Отстань! Сказала же, что просто нечаянно с ним столкнулась.
– Ладно, потом расскажешь. – Заговорщически подмигивает. – Я тебе рекламу кинула! Сказала какая ты суперская.
– Вик! Ну вот зачем ты лезешь не в своё дело! И про маму, и про больницу зачем трепаться было?!
– Да, ладно! Подумаешь, секрет какой! А он классный у тебя! Крутой!
Вдруг она становится серьёзной, подсаживается ко мне.
– Знаешь, а он на тебя глаз положил. Советов не буду давать, но знаю таких мужчин. На них наши женские штучки не действуют, на них вообще ничего не действует! Они знают чего хотят и всегда это получают. Просто, думай головой, чтобы не пожалеть потом, – говорит тихо, и в глазах, на мгновение, отражается такая боль и тоска, что мне становится не по себе.
Появляется посетитель, и Вика, мгновенно преобразившись в обычную весёлую и немного развязную деваху-официантку, уходит.
Вот так в жизни устроено – мы видим просто внешнюю оболочку, вроде защитной скорлупы или брони, а под ней у каждого человека своя Вселенная, со всеми его радостями, надеждами, горем, разочарованиями и трагедиями. Смотрю на часы – уже опаздываю!
«Приятно, всё-таки, что ОН подумал обо мне – заступился, бесплатный кофе вот обеспечил. Увижу ли его ещё?» – думаю на бегу к парковке, но из головы никак не выходят слова Вики: «они знают, чего хотят и всегда это получают».
По дороге в больницу пытаюсь придумать, что скажу главврачу, и понимаю, что всё бесполезно. Что я могу? Поплакаться ему в халат?
У самого поворота вдруг что-то громко стучит в двигателе, он глохнет и я по инерции съезжаю на обочину. Толчок и звук удара…
«Всё, приехали. Это конец», – говорю сама себе с обречённым спокойствием.
Снаружи уже слышен крик, вернее отборный мат. Выбираюсь из машины. Лысоватый мужик, с перекошенным от злости лицом, кидается ко мне: из всех эпитетов, которыми от меня награждает, цензурный, пожалуй, только «коза». Пальцем тычет в свой бампер, где видна не особо большая потёртость краски, – удар был слабый и по касательной.
Объяснять ему, что нужно соблюдать дистанцию, и что он сам козёл, бесполезно. Охватывает невыразимая тоска и отчаяние. Примерно представляю, что сейчас будет и понимаю, что попала на деньги. И ещё хуже, что машине моей пришёл конец, а как я смогу без неё ездить к маме?!
«Папочка! Спаси меня! Сделай же что-нибудь!» – молю небо о помощи.
И вдруг – о, чудо! – из туманной дымки подкатывает знакомый уже чёрный кусок скалы с оскаленной мордой, и из него выходит ОН! Неторопливо так, вальяжно выходит и направляется к нам. Вчера видела его только стоящим, теперь он идёт. Идёт спокойно, мягко, в походке ощущается текучая и дикая сила: что-то такое кошачье. Замечаю, что немного прихрамывает на правую ногу. Подходит и громко, говорит, вернее, рычит: «Света! Что происходит?! Кто этот тип?!» – как будто знает меня сто лет, и таким голосом, что «козёл» сразу затыкается. Ошалело смотрю как он небрежно протягивает тому деньги, – «козёл» блеет жалкие извинения и испаряется.
«Мафиози, причём не просто мафиози, а этот, как там у них, „дон“ или „пахан“. Мне конец!» – проносится в голове.
Пытаюсь что-то объяснить, но от шока и страха получается только невнятное мычание. Он слушает с каменным лицом и куда-то звонит. В голове шумит, я плохо соображаю, но понимаю, что он вызывает эвакуатор.
Больно резанули слова «такое коричневое», – это о моём стареньком опеле! Прекрасно понимаю, что он имеет ввиду. Очень обидно, – ведь если машина говно, то как назвать ту, которая на ней ездит?
Однако, безропотно тащусь исполнять его властные команды, – что мне ещё остаётся? Включаю аварийку, – слава Богу, работает. Стоп-стоп! Ценные вещи!
Какие у меня могут быть ценные вещи? Вот сумочка с документами: права, полис ОСАГО и свидетельство на машину, хотя зачем они теперь нужны?! В багажнике валяется ржавая пустая канистра и какой-то древний хлам, нет смысла даже открывать. В бардачке, кроме пожелтевших от времени счетов, оставшихся от папы, и конфетных фантиков, ничего нет.
А ещё пачка одноразовых салфеток – вот они-то мне сейчас ой как понадобятся вытирать сопли и слёзы! Нахожу начатую пластинку цитрамона – тоже может пригодиться. Снимаю обезьянку-талисманчик. И, пожалуй, всё. Плетусь обратно.
Он уже деловито установил аварийный знак, до чего же заботливый! Правда, знак и у меня должен быть где-то, но не помню, когда я его видела последний раз.
Подхожу, а он так странно смотрит на то, что у меня в руках. Ах да: «ценные вещи»! Какая же я дура! Нужно было хоть в сумочку их спрятать. Стою перед ним с этим жалким барахлом, и кажусь себе такой убогой и несчастной, что жить не хочется. Слёзы наворачиваются и думаю: «Ну да, такая вот я дурёха-неудачница! Делайте со мной что хотите, только потом, пожалуйста, пристрелите, из милосердия, и прикопайте тут же в лесочке, ну, чтоб больше не мучилась!»
Вдруг в его пронзительных тёмных глазах что-то меняется: колючая жёсткость как будто исчезла. Негромко и совсем не властно он предлагает мне сесть к нему в машину и добавляет слова, от которых мне чуть не сносит крышу: «деловая встреча с главврачом». На какой-то миг испытываю облегчение: ясно, что мафиози к главврачам на деловые встречи не ездят, но главное не это, а магическое слово «главврач». Во мне расцветает надежда, и я вдруг улыбаюсь во весь рот, как последняя буратина. Как же я глупо и нелепо сейчас выгляжу!