Ау Каеши
Плесень
Генерал отодвинул вторую штору, за которой пряталась дверь на балкон. Молча, обернулся на брата и кивнул в сторону улицы, приглашая за собой. Выйдя на мраморный балкончик, он достал из кармана кителя сигареты, зажал одну между зубов, а затем протянул брату пачку. Из другого кармана он достал старую зажигалку, пару раз щелкнул ей, но искры не появлялось. Лис достал свою: серенькая металлическая коробочка, покрытая инкрустацией из камней и эмали, с откидной крышкой. Одним щелчком он добыл пламя, поджог свою сигарету, а затем передал её генералу.
– Дарю.
Мужчина нехотя взял ее и покрутил в руках. Наполированный до зеркала металл отражал черное небо.
– Любишь же ты вычурные штуки. Только золота тут не хватает.
– Она сама из золота. Белого.
– Стоило догадаться, – мужчина усмехнулся, спрятав её в карман.
Они вновь замолчали, смотря куда-то за горизонт. Небо покрылось покрывалом из звезд. Они бликовали и кружились, словно дамы в платьях на балу. Месяц спрятался где-то среди них, окружив себя самыми яркими звездочками.
– Терять близких больно, – Эш нарушил молчание первым, – безумно больно. Но это не повод терять голову. Прошло уже достаточно времени, чтобы переварить её смерть. Хватит безумствовать, давай возьмемся за работу.
Лис не ответил. Сложил руки на перилах и положил на них подборок. Он дотянул остатки сигареты одним вдохом. С еле слышным шипением табак догорел и погас.
– Почему ты эти недели прятался? Мог бы хоть на ужины приходить. Знаешь, как это одиночество угнетает…
– Знаю, – он швырнул окурок вниз. – Я подумал над твоими словами. Что я тебе мешаю, создаю проблемы. И о том, что твоя жизнь была спокойнее, когда я в подвале сидел. Вот и решил, что будет лучше, если я туда вернусь. Всем станет лучше. Все равно от меня нет толку. Никакого.
Эш швырнул свой окурок следом за первым. Обернулся на брата и тяжело вздохнул, прикрыв глаза.
– Как дать бы тебе по голове, чтоб глаза вылетели.
От этой фразы Лис усмехнулся.
– Это будет заслуженно. Столько я всего наворотил… Один только менкоин чего стоит…
– Не присваивай себе все лавры, – по-доброму улыбнулся генерал, – менкоин наша общая «заслуга». Как и все остальное…
– А Месса. Я до сих пор не могу в это поверить. Не могу смириться. Что я собственными руками… – он положил лоб на ледяные перила и накрыл голову ладонями, – Я вспомнил тот вечер. Вспомнил ее в коридоре. И просьбу о помощи.
– Все равно бы не спасли. Сам знаешь.
Парень поднял голову и взглянул на Эша. Глаза его покраснели, на краешках собрались мокрые капли.
– Не будь я таким придурком… Если бы я нормально поговорил с Марсалой. Не носился туда-сюда, не врал…
– Она ей угрожала, – перебил его Эш, – и не раз. Я знал об этом и толком ничего не сделал. Не подумал, что ей хватит духу после всего, что произошло. Мы оба виноваты и тут. Везде. Во всем.
Снова повисло молчание. Никому из них не хотелось больше ничего говорить или спрашивать. Все было понятно без слов, по одной лишь тяжести возникшей тишины. А может, больше и не требовалось ничего объяснять.
Лисандр выпрямился и вытер намокшую щеку. Протянул руку мужчине, раскрытой ладонью, с легкой улыбкой.
– Помнишь, как в детстве?
Эш забавно фыркнул и протянул свою в ответ. Они с силой сдавили кисти друг друга, почти до хруста.
– Вместе. Везде. Во всем. Всегда.
– И в шалостях, и в поступках.
– Даже если ты не прав.
– И даже если ты не прав.
– Все равно быть друг за друга, – закончили они хором.
Как только последние слова клятвы прозвучали, Эш сдавил руку брата со всей силы, отчего тот взвизгнул, а затем они оба рассмеялись в полный голос. Озорной смех разнесся по ночному двору.
– Лис, если тебе нужно время на то, чтобы переварить случившееся, то так и скажи. Не нужно убегать и закрываться в себе.
Парень кротко кивнул, поджав губы.
– А ты… Не ври мне больше.
Эш улыбнулся.
Весело и грустно
Вечерело. Жаркое Солнце востока зашло за горизонт. Фанатики разбрелись по опустевшим домам, заняв места их бывших хозяев. Мужчины крушили комнаты, переворачивали столы и шкафы в поисках уцелевших жителей. Делили между собой награбленное. И, конечно же, собирали все съестное, что удавалось найти, чтобы плотно набить желудок перед сном.
В один из таких домов вошла девушка с винтовкой. В нем было пусто. Ещё никто из солдат не добрался до него. В комнатах было тихо и темно. С кухни доносился запах сладкой выпечки, вперемешку с чем-то тухлым. Девушка прошла дальше, спустив оружие с плеча и оставив ее на полу у входа. Следом за ней зашёл высокий мужчина в возрасте.
– Если ты ее потеряешь, я тебе голову снесу, Ангела.
Он закрыл за собой дверь на замок и скинул накидку. Медленно осмотрелся, затем прошел вперед, к лестнице на второй этаж. Ангела слегка покосилась на него, помолчав, и двинулась дальше, к кухне.
В духовом шкафу горела лампочка. Желтоватый свет немного разгонял тьму, но ничего кроме очертаний предметов все равно было не разглядеть. Ангела остановилась в дверном проеме и провела ладонью по стенам вокруг, ища выключатель. Наконец нащупав рычажок, она дернула его вверх. Свет озарил комнату. На полу лежало несколько тел: мужчина у самой стены обнимал женщину рядом. У одного тела было перерезано горло, а у второго огромная рана на животе. Ангела сделала еще пару шагов вперёд. В духовке до сих пор был включён огонь, выпечка в нем начинала чернеть. Она повернула ручку на плите и перекрыла газ. Пламя потухло. Что-то в дальнем углу комнаты двинулось. Ангела резко схватила нож с ближайшей тумбы и обернулась на источник шума.
Мальчик лет 9 на вид сидел, забившись в угол между мешками с крупой, и крепко зажимал себе рот и нос рукой. Из глаз водопадом лились слезы. Он не сводил взгляда с Ангелы. Она медленно опустила нож, положила его обратно на стол.
– Наверху чисто! – раздался мужской голос со второго этажа.
– Внизу тоже, – крикнула Ангела в ответ. Она взглянула на тела рядом, а потом снова на мальчика.
– Родители?
Мальчик опустил голову. Его затрясло. С губ сорвалось жалобное мычание. Что-то будто сдавило лёгкие Ангелы изнутри. Боль разошлась от сердца по всему телу, в итоге застряв в горле. Она с трудом собралась с силами и выдавила из себя слова:
– Дерьмо случается, – Ангела обернулась к духовке, сняла с ручки полотенце и вытащила с его помощью противень с выпечкой. – Есть будешь?
Мальчик не ответил, начав сильнее хныкать. Она достала несколько тарелок из верхнего шкафа и расставила их по столу. Отобрала уцелевшие пирожки, которые еще не успели сгореть. От выпечки пахло чем-то тыквой с корицей. От этого аромата заурчало в животе. Ангела распределила их по тарелкам и села за стол, принявшись разрезать мягкое тесто вилкой, выковыривая начинку. С верхнего этажа спустился старший. Мужчина потер усталую шею, стоя в проходе.
– С кем ты тут языком чешешь?
Он прошёл за стол и сел напротив Ангелы. Девушка указала на дальний угол, на мешки. Мальчик вжался в стену, увидев мужчину. Он холодно посмотрел на ребёнка и повернулся обратно к столу.
– Позор для мужчины: рыдать на полу. Это удел баб, – он покосился на ребенка с прищюром. – Вытри сопли и сядь за стол.
Мальчик шмыгнул носом, поднялся и на дрожащих ногах подошел к столу.
– Я в твои годы уже мог трех хулиганов раскидать. Собаку задушить, корове шею свернуть…А ты? Кожа да кости. Ешь давай.
Ребенок сел на стул. Ангела придвинула тарелку с пирожками ближе к нему и положила рядом вилку. Мальчик взял ее в руку, крепко сжал, а затем вновь расплакался. Руки его дрожали, зубы стучали, лицо покрылось пунцовыми пятнами от соли. Ангела изо всех сил старалась не смотреть на него, боясь тоже расплакаться. Его боль была так ей знакома, даже слишком знакома. От этой боли пропал аппетит. Она еще пару раз ковырнула тесто и отодвинула тарелку.
– Вот видишь, что ты наделал. К тебе гостья пришла, ее угощать надо. А ты своими слезами аппетит ей испортил. Как не стыдно, – старший осуждающе покачал головой и съел еще пару кусочков тыквы.
Ребенок набрал полную грудь воздуха и наконец выдавил из себя слова:
– Зачем вы пришли? Зачем вы всех убили! Что мы вам сделали! – ревел он, раздирая связки.
– А вы зачем?
Мальчик обомлел от этого вопроса. Слезы вмиг прекратились.
– Зачем вы на нас напали? – продолжил старший. – Зачем Юг напал на наш лагерь несколько месяцев назад. Зачем ваши солдаты убили мою семью?
– Но мои мама и папа. Они не нападали на твою семью.
– А моя семья не нападала на ваших солдат. Бог на нашей стороне. И он разрешил мстить.
Ребенок замолчал, уставившись в тарелку. Ангела поднялась и набрала в стакан воды. Подала его мальчику. Он сделал несколько больших глотков.
– Как тебя зовут? – спросила она тихо.
– Сонву…
– Я Ангела, а это Асмир.
Асмир шикнул на нее и взглядом указал на стул. Она села обратно, подчинившись.
– Я в состоянии представиться без помощи женщины, – он протянул руку Сонву, – Асмир Шан, – он крепко пожал маленькую ладошку и вновь вернулся к еде.
– Тебе нужно принять важное решение, паренек. Ты либо идешь с нами, следуя воле Бога. Либо же идешь против него, что означает – смерть.
– Он еще маленький!
Асмир стукнул кулаком по столу. От удара подпрыгнула посуда.
– Бог дал тебе зубы, чтобы ты держала за ними свой язык!
Девушка опустила голову и замолчала. От гнева начало сводить руки. Она была практически готова кинуться на Асмира с кулаками, только вот его кулаки были явно больше, в чем она уже не один раз убеждалась.
– Я пойду с вами, – Сонву выпрямился и взял в руки пирожок. – Чтобы вырасти, стать сильным. И тоже попросить у Бога разрешение на месть.
Асмир громко рассмеялся.
– Вот это уже разговор! Мужчина! Да будет так!
Ангела еле заметно улыбнулась. Ей было радостно от того, что не придется стрелять в ребенка. Асмир бы точно поручил это ей, если бы все же пришлось. Навыки стрельбы – единственное, из-за чего он согласился взять Ангелу к себе в отряд, сделав из нее что-то вроде палача-карателя.
Она подняла на него глаза: черная густая борода и брови, бритая голова, одно ухо сломано и распухло, на щеке несколько крупных шрамов. От его вида воротило во всех смыслах. Сквозь белые ткани одежд, на руках и груди, выглядывали волосы, темные и густые, как шерсть. Он был широкоплеч и слегка даже толст. Округлый живот дополнял его медвежий образ. Ангелу пугали такие мужчины. А особенно после жизни среди “идеальных” северян. Асмир громко чавкал когда ел, часто ругался, кричал, угрожал, оскорблял за любую мелочь. А женщин вовсе не считал за людей. Как и большая часть мужчин вокруг.
– Приберись тут, – Асмир кинул остатки еды на стол. – А мы спать.
Он ушел наверх вместе с Сонву. Ангела осталась одна за столом, смотря на раскиданные крошки.
Звон колокола разносился по всей округе. Стены храма дрожали от его ударов, старые колонны вибрировали, иконы покачивались. Звонарь прыгал так высоко, держась за верёвку колокола, что практически подлетал к потолку. Как безумный, он бегал из стороны в сторону, летая на канате над пропастью, выжимая из металла самый громкий звон.
Служба заканчивалась, люди внизу разбрелись по храму: кто-то в лавку, кто-то зажигать свечи, кто-то молиться о своих личных нуждах. Священник в белых рясах стоял на высоком постаменте в центре зала и вчитывался в строки Солнечных писаний. На голове его было сложное украшение из золотых прутьев в виде нимба. Он не отрывал взгляда от текста, не обращая внимания на прихожан.
Лисандр сидел в углу, в тени высокой колонны. Положив ногу на ногу и скрестив руки на груди. До самых глаз была натянута привычная чёрная маска, голова накрыта темно-синим плотным палантином, на руках перчатки. Рядом сидели двое мужчин: на голову выше его самого и почти в полтора раза шире. На военной форме блестели ордена. Они застыли словно статуи, лишь глаза их бегали по храму в поисках подозрительных личностей.
Последние прихожане разошлись. Колокол умолк. Священник продолжал стоять на своём постаменте, листая книгу. Старые страницы громко шуршали, оживляя тишину здания. Лис поднялся с лавки.
– Останьтесь тут, – сказал он охране, не оборачиваясь.
Один из солдат слегка привстал, чтобы пойти следом за королём, но его тут же остановил второй.
– Личное.
Он слегка приподнял бровь и кивнул. Первый солдат отвёл глаза, сев смирно.
Лисандр подошел к деревянному постаменту в центре храма и уставился на пожилого священника. Старик оторвался от книги, взглянув на него сверху вниз.
– Покаяться?
Лис не спеша помотал головой.
– Мессу по усопшиму?
Лисандр грустно улыбнулся и кивнул.
– Забавное название. Именно ее, да.
Старик закрыл книгу и спустился вниз. Кивком головы он пригласил пройти за собой, к дальней стене с каменным алтарем. На мраморной плите расположилось небольшое блюдечко с ароматным маслом, несколько свечей, лампады и бумажки с криво написанными именами. Священник обмакнул ладони в тарелку с маслом и растер его между ладонями.
– Пусть душа твоя облегчится, скорбь отпустит…
Лис спустил маску с лица и скинул палантин. Священник приложил масленные ладони к его щекам, провел по лбу, глазам, попутно шепча молитвы. Лис прикрыл веки, погрузившись в свои мысли. Бубнеж старика убаюкивал, погружал в транс, расслаблял разум.
Тягость в душе ослабла. Огонь вины и скорби уже давно начал гаснуть, а слова старика окончательно потушили остатки пламени. Последние искры потухли, освободив душу от горького жара. Холодный ветер ворвался в сердце и прогнал оттуда едкий дым.
Старик убрал руки от его лица и вытер их об длинные рукава. Приятный сладкий запах окружил Лисандра. Нежный, ласковый, тонкий и чистый. Если бы рай существовал, то там пахло бы именно этим маслом. Он открыл глаза и глубоко вдохнул. Священник взял одну из бумажек, карандаш, сделал несколько отметок в уголке.
– Давно умерла?
– Полтора месяца.
– Когда сожжение?
– Завтра.
Старик сделал еще пару отметок и кивнул.
– Утром месса будет. В 11. После неё пусть горит.
Он снова обмакнул пальцы в блюдце с маслом, повернулся к Лису и очертил круг на его груди. Кто-то снова ударил в колокол. Иконы вокруг задрожали. Старик поднял глаза к потолку – звонаря не было. Огромный канат свободно болтался у крыши, заставляя язык колокола бить по его стенкам. Священник нахмурился. Лис не обратил на это никакого внимания, вытащил из кармана несколько золотых монет и вложил в масляную ладонь старика.
– Спасибо, – сказал он еле слышно и двинулся к выходу.
Охрана встала со своих мест и пошла следом. Священник сжал ладонь с монетами, не сводя глаз с колокольни. Звон не останавливался, канат летал сам по себе, словно на его конце кто-то сидел и раскачивался. Мужчина вышел в центр зала. Звон становился все чаще и громче. Металл звенел, визжал, дрожал. Неожиданно сверху упала капля, прямо на лоб священнику. С крыши раздался крик: звонарь выбежал с лестницы и стал пытаться поймать верёвку. Наконец схватившись за неё, он крепко привязал ее к перилам. Священник коснулся капли на своём лбу. Красная и густая жидкость растеклась между кончиками пальцев.
На улице шел мокрый снег. Липкий, крупный и гадкий. Это было довольно редкое явление для столицы. Температура тут не часто опускалась ниже -10. Лис замотал голову тканью и натянул маску обратно. Холодный ветер кидался мокрым снегом прямо в глаза. Под ботинками противно хлюпало. Он отошел от храма на несколько метров и обернулся— колокола замолчали. В желтых радужках отражались высокие остроконечные башни, протыкающие тучи.
– Вот и все, – шепнул он еле слышно сам себе.
Так долго висевший на сердце груз, наконец, отпал. Его стальные цепи проржавели, рассыпались в прах. Сознание вытеснило все плохое, закрыло стальными воротами и запечатало навсегда. Жизнь продолжалась: в ней снова заиграли краски, появился вкус, смысл, цель. Лис улыбался, смотря на крышу храма. Почему-то ее вид грел ему душу. Золотая черепица ловила редкие лучи Солнца и троекратно их умножала, разбрасывая блики по окрестностям. Цветные витражи подсвечивались изнутри здания, добавляя им жизни. На фоне темного храма они были словно цветы на выгоревшем поле. Такие яркие. Живые.
– Приятно было познакомиться, Месса.
Ночью того же дня холодный неон снова загорелся над владением Гана. Светлые длинные волосы развивал ветер. Сердце билось в груди, готовое вот-вот вырваться. Но не от страха или тревоги, скорее, от переизбытка адреналина. Кровь закипала, мышцы сводило от подавленного гнева. Эш стоял один перед входом в злосчастный бордель, не торопясь заходить внутрь. В воздухе летал сладкий аромат. Приторно-сладкий, знакомый до боли, до крика, до истерики. Он был слишком удушлив, затягиваясь петлей на шее.
Дверь отворилась, и в проходе застыл сам хозяин заведения. Как всегда в плаще на голое тело. Он провел языком по золотым зубам, а затем широко улыбнулся, раскинув руки.
– Чего же ты стоишь в дверях, друг! Заходи- заходи! – закричал дилер.
Эш спрятал руки в карманы, через ткань нащупав пистолет на спине. Оружие под рукой всегда помогало ему успокоиться. Он молча поднялся по бетонным ступенькам. Ган кинулся на него с дружескими объятиями, сжал со всех сил и похлопал по спине. Эш замер неподвижной статуей.
– Давненько тебя не видать! Пропал! Я уж думал, весточку послать!
– Послал. И не одну, – шикнул генерал и прошел внутрь бара.
Ган зашел следом, закатив глаза.
– Как всегда серьезный. Хоть иногда, позволь себе расслабиться, друг. Это же жизнь! Сплошные шутки. Если таким серьезным всегда быть, то с ума сойти можно!
Эшлен обернулся, уставившись на Гана. В глазах его читалась невероятной силы ненависть. В белках лопнуло несколько сосудов, заполнив их местами кровью. Он одной рукой взял дилера за ворот плаща и чуть притянул к себе. Со всех сторон тут же сбежалась охрана. Послышались щелчки затворов. Ган поднял руки кверху и закричал:
– Тихо! Разошлись!
Эш отпустил его, охрана разбрелась обратно по своим местам. Мужчина поправил воротник, недовольно щелкнув языком.
– А я ведь тебя с юности помню. Как быстро растут чужие дети. Буквально вчера ты на меня смотрел снизу вверх, с открытым ртом, а теперь что. Кулаками махаешь?
– Будешь на мою совесть давить? Плохая тактика.
– А раньше работало, – рассмеялся дилер.
Он растянулся в улыбке, взял генерала под руку и провел в зал. Сегодня бар пустовал. Не играла музыка, не танцевали девушки. Половина помещения была погружена во тьму, а вторая половина подсвечивалась лишь маленькими лампами на стенах. Они присели на все то же излюбленное место недалеко от сцены. Пара щелчков пальцами и на столе появилась бутылка алкоголя и пара закусок.
– Воздержусь, – Эш покосился на бутылку.
– А я нет.
Ган налил себе полный стакан и в один глоток осушил его.
– Смотри, кстати, чего покажу, – дилер спустил плащ с одного плеча, повернулся вполоборота и указал пальцем на свою лопатку. Огромными черными буквами было написано имя генерала. – Пришлось другие закрасить! Чтобы ты влез!
Эш прикрыл веки, подняв брови.
– Ты правда думаешь, что это меня задобрит?
– Задобрит? Я это от чистого сердца! Мы же столько всего вместе пережили! Помнишь? Все эти разборки, перестрелки, подделывание документов, – Ган рассмеялся и хлопнул ладонью по столу. – Весело было.
– Ган, я не позволю тебе продавать эту дрянь в открытую. Еще и так нагло, —ответил Эш, выжигая взглядом на его лбу дырку.
– Не помнишь, значит… – грустно продолжил дилер. – А как Гарольда застрелил, тоже не помнишь? Такого честного, правильного генерала. Взяток не брал. Всегда горой стоял за закон, за честь! – Ган грустно вытянул губы и покачал головой.
Эшлен продолжал сидеть молча, плотно сжав губы. Сердце билось так громко, что отдавалось треском в ушах. Дыхание его стало прерывистым, тяжелым. Пальцы еле заметно задрожали. Зубы сжались до скрипа.
– Хороший был мужик! – Ган налил себе еще стакан виски. – А ты его как крыса. В затылок, со спины. Так даже я никогда не делал. Низко, – он выпил полный рокс и с грохотом поставил его на место.
– И что ты хочешь этим сказать?
– Ничего, мой друг, ничего. Просто хочу вспомнить молодость. Кстати, много кто помнит это. Очень много кто. А в суде так вообще, столько всего вспомнится!
Эш рассмеялся, прикрыв рот ладонью.
– В суде? Я и есть власть, Ган. Какой суд. Перед кем?
– Не знаю, – дилер пожал плечами, ехидно улыбнувшись. – Народного? Я бы на месте вояк был бы сильно недоволен, если бы узнал, что мой генерал – убийца, да еще и «с причудами». Такой статный мужчина, а женщин избегает. Странно, – Ган в очередной раз сверкнул золотыми зубами и потер руки.
– Зачем тебе это? Все денег мало?
– А их бывает много?
– Ты убиваешь людей! Детей! – взорвался генерал.
– А ты стреляешь хорошим людям в затылок.
Слова дилера, словно пулей, пронзили мужчину. Голова закружилась от нахлынувших мыслей и воспоминаний. Действительно, он всегда стрелял в затылок. Прячась за спиной. Боясь смотреть в глаза жертве. Боясь дать слабину и не найти в себе силы нажать на курок.
Он поставил локти на стол, закрыв лицо руками.
– Ган, грядет война. Гораздо более серьезная, чем все, что были за последние лет 200. Нам нужны люди. Здоровые. Иначе… Конец.
Лисандр бегло читал бланки, стоя в общем зале морга. Все работники разошлись. Осталась лишь одна юная стажерка, которая ждала, пока парень подпишет документы. Лис перелистнул несколько страниц и с недоверием посмотрел на девушку. Она переминалась с ноги на ногу и бегала глазами по залу, прятала руки в карманах, а затем доставала их обратно, чесала ладони.
– Спешишь?
– Простите… Не привыкла я еще к этому месту, ближе к ночи такая жуть берет. Особенно когда все расходятся.
– Тут ошибок куча. Даты и имена спутаны, – парень потыкал пальцем в документы и сунул обратно стажерке, – переделай, потом иди. Я такое не подпишу.
– Можно завтра? Пожалуйста. Я приду пораньше и все переделаю. Не хочу тут одна сидеть.
– Нет, завтра уже это должно быть все заполнено и лежать на столе у Мэй, иначе вся работа остановится. Потом придут родственники, начнут возмущаться и так далее…
Девушка поджала губы и покрутила головой. Пространство давило на нее, а тишина залов заставляла кожу покрыться мурашками. Лис недовольно закатил глаза, повернулся к столу у стены, отодвинул от него стул и указал девушке на него.
– Давай быстрее, я помогу.
Стажерка чуть ли не подпрыгнула от радости. Она села на стул, и Лис задвинул его обратно вместе с ней. Стал за ее спиной, наклонившись, и практически положил голову ей на плечо. Взял карандаш и принялся подчеркивать места, где есть ошибки. Девушка залилась краской и опустила руки под стол, сжав их коленями.
– Я тут недавно совсем… Не повезло с практикой.
– Я знаю. Рене, 4 курс. Отличница. Только вот по количеству ошибок в твоих бланках в это слабо верится. Группы крови не те, имена перепутаны… Ты же с бирок списывала, как можно ошибиться?
Рене неловко закусила губу и чуть обернулась на парня. Лис внимательно смотрел в документ и ставил на краях листа отметки, словно учитель, проверяющий тетради.
– Вы все это наизусть помните? А мне говорили, что у вас память как у рыбки, – посмеялась девушка.
Лис перевел на нее взгляд и повел бровью. Рене смотрела на него в упор, не моргая, с легкой улыбкой. Он задумчиво провел языком по зубам и снова уставился в документ.
– Сделаю вид, что я этого не слышал, – он сделал еще пару отметок на полях и положил карандаш на стол. Затем выпрямился и чуть отошел назад. – Чем тебя морг пугает? По-моему, самое безопасное место в мире. Тихо, спокойно. Никаких тебе душераздирающих стонов больных, криков, плачей. Идеально. Лежат себе, молчат.
– Не знаю, – девушка принялась переписывать бланки заново, – начиталась ужастиков про воскресших мертвецов, наверное. Такая жуть берет от этой атмосферы. Мне кажется, что они все могут ожить или еще чего.
– У-у-у, ночь живых мертвецов, да? – он положил руки на плечи, крепко сжав их. – И мы тут с тобой. Одни.
Лисандр наклонился к её уху и язвительно улыбнулся. Рене слегка повернула голову и снова уставилась в янтарные глаза.
– И выхода нет! А мертвецы продолжают оживать! Один за одним! Они уже совсем близко, от них нет спасения! И как вдруг…!
Лис затаил дыхание, выжидая интригу. Рене распахнула веки максимально широко, по её телу прошлась волна легкого страха. Она крепко сжала колени и замерла, выронив ручку.
– Как вдруг… – повторился Лисандр и сильно ущипнул девушку за бок.
Рене взвизгнула от неожиданности и подскочила на месте. Парень залился смехом.
– Вы совсем! Не смешно! – недовольно завопила Рене.
Лис только открыл рот, чтобы ответить, как вдруг раздался грохот из хранилища. Пара замерла, уставившись в сторону шума. В маленьком окошке на двери холодильной виднелась тьма. Шум повторился: что-то упало на пол с глухим звуком.
– Что это? – Рене вжалась в стул.
– Не знаю, – Лисандр не спеша выпрямился и напряженно посмотрел на дверь с темным окошком. – Надо посмотреть.
Рене вцепилась в рукав его халата обеими руками и задрожала.
– Может не стоит?
Парень вырвал свою руку из её хватки и уверенно пошел к двери. Сердце в груди бешено колотилось, к горлу подкатывал ком, но не от страха. Он медленно опустил стальную ручку и приоткрыл хранилище. Из темноты послышался тихий стон и скрежет. Лис сделал шаг внутрь, щелкнул выключателем на стене и замер.
Сзади к нему подбежала Рене, став за спиной. Она приподнялась на носки и выглянула из-за мужского плеча, рассматривая происходящее: один из холодильных ящиков открыт больше, чем на половину, небольшой столик с инструментами рядом – перевернут. А недалеко от этого всего, на четвереньках, стоит Мессалин, опустив голову. Темные волосы стелились по полу. Она уперлась дрожащими руками в кафель и дергалась, будто кошка, которую вот-вот стошнит.
– Это кто? – пропищала Рене.
Голос стажерки будто вывел Лиса из транса. Он сорвался с места и побежал вперед. Сев рядом, он аккуратно взял её за голову, откинув одной рукой тяжелые кудри, и заглянул в глаза. В до ужаса знакомые глаза, в которых снова зажегся свет.
Мессалин оттолкнула его. А затем согнулась пополам, стошнив на кафель.
– Воду тащи и тряпки! – крикнул Лис Рене.
Стажерка встала у входа, хлопая глазами.
– Быстро!
Рене скрылась в коридоре.
Мессалин тяжело и жадно дышала. Дрожащие руки с трудом держали тело. Из груди, с каждым входом, вырывался свист. Она испуганно смотрела на жидкость на полу, которая странно бликовала на свету.
– Что… Что за…? – с трудом спросила она.
Лис крепко сжал зубы, прикрыв веки. В луже на полу копошились личинки. В этот миг вернулась Рене с ведром и тряпкой. Увидев на полу живность, девушка выронила все из рук, а затем и сама свалилась в обморок.
Лис перевел дыхание и подхватил Мессу под руки, немного оттащив в сторону. Она впилась ногтями ему в запястья. Черные пальцы с длинными когтями с легкостью проткнули кожу. Он испуганно одернул руку. Густая кровь потекла из ран. Месса перекатилась на бок и легла на холодный пол, прислонившись к нему щекой. Дыхание становилось все менее активным. В глазах начало снова темнеть. Лис в спешке вытер руку об халат. Перевернул Мессу лицом вверх, она медленно прикрыла веки.
– Нет-нет! Не спи! Не спи!
Он слегка похлопал её по щекам, приводя в чувства. Кожа снова начала бледнеть, а дыхание полностью остановилось. Лис прильнул ухом к её груди— сердце издало еще пару глухих стуков, а затем замерло. Лисандр схватился дрожащими ладонями за свою голову. По одной руке безостановочно лилась кровь. Начала накатывать паника: все мысли разбежались по углам.
– Сердце. Точно, сердце, – шепнул он сам себе, усмирив истерику.
А затем уперся руками в грудь Мессалин и несколько раз ритмично надавил.
В этот миг очнулась Рене. Девушка привстала, потирая затылок в месте удара.
– Что случилось?– спросила она тихо и осмотрелась. – Откуда столько крови?
Она была везде: на его одежде, на полу, на лице Мессалин. Лис не обратил на стажерку никакого внимания и прильнул к губам Мессы, не теряя надежд вернуть ей жизнь. Увидев это, Рене посмотрела на лужу с личинками рядом, а затем резко отвернулась, зажав себе рот.
Лис странно рассмеялся, слегка безумно, и выдохнул. Приложил пальцы к тонкой шее Мессы, прощупав пульс. Он встал, подхватил ее на руки.
– Приберись тут и можешь быть свободна,– парень выбежал из хранилища.
Рене осталась сидеть на полу в луже ледяной воды. И испуганно посмотрела ему вслед.
Лис положил девушку на диван в кабинете. Снова прощупал пульс на шее, оставив на ней несколько еще кровавых пятен. Еле заметное сердцебиение чувствовалось кончиками пальцев. Парень тихо выругался и пережал вены на запястье, немного остановив поток крови. Оглянулся на дверь, а затем снова на Мессалин. Рану нужно было как минимум промыть водой, но отходить от девушки он не хотел даже на полшага. Лис снял с себя халат, резким рывком оторвал рукав и перемотал им кисть. Опустившись на колени рядом с диваном, он крепко сжал ее руку: теплую, мягкую, податливую. Такую, как и раньше, до её смерти, но только с почерневшими пальцами и сильно отросшими ногтями. Не придав этому значения, он накрыл её кисть второй рукой.
В коридоре хлопнула дверь – Рене ушла. Настала по-настоящему мертвая тишина. Лисандр затаил дыхание и вслушался в молчание вокруг: печи не трещали, проводка не стрекотала, даже гул в вентиляции затих. Только еле слышные вдохи Мессы и еще более тихий стук сердца нарушали этот покой.
Он просидел так несколько часов, почти без движения, боясь шелохнуться. До тех пор, пока усталость не склеила веки и не утянула в сон.
Мессалин открыла глаза. Она медленно приподнялась. В горле горел огонь, во рту стоял привкус гнили, безумно хотелось пить. Она с трудом покрутила головой, чтобы осмотреться. Зрение не фокусировалось, предметы расплывались. Она посмотрела на спящего Лиса рядом. Непонятная паника и страх пробежались по всему телу. Мессалин крепко сжала зубы и, покачиваясь, слезла с дивана, встав на ноги. Голова стала кружиться еще сильнее. Стены впереди уже не просто размывались— они плыли волнами. Найдя равновесие, она пошла к двери, громко шлепая голыми ногами по полу.
В общем зале её окружили жестяные столы. Снова подкатила тошнота. Месса согнулась пополам и зажала рот руками, сдержав позыв. Заметив на своей ноге небольшую бирку с цифрами, она снова испуганно осмотрелась.
– Не-е-т… Нет-нет…– прошептала она.
Мир вокруг казался слишком нереальным. Она прошла дальше, с трудом удерживая себя на ногах, и хваталась за столы и тумбы по пути, чтобы не упасть. Наконец, добравшись до выхода, она открыла тяжелую дверь и практически на четвереньках побежала по лестнице вверх.
