АВ Романов
Стихи и рассказы
© АВ Романов, текст, 2024
© Дьяченко А. А., иллюстрации, 2024
© Издательство «Союз писателей», оформление, 2024
© ИП Соседко М. В., издание, 2024
Предисловие
Художественный мир Андрея Романова пронзителен и чуток, неповторим и узнаваем одновременно. Писатель поднимает нравственные, философские проблемы, пытаясь познать суть человеческой природы и определить истоки движений души. Неслучайно героями рассказов становятся дети, подростки, молодые люди – с искренними чувствами, чистым, незамутнённым взглядом на мир. Они не всегда понимают себя, мотивы своих поступков, но последовательны в отношении к людям, окружающему. Вот трогательный Гвинпин вручает подарки «Прекраснейшей и Дивнопахнущей Принцессе» Оливке, отвергнувшей его ухаживания из-за неопределённого совместного будущего… Вот непоседа Эвелина решительно ведёт отца на пляж договариваться с пойманной золотой рыбкой об исполнении желаний… А вот лесная принцесса Ир-рина протягивает руку для поцелуя мальчику Дрюше, демонстрируя ему своё доверие. Чуткость, неподдельный интерес к жизни, полнота чувств позволяет героям рассказов обретать новых друзей.
Стиль поэтических произведений Андрея Романова отличается эклектичностью, позволяющей выразить творческую индивидуальность автора. Стихи полны звуков, зрительных образов и чувств:
Уходит день. В большом цветке
Гудит последняя пчела.
Краснеет солнце. Спать пора!
Миг тишины… Вдруг – нереально
Трещат кузнечики, сверчки.
Взгляд, как сквозь тёмные очки,
Теряет мир.
Воображение читателя легко рисует чарующую картину вечера, полного гармонии и покоя. Это впечатление передаётся классической строгостью стиля, точностью деталей.
Импрессионистское начало ярко проявляется в стихотворении «Любой Любопытной», вызывающем в памяти строки К. Бальмонта:
Лесными Лабиринтами Лета́льно и Лета́емо,
как Лысый Лих от Ладана и Лох от Лабуды,
Летит Любая – в Летнее и Лучшее! Лягается
Лошадка Люциферова, и Лыбится Луна…
Музыка этих строк завораживает: звуковые повторы (ле-ла-ле-ле; лы-ли-ла-ло-ла; ле-лю-ле-лу-ля; ло-лю-лы-ли) подчёркивают эмоциональность речи и усиливают её фонетическую выразительность.
Поэт изображает внешний мир в том виде, который соответствует его сиюминутному настроению. Описания предметов при всей их правдивости и конкретности прежде всего служат средством выражения лирического чувства:
А в вазочке – поникшие цветки.
Ещё вчера пылали созиданьем!
Уж тронуло уныньем, увяданьем
Безжалостное время лепестки.
Не чужды поэту лингвистические эксперименты. При этом автор может менять форму, как в примере Не́кта шла к воде напиться… Узуальное неопределённое местоимение «некто» трансформируется в «некта», чтобы подчеркнуть принадлежность к женскому полу, и поддерживается формой сказуемого «шла». В некоторых случаях Андрей Романов экспериментирует со структурой слова, создавая окказиональные лексемы в духе традиций футуризма:
А Минздрав-пэр-Педротро́лья,
мавомо́нчика лелея,
обещал всем по контролю
увенклю́я-челове́я,
проявляющего сычь.
Интересны также шутливые опыты поэта в стиле Григория Остера:
На обиженных, возможно,
Возят воду для полива,
И сажается капуста,
Вновь обиженных тираня,
Только если увлекаться
Угнетеньем угнетённых,
Уличённые в обиде
Свергнут ваш матриархат.
В основе стихотворения лежит фразеологизм «на обиженных воду возят», но автор трансформировал его, расширив границы и введя слово «для полива», этим он перевёл выражение из устойчивых в свободное. Семантика слова «обиженные» в стихотворении раскрывается по-новому: это те «угнетеньем угнетённые», которые не относятся к «матриархату», то есть мужчины.
Детские стихи поэта также многообразны. Некоторые из них обращены в большей степени к взрослым, поскольку вызывают узнаваемые образы и идеалы советских времён:
Дед сказал, что было время,
Где не Дед Мороз, а был
Наш! Весенний! Деда Ленин!
Людям праздник приносил!
…И на нас взирали лично
Лики Города Отцов.
– Ты послушный?
– Ты отличник?
– Родине служить готов?
Интересно семантическое сближение образов, приносящих праздники, – Деда Мороза и Деды Ленина, а также использование ключевых слов (идеологем) советской эпохи: послушный, отличник, служение Родине.
Читая стихотворение «Песенка про карманы», каждый невольно вспомнит строки популярной ранее песни на стихи Якова Халецкого «Из чего же, из чего же сделаны наши мальчишки?»:
Что в карманах у мальчишки?
Ластик, спички, винт, отвёртка…
Что в карманах у девчонки?
Бантик, фантик, брошь, иголка…
Вопросно-ответная форма удачно вовлекает читателя в живое общение с автором: намного интереснее принимать непосредственное участие в беседе, чем просто наблюдать со стороны.
Важной стилистической особенностью стихов Андрея Романова является использование антитезы и оксюморона, создающих контраст между описываемыми явлениями:
Как бесконечно горяч зимний холод,
вечный бардак и
святые слова!
Что это – сон или бред? —
Нет…
Что это – мрак или свет? —
Нет…
Что это – ночь или день?
Эти приёмы позволяют показать, что сутью явлений является их дихотомия: холод горяч, бардак соседствует со святостью слов, мрак – со светом, ночь – с днём. И человек тоже противоречив, потому что мало знает о своей природе:
Кто есть мы в этом мире, милый друг?
Венец творенья? Вихри сновидений?
Случайность странная? Дурных богов досуг?
Иль матрицы из битовых скоплений?
Сборник стихов и рассказов Андрея Романова наполнен литературными, фольклорными, историческими аллюзиями и дарит читателю радость узнавания образов и картин, воспоминаний детства и юности. Читая произведения, погружаешься в удивительный мир, который соткан из наблюдений над жизнью, из фантазий, из снов и базируется на трёх китах: прошлом, настоящем и будущем.
Л. А. Калинина, канд. филол. наук,
доцент ФГБОУ ВО «Глазовский государственный инженерно-педагогический университет имени В. Г. Короленко»
Стихи
«Луч солнца – золотое остриё……»
Луч солнца – золотое остриё…
Седые скалы, а меж них – долина.
Там пламенеет веточка жасмина,
И ветер веет волосы её.
На скалах лес – колючий и небрежный.
Рассветом каждым медвежонок нежный
Теряет взгляд свой карий меж ветвей,
Стремясь её увидеть безнадежно.
Но не найти ключа к замку оков,
И чаща леса – непреодолима.
И ткёт узоры веточка жасмина
Под ранний бриз на фоне облаков…
Она – цветёт! Прекрасна и горда!
А медвежонок каждым алым утром
Любуется принцессой недоступной
И грустно так вздыхает иногда…
«Ещё не в силах юная весна…»
Ещё не в силах юная весна
Сломить коварство лунного гранита,
Ещё в темнице вьюги солнце скрыто,
И дремлет лес в оковах серебра.
Метель – перед капелью. Все права
Весна предъявит завтрашним рассветом.
Она такая юная – весна.
Всё рвётся всем светить,
Как будто в этом —
Основа жизни! Лицемерить ей —
Немыслимо! И мудрость, как дрова,
Она сожжёт в случайности страстей,
В костре неимоверном… Что слова
О неизбежности природной суеты?
Бог с ней, с зимою… У меня есть ты!
Аурика
Ты упала ко мне с водопада,
Как в несчастье – добрая весть,
Не оправдывайся, не надо,
Я приму тебя тою, что есть.
Ты слетела лёгкой походкой,
Оставляя след голубой,
И была ты счастливой и мокрой —
Потому что была ты собой.
Потому что ты не страдала,
И жила ты с добром и без зла;
Потому что жила – как летала,
Потому что куском водопада,
Потому что ты каплей была.
Я смотрел на тебя. Ты пропала…
«Чёрное море…»
Чёрное море.
Волны.
Каменный берег.
Удар.
Брызги во все стороны.
Закат
Обрызганный
Ал.
Чёрное море.
Звёзды.
Душно и пусто вновь.
Девушка.
Чёрные волосы.
Губы.
Опять любовь.
Чёрное море.
Милая!
Ты меня извини.
Бродит тоска
По миру:
Все близко, а ты —
Вдали.
Чёрное море,
Бьётся
О берег
Гладь волны.
Любимая!
Я извёлся.
Обратно меня
Зови.
Мы встретимся!
Мы встретимся!
…А! черт всех побери!..
…Прости? – Прощай? —
Шаги вдали?..
Мы встретимся!
…Закрыта дверь?..
…Пусть даже десять тысяч «но»
тогда, потом или теперь…
Мы встретимся!
…Сгорит свеча
и пыль покроет лик мадонны…
Мы встретимся!
…Любовь бездонна!..
…Я знаю, знаю —
сотни раз ты это слышала…
Поверь мне!..
Мы встретимся!
…В тот час, когда
в укромном уголке Вселенной
родится новая звезда…
Мы встретимся!
…Не может быть,
чтоб не было чудес на свете…
…Удел других – не верить —
мы ж…
Мы встретимся!
Даме в зелёном
Воспоминания. Они
Подобны гофмановской сказке.
И линии моей руки
Пересекают их с опаской.
Забыть? Иль броситься вперёд?
В свой сон, в безумные объятья
И – в изумрудный нежный лёд
Её сверкающего платья.
Всё, что не сбудется – потом.
Сейчас – иного – не желаю.
И сердце вздрогнет! За углом —
Она. Идёт. Ко мне! Я знаю.
«Теперь я всю вас выпью! До конца…»
Теперь я всю вас выпью! До конца!
По капельке! До полного забвенья.
Ах, маленькая фея вдохновенья,
Снежинка вы! И вы – кусочек льда
В моём хмельном бокале всесомненья.
А за столом – вы самый терпкий тост!
Преступно всё, что сбудется меж нами.
Губами нежными – как лепестками роз —
Перебираю пряди ваших кос
И рву их с корнем, упиваясь вами.
Смеркается… Последняя луна
Так кстати в тьму укутает планету…
Коварная!.. Я выпью вас до дна!
Вы самый сладкий яд на свете этом.
«Достойна будь и мщенья, и прощенья…»
Достойна будь и мщенья, и прощенья.
Достойна будь и смерти, и любви.
В конце концов, уйти, не хлопнув дверью,
Не так уж глупо, что ни говори.
Но если ты, припомнив бред свой тайный,
Уйдёшь совсем и не поверишь мне…
Пойми, она достойна состраданья
И недостойна места на земле.
О чём бишь я? О жизни?.. Да, наверно.
И тянутся невидимые дни
С каким-то горестным оттенком сожаленья,
Который вроде радости сродни.
Не сказаны слова, не спеты песни,
Не выпит чай, и в пьесе нет реприз.
Мы вроде бы и посидели вместе,
И вроде бы – не видя – разошлись.
А за окном, взгляни, взмахнёт крылами
Навечно бледноокая весна.
И вспыхнет вновь серебряное пламя
Давным-давно потухшего костра,
Давным-давно потухших отношений,
Измятых слов и неуместных фраз…
Давным-давно не сбывшихся решений,
которые сбываются лишь раз…
Достойна будь и мщенья, и прощенья.
Достойна будь и смерти, и любви.
В конце концов, уйти, не хлопнув дверью,
Не так уж глупо, что ни говори.
«И тьма разливается морем безбрежным…»
И тьма разливается морем безбрежным,
укутав луну – в пелену облаков.
О Ночь! Став безлунной, не будь – безнадежной,
мой слушатель нежный фантазий и снов.
Об этом слагали и оды, и саги.
Мечтаний – безумных?! – безудержный вспых:
вдруг листик исчёрканной вами бумаги
однажды проснётся в объятьях моих.
Вы ныне опять колесите по свету… Где письма?!..
Ни строчки, ни весточки – нет!
…Лишь тонкой полоской песочного цвета
свой будничный миг начинает рассвет.
«К лицу ль сердитости жестокой арабески…»
К лицу ль сердитости жестокой арабески —
Колдунье-Тьме – Затмительнице дня?!
Светильника хрустальные подвески
Есть маленькие огоньки тебя.
Они о чём-то шепчут мне, мерцая,
Их голос – тих и нежен, замирая,
Хранит мой сон в полночной тишине.
И это – ты! И это – только мне.
Пусть сны кончаются, но каждую зарю
Я веткой вербною стучу в твоё окошко
И – утреннюю, юную немножко,
Лохматую – люблю, люблю, люблю!
Ты – только ночь, я – только день, вдвоём —
Бывает ведь – мы целый мир найдём.
«Я вас увидел. Что же я…»
Я вас увидел. Что же я?
Мы так внезапно повстречались!
Мы так внезапно распрощались,
Взгляд друг от друга отводя…
Я не успел вам подарить… когда…
Вы помните, наверно,
Когда линолеум неверный
Вам выдал шум шагов моих.
Вы спали трогательно-нежно.
На кресло падал свет луны.
Я нёс в руках… – осколок мглы? —
Звезды осколок неизбежный!
Лишь вам! – и лунный свет – для вас,
И – тайну всех необещаний,
Внезапность встреч, разлук, прощаний
И в первый, и в последний раз.
Я вас увидел… Что же я?..
Вы нравитесь мне очень-очень…
Но в вечной мгле звезда моя,
Смеясь, сияет среди ночи.
«Когда я обниму тебя за плечи…»
Когда я обниму тебя за плечи
И задохнусь в огне твоих волос,
Мы удивимся прозе этой встречи,
Мы удивимся, что не всё сбылось…
Верней, сбылось всё так, не как мечталось,
Что равносильно, в общем, – НЕ – сбылось,
И глаз твоих стремительных усталость
Мне удержать в ладошках не пришлось.
Но как-нибудь пройдёт и это лето:
Тетрадка, ручка, кофе, я и стол,
И – пустоте, как пепел с сигареты,
Листы бумаги упадут на пол.
И сотни «не» – ко дню и не ко дню.
Всё!
Написал – и спать!
Но в этот вечер
С безумной пустотой осознаю,
Что высшей драгоценностью храню
Лишь наши бесконечные невстречи.
Все оправданья – бред!.. Одни
Воспоминанья скрашивают дни…
Легенда об обручальных кольцах
Когда-то ведьму я любил.
Она смеялась мило.
Однажды я её спросил:
– А ты меня любила?
Обрушив на меня ведро
воды холодной, звонкой,
сказала:
– Если любят, то
вот как кувшин – в осколки!
И – хрясть об пол кувшин питья!
Хмельная длань беспечна.
– Вот как любила я тебя!
Безумно! Бесконечно!
А ты? Куда? Зачем ушёл,
когда Луна уснула?
– Цветок я для тебя нашёл!
Хотел одеть тебя, как в шёлк,
в последний день июля…
– Ну да… Красиво, – замерла. —
Согласна, что красиво
цветёт трава разрыва…
Опомнилась. Опять кричит,
разбрызгивая слёзы:
– Не верю! Врёшь! Не может быть!
Ты в целый стог разрыв-травы…
Обман по всем приметам!
…Укутал с ног до головы
меня. Ты помнишь это?
– Я помню, как прекрасна ты!..
Взгляд яростный, последний:
– Не лютики, а кандалы
разрыв-трава для ведьмы!
– Хотел как лучше для тебя. —
И, продолжая грустно:
– Я помню: ты была черна,
и слово ты произнесла,
а после стало пусто…
– А после мир накрыла тьма!
Природа разъярилась!
Ведь я подумала тогда,
что ты уходишь навсегда…
Прости! Я разозлилась…
– Я так и понял. И лицо
твоё в слезах всё было,
когда в обычное кольцо
меня ты превратила.
– Да. Превратила. Навсегда.
Моим ты стал отныне.
Тебе я не хотела зла…
Я молода была! Глупа!
Прости меня, мой милый.
Тяжёлое наследье
всегда любовь —
для ведьмы.
…Давно нас нет. Мы пыль и прах.
И я, и моя ведьма.
Но носят кольца на руках
все в память о легенде.
Клеопатра
С итогом битвы – не смириться!
И рвутся, задыхаясь, кони.
Скрипучим шагом колесницы
Уйдёт божественный Антоний.
Единожды неповторимо,
Под рёв и крик амфитеатра
Он бросил всё величье Рима
К твоим сандалиям, Клеопатра.
Теперь – стареющей луною —
Ночь равнодушна. Пред тобою
Корзинка, фрукты и скамейка,
А на запястье тонком, юном
Блестит серебряная змейка
Прощальным ядом изумрудным.
Чеди Даан
Утром, поправив пирату косынку,
Вверх убегает ступеньками скал
Юная леди с лукавой улыбкой,
Юная леди – Чеди Даа́н.
Грустно вздыхает, устало, привычно,
И наблюдает, как в серый туман —
В синь! – за едва ли законной добычей
Правит корабль её капитан.
Леди разбойников! Вашей печали —
Ве́рите?! – длиться годами, увы.
Шторм и ненастье уже разметали
Странный союз волн, безумства и стали,
Паруса, дерева, горя и гари,
Крови и скучной луны.
Только… ОН жив ещё. Хлипкие доски
Длят его – крайний пред Вечностью – час.
Рыбы, блистая акульей причёской,
Ждут. – И крадут его память о вас.
Впрочем, всё это – неправда! Ошибка!
Солнечный ветер лазурный – сердит.
Юная леди с лукавой улыбкой
Скоро увидит в серебряной дымке
Столь долгожданный бушприт.
Джонатан
(коррекция перевода 15-го музыкального номера из мюзикла «Дракула: между любовью и смертью»)
Когда сквозь пустоту – беда!
Блеск молний ослепляет нас!
И не укрыться никуда!
И близок наш последний час!
Гремя расколотой луной,
кровавый смерч вершит наш день!
Тянусь к тебе своей рукой.
Держись её! Надежда – в ней!
Хочу оковы разорвать!
Клянусь! Не дам тебя отнять!
Рука к руке с тобой вдвоём
мы ад пылающий пройдём!
Как боль забытых странных снов,
он бред миров совсем иных.
Но я сразиться с ним готов
за пламя нежных губ твоих!
Я так хочу тебя обнять,
укутать в тень своей любви!
И – увезти. И – разорвать
оковы тяжкие твои.
Мы будем счастливы опять,
клянусь! Тебя не дам отнять!
Рука к руке мы ад пройдём,
мы – даже Смерть переживём!
Вдвоём. С тобой. Навечно.
«Любит ли Солнце моё абрикосы…»
Любит ли Солнце моё абрикосы?
Право, не знаю. Сжимаю виски,
Мучая голову этим вопросом:
Любит ли Солнце моё абрикосы
Или цветов луговых колоски?
Вот так сравнил! Ведь цветы – несъедобны!
Чахлые – в поле унылом растут.
А абрикосы на рынке огромны
И – в ценовом выражении скромном —
Величиною с румяный грейпфрут!
Любит ли Солнце моё абрикосы?
Вот уж задачка: купить или как?
Солнце же прячет тяжёлые косы
В сумрак косынки, и только над носом
Чёлочка вьётся, как праздничный флаг!
«Ты солнышко упрятала – в себя…»
Ты солнышко упрятала – в себя!
Вот потому и хмурится природа,
и дождь идёт в любое время года,
и будет снег в начале сентября…
Ты – солнечна без всякой мишуры!
Верни же лучезарность небосклону,
блеск глаз – воде, изящество – фасону,
и жар души своей – огню верни!
И бархатность своих прикосновений
верни цветам. И так я утону
в восторженной блаженности мгновений!
…Гипюра шёпот с плеч – и до коленей…
Нет! – ты – неисправима! Я уверен:
для наших снов ты украдёшь Луну.
Ночь Книжных Грёз
У окоёма книжной полки
живут беспечные глаза,
курносый нос и вздох негромкий,
смех и блестючая слеза,
причёска-штиль и чувств пучина…
От сердца – к сердцу! Как маяк
блеск лампы или свет лучины
несётся огоньком сквозь мрак.
Вокруг – фантазии, химеры,
фантомы, призраки… Скелет
давно в шкафу живёт примером
любви, длиной в безумство лет.
Людей толпа… Убийца в нише…
За занавеской – дикий тролль
окаменел. За троном скрывшись,
кота баюкает король.
С коварным «Э-ге-гей!» малышка
несётся на метле к мечте!
Сестрёнка прячет в печь братишку,
вдруг не заметят в суете.
Из букв – абзац, глава, страничка,
рассказ, поэзия, роман.
Мечта и сон! Принцесса-книжка!
Вдруг – появляется она!
От восхищенья ты не дышишь!
От красоты её – умрёшь!
Прошепчет что-то… Но услышишь,
когда придёт Ночь Книжных Грёз.
«Вы когда-нибудь зажигали спичку…»
Вы когда-нибудь зажигали спичку?
Чтобы сжечь – выдуманное!
Чтобы бессонницы птичка
Никуда не выпорхнула!
Чтобы видеть, как тлеет любовь
Сине-красными язычками…
Вы хотели родиться вновь?
Не словами, нет, не делами!
Не песнями и не опиумом,
А так… просто —
Абстрактной категорией
Весёлой и светловолосой!
И не грустите, друзья старинные,
Что не знаете, как плачет
Ветка ивы…
Что не видели, как время падает,
Выпущенное голубем в вечность;
Что не думали, сколь реальна
Млечного Пути – млечность…
Просто, приняв, поймите
Бездомность своей весомости.
А в зажигании спичек
Нет ничего особенного…
Вероника
Вероника! Вероника!
Это – чайка с громким криком
В море прыгает за рыбой!
Это – тёплый летний ливень
Бесконечный – беспокойно,
Томно в лужах пузырится!
Это – солнце надо мною!
Это – крылья мудрой птицы!
Это – архаичный ветер —
Вечный спутник всех влюблённых!
Это – добрый лес зелёный!
Светлячок в полночной мгле!
И сквозь сон шепчу сердито:
– Вероника! Вероника!
Вероника-Звёздный-Вечер!
Вероника! Эй! Ты где?!
Волшебная Маринка
Маринка – тростинка! Маринка – осока!
Зелёная тина у кромки пруда!
Марина-картина! И в небе высоком —
Как снежная лилия – тает луна.
На листьях кувшинок рыдают лягушки,
Но рыбка-Маринка не слушает их:
В сём мире подлунном Маринка-ракушка
Приемлет Андрюшки сияющий стих!
Веди меня к солнцу, Маринка-тропинка!
К рассвету! К забвенью изящества звёзд!
Мой солнечный зайчик, Маринка-пушинка,
Не «пена морская» – живая! – Маринка,
Маринка-корзинка! Маринка-дождинка!
Маринка-в-серебряной-дымке-утёс!
Маринка-лисичка! Маринка-полянка,
Где птичка вьёт гнёздышко в листьях берёз!
«Слова, сплетясь слогами, вдруг чуть-чуть…»
Слова, сплетясь слогами, вдруг чуть-чуть
Иное обретают назначенье.
Зовётся это – рифмой. (Выраженье
Довольно точно отражает суть
Подобного сплетения созвучий.)
Фонетика, иль гений, или случай —
Слова умеют связывать. Перу
Удобно отразить всё это всуе.
Да только ведь не думают, рифмуя,
Об этой ерунде. И потому
Стихи – не в жизнь. А жаль!..
Но иногда
Чуть-чуть и мы рифмуемся с тобой.
Давай сплетёмся судьбами! Тогда
Не только рифмой будем мы – семьёй.
«Девчонка-время…»
(свободный перевод сонета № 126 Шекспира)
Девчонка-время!
Беспутнейшая из всех девчонок!
Тоненькими косичками въевшаяся в мои глаза,
Солнечная льдинка ветров,
истерзанных и краплёных,
Кто пойдёт с тобой туда, где
Падают секундами ресниц твои взгляды,
Где позабытая вечность сползает на пол
цепочкою от часов,
Где веками возведены и —
Мгновеньем – смяты
Бессмысленные частоколы слов.
Где тает иней твоего жемчужного ожерелья,
Где предпоследний вздох
Неожиданно становится полной луной…
Ответь мне, Беспутнейшая Девчонка-Время!
Ответь! Я прошу тебя!
Кто пойдёт с тобой туда, где —
Кажется, есть – и я?